Текст книги "Коко Шанель"

После войны Шанель стала относиться к нему спокойнее. Она уже ни в чем его не обвиняла, встречалась с ним на вечеринках и в компаниях и тоже называла его своим другом.

Гомосексуальные наклонности коллег-мужчин ее изумляли. Она никак не могла найти объяснение этому феномену. Женоподобных парижских кутюрье Шанель безжалостно высмеивала. Она считала их неспособными понять душу женщины, потому что они слишком далеко отошли от понимания мужских предпочтений. Особенно остро неприятие Шанель проявилось после Второй мировой войны, когда она спустя много лет вернулась в модельный бизнес. Больше всех досталось Диору и Живанши.

Парадоксально то, что стоявшая у истоков стиля унисекс, создавшая женский брючный костюм, Шанель этот стиль отрицала. В ее глазах женщина всегда оставалась женщиной, а мужчина – мужчиной.

Великий князь Дмитрий Романов

У судьбы нет причин без причины сводить посторонних.

Коко Шанель

Осенью 1920 года Шанель отправилась отдохнуть в курортный Биарриц. Это был лучший сезон для отдыха. Кроме того, ей надо было посмотреть, как идут дела в ее филиале. В это время в Биаррице продаж было больше, чем в Париже. В городе было немало русских аристократов, которые вынуждены были бежать из России после октябрьского переворота 1917 года. Большинство из них, потеряв все свое состояние, сохранили привычки роскошной жизни.

На каком-то приеме Габриэль Шанель познакомили с великим князем Дмитрием Павловичем Романовым, внуком Александра II, кузеном свергнутого российского императора Николая II. Дмитрий Романов был моложе Габриэль на восемь лет, красив и беден. Высокий рост, длинные ноги, зеленые глаза, отпечаток грусти и меланхолии на лице создавали тот неотразимый славянский шарм, который так волновал французских дам.

Шанель потрясла полная странных приключений судьба великого князя Дмитрия Павловича. Судьбы наследников европейских монарших династий в ХХ веке складывались еще причудливее, чем судьбы средневековых конкистадоров. Биография Дмитрия приняла неожиданный оборот задолго до 1917 года, когда Российская империя была разрушена под воздействием колоссальных социально-политических потрясений.

Дмитрий рано лишился матери, а в десять лет был разлучен и с отцом, великим князем Павлом Александровичем. Император Николай II выслал его из страны из-за морганатического брака с Ольгой Карнович. Павел Александрович и Ольга проживали в Европе. Дмитрий перешел на попечение великого князя Сергея Александровича. Но 9 января 1905 года в России произошло Кровавое воскресенье – безжалостный расстрел сотен мирных демонстрантов. Инициатором жестокой реакции царской власти считали Сергея Александровича. В ответ на это эсер Иван Каляев 4 февраля бросил бомбу в карету великого князя. В результате этого террористического акта Дмитрий в очередной раз осиротел и перешел под опеку императора Николая II.

Дмитрий Павлович получил блестящее военное образование, начал служить в кавалерии. Он принял участие в V летних Олимпийских играх в Стокгольме. На этих играх Российская империя не выиграла ни одной золотой медали, но была представлена во всех видах спорта. Великий князь защищал спортивную честь страны в конных состязаниях, став девятым в личном зачете и пятым – в командном.

В декабре 1916 года еще совсем молодой Дмитрий Романов оказался участником заговора, который едва не стоил ему жизни. Именно он, наравне с Феликсом Юсуповым и Владимиром Пуришкевичем, стал одним из главных действующих лиц ночного кошмара в Юсуповском дворце, в результате которого был убит Григорий Распутин. Фактически великий князь участвовал в убийстве безродного сектанта и шарлатана. Но при царском дворе эти события расценили по-другому. Распутин был фаворитом царицы Александры, он держал в руках судьбу больного гемофилией царевича. Причастность Дмитрия к его уничтожению вызвала гнев императрицы и круто изменила его жизнь. Дмитрий был арестован и после многомесячного следствия отправлен в ссылку в Персию, на войну, подальше от дворцовых истерик и интриг. Дмитрий оказался в Персии вместе со своим верным слугой Петром – двухметровым детиной, опекавшим его с детства. Он, как и многие Романовы, имел слабое здоровье, и персидский климат на пользу ему не пошел. Но в момент, когда история России приняла смертельно-революционный оборот, Дмитрий Павлович Романов оказался далеко за ее пределами. Это спасло его от расправы большевиков июльской ночью 1918 года в Екатеринбурге в подвале дома купца Ипатьева. Из Персии великий князь Дмитрий уехал в Англию, затем в Париж. Его отец со своей второй семьей незадолго до революции вернулся на родину и был расстрелян большевиками в 1919 году.

Мировая война, государственный переворот, крах Российской империи ломали судьбу этого молодого красавца. И вот князь Дмитрий в Биаррице, на атлантическом побережье Франции. Потертый пиджак, покрытые трещинами башмаки. Рядом любовница – певица из «Опера-Комик» Марта Давелли, совсем недавно триумфально выступавшая в «Мадам Баттерфляй» и «Кармен». Однажды Давелли предложила Коко Шанель уступить своего возлюбленного, который ей дорого обходился. Но на самом деле Дмитрий влюбился в блистательную Коко Шанель. Роман с Дмитрием, самый аристократический в ее жизни, завязался быстро, но продлился всего год.

Когда князь признался Коко в своих чувствах, она пригласила его поселиться на своей вилле «Бель Респиро» в Гарше. В обычных обстоятельствах ни время, ни пространство не свели бы представителя русской монархии с французской «модисткой», будь она даже гениальной, известной и преуспевающей.

Отношения Коко с русским князем были безмятежными. Сначала они поселились в Отель-дю-Пале (Hôtel du Palais) в Биаррице, затем сняли в Мулло виллу «Ама Тикиа» (Ama Tikia). Каждое утро они отправлялись на пустынный пляж. Вдали от всех купались, загорали, занимались любовью, устраивали пикники, гуляли по лесу. Иногда совершали экскурсии по окрестностям или принимали у себя друзей. Их часто навещал Жан Кокто, живший неподалеку от виллы «Ама Тикиа».

Связь с Дмитрием Романовым помогла Шанель пережить горечь утраты Артура Кэйпела. Она вновь обрела вкус к жизни и уверенность в собственных силах. Намного моложе Шанель, Дмитрий придал ее надеждам немножко молодости. Именно он познакомил Шанель с Эрнестом Бо, бывшим парфюмером русской императорской семьи, жившим неподалеку, который стал автором легендарной парфюмерной композиции «Шанель № 5».

В этот период Шанель приняла на работу многих русских эмигрантов, большинство из которых были родственниками князя Дмитрия. В первую очередь это были женщины из высшего общества, которые потеряли все свое благосостояние и не имели средств к существованию. Габриэль наняла их в качестве швей, золотошвеек, манекенщиц и продавщиц. Она также пригласила на работу князя Кутузова, бывшего губернатора Крыма, и двух его дочерей. Кутузов был потомком знаменитого маршала. Шанель приютила его с семьей у себя на вилле «Бель Респиро». Вилла стала своеобразной русской колонией под попечительством Коко Шанель.

Влияние русских многоцветных художественных форм во французской высокой моде началось с 1909 года благодаря «Русскому балету» Дягилева. Дизайнеры Поль Пуаре, Мариано Фортуни, Жанна Ланвен в 1900-х и начале 1910-х годов внедрили этнические традиции в высокую моду. Габриэль Шанель продолжила эту тенденцию в славянских проектах в начале 1920-х годов. Журнал «Вог» в мае 1922 года писал, что никто не умел лучше, чем Шанель, украшать свои модели оригинальными вышивками. Она обожала оттенять креповые коричневые и черные платья, блузы и плащи многокрасочными рисунками. Многие из них были выполнены из бисера в сочетании с блестками.

Шанель вдохновляла славянская культура, с которой она ближе познакомилась благодаря Дмитрию Романову. Ранее отношения с Артуром Кэйпелом подтолкнули Шанель к использованию английских мотивов. Но славянское влияние проявилось более ярко и отчетливо в цветастых вышивках и в деревенском стиле. В ее коллекции появились изделия а-ля рюс: стилизованные крестьянские рубахи, украшенные вышивкой пальто и платья, кушаки, женская шубка. Во Франции раньше никто не носил пальто на подкладке из соболя. Меховыми были только воротники. Из гардероба князя Дмитрия Шанель позаимствовала рубашку, напоминавшую одежду русских мужиков. Она превратила ее в женскую блузку с расшитым воротником и манжетами, длинным поясом. Носить ее полагалось с прямой юбкой. Модель пользовалась огромным успехом. Длинная рубаха, подпоясанная а-ля мужик, была любимой одеждой парижанок в эти годы.

Для русской коллекции Шанель имела специальное ателье, которым управляла сестра Дмитрия Мария Павловна. Ателье вскоре превратилось в Дом вышивки «Китмир». Необычное название Дому Мария Павловна дала в честь любимого пекинеса российского посла. В Европе русская вышивка высоко ценилась и пользовалась огромным спросом. На деньги, вырученные от продажи фамильных ценностей, Мария Павловна арендовала небольшой зал во дворе особняка на авеню Франциска I с видом на Елисейские Поля, в котором располагался Дом вышивки «Китмир».

В ранних коллекциях Шанель объединяла восточную строчку «Китмира» со стилизованными народными мотивами. Вечернее платье 1922 года, к примеру, изготавливалось в комплекте с вышитым платком «Бабушка». Вечерние дизайны часто вышивались сверкающими кристаллами и черной струйной вышивкой.

В коллекциях Шанель в этот период встречались мотивы не только России, но и Румынии, Персии, Индии, Китая.

Иногда историки моды отмечают, что появление дорогих вышивок ознаменовало конец «роскошной нищеты» в творчестве Габриэль Шанель. Ведь ранее она часто использовала недорогие материалы для своих изделий. На самом деле Шанель всегда оставалась верной своим принципам простоты, строгости и удобства. Но в ее творчестве не существовало никаких запретов.

Роман с князем Романовым длился до осени 1921 года, когда Коко прервала свой затянувшийся отпуск и вернулась в Париж. Там на нее навалилось много забот. Работа над парфюмом, которым Шанель стремилась украсить образ женщины, требовала особого внимания и многих консультаций.

А затем они расстались, оставаясь добрыми друзьями. Коко считала, что так будет лучше. К браку она не стремилась, полагая, что отпрыски царей должны жениться на принцессах. Но на самом деле молодого князя Дмитрия она по-настоящему не любила, хотя ей нравились его влюбленность и обожание. Шанель считала, что замуж женщины выходят ради безопасности и престижа. На тот момент ее не интересовало ни то ни другое. Она была благодарна Дмитрию Романову за этот счастливый год.

Дмитрий Павлович впоследствии переселился в Соединенные Штаты. Там он преуспел в торговле шампанским. Вскоре он женился на очаровательной Одри Эмери. Она была дочерью американского миллионера, но все же простолюдинкой. Эмери ради мужа перешла в православие, родила ему прекрасных сыновей Дмитрия и Михаила. Однако лет через десять брак распался, и великий князь вернулся в Европу. Он был многолетним пациентом высокогорного санатория около Давоса, пытаясь побороть открывшийся туберкулез. Но 5 марта 1942 года, не дожив до 51 года, Дмитрий Павлович Романов скончался в нейтральной Швейцарии. А в России (тогда – СССР) этот день помнили как день первого исполнения Седьмой «Ленинградской» симфонии Дмитрия Шостаковича.

До самой кончины в 1942 году Дмитрий Романов вспоминал Шанель, поддерживал с ней дружеские отношения. Он говорил, что любовь с Коко была самым счастливым периодом в его жизни. Тогда он не строил никаких планов, просто жил и любил.

Пьер Реверди

Поэты не умирают.

Коко Шанель

Расставшись с великим князем Дмитрием Павловичем, Коко вернулась в Париж и с головой окунулась в работу. Процесс создания ее духов был в разгаре. Она как раз работала в лаборатории с Эрнестом Бо, когда ей сообщили, что к ней пришел некий господин Реверди. Коко на мгновение задумалась, но все же решила прервать работу и встретиться с ним. Ее ждал худощавый черноволосый мужчина, который обратился с просьбой прочитать ей свои стихи. Он прижимал к груди алую розу. Коко тронула эта роза, и она согласилась его выслушать. Реверди декламировал, закрыв глаза. Когда он умолк, Коко поняла, что не откликнуться на такие слова она не в силах.

С поэтом Пьером Реверди Шанель связывали долгие любовные отношения. Для него она была музой, для нее он был великим поэтом.

С поэтом Пьером Реверди Коко была знакома давно. Они впервые встретились через несколько месяцев после гибели Артура Кэйпела у общих приятелей. Пьер был сыном виноградаря и жил в Париже в бедности на заработок корректора в типографии. Его жена Анриетт трудилась помощницей швеи в ателье.

Все свободное время Реверди посвящал поэзии, был близок с передовыми поэтами и художниками: А. Модильяни, Г. Аполлинером, Б. Сандраром, А. Сальмоном, М. Жакобом, П. Пикассо, А. Матиссом, Х. Грисом и другими. В годы Первой мировой войны Реверди пошел в армию добровольцем, но в 1916-м был демобилизован. Творчество Реверди вызывало восторг у его молодых коллег. В середине 1920-х известный уже тогда Андре Бретон называл Реверди одним из основоположников сюрреализма.

Габриэль и Реверди вплоть до 1921 года были близкими друзьями, а затем это чувство переросло в любовь, хотя он был на шесть лет моложе. Коко Шанель не заботили ни странности в поведении возлюбленного поэта, ни его самомнение. Его эпатажность, перепады настроения и дикие поступки даже импонировали ей. А Пьер видел себя то среди сюрреалистов и атеистов, то среди идеалистов и верующих.

Мятущийся французский поэт с ранимой душой был неординарной личностью. Ему присуща была удивительная черта, характерная для сумасбродных поэтов и маниакальных большевиков: презирать деньги, но обожать роскошь. Реверди мог неделями торчать в богатом особняке у Коко, а потом вдруг сорваться с места и мчаться на Монмартр, где его терпеливо ждала бедная, страдающая от отсутствия мужа и денег Анриетт.

Разочарованный буржуазным обществом, охваченный мистическим кризисом Пьер Реверди 30 мая 1926 года на глазах у друзей торжественно сжег многие из своих рукописей. А затем удалился в Солем вместе со своей верной женой Анриетт. Там он вел скромную жизнь в небольшом домике.

Казалось, что после 1926 года Пьер Реверди обрел душевный покой. На правах брата из мирян он жил такой же размеренной жизнью, как и монахи-бенедиктинцы. Он поднимался в пять утра, в семь часов – месса, затем работал дома, снова возвращался в аббатство на торжественную мессу, потом – на вечернюю. Анриетт всегда была рядом. Однако через несколько лет Реверди утратил веру, которую стал считать «стоп-краном на пути к Правде».

Оказавшись в очередном духовном тупике, Реверди не мог возвратиться в Париж. Он боялся показаться смешным, признать свое поражение. Он остался вдалеке от светских соблазнов столицы, решив целиком посвятить себя творчеству. В солемский период он подготовил ценный сборник неизданных записок, получивших название «Волосяная рукавица» (1927); опубликовал два сборника стихов: «У истоков ветра» и «Стеклянные лужи» (1929); готовил к печати записки, которые позже вошли в «Мою бортовую книгу».

В 1930 году Габриэль Шанель пригласила солемского отшельника к сотрудничеству. Шанель решила проконсультироваться с ним, когда ей понадобилось подготовить несколько афоризмов для публикаций в различных журналах, с которыми она сотрудничала. В 30-е годы Габриэль Шанель в периодических изданиях опубликовала статьи «Женщина и спорт», «О новой роскоши» и др. В публикациях она стремилась выражать собственные взгляды на человечество в форме афоризмов. Побывав в самых разнообразных перипетиях бытия, к 50-летию Габриэль Шанель накопила достаточно жизненного опыта, чтобы иметь свою точку зрения на жизнь. Во встречах, в разговорах с писателями и художниками – с Кокто, Сэмом и многими другими – Шанель поражали меткость и блеск их формулировок касательно человека, общества, отношений между людьми. Она восторгалась афоризмами Ларошфуко и Шамфора, которые находила в их трудах и перечитывала по нескольку раз, когда выпадали мгновения досуга. Шанель не собиралась соперничать с классиками, а только хотела иметь несколько скромных серий афоризмов для журнальных публикаций. Понимая, что литературного опыта у нее маловато, она обратилась за помощью к Реверди, признанному мастеру стиля. Лаконичные записки Реверди были неким образцом тех эссе, которые хотела написать Шанель. Несмотря на прошедшие годы разлуки, Пьер Реверди испытывал к Габриэль Шанель нечто большее, чем просто дружба, и был готов броситься ей на помощь.

В 1930 году Пьер Реверди вернулся в Париж и отправился к Габриэль на улицу Фобур-Сент-Оноре. Понимая, что Реверди нужна определенная независимость, что он, вероятно, стесняется злоупотреблять ее гостеприимством, Шанель подыскала ему неподалеку, в квартале Мадлен, мастерскую художника. Она начала обставлять жилье для Реверди мебелью. Но в самый разгар переезда поэта охватила непонятная паника, и он сбежал назад в Солем. Пьер написал Габриэль, что не в состоянии выносить разгул парижского общества, вернется, когда не выдержит одиночества, которое он испытывает в провинции. Пьер Реверди был в полном замешательстве, метался туда-сюда, из Парижа и обратно, полтора года.

В Париже Реверди возобновил отношения со своими давними друзьями: Жаном Кокто, Максом Жакобом, Сандраром, Дереном, Леже, Браком, Лораном, Брассэ. Несмотря на строгие порицания Габриэль, вчерашний монах сделался активным посетителем ресторанов и баров, ночных кабаре. Болтовня с друзьями, участие в разгульных попойках с завсегдатаями бистро, которых он называл «мои пьянчужки», стали образом его жизни.

Одетого в безупречный двубортный костюм из серой фланели Пьера Реверди всегда можно было найти в одном из известных кафе восседающим на табурете со стаканом виски в руке и сигаретой в зубах. Сверкая глазами и потрясая непокорными прядями, он мог часами горячо спорить обо всем и ни о чем с кем попало. Ночи напролет Пьер слушал популярные французские и американские группы и джаз, который погружал его в мечтания. А когда под утро он возвращался на улицу Фобур-Сент-Оноре, то был изнеможен, полон сарказма и злости. Систематические загулы приносили только временное облегчение от пылающих в нем страстей, которые чередовались с депрессией. Пребывание в Солеме также не могло его успокоить.

Шанель изредка сопровождала Реверди в его ночных похождениях, разве что соглашалась потанцевать в «Джимми». Шанель тяготила атмосфера порока, где собирались тупицы, как она их называла, которые ночь за ночью рассказывали свои бесконечные истории, чтобы выговориться. А слушать их не имело никакого смысла. Кроме того, она много работала, уставала и рано ложилась спать.

Габриэль старалась как можно чаще приглашать Реверди на виллу «Ла Пауза». Там ему приходилось вести более упорядоченную и достойную жизнь. Иногда они оставались на вилле вдвоем, без посторонних, исключая прислугу. Они обедали во внутреннем дворике, гуляли среди оливковых рощ и лаванды, благоухавшей по ночам. В Рокбрюне она делилась с Реверди своими размышлениями, стремясь придать им форму кратких выражений. Позже она их публиковала в разных изданиях. Встречается мнение, что некоторые из них отразили мышление Реверди. Возражая, можно сказать, что афоризмы Шанель слишком соответствуют жизненному опыту, личности и идеям Габриэль, чтобы ставить под сомнение ее авторство.

Не только в эти годы Реверди играл роль литературного консультанта Шанель. Спустя много лет Габриэль интересуется его мнением, что вытекает из их переписки. В 1946 году Пьер Реверди благодарил Шанель за те мысли, которые она ему прислала, и писал, что они очень хороши.

Летом 1931 года Габриэль Шанель и Пьер Реверди пришли к окончательному пониманию, что им лучше расстаться. Постоянные душевные терзания поэта, его бесконечные шатания туда и обратно выводили Шанель из себя. Реверди решил окончательно осесть в Солеме. В письме к Габриэль он писал о собственных переживаниях и о том, что не имеет права навязывать ей свое присутствие, что ему стыдно за тот образ жизни, который он ведет. Он не может вновь обрести веру и должен оставаться отшельником – одиночкой, лишенным веры.

Так в конце 1931 года произошел второй разрыв Шанель с Реверди. Это был переход «большой любви в неистребимую дружбу», как выразился кто-то из них – то ли Реверди, то ли Шанель. Их союз был объективно невозможен. Габриэль симпатизировала одиночеству и аскетическому образу жизни, который вел Реверди. А Реверди привлекала роскошь, блеск и элегантность жизни, которую предлагала ему Габриэль. Однако никто из них не отказался бы от пути, который избрал для себя. В момент расставания Реверди обратился к Шанель со словами: Je te laisse parce que je tʼaime… (Я ухожу от тебя потому, что я тебя люблю…)

Габриэль Шанель поддерживала теплые дружеские отношения, переписывалась, иногда ненадолго встречалась с Пьером Реверди вплоть до самой его смерти. Шанель тайком, через друзей приобрела у Реверди рукописи. Она платила издателям, чтобы они печатали его стихи и выплачивали отшельнику гонорары. В ее личной библиотеке имелись роскошные издания сочинений Реверди, а также большая часть его рукописей.

Издание своих стихов 1947 года, адресованное Шанель, Пьер Реверди сопроводил трогательной надписью с выражением самых теплых чувств.

Пьер Реверди умер в 1960 году в возрасте 71 года. Как утверждают, он до самой своей смерти испытывал к Габриэль нежные чувства. Об отношении Габриэль Шанель к Пьеру Реверди говорит тот факт, что Реверди был одним из немногих людей, которому удалось избежать едких критических замечаний Шанель. В своем сарказме она почти никого не щадила, заметив однажды: «Пока критикую, я живу». Хотя нелюдимый, с неуживчивым характером Пьер давал более чем достаточно объективных оснований для острой критики.

Когда Габриэль Шанель узнала, что ее старый друг Пьер Реверди скончался, она сказала, что поэты не умирают.

Шанель искренне считала Реверди величайшим поэтом эпохи. Она была уверена, что он незаслуженно остался в безвестности. Шанель читала и перечитывала его стихи, подчеркивала карандашом близкие ей строки и мысли. Его ранние стихи (до 1926 года) были тесно связаны с сюрреализмом. В стихотворениях солемского периода преобладали реалистические тенденции. В мрачный период гитлеровской оккупации Франции его патриотические произведения были полны гнева, отчаяния, но и надежды, воли к борьбе. Они стали его вкладом в движение Сопротивления. Творчество и эстетические искания Пьера Реверди сыграли важную роль в развития французской поэзии ХХ века.

Шанель была огорчена тем, что талантливый поэт был необоснованно забыт ценителями французской поэзии. В частности, не был по достоинству оценен литературоведом, преподавателем словесности Жоржем Помпиду. В 1961 году он составил «Антологию французской поэзии», в которую не включил Пьера Реверди. Узнав об этом, Габриэль Шанель была очень разочарована и разгневана. Она не ожидала такой недальновидности от Помпиду, который пользовался тогда огромным влиянием и авторитетом во Франции. В дальнейшем Помпиду стал известным политиком, лидером правых – голлистов, государственным деятелем, премьер-министром в 1962–1968 годах, президентом Пятой республики в 1969–1974 годах. В годы его премьерства и президентства в стране наблюдался заметный экономический подъем, была осуществлена техническая модернизация Франции, происходило дальнейшее развитие европейских структур. Жорж Помпиду основал парижский Музей современного искусства – Центр Помпиду. Но французского поэта Пьера Реверди оценить по достоинству, как считала Габриэль Шанель, не смог.

Роман Габриэль Шанель с известным французским поэтом Пьером Реверди был ярким эпизодом в ее жизни. Внешне могло показаться, что эта связь не ранила сердце женщины. Но вряд ли гордую Коко оставило равнодушной то, что жизни с ней Пьер Реверди предпочел отшельничество в бенедиктинском монастыре Святого Петра в Солеме.