Текст книги "Старые девы в опасности. Снести ему голову!"

Глава 5. Исчезновение Рики

1

С Аннабеллой Уэллс Аллейн познакомился несколько лет назад на трансатлантическом лайнере. На корабле только о ней и говорили, но кинозвезде, похоже, было в высшей степени наплевать на людскую молву. В течение четырех часов она с нескрываемым интересом, чуть ли не в упор, разглядывала Аллейна, а затем прислала к нему секретаря с приглашением выпить. Сама она то и дело прикладывалась к рюмке и, возможно, как показалось Аллейну, не чуждалась наркотиков. В ее обществе Аллейн чувствовал себя не в своей тарелке и был рад, когда она вдруг перестала обращать на него внимание. С тех пор он изредка встречал ее на судебных процессах, сидящей в зале суда, словно в театре. Актриса, по-видимому, любила побыть в роли зрителя и говорила Аллейну, что страстно интересуется криминалистикой.

На английских подмостках впечатление от блестящей игры Аннабеллы Уэллс несколько подпортили слухи о ее буйных эксцентричных выходках, но в Париже, особенно на площадках киностудий, она по-прежнему считалась одной из самых великих. Она сохранила красоту, хотя и в несколько помятом виде, а также индивидуальность, которую нельзя было сбросить со счетов, даже если бы все ее прелести окончательно увяли. Перед Аллейном предстала яркая и все еще обворожительная женщина.

Аннабелла протянула ему руку и одарила фирменной «улыбкой мятущейся души».

– Мне сказали, что вы – охотник за крупной дичью, – произнесла она, – и тем разожгли мое любопытство.

– Рад, что они пришли к такому выводу.

– Вывод по-своему правильный, не так ли? Вы и сейчас идете по следу какого-нибудь мастодонта преступного мира?

– Я здесь в отпуске с женой и ребенком.

– Ах да! Красавица, рисующая знаменитые картины. Баради с Глендом сказали мне, что она красива. А почему вы сердитесь?

– Разве?

– У вас такой вид, словно разговоры о жене вас раздражают, но вы не хотите этого показать.

– Странно…

– Баради действительно немного несдержан… Что есть, то есть. Вы видели Оберона?

– Мельком.

– Что вы думаете о нем?

– Разве вы не у него гостите?

– Нет, вы просто невероятны! – воскликнула Аннабелла. – Гораздо более непостижимы, чем Оберон.

– Меня заинтересовала его философия.

– Мне так и сказали. И какого рода ваш интерес?

– Личный и научный.

– А мой интерес личный и ненаучный.

Аннабелла открыла пачку сигарет.

– Похоже, бесполезно предлагать вам «Кэпстен», – усмехнулся Аллейн.

– Попробуете одну? – предложила Аннабелла. – Египетские. Замертво не рухнете.

– Спасибо. Не стоит на меня добро переводить. – Аллейн поднес ей зажигалку. – Интересно, удастся ли мне уговорить вас не упоминать о моей работе.

– Милый, – подхватила Аннабелла, которая так обращалась ко всем, – в свое время вы могли уговорить меня на что угодно. Беда в том, что вы даже не пытались. Может, на сей раз попробуете… Почему вы так на меня смотрите?

– Размышляю, можно ли полагаться на любителя героина. Вы ведь предпочитаете героин?

– Да, – ответила Аннабелла. – Я получаю его из Америки.

– Как печально.

– Печально?

– Вы не употребляли героин, когда играли Гедду Габлер в «Юникорнс» в сорок втором году. Смогли бы вы сейчас повторить тот успех?

– Да! – резко ответила Аннабелла.

– Какая жалость, что вы этого не делаете!

– В моем последнем фильме я играла, как никогда в жизни. Это признают все! – Она смотрела на Аллейна с ненавистью. – Я по-прежнему многое могу.

– Наверное, раз на раз не приходится. Кино не столь требовательно, как театр. Камеры подождут, а вот галерка ждать не будет. Или я ошибаюсь?

Аннабелла подошла к нему и ударила тыльной стороной ладони по лицу.

