Электронная библиотека » Неля Мотрошилова » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 27 мая 2022, 06:15


Автор книги: Неля Мотрошилова


Жанр: Философия, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Поэтому при всей верности и молодого Гуссерля тезисам о научности философии (а отклонения от него не просматриваются и в раннем творчестве) он вряд ли мог солидаризироваться с ранее приведенными «убеждениями» Файхингера, если последний, что вполне правдоподобно, выражал их в такой же заостренной форме. Однако же и у Файхингера, о чем был предупрежден читатель, натуралистически звучавшие тезисы испытывали впоследствии, в процессе построения целостной теории, довольно заметную трансформацию.

Файхингер сформулировал закон «перевеса средств над целью» и в его духе так рассматривал проблемы мышления: хотя оно в «составе» явлений природы должно было служить ей одним из подчиненных средств, с течением времени мышление всё более отчуждалось от своих практических целей и в конце концов превращалось в самостоятельную теоретическую мысль. А в результате стала блуждать в потемках и философия, потому что она возводила на пьедестал и объявляла первичным, самостоятельным то, что лишь «по видимости» (anscheiend) независимо, первично – так называемый теоретический разум.

И вот – внимание! – делается поворот к «философии Als-Ob»: «Многие мыслительные процессы и образования при таком освещении предстают как сознательно ложные допущения, которые либо противоречат действительности, либо являются самопротиворечивыми, но которые намеренно строятся так, чтобы благодаря подобным искусственным отклонениям преодолеть трудности мышления и такими обходными путями (Schleichwegen) достигнуть целей мышления. Такие искусственные мыслительные образования называются научными фикциями, которые благодаря их Als-Ob-свойствам характеризуются как продукты сознательного воображения» (Op. cit. S. 201).

И таким способом образуется, согласно Файхингеру, целый мир Als-Ob, мир «ирреального», мир ценностей, приобретающий не меньшее, а в этике и эстетике большее значение, нежели «мир – в обычном смысле слова – действительного или реального» (Op. cit. S 202). А в форме религиозного мира он резко противостоит «миру становления, данному в нашем представлении» (Ibidem).

Тема двух «миров», так своеобразно, даже причудливо прочерченная Файхингером в его философии Als-Ob, – все что угодно, только не посторонняя для философии Гуссерля, в том числе и раннего. А уже от «Логических исследований» с их концентрированием на мире «чистых сущностей», на Wesensschau, усмотрении сущностей, к более поздним и самым поздним произведениям тянется прочная преемственная нить постоянного, ступенчатого осмысления этой центральной для феноменологии темы.[81]81
  См.: Мотрошилова Н. В., 2003. С. 552–553.


[Закрыть]
Трудности, подобные тем, на которые наталкивается и с которыми пытается справиться Файхингер, являются и для Гуссерля предметом все более глубоких, поистине мучительных раздумий. Можно даже исходить из предположения, что мысль Гуссерля сделает своеобразный скачок от I ко II тому «Логических исследований» именно вследствие поворота от принятия онтологизированного, в чем-то ещё не полностью оторвавшегося от платонизма, от математизированного, в духе Больцано, представления о мире «истин в себе» – к трансценденталистской позиции, с точки зрения которой «локализация» чистых сущностей в особом сознании, усмотрении в качестве его неотъемлемого коррелята как бы снимает традиционную и вместе с тем весьма актуальную для конца XIX века тему «двух миров», как якобы самостоятельно существующих.

Что касается сопоставления с файхингеровским подходом, то, с одной стороны, причисление многих «истин», утверждений и т. д. к миру Als-Ob, по существу получит поддержку раннего Гуссерля, который (ещё раз напомню) назовет даже законы естествознания – предмет наибольшей гордости естественных наук – «идеализирующими фикциями». С другой же стороны, Гуссерль категорически отличит от последних настоящие, подлинные, «чистые» истины (математики и логики), хотя призна́ется, что таковых весьма немного.

Но всё это пока что разговор о «высоких» мыслительных образованиях. В отношении же обычной, повседневной жизни Файхингер придерживается взгляда, весьма напоминающего (упрощенную) позицию Маха, Авенариуса и восходящего ещё к Беркли: «То, что мы обычно называем действительным, состоит из содержаний наших ощущений, которые навязываются нам с большей или меньшей неодолимостью (Unwiderstehlichkeit) и в качестве данностей обыкновенно не могут быть отклонены нами» (S. 202). В мире ощущений, по Файхингеру, полностью господствуют закономерности сосуществования и последовательности, изучение которых и является делом, содержанием наук. «Многих удовлетворяет фикция, в соответствии с которой мир рассматривается так, как если бы (als-ob) его создал и его по крайней мере направляет некий совершенный высший дух». Файхингер завершает изложение принципов своей философии таким тезисом: «Бессмысленно спрашивать о смысле мира – это выражено в словах Шиллера: “Знайте, высший смысл вносит в жизнь величие, но не в ней он ищет это величие” (Wisset, ein erhabener Sinn legt das Groβe in das Leben, und er sucht es nicht darin – “Huldigung der Künste”, 1805, – а это и есть позитивистский идеализм» (Ibidem).

Такой, в общих чертах, была «философия Als-Ob» Ганса Файхингера – философия интересная, оригинальная, из которой мы взяли для обобщенного рассмотрения её специфический историко-философский аспект, а именно чисто кантоведческую линию, запечатленную в обширном специальном комментарии к «Критике чистого разума» Канта. Но конкретный его анализ выходит за рамки моей книги. Для этого имеются веские причины.

Во-первых, в этой работе я никак не могу вдаваться в такого рода историко-философские подробности (хотя, говоря в личностном плане, я ими постоянно занималась, и особенно в последнее время – благодаря работе над 2 томом немецко-русского издания Сочинений Канта, содержащим первую кантовскую «Критику»).

Во-вторых, гуссерлевский интерес к Канту (о котором в разных связях в моей книге еще пойдет речь) не был, что ещё предстоит доказать, весьма конкретным и пока (а впрочем, и впоследствии) оказывался достаточно далеким от той специальной, скрупулезной текстологической кантоведческой работы, которую вели неокантианцы различных направлений, включая Файхингера.

В-третьих, само неокантианство, если разбирать его теоретические заявки, разработки, находилось – как и гуссерлевская философия – в процессе становления. Ряду центральных произведений самых влиятельных неокантианцев ещё предстояло выйти в свет и оказать свое влияние. Поэтому история темы «Гуссерль и неокантианцы», в 80–90-х годах XIX века, связанная с именами коллег Б. Эрдманна и Г. Файхингера, – только предыстория. После выхода в свет «Логических исследований» она включит в себя центральные и для неокантианцев, и для Гуссерля темы, а вместе с тем и главные имена представителей неокантианского направления. Тогда Гуссерль на равных будет сотрудничать и дискутировать с корифеями неокантианства.

А ведь пока – в Галле, – он, в сущности, неизвестный ученый, который трудится над своими первыми сочинениями…

Часть III. Идеи и авторы, в наибольшей степени повлиявшие на раннего Гуссерля

Обоснование Карлом Штумпфом того, что диссертация Гуссерля позволяет сделать нострификацию не слишком строгой.

Глава 1. Франц Брентано и ранний Э. Гуссерль. Постановка проблемы, трудности в её решении

Эта тема многогранна. В книге, посвященной раннему Гуссерлю, обойти её совершенно невозможно – в силу фактически подтвержденного и обсуждаемого в литературе влияния Брентано на становление Гуссерля как мыслителя. Мы уже разбирали историю того, как Гуссерль, испытавший в студенческие годы поистине решающее воздействие идей, лекций, произведений Брентано при выборе философского пути, непосредственно посланный Францем Брентано к его ученику Карлу Штумпфу в университет Галле для защиты габилитационной работы, начал свой путь в философии собственно при поддержке и с благословления Брентано. Но после защиты «тот же», но уже «не тот» Гуссерль значительно отдалился от брентановских подходов и решений. Этот факт он, конечно, не афишировал – из-за естественной благодарности знаменитому учителю, а также в силу первоначальной зависимости от Карла Штумпфа, представителя школы Брентано, с которым у него к тому же завязались теплые дружеские отношения. Но наступившего теоретического отчуждения он и не скрывал (ни в то время, ни позже, когда писал теплые воспоминания о своем учителе). Внимательные (увы, немногочисленные) читатели ФА знают, что ссылки на произведения Брентано в этой работе, во-первых, довольно редки (и не идут ни в какое сравнение, скажем, с многочисленными отсылками к работам Г. Фреге, даже Ф. Ланге, Х. Зигварта и других авторов); во-вторых, даже и они, как правило, содержат вежливые, но решительные критические характеристики. Это потребует особого внимания при нашем обращении к подобным отсылкам при конкретном анализе ФА.

Сейчас приведу лишь отдельные примеры. В сноске на стр. 67–68 ФА Гуссерль говорит о том, что брентановское различение «физических» и «психических» феноменов является фундаментальным, необходимым для всей его работы. А уже в сноске на стр. 70 автор ФА пишет: «В последующем рассмотрении я буду избегать употреблять выражение «физический феномен», которое Брентано ставит в соответствие «психическому феномену», ибо затруднительно обозначать подобие, или Steigerung как физические феномены. И сам Брентано при употреблении этого обозначения имел в виду только абсолютные первичные содержания, а именно индивидуальные феномены, а не абстрактные моменты созерцания. Вследствие этого из прежнего изложения видно, что признак интенционального внутреннего существования, который у Брентано функционирует в качестве первого и всепроникающего признака, определяющего отделение психических феноменов от физических, также и при классификации отношений ведет к существенному различению» (ФА 70). Вот вам и фундаментальные понятия, которыми предпочитают не пользоваться! Если всё это читать внимательно, подмечая все оттенки и детали, не удивишься тому, что уже и своё упоминание о таком делении Гуссерль впоследствии определит как ошибку и как следование школьному шаблону. Сходным (хотя не тождественным) образом обстоит дело с другой принципиальной отсылкой к идеям Брентано уже во II части ФА. Здесь Гуссерль поблагодарит Брентано за действительно важное для хода гуссерлевских мыслей различение «собственных» и «несобственных», т. е. символических представлений, за то, что Брентано, как никто другой, показал «огромное (eminenten) значение несобственных представлений для всей нашей психической жизни» (ФА 193). А сразу после этого Гуссерль напишет: «Дефиниция, которая будет [мною] дана, не идентична той, которую дал Брентано» (Ibidem). И предварительно объясняет, что́ заставляет его акцентировать иные моменты, чем это сделано у Брентано.

Поэтому первое, что хочу подчеркнуть (сначала предварительно) в теме «ранний Гуссерль – Брентано»: влияние концепции Брентано даже и на раннего Гуссерля в литературе сильно преувеличено. (О ЛИ, буквально пронизанных полемикой с Брентано, и говорить нечего.) Мнение о решающем влиянии Брентано основывается скорее не на тщательном анализе гуссерлевских текстов, а на заранее принятых предпосылках, о которых уже приходилось говорить: считают, что это влияние было-де огромным; а поскольку Брентано был инициатором тенденции, выраженной заглавием его труда – «Психология с эмпирической точки зрения», то определяющее воздействие этого философа на Гуссерля обернулось тем, что он подпал-де под решающее влияние психологистического эмпиризма, от которого затем должен был с трудом избавляться. Но разве это не так? – может спросить осведомленный читатель. Нет, не так… Гуссерль не случайно впоследствии отмел всю линию анализа ФА, где хотя бы в малой степени принималось восходящее к Брентано разделение на «психические» и «физические» феномены как принципиальную ошибку.[82]82
  Имеется в виду «Набросок “Предисловия” к “Логическим исследованиям”», т. е. к вышедшему в 1913 году второму изданию ЛИ, в котором были соответствующие исправления. Об этом более подробно идет речь в моей книге «“Идеи I” Э. Гуссерля как введение в феноменологию» (М., 2003) и в литературе, частично упоминаемой в этом разделе.


[Закрыть]
Он также написал, что пронизывающие часть его первой книги понятия «коллекции» (Kollektion), «коллигирования» представлений отвечало этому «школьному шаблону».[83]83
  Husserl E. «Entwurf einer “Vorrede” zu den “Logischen Untersuchungen» (1913). Hrsg. v. E.Fink / Tijdschrift voor Filosofie 1 (1939). S. 127.


[Закрыть]
Да, самокритика Гуссерля по отношению к ранним позициям впоследствии имела место. Но оценка фактов, обстоятельств этого рода требует внимания к фактам противоположного характера, обязывает к самому тщательному, скрупулезному анализу и текста ФА, и последующей гуссерлевской самокритики.

В частности, и для этого тоже нужно основательнее и внимательнее вникнуть в затронутую проблематику, хотя здесь приходится обойтись очень кратким суммированием достигнутых исследовательских результатов. Итак, «zu den Sachen selbst» – к фактам, основаниям, существу проблемы «Брентано–Гуссерль».

Не стану повторять то, что в моей работе о Гуссерле 2003 года «“Идеи I…”» и в этой книге уже рассказано об истории знакомства будущего основателя феноменологии с Брентано, его идеями, его школой, о глубоком впечатлении от личности выдающего австрийского философа и его воздействии на выбор Гуссерлем именно философского пути. Но ещё раз обращаю внимание на то, что при всех позитивных, сначала восторженных оценках личности и философии Брентано, которые он впоследствии высказывал в своих благодарных, почтительных, но и критических «Воспоминаниях о Франце Брентано», Гуссерль не стал представителем, последователем его школы, ибо рано выбрал свой собственный путь в философии. И Гуссерль также упоминает: этим объяснялось «известное отдаление, если не личностное отчуждение» от учителя, что делало трудным и их последующее общение.[84]84
  In: Kraus O. Franz Brentano. Zur Kenntnis seines Leben und seiner Lehre. München, 1919. S. 164–165.


[Закрыть]

ФА, что мы увидим из подробного анализа, находится как бы на перепутье: с одной стороны, Гуссерль по разным причинам ещё демонстрирует лояльность по отношению к Брентано и его школе; более того, он посвящает первую книгу своему учителю; с другой стороны, он и здесь, в раннем сочинении, не жертвует своими мнениями, подходами, во многих аспектах уже не совпадающими с тем, что было выражено в работах Брентано. Это, впрочем, относилось не только к Брентано. Но и, например, к Фреге – автору, к идеям которого автор ФА обращается значительно чаще, чем к брентановским. Да и вообще ФА, будучи книгой начинающего философа, буквально пронизана критицизмом. И почтительная благодарность Гуссерля своему философскому учителю отнюдь не снимает критицизма в его адрес.

Пишу все это совсем не для того, чтобы полностью отказаться от тезиса о значительном влиянии идей Брентано на ФА. Отрицать это влияние – причем и в тех частях книги, где Гуссерль прямо не ссылается на идеи, произведения своего учителя – было бы совершенно нелепо. Поэтому в дальнейшем намереваюсь, напротив, более конкретно и основательно, чем это подчас делается в литературе, прочертить линии действительной теоретической связи учения Брентано и ФА. (Хочу снова подчеркнуть: речь у нас идет и о раннем Гуссерле, и об относительно раннем Брентано – до ЛИ, где полемика с Брентано будет концентрироваться вокруг уже развитой и Гуссерлем теории интенциональности, и тем более до того, как теория Брентано в 10-х годах XX века сама испытала значительные понятийные изменения.) Здесь также нужно предварительно определиться вот в чем: речь пойдет именно о тех идущих от Брентано, Штумпфа, Мейнонга линиях преемственности некоторых центральных и философских, и психологических идей, которые помогли Гуссерлю написать серьёзную работу по философии арифметики, а затем продвинуться к новаторскому открытию феноменологии. Я также – о чем уже бегло упоминалось и к чему буду постоянно возвращаться при анализе конкретного материала – принципиально несогласна с упрощенным, по моему мнению, тезисом, в соответствии с которым следование идеям Брентано, пусть и критически перерабатываемым, означало для Гуссерля скатывание к психологизму как главной «болезни» конца XIX века.

От Брентано, как я думаю, Гуссерль – подобно другим философам его времени – получил немало живых, плодотворных и перспективных творческих импульсов. Подтверждение чего мы находим в гуссерлевской рецепции, но и в глубоком преобразовании брентановской идеи интенциональности, первые отсылки к которой находим уже в ФА.

Трудность в понимании важнейшей для нас связки «ранние Брентано–Гуссерль» состоит ещё и в том, что в феноменологической литературе она обычно осмысливается на материале «Логических исследований», а потом выливается в обсуждение упомянутой гуссерлевской самокритики в адрес уже этого произведения. У нас же речь пойдет о более раннем периоде становления идей будущего создателя феноменологии, когда никто ещё, включая автора ФА, не знал, естественно, о будущем пути и его результатах. А здесь приходится иначе, нежели это принято в соответствующей литературе, оценить и значение ряда принципиально важных идей Брентано, и отношение к ним раннего Гуссерля. (Вместе с тем, буду активно опираться на те, увы, очень немногие исследования последних десятилетий, где предметно сопоставляются более ранний Брентано, периода I тома «Психологии с эмпирической точки зрения», и ранний Гуссерль периода ФА.)

§ 1. Идея «эмпирической психологии» у Брентано и ее отражение в Философии арифметики

Брентано был ангажированным борцом за расширение прав и значения психологии и её частных дисциплин, подразделений. Он отстаивал мысль о том, что к психологии уже обращаются и ещё будут обращаться логика, этика, эстетика, а также такие практические области, как политика и сфера образования. Замечу: никакого «психологизма» нет и не было в этой здравой и вполне оправдавшейся, исторически перспективной идее. Из ранних работ Гуссерля видно, однако, что эта борьба сама по себе вряд ли его сильно интересовала: он предоставлял профессиональным психологам заниматься ею, а сам скорее хотел воспользоваться конкретными наработками психологов, относящимися к философии математики и к проблеме представлений, нежели разбираться с теми идеями и спорами, которые касались места психологии в системе научного и практического знания. (В период разгоревшихся дебатов с психологизмом интерес Гуссерля повернется и в эту сторону, но лишь поскольку будут затронуты проблемы статуса, значения логики.)

Брентано справедливо полагал, что для реализации высоких претензий психологии в ней самой требовалось провести далекоидущие реформы. Уже I том «Психологии с эмпирической точки зрения» был своего рода идейным знаменем и программой таких реформ. Выдающийся психолог и философ понял: сила и особые функции психологии должны состоять в осуществлении самых разных специальных, конкретных, приближенных к реальной психической жизни индивида – и также в этом смысле эмпирических – исследований. Другой смысл эмпирического поворота для Брентано заключался в том, чтобы психологию, до сих пор постоянно взаимодействовавшую с философией, сблизить также и с естествознанием, с исследованием того, что он назвал сферой «физических феноменов». Будущее показало, что стратегический путь развития психологии в последние десятилетия XIX и в XX веке был определен у Брентано в принципе верно и удивительно прозорливо. В силу сказанного надо признать, что вместе с целым рядом других психологов он стоял у истоков исторически неизбежного превращения психологии в разветвленную самостоятельную область знания, постепенно отпочковывающегося