Текст книги "Держись подальше"

Глава 11. Руслан

Может, и зря. Спорить не буду. И, наверное, хорошо, что в тот раз она сюда так и не доехала.

Я тяжело поднимаюсь на ноги и вновь смотрю на фото её сестры. Похожи, да, и в тоже время, ощущение, что они абсолютно разные. Возможно, раньше, до произошедшего, Елизавета смотрела так же смело и улыбалась так же открыто и широко, но, сдаётся мне, она никогда не была дерзкой.

Я отверчиваюсь от памятника и неспеша иду на выход с кладбища.

Я не хотел идти на поводу у Вики, но, вспомнив, как губастый жался к шее блондиночки и как она сама смущённо отвела от меня взгляд, мне захотелось проверить силу её чувств к нему.

Не ошибся – она его не любит. Предпочла уехать со мной вместо того, чтобы вернуться обратно. Да и он её не любит, от слова совсем. Что заставляет их быть вместе – неизвестно.

Впрочем, мне на это должно быть плевать.

Должно быть.

Но меня злит глупость девчонки. Злит, что она его так легко простила за спор на себя. Злит, что продолжает быть с ним. Прибрежных – ничтожество. А Сорокина… Дура, если не понимает этого.

Я выхожу к стоянке и вижу, как девчонка стоит недалеко от моей тачки, обнимая себя за плечи. Голова опущена, и в целом вид у неё потерянный. Наверное, стыдится того, что недавно произошло. Вряд ли она горела желанием, чтобы я стал свидетелем миновавшего приступа паники.

И, проклятье, то, как она тянулась ко мне…

Я встряхиваю головой, изгоняя из неё видение, и прохожу мимо блондиночки к машине:

– Едем?

Не жду от неё ответа, просто сажусь в тачку.

Она забирается следом через пару минут. Сразу пристёгивается, затем обхватывает пальцами коленки и смотрит прямо перед собой. Весь её вид говорит о том, что она не собирается обсуждать случившееся. Я и сам не хочу повторения. Не хочу снова брать её за руку и просить о том, чтобы она дышала. Не хочу слышать, как она послушно делает глубокий вдох, а затем чувствовать, как она утыкается лбом в моё плечо. Я не хочу видеть тот синий океан невинности в её глазах…

Проклятье!

– Не вздумай когда-нибудь прийти сюда в одиночестве, – резко говорю я и завожу мотор.

Разворачиваю машину и выезжаю на дорогу. Девчонка молчит. А у меня внутри продолжает звенеть непонятное чувство. То ли раздражение, то ли беспокойство. С какой стати я должен переживать за неё? По какой причине я хочу снова окунуться в синеву её глаз?

И почему меня так злит её молчание?!

– Ты меня услышала?

– Услышала, – тихо, как шелест ветерочка, откликается она.

Я бросаю на неё внимательный взгляд – выражение лица отстранённое, взгляд отрешённый, красивые губы почти бескровные.

Нет, так дело не пойдёт.

Резко сворачиваю на обочину и останавливаю машину. Тру пальцами подбородок и, не глядя на девчонку, спрашиваю:

– Хочешь домой?

– Не знаю, – выдыхает она. – Я… Нет.

– Садись за руль.

– Что? – слышу её удивление в спину.

Болезненно морщусь – рана на ноге неприятно пульсирует, когда я выбираюсь из машины. Видимо, переборщил уже сегодня с движениями. Ладно, переживём. Иду к пассажирской стороне – блондиночка продолжает сидеть на месте, провожая меня недоумённым взглядом. Уже лучше. Сейчас расшевелим её как следует, и всё придёт в норму.

– Ну? – открываю я дверцу. Хочется прокашляться из-за сухости во рту – каждый её взгляд действует на меня странно. – Давай, двигайся.

Девчонка спохватывается, смешно округляя глаза, и послушно перебирается на водительское кресло.

– И… и куда мы поедем? – взволнованно интересуется она, как только я занимаю её прежнее место.

– Ты за рулём. Вот и рули.

Блондинка напряжённо кивает и заводит мотор. Её спина и плечи напрягаются, пальцы вцепились в руль так, словно от силы хватки зависит её жизнь. Впрочем, это действительно так. А если вспомнить, что и моя жизнь теперь в её ручках, то пусть держится, что есть мощи.

Её вид за рулём моей машины вынужденно забрасывает меня в воспоминания того дня.

Они хотели поговорить. Поговорить, ага. Я заранее знал, что будет, знал, что они мне не соперники. Вот только ножа у одного из них в руках я откровенно не ожидал. Эта тварь метилась мне в кость. Вывести меня из стоя – вот что они хотели. Да только ничего у них не вышло – я смог отвести удар немного в сторону. А эти дебилы даже не поняли. Сделали дело и свалили, сплёвывая кровь на асфальт. Уверен, они ещё долго будут помнить меня и нашу стычку.

До машины оставалось пару метров, когда я понял, что выдохся. Два боя на ринге и один, самый сложный, вне его, дали о себе знать. Да и не смог бы я рулить в таком состоянии. И как бы меня не бесило это, но Сорокина появилась вовремя. Напомнила о том, как прижималась к губастому хмырю. О том, как меня это разочаровало. У девчонки нет и капли собственного достоинства!

Глупая блондинка.

И врать совсем не умеет. Уверен, то, что нам поверили – заслуга того, что лжёт она родителям не часто. Ни мой, ни её отцы не заподозрили неладного. Хотя… Олег проницателен – удивился, что мы так долго ехали. Благо Сорокина сообразила рассказать о своём неумении водить машину.

Я возвращаюсь в настоящее и некоторое время наблюдаю за блондинкой. Попутно пытаюсь сообразить куда она нас так медленно везёт. Девчонка чувствует мой взгляд, смотрит на меня не то вопросительно, не то растерянно, и я снова чувствую это. Желание быть ближе. Ещё ближе, чем уже есть.

Какого хрена, спрашивается?!

– На дорогу смотри, – отрезаю я и отворачиваюсь.

Вскоре мы, наконец, выезжем на главную дорогу. Блондинка аккуратно поворачивает машину в сторону промышленной зоны и, кажется, напрягается ещё сильней. Но куда уж больше?

– Расслабься. У тебя получается рулить невыносимо медленно, но получается.

– Х-ха-ха, – дрожит её голос.

Словно по команде, впереди, загорается освещение, сигнализируя о скором наступлении ночи. Мне казалось, мы недолго пробыли на кладбище, а оно вон как. Возможно, я зря усадил блондинку за руль, теперь бы вернуться домой к утру.

Впрочем, я и так просидел взаперти невыносимо долго.

Мы благополучно минуем фабрики и заводы и едем дальше по направлению к пригороду. Неужели, она везёт нас именно туда? Но нет. На середине пути девчонка сворачивает направо, и мне становится ясен конечный пункт нашего путешествия.

Обрыв. Ещё одно место сбора разного рода компаний. Вот и сейчас здесь собралась по меньшей мере половина школы. Странно, я думал, Сорокина не терпит большого количества людей в одном месте.

Она ведёт машину к большому участку деревьев, и там останавливает её.

Медленно выдыхает и по очереди отцепляет руки от руля, следом откидываясь на спинку сидения. Я сам дергаю вверх рычаг ручного тормоза и склоняюсь, чтобы заглушить мотор.

Девчонка испуганно втягивает воздух, а затем виновато выдыхает:

– Ой, прости…

Оборачиваюсь через плечо к ней с желанием сказать что-нибудь едкое, но её глаза вновь творят со мной что-то невероятное. Плюс, они оказываются слишком близко. Я так и замираю в неудобной позе, вглядываясь, пытаясь разгадать то, что таится в этой невинной синеве. Мне нравится, что и девчонка, будто бы не в силах оторвать от меня глаз. Нравится, да.

Едва заметный порыв её дыхания на моей коже, и я опускаю глаза на её красивые, теперь нормального, с красноватым оттенком, цвета губы. Следующую внезапно пришедшую в голову мысль, я озвучиваю вслух:

– Помнится, ты задолжала мне поцелуй.

– Что? – теперь и она опускает взгляд на мои губы, а я, наоборот, поднимаю. Вижу, как дрожат её пушистые, без капли косметики, ресницы.

Да, я легко могу воспользоваться её смятением. Могу коснуться ладонью румяной щеки, приблизится сильней и попробовать на вкус её дыхание. Могу, но не буду.

Не к чему это.

Медленно возвращаю своё тело в нормальное положение и, усмехнувшись, смущаю девчонку окончательно:

– Поцелуй. Ты же привезла меня в это место, чтобы отдать долг?

– Ты… – выдыхает она и поджимает губы. Это бесит, потому что я начинаю жалеть, о том, что не воспользовался удобным случаем. – Ты невыносим! Я не планировала тебя целовать ни тогда, ни сейчас!

А вот это уже звучит, как вызов. Или я хочу так слышать? Проклятье!

– Мне нет дела до твоих планов, – замечаю я обманчиво небрежно, хоть и в груди вьюгой закручивается злость. – Ты согласилась на спор. Проиграла. И теперь должна мне поцелуй. Всё просто.

– Просто? – возмущённо дышит она. – Ты сам сказал, что он тебе не нужен! Что изменилось?

Хороший вопрос. Актуальный.

И я его игнорирую:

– Зачем мы сюда приехали, если не для поцелуев?

– Ты… – теперь блондинка переходит на возмущённое сопение, но, не сумев придумать достойный ответ, отворачивается и буквально выскакивает из машины.

Смотрю несколько секунд, как она сердито вышагивает по направлению к деревьям, и выхожу из машины вслед за ней. Ветер доносит до меня звуки музыки, смеха и разговоров на обрыве. Смотрю себе за плечо и мгновение наблюдаю, как от света костров пляшут человеческие тени. Но Сорокина, похоже, направляется в другое место. Впрочем, неудивительно, что она хорошо здесь ориентируется – это её родной дом.

Даже интересно, какого это – жить в одном месте всегда? И как она справляется с тем, что всё вокруг напоминает ей о сестре? А я уверен, что это так – её реакция на кладбище говорит о многом. Я и сам знаю, что такое абсолютная любовь к одному конкретному человеку. Она лишилась и человека, и той любви… Даже представлять не хочу подобного.

Девчонку я нахожу в просвете деревьев, которые растут близко к обрыву. При приближении вижу, что некоторые из них своими стволами и корнями спускаются вниз по склону. Здесь не так высоко, как, например, в тридцати-сорока метрах правее, и не так красиво из-за торчащих в разные стороны веток, которые создают ощущение тесноты. Но зато здесь никого нет.

Теперь ясно куда ехала блондиночка. Своё особенное место.

Девчонка резко оборачивается ко мне, как только слышит мои шаги. Надо же, всерьёз не думала, что я пойду следом?

– Ты… Я… Ты можешь ехать домой, или куда там тебе нужно. Я сама доберусь до дома.

Я приглядываю местечко, куда могу примастырить свой зад, и опускаюсь на изогнутый ствол дерева, недалеко от блондинки. Сморю на неё, прищурившись. Долго сморю, размышляя о том, почему направился за ней. Она же всё это время глядит в район моей обуви. Через пару минут тяжело выдыхает и опускается прямо на траву лицом к морю, скрестив свои длинные ноги между собой.

Примерно минуту мы сидим в полном молчании.

– У тебя тоже кто-то умер? – спрашивает она едва слышно. – Кто-то близкий?

– Да.

Она поворачивает голову, смотрит вопросительно, наивно полагая, что я настроен на откровенности.

Не настроен.

Сорокина удивительно быстро это понимает и, смешно вздохнув, отворачивается. И я вдруг понимаю, что хочу рассказать, но правда вызовет ещё больше ненужных вопросов. Потому я сдерживаю порыв и поднимаю более нейтральную тему. В конце концов, я и сам пришёл к выводу, что задолжал ей объяснения:

– Кулачные бои. Подпольные. Скоро турнир, и на его кону хорошие деньги. Я заявил об участии в нём. А так как до этого хорошо себя показывал, во мне увидели сильного противника. В тот день меня пытались вывести из строя.

Девчонка слушает меня внимательно, чуть приоткрыв рот, и это, проклятье, сбивает с толку, возвращает мысленно в машину. К своей оплошности. И, конечно, глаза. Любопытные, поблескивающие в темноте жадностью, словно она давно ждала этой информации. Наверняка, по ночам не спала, мучаясь вопросами.

– И у них ничего не вышло? – спрашивает она с долей грусти.

Не любит драки? Беспокоится обо мне?

Глупая.

– Нет.

– Но… Разве, твои родители… Зачем тебе участвовать в этом турнире, Руслан? – искренне недоумевает она.

Ещё один хороший вопрос. На него можно отвечать долго и обстоятельно, но не факт, что получиться ответить однозначно. Много причин. Важных и не очень.

Я жму плечами и говорю просто:

– Бои – моя жизнь.

– Обязательно кулачные и подпольные? – сомневается она.

И правильно делает. И вообще наша птица, оказывается, отличается умом и сообразительностью. Жаль, не во всех областях своей жизни.

– Нет, но так уж вышло.

И снова долгий взгляд глаза в глаза, за время которого я мысленно воспроизвожу звучание её голоса в момент, когда она произнесла моё имя. Что-то в этом было. Дернуло в груди, отзываясь незнакомым чувством.

– Спасибо, что рассказал, Руслан, – наконец, облегчённо выдыхает она и снова смотрит вдаль.

Я неосознанно подаюсь к ней, облокачиваюсь на колени, и, прищурившись, прошу:

– Скажи ещё раз. Моё имя.

– Что? – повернувшись, озадаченно поднимает она брови. – Ру… Руслан?

– Елизавета, – усмехаюсь я, качая головой. – Ли-за… Лиза.

– Я помню, что оно тебе не нравится, – хмыкает она на удивление весело.

Я снова щурюсь, вглядываясь в синеву, которая в отсутствие дневного света темна, как ночь. Жаль. Жаль? Озадачившись, я откланяюсь назад и кое-что вспоминаю:

– Что ты имела ввиду, когда говорила, что можешь показать, как тебе мой подарок, Ли-и-и-за? – я специально тяну первую гласную, пробуя имя на вкус и слух.

В принципе, не такое уж оно и бесячее.

Девчонка выдаёт смешок. Затем ещё один. И лезет в карман шорт за телефоном:

– О, тебе понравится!

Я удивлённо приподнимаю брови, а через мгновение понимаю, что улыбаюсь, пока Лиза тычет пальцем в сенсор экрана. Забавная.

Она бросает на меня осторожный взгляд, закусывает ноготь указательного пальца свободной руки и протягивает телефон мне:

– Листай вправо.

Опускаю взгляд на экран… Серьёзно? Перелистываю и больше не могу сдерживать смех. Он распирает меня изнутри, как что-то живое.

Она. Переиграла. Меня.

Надо же!

Не обиделась, не расстроилась, не оскорбилась, – на что я, кажется, рассчитывал, – а смогла перевернуть мой подкол в свою пользу. Посмеялась над моим мнением о себе. Потрясающе.

Лиза хохочет вместе со мной, а я ловлю себя на мысли о том, что у неё мягкий смех и я впервые его слышу. Она и не улыбалась мне ни разу.

Мы одновременно замолкаем. Теперь шум волн оглушает, словно его громкость выкрутили на максимум. И воздух вокруг становится гуще. Куда, спрашивается, делась ночная прохлада?

Телефон в моих руках начинает вибрировать, и это выводит меня из транса. А Лиза вздрагивает и пытается заглянуть в экран. Передаю телефон ей:

– Мама.

Лиза неловко улыбается и поднимается на ноги, чтобы отойти в сторону. А я впервые за это время смотрю на море. Оно густо-синего цвета, почти чёрное, если не смотреть на серебряную дорожку от света луны. Устало тру лицо ладонью, делая глубокий вдох, а затем и медленный выдох.

Что со мной происходит?

– Мне пора домой. Подбросишь или…

– Поехали, – поднимаюсь я на ноги и иду мимо девчонки.

Слышу её шаги за спиной. Звук, означающий конец сегодняшнего вечера. Конец нашего общения. Мы не друзья. Мы никто друг другу. Так и должно быть. Тогда, что это за ноющее ощущение внутри, словно я что-то упускаю? Что?

Резко развернувшись, останавливаюсь и ловлю в свои руки девчонку. Она испуганно втягивает в себя воздух и поднимает свои невероятные глаза на меня. Во взгляде непонимание и тревога.

– Я могу забрать его силой, Лиза, – говорю я глухо, касаясь ладонью нежной щеки.

– Его? – едва слышно выдыхает она.

– Поцелуй, – киваю я, не отпуская её растерянного взгляда.

Она судорожно сглатывает, снова опуская глаза на мои губы.

Глупая.

Не понимает, как это на меня действует.

Прижимаю её к себе крепче и сокращаю, наконец, расстояние между нашими губами.

Глава 12. Руслан

Губы мягкие. Податливые.

И по моему позвоночнику проходит волна жара от соприкосновения с ними.

Лиза затаивает дыхание от неожиданности, а когда выдыхает, её ноги подкашиваются, словно она не в силах на них стоять. Но ничего – у меня хватит сил на нас двоих. Обхватываю ладонью её шею сзади, другой рукой за поясницу притягиваю к себе ещё ближе и углубляю поцелуй. Её дыхание сладкое, словно терпкий напиток, который пьёшь, но не можешь напиться.

Лиза едва слышно выдыхает стон мне в губы.

И это лишает меня рассудка окончательно.

Я целую её так, как никого и никогда не целовал. Самозабвенно. Неистово. Жадно.

И она отвечает. Неумело и неуклюже. Но с полной самоотдачей, словно тоже лишилась рассудка.

В груди спиралью закручивается новое для меня чувство. Не понятное, но такое приятное, что мне кажется, будто я никогда не смогу остановится. Не смогу разорвать этот поцелуй. Не смогу жить так, как прежде… Без этих мягких губ. Без сладкого и частого дыхания, что проникает в мои лёгкие, как яд.

Проклятье.

Я буквально заставляю себя отстраниться, ощущая как вместе с кровью по венам бежит едкое сожаление. Оно плавит кожу. Гудит в костях. И отравляет сознание.

Становится ещё хуже, когда я вижу беззащитное выражение лица Лизы. Такая трогательная, что моя и так мизерная выдержка трещит по швам.

Лиза распахивает глаза, пытается сосредоточить взгляд на моём лице, вернуть себе осознанность. Постепенно у неё это выходит – в глазах вспыхивает злость, а на лице смущение. Вкупе это выглядит ужасно забавно.

Её рука отрывается от футболки на моей груди и взлетает в воздух, чтобы влепить мне пощёчину. Очень вовремя, ага. Ловлю её кисть своими пальцами и склоняюсь к уху:

– Я лишь забрал то, что мне принадлежало. Не больше и не меньше.

Мой голос немного хриплый, и её частое после поцелуя дыхание, которое перешло в возмущённое, совсем не помогает окончательно прийти в себя.

Я. Хочу. Ещё.

Наваждение какое-то, не иначе.

Делаю шаг назад и выпускаю девчонку из своих рук. Не смотрю на неё, потому что могу сорваться снова. Слишком живы и соблазнительны воспоминания. Разворачиваюсь и бросаю себе за плечо:

– Идём.

По телу проходит озноб, словно я только что вырвался из ада, где жарился на костре, в холодную ночь. Но должное облегчение от прохлады не появляется – я всё ещё ощущаю, как сожаление бурлит в крови.

Дважды проклятье.

Я слишком занят этими ощущениями, пытаясь их понять, потому не сразу замечаю, что шаги за моей спиной стихли.

Мы уже вышли из зоны деревьев, и девчонка вместо того, чтобы направиться вслед за мной к машине, пошла совсем в другую сторону, похоже, собираясь идти домой пешком.

Какая же она…

Я сцепляю зубы и в несколько шагов нагоняю её. Обхватываю пальцами её предплечье и дергаю назад, за собой:

– Не будь дурой.

– Я не… – срывается её голос, словно она собирается плакать. Или уже плачет.

Я замираю на месте и смотрю на неё. Губы дрожат, в глазах застыли злые слёзы, а во взгляде ведут войну вина и ярость. Но перед кем ей стыдно? Перед собой или мной? А может вспомнила о своём ненаглядном?!

Желание прижать её к своей груди и успокоить сметается злостью. Горячей, как раскалённые угли. Девчонка болезненно морщиться и опускает свой взгляд на мою руку, пальцы которой я, кажется, сжимаю всё сильнее с каждой минувшей секундой.

– Что ты "не"? – спрашиваю я грубо. – Не глупая блондинка?

– Мне… больно, Руслан, – шипит она, подняв на меня лицо.

Я заставляю себя ослабить хватку, но руку не отпускаю. Не могу. Просто не нахожу в себе сил отказаться от тепла, что ощущаю под пальцами.

– Больно ей. Собралась идти пешком? Мозгами пользоваться совсем не умеешь?

– Ты… – вновь кривятся её губы. В глазах, как костёр, разгорается ярость, набирает силу, словно мои слова оказались топливом для неё. – Ты не имел права меня целовать! У меня есть парень! Как мне теперь смотреть ему в глаза?!

– Так же, как он смотрит в твои! – рявкаю я.

– Что? – в один миг уходит с её лица вся краска, глаза округляются, взгляд становится стеклянным, губы беззвучно шевелятся. Пара секунд, и она вновь смотрит на меня: – Ты… ты что-то знаешь? Про Гордея?

– Кроме того, что он ничтожество? – зло усмехаюсь я. – Ты и сама должна это знать.

– Руслан, – напряжённо шепчет она, делая шаг ко мне, цепляясь пальцами в футболку на груди. – Расскажи мне!

Я смотрю в её блестящие тревогой глаза, сквозь которую угадывается то ли боль, то ли желание и не желание слышать правду, и сам чувствую что-то вроде укола в сердце. Достаточно болезненного. Это злит, но и заставляет сожалеть о нечаянно вырвавшихся словах.

– Если кому и рассказывать, то точно не мне, – глухо бросаю я и осторожно отцепляю её пальцы от своей футболки. – Поехали домой.

Лиза бездумно кивает, словно уже давно пребывает в своих мыслях, и послушно идёт за мной. Я по-прежнему не выпускаю её руку, потому чувствую, как девчонка дрожит. Душу в себе желание прижать её к груди. Обнять. Укрыть своим телом от всех тревог.

Меня не должно всё это волновать.

Мы никто друг другу.

И один случайный, совершенно ненужный поцелуй не делает нас ближе. Не делает. Нет.

Вновь увлечённый своими мыслями, я не сразу замечаю реальность. Не сразу вижу, что возле моей машины крутится Серёга, мой бывший одноклассник и приятель. Один из тех, с кем я сошёлся на общей неприязни к Прибрежных.

– Вот ты где! – кричит он издалека. – А то я смотрю: машина твоя тут, а тебя самого нигде не видать. Теперь-то всё понятно.

Лиза напрягается, и я выпускаю её руку из своей. Мне приходится – не к чему ни ей, ни мне, неправильные выводы, что может сделать случайный свидетель.

Я иду прямиком к приятелю тогда, когда Лиза по ощущениям остаётся стоять на месте. Если она вновь вздумает оправиться домой пешком, я не знаю, что сделаю с этой идиоткой.

– Привет, – жму я руку Серёге. – По делу?

– Не то, чтобы… – говорит он задумчиво, пытаясь заглянуть за моё плечо. – Как нога? Заживает? Ты точно не знаешь уродов, что пытались тебя ограбить?

– Точно. О чём я тебе уже говорил.

– Да, – отмахивается он и сужает глаза. – О-о-о… Так ты…

– Руслан, нам и правда по пути, – едва слышно говорит Лиза, остановившись в районе багажника. Её глаза опущены в землю. – Но я могу дойти сама, тебе не обязательно… Оставайся с друзьями.

– Сядь в машину, – рявкаю я, не сдержавшись, и, заметив слишком понимающий взгляд приятеля, прощаюсь с ним: – Нам пора.

Серёга кивает. Опять же слишком понимающе. Придурок. Считает, что я вожусь с девчонкой губастого, чтобы насалить ему же. Но такое совсем не в моём стиле. Что лишний раз доказывает то, что меня ни здесь, ни где-либо ещё, абсолютно не знают.

Лиза послушно занимает пассажирское кресло, не громко хлопая за собой дверцей. Я тоже забираюсь в салон и сразу же завожу мотор. Серёга выразительно салютует мне на прощание, но я не обращаю на него внимания, желая, как можно скорей, убраться отсюда.

Врубаю музыку погромче, чтобы в голову блондинки не пришла идея снова меня расспрашивать о чём-либо. Это работает. Оставшийся путь мы едем, думая каждый о своём.

Я всё так же злюсь, но уже не припомню настоящих причин.

Вся ситуация в целом невыносимо раздражает.

Как и ощущение Лизы рядом. Оно накаляет пространство вокруг духотой. Желание посмотреть на неё выбешивает неимоверно, потому что оно лишнее. Ненужное. Меня напрягает необходимость ехать с девчонкой в одной машине, но достаточно хотя бы на секунду представить, как она идёт в абсолютном одиночестве по тёмной дороге, а затем и по едва освещённым улицам, как меня на мгновение накрывает волна облегчения оттого, что она под "моим присмотром". И снова по кругу. Злость, облегчение и снова злость.

Противоречивые ощущения выматывают, потому, когда я останавливаю машину возле своего дома и заглушаю мотор вместе с музыкой, то неосторожно поворачиваю голову в сторону Лизы. Она смотрит на меня. Прямо и с опаской во взгляде.

– Я справлюсь, Руслан. Расскажи мне то, что знаешь о Гордее, – просит она дрожащим голосом.

– Считаешь, это поможет тебе винить себя за ответ на мой поцелуй чуточку меньше? – прищуриваюсь я.

Выпущенная мной ядовитая стрела попадает прямо в цель. Нижняя губа девчонки начинает дрожать, глаза наполняются слезами.

– Проклятье, Лиз, – морщусь я от досады. – Это простой поцелуй. Ничего не значащий. Перестань загоняться. Раздражаешь.

– Вот и он просто с кем-то целовался, да? – выдыхает она. – С кем? С твоей сестрой?

Я сжимаю челюсти, чтобы не выдать своего недоумения, но выдержать её расстроенный взгляд не получается – отвожу глаза. Мне казалось, что она живёт в собственном мире, на который смотрит сквозь розовые очки, не замечая ничего вокруг. Ни намёков, ни прямых доказательств.

Но выходит, что кое-что она всё же подметила. Уверен, что на подсознательном уровне. А после моих неосторожных слов…

– Лиза… – начинаю я, не представляя, что сказать. Потому и замолкаю на её имени.

Тишина давит на уши. Её взгляд, который я чувствую кожей, не помогает сосредоточиться на хотя бы одной связной мысли. В груди вновь вьюгой поднимается злость от того, что она собралась страдать из-за такого ничтожества, как Прибрежных.

– Всё в порядке, – вдруг говорит она обманчиво ровно. – Твоё молчание лучше всяких слов. Спасибо, Рус… Руслан.

Я поворачиваюсь к ней как раз в тот момент, когда она неловко, потому что торопится, выбирается из салона.

Скреплю зубами и выхожу из машины вслед на ней. Нагоняю её через полминуты и вновь дёргаю за руку, чтобы развернуть к себе лицом. Говорю над её головой холодно, чтобы до девчонки дошло каждое моё слово:

– Тебе не за что меня благодарить, поняла? Я никаким образом не подтверждал и не опровергал твоих догадок. Ты сама там что-то себе придумала, ясно?

– Зачем ты это делаешь? – шепчет она, вынуждая меня заглянуть себе в глаза. Там вместе со слезами плещется боль.

– Делаю что? – глухо спрашиваю я.

– Выгораживаешь его. Я знаю, что ты его не выносишь. Так почему не скажешь мне правду? Потому что замешана Вика, верно?

– Перестань нести чушь, – предлагаю я не так твёрдо, как следовало бы.

– Всё в порядке, – повторяет она, аккуратно отцепляя мои пальцы от своей руки. – Я и сама была готова на многое ради своей сестры. Я тебя понимаю.

– Не понимаешь! – на мгновение взрываюсь я. – Ты ни черта не понимаешь, Лиза.

– Я помню, какое у тебя мнение о моих умственных способностях, – горько улыбается она. И эта улыбка – короткая, слишком быстрая, – как ножом по коже. Мне теперь хорошо знакомо это ощущение. Я его ни с чем не спутаю. – Долгий был день, Руслан. Я… я пойду, ладно?

Она не ждёт моего ответа, разворачивается и уходит. А мне только и остаётся, как стоять и наблюдать за её опущенными головой и плечами. Наверное, я должен чувствовать удовлетворение от того, что девчонка, кажется, поняла с каким дерьмом имеет дело. Но я не ощущаю ничего, кроме досады. Мне не нравится то, что я стал соучастником того, что доставило ей боль и разочарование.

Я не хотел вмешиваться.

Но, проклятье, вмешался.

Я с силой пинаю ногой по колесу своей машины. Хорошо хоть не раненой. Пару секунд тру пальцами переносицу, пытаясь прийти в себя, и иду по направлению к дому.

Долгий, говоришь, был день? Согласен, Лиза. А какой будет ночь?