– Вы сильно сдали, – произнес Аллейн.

– Вы с ума сошли? Что вы задумали? Зачем вы здесь?

– Я привез доктору Баради одну пациентку. Все, что я хочу, это уйти отсюда так же, как пришел – в полной безвестности.

– И вы полагаете, что, оскорбляя, вы уговорите меня помочь вам.

– Я полагаю, что вы уже побеседовали обо мне со своими друзьями и они послали вас проверить, не ошиблись ли вы.

– У вас огромное самомнение. Зачем мне было беседовать с ними о вас?

– Затем, – сказал Аллейн, – что вы боитесь.

– Вас?

– Совершенно верно. Меня.

– Идиот! – вспыхнула Аннабелла. – Явиться сюда с умирающей старой девой, фифой-женой и несносным ребенком! Ради бога, идите к черту и отдыхайте себе на здоровье.

– О большем я и не мечтаю.

– Почему вы не хотите, чтобы они знали, кто вы такой?

– Это может испортить мой отпуск.

– Вас можно понять по-разному.

– Вы правы.

– Почему вы сказали, что я боюсь?

– Вы дрожите. Возможно, конечно, вас трясет с похмелья или у вас ломка, но, думаю, дело в другом. Вы ведете себя как испуганная женщина. И ударили меня тоже с перепугу.

– Вы говорите отвратительные, непростительные вещи.

– Разве здесь прозвучало хоть слово неправды?

– Моя жизнь принадлежит мне, и я имею право делать с ней все, что мне заблагорассудится.

– Что случилось с вашими мозгами? Вы должны отлично понимать, что такого рода образ жизни не замыкается исключительно на вас одной. А как насчет тех двух молодых людей? Девушки?

– Я их сюда на аркане не тащила.

– Ну ладно, – бросил Аллейн, направляясь к двери, – мне надоело выслушивать этот вздор. Пойду спущусь вниз и посмотрю, не пришла ли моя машина. До свидания.

Аннабелла остановила его, взяв за локоть.

– Постойте! – сказала она. – Посмотрите на меня. Выгляжу жутко, да? Развалина? Но я все еще многих заткну за пояс, потому что во мне есть то, чего нет в других. Разве не так?

– Этот озабоченный Баради и его дружки от вас, несомненно, млеют.

– Баради! – презрительно бросила Аннабелла.

– Я не решился оскорбить вас, упомянув еще и Оберона.

– Что вы знаете об Обероне?

– Я видел его.

Аннабелла по-прежнему держала Аллейна за руку. Взгляд ее смягчился. Аллейн физически ощущал мелкую дрожь, сотрясавшую ее.

– Вы не знаете, – сказала она, – вы его совсем не знаете. Его нельзя судить по обычным меркам. Роковыми бывают не только женщины, но и мужчины. Он ужасен, но и великолепен. Вам этого не понять…

– Нет. По-моему, если бы он не был столь отвратителен, то был бы смешон. Жалкое зрелище.

– Вы верите в гипноз?

– Разумеется. Но загипнотизировать можно только того, кто этого хочет.

– О, по-видимому, я этого очень хочу. – В голосе Аннабеллы звучала безысходность. Она опустила голову и стала похожа на пристыженную девочку. Аллейн не мог разобрать всего, что она бормотала, но уловил фразу: – «…возвышенная деградация…»

– Что вы несете? – усмехнулся Аллейн.

Аннабелла нахмурилась и подняла на Аллейна трагический взгляд.

– Вы можете мне помочь?

– Понятия не имею. Скорей всего, нет.

– Я на пути к гибели.

– Без сомнения.

– А если я помогу вам? Не знаю, что вы задумали, но если я все-таки не скажу им, кто вы такой? Даже если это приведет меня к краху? Тогда вы смогли бы помочь мне?

– Вы хотите знать, могу ли я вам помочь излечиться от наркомании? Не могу. Это дело специалиста. Если вы сохранили достаточно характера и здравого смысла, то, возможно, у вас хватит храбрости, чтобы пройти курс лечения.

– Наверное, вы думаете, что я предлагаю вам сделку?

– В некотором смысле… да.

– Известно ли вам, – недовольным тоном начала Аннабелла, – что вы единственный мужчина из всех, что я встречала… – Она умолкла, задумавшись. – Не знаю, как сказать. Вы ведь не разыгрываете спектакль?

Впервые с начала разговора Аллейн улыбнулся.

– Не пытаюсь ли я применить избитый трюк: оскорблять даму с целью ее соблазнить? – сказал он. – Вы об этом?

– Скорее всего, да.

– Вспомните классику. Шекспировские женщины не падали в объятия грубиянов и хамов. Ох, простите, позабыл про Ричарда III.

– А Беатриче и Бенедикт? Петруччио и Катарина?

– Комедии я не имел в виду.

– И правильно. В моей ситуации нет ничего забавного.

– Наоборот, она кажется удручающей.

– Что мне делать? Скажите, что мне делать?

– Уезжайте из замка сегодня же. Прямо сейчас, если хотите. Внизу меня ждет машина. В Париже пойдите к врачу и начните лечиться. Осознайте свою ответственность и, покуда не случилось большего вреда, расскажите мне, или местной полиции, или любому, кто облечен властью, все, что знаете о здешних обитателях.

– Предать моих друзей?

– Глупая фраза. Защищая их, вы потакаете человеческой мерзости. Как вы можете в присутствии этой девочки, Джинни Тейлор, сомневаться в том, что вам делать?

Аннабелла попятилась назад, словно Аллейн представлял собой физическую угрозу.

– Вы здесь не случайно, – сказала она. – Визит был спланирован заранее.

– Любопытно, как я мог спланировать воспаление аппендикса у незнакомой старой девы. Стоит взглянуть на вас, и все становится ясно как божий день. Зеваете так, что вот-вот скулы свернете, потому что испытываете потребность в новой дозе героина. Зрачки с булавочную головку, восковая физиономия…

Аннабелла, слушавшая его затаив дыхание, с облегчением выдохнула:

– И это все?

– Мне действительно пора. До свидания.

– Я не могу. Я не могу сделать то, что вы просите.

– Очень жаль. – Аллейн открыл дверь.

– Я не скажу им, кто вы такой, – сказала Аннабелла. – Но не возвращайтесь сюда. Не возвращайтесь. Я не шучу…

– До свидания, – повторил Аллейн и, не встретив никого по дороге, вышел из замка и спустился по проходу на открытую площадку.

Рауль ждал его в машине.

2

Вернувшись в сад на крышу, Аннабелла Уэллс застала там всю мужскую половину компании. Ее с нетерпением ждали. Доктор Баради приблизился и мягко сжал ладонью ее предплечье.

– Оставьте, – сказала Аннабелла. – От вас пахнет больницей.

– Аннабелла, кто он такой? – воскликнул Карбэри Гленд. – То есть мы все знаем, что он муж Агаты Трой, но, ради бога, кто он?

– Мне известно не больше, чем тебе.

– Но ты же говорила, что пересекала Атлантику вместе с ним и между вами даже было что-то вроде дорожного романа! Кто может устоять перед тобой, мой ангел, и не выболтать всех своих секретов?

– Он был одной из моих редких неудач. Говорил только о своей жене, упоминал о ней к месту и не к месту, словно провинциал из самой глухой деревушки. Я бросила его. Не хватило терпения. Скучный малый.

– А мне он даже понравился, – с вызовом произнес Робин Херрингтон.

– Опасный человек, – высказался доселе молчавший мистер Оберон. – Кто бы он ни был и кем бы ни оказался, в данных обстоятельствах он опасен.

– Согласен, – подхватил Баради. – Чего стоят расспросы о человеке по имени Гарбель.

– А может быть, они жаждут приобщиться, – предположил Гленд, – и кто-нибудь назвал им это имя.

– Они вовсе не жаждут приобщиться, – сказал Оберон.

– Нет, – согласился Баради.

– Господи, неужели нет другого выхода? – взволнованно спросил Херрингтон.

– Подумай сам, – отозвался Гленд.

Мистер Оберон встал.

– Другого выхода нет, – спокойно произнес он. – Нельзя допустить, чтобы они еще раз пришли сюда. Это очевидно. Они не должны вернуться.

3

– Вы неплохо потрудились сегодня утром, Рауль, – сказал Аллейн по дороге в Роквиль. – Похоже, на вас можно положиться.

– Мсье переоценивает мои заслуги, – весело отвечал шофер. – Египтянин тоже, кажется, умеет неплохо работать. На войне санитар много чего начинает понимать, а талант сразу виден. Очень часто пациентов вскрывают, словно молнию расстегивают. Вжик! – открыли. Бемц! – закрыли. Но тут все было по-другому.

– Баради опасается, что она не поправится.

– На ее лице не было печати смерти.

– А вы знаете, как выглядит такая печать?

– Думаю, да, мсье.

– Моя семья благополучно добралась до гостиницы?

– Благополучно, мсье. По дороге мы останавливались на улице Фиалок. Мадам спрашивала о мистере Гарбеле.

– Она виделась с ним? – встревоженно спросил Аллейн.

– Как я понял, его не было дома, мсье.

– Она оставила записку?

– По-видимому, мсье. Я видел, как мадам вручила листок бумаги консьержке.

– Понятно.

– Она непростая штучка, – задумчиво произнес Рауль.

– Кто? Консьержка? Вы ее знаете?

– Да, мсье. В Роквиле все друг друга знают. Большая оригиналка эта старуха Бланш.

– В каком смысле?

– Тертый калач. У нас поговаривают, что сидение при дверях не единственное ее занятие и что у нее имеются делишки на стороне. Толстые не всегда ленивые. Но в доме ничего предосудительного не случалось, – вежливо добавил Рауль. Видимо, он считал дурным тоном порочить дом, где обретался один из знакомых Аллейнов.

– Я намерен, Рауль, – сказал Аллейн, тщательно подбирая французские слова, – сделать вас своим доверенным лицом.

– Весьма польщен, мсье.

– Мне показалось, что талант доктора Баради произвел на вас большее впечатление, чем он сам.

– Точно, мсье.

– На меня тоже. Вы видели Оберона?

– Несколько раз.

– Что вы о нем думаете?

– Мне ничего не известно о его талантах, но как о человеке я думаю о нем еще хуже, чем о египтянине.

– Вы знаете, как он развлекает своих гостей?

– Ходят кое-какие слухи, мсье, но довольно туманные. Слуги в замке почти все нездешние и очень неразговорчивые. Но младшей горничной там служит одна девушка из Пэйиду… В смысле, к ней можно найти подход. Блондинка, что очень необычно для наших мест.

– И что же эта необычная блондинка рассказывает?

Рауль ответил не сразу, и Аллейн повернул голову, чтобы посмотреть на него. Шофер выразительно ухмылялся.

– По крайней мере, я этого не одобряю. Того, что Тереза рассказывает. Ее зовут Тереза, мсье. Я нахожу ее рассказы крайне неприличными. Дело вот в чем, мсье. Мне подоспела пора жениться, и по некоторым причинам – а в таких делах трудно следовать голосу рассудка – я выбрал Терезу. Есть в ней что-то, чего нет в других девушках. – Аллейну вдруг вспомнилась отчаянная пылкость Аннабеллы Уэллс. – Но от жены, – продолжал Рауль, – ожидаешь определенной сдержанности в том, что касается других мужчин. Мне не нравятся отзывы Терезы о ее хозяине, мсье. И особенно не нравится рассказ об одном случае.

– Могу я узнать, в чем дело?

– С удовольствием расскажу. Обязанности Терезы, мсье, ограничены чисткой ковров и полировкой мебели, от нее не требуется разносить завтраки гостям или исполнять их личные поручения. Она ведь неопытная. И вот однажды этот египтянин замечает Терезу, когда она, опустившись на колени, натирает комод, стоя спиной к нему. Тереза, мсье, со спины так же хороша, как и спереди. Доктор останавливается, наблюдая за ней. Потом он возвращается вместе с мистером Обероном, и теперь они оба стоят над Терезой, переговариваясь на иностранном языке. Затем старшая горничная вызывает Терезу и приказывает ей отныне носить завтрак этому животному Оберону, прошу прощения за грубость, мсье, в его спальню, за что ей обещают повысить жалованье. Тереза исполняет поручение. В первое утро Оберон не произносит ни слова. Во второе интересуется, как ее зовут. На третье утро этот похотливый козел замечает, что она красивая и крепкая девушка. На четвертое он несет какую-то околесицу о духовности тела и несуществовании зла, а на пятое утро Тереза входит и застает его в очень нескромном виде перед большим зеркалом в гостиной. Надо заметить, мсье, что в спальню нужно проходить через гостиную. Терезе приходится приблизиться к этой скотине! А он смотрит на нее в упор и разговаривает в совершенно недопустимой, безбожной и сатанинской манере! Мсье, Тереза – хорошая девушка. Она испугалась, но не столько этого скота, как она говорит, но самой себя, потому что ей казалось, будто она птичка, замершая в ужасе перед змеей. Я сказал ей, что она должна уволиться, но она ответила, что в замке хорошо платят, а у них большая семья, родители нездоровы и куча долгов. Мсье, повторяю, она хорошая девушка и ей действительно нужны деньги, но я не могу избавиться от мысли, что ее заманили в ловушку, из которой ей трудновато выбраться. Так что когда я последний раз видел ее, мы поссорились. Я сказал, что либо она бросит работу, которая в конце концов покроет ее позором, либо пусть поищет мужа в другом месте. Она плакала, да и я расстроился. Конечно, Тереза не какая-нибудь там особенная, но так уж случилось, что мне нравится именно она.

«Впервые с момента приезда мне улыбается удача», – подумал Аллейн. Он посмотрел в окно на сверкающее здание Химической компании Приморских Альп и сказал:

– Думаю, вам нужно знать, что обитатели замка Серебряной Козы интересуют меня с профессиональной точки зрения. Если бы не болезнь мисс Трубоди, я попытался бы иным способом проникнуть туда. Мсье комиссар также интересуется замком. В этом деле мы действуем с ним заодно. Мы с вами, Рауль, договорились не упоминать о моем звании, но сейчас, возможно, в интересах дела неплохо бы о нем вспомнить.

– Хорошо, мсье инспектор-аншеф.

– У вас нет абсолютно никаких причин стараться только ради английского полицейского, занятого делом, которое вас никоим образом не касается. Даже несмотря на то, что французская полиция тоже им интересуется. Никаких, кроме Терезы, которая вам так нравится.

– Тереза прежде всего.

– Вы умеете хранить секреты?

– Я не чешу языком, как одноглазая сорока, мсье.

– Верю. Полиции – как здешней, так и лондонской – известно, что замок Серебряной Козы используется в качестве перевалочного пункта в торговле весьма непрезентабельного характера.

– Женщины, мсье?

– Наркотики. К женщинам там, похоже, проявляют чисто личный интерес. Так сказать, побочная линия. Думаю, что ни доктор Баради, ни мистер Оберон наркотиков не употребляют. Они заняты их распространением на деловой основе. Скорей всего, они намеренно приобщают своих гостей к наркотикам и, возможно, используют одного из них в качестве связного. Мистер Оберон также изобрел новый культ.

– Культ, мсье?

– Религию, – пояснил Аллейн, – в которой все свалено в кучу – мистицизм, колдовство, мифология, индуизм, египтология – с изрядной примесью, как я подозреваю, личного творчества мистера Оберона сообразно пристрастиям последнего.

– Богохульники проклятые, – сказал Рауль. – Чем они там занимаются? – спросил он с нескрываемым любопытством.

– Точно не знаю, но, боюсь, придется выяснить. Впрочем, подобная секта – не первый случай в нашей практике. Очевидно, у них есть ритуалы, где женщины должны принимать наркотики.

– Мне надо быть с Терезой построже, – заметил Рауль.

– Весьма разумная мысль.

– Сегодня она придет в Роквиль на рынок – мы должны встретиться в ресторане моих родителей, – там-то я и побеседую с ней со всей строгостью. Я очень беспокоюсь за нее. Все, что вы говорите, мсье, подтверждается рассказами Терезы. По четвергам слугам из местных и некоторым из постоянных предписано вечером покидать замок. Поэтому в четверг я обычно провожаю Терезу домой. Она кое-что слыхала о развлечениях гостей, но очень мало, потому что слуги там неболтливы. Похоже, что в комнате, которая обычно заперта, устраивается какая-то церемония. По пятницам все спят до обеда, а потом бродят с такими странными рожами, словно белены объелись. В особенности дамы по пятницам ведут себя очень странно. Тереза говорит, что они словно в полусне. В прошедшую пятницу молодая англичанка, недавно приехавшая, была сама не своя, будто на нее столбняк напал, – рассказывал Рауль, помогая себе жестами, – в трансе. И кажется, она плакала.

– А Терезу не пугает то, что она видит по пятницам?

– Вот то-то и странно, мсье. Да, она говорит, что ей страшно, но, с другой стороны, ясно, что ей жутко любопытно. Вот что меня беспокоит.

– Она говорила, где находится та комната? Та, что отпирается только вечером по четвергам?

– В нижней части замка, мсье. Тереза полагает, под библиотекой, двумя лестничными пролетами ниже.

– Так, сегодня у нас среда.

– И что с того, мсье?

– Мне нужен помощник.

– Да, мсье?

– Если я обращусь в префектуру, мне дадут местного жандарма, которого тут каждая собака знает. Либо пришлют ловкого малого из Парижа, но, как приезжий, он будет бросаться в глаза. А вот если в замок придет человек из Роквиля, хорошо всем известный, да к тому же приятель одной из горничных, то это ни у кого не вызовет подозрений. Вы действительно часто навещаете Терезу?

– Часто, мсье.

– Так что, Рауль?

– Так что, мсье?

– Не желаете ли в четверг вечером, с разрешения мсье комиссара, отправиться со мной в замок на поиски приключений?

– Сочту за честь, – с достоинством отвечал Рауль.

– Приключения могут оказаться не такими, как в кино. Тамошняя компания – лихие ребята.

– Понятно, мсье. Почему бы не помочь, коли так сложилось.

– Хорошо. Мы уже в Роквиле. Отвезите меня в гостиницу, пожалуйста. Я повидаюсь с женой, перекушу и к трем часам буду у мсье комиссара. До трех вы свободны, только оставьте ваш адрес и телефон.

– Ресторан моих родителей расположен за гостиницей. «Радушная улитка», улица Сарацинов, 20. Вот визитная карточка с телефоном.

– Отлично.

– Мой отец хорошо готовит. Его кухня не очень разнообразна, но он понимает толк в еде. Филе миньон – наше фирменное блюдо, мсье, а соусы прямо-таки восхитительны.

– Вы меня сильно заинтриговали. В те времена, когда в Англии знали только бифштекс, филе миньон был сладостной мечтой, и уже тогда ездили во Францию, чтобы отведать это блюдо.

– Если мсье и мадам вдруг немножко надоест гостиничный ресторан, то, возможно, они не откажутся дешево и с удовольствием пообедать в «Радушной улитке».

– Чудесное предложение.

– Конечно, мы люди простые. Но хорошее воспитание, – просто сказал Рауль, – оно проявляется во всем, и мсье и мадам не будут испытывать неловкости. А вот и ваша гостиница и… – его голос изменился, – …и мадам.

Аллейн выскочил из машины, не дожидаясь, пока она остановится. Трой стояла во дворике гостиницы, прижав ладони ко рту. Никогда прежде Аллейн не видел у нее подобного выражения лица. Взяв ее руки в свои, он почувствовал, как она дрожит всем телом. Трой попыталась заговорить, но поначалу не сумела совладать с голосом. Ее губы беззвучно прошептали: «Рики».

– Что такое? – крикнул Аллейн. – Что с ним случилось?

– Его нет, – тихо ответила Трой. – Они увели его. Они увели Рики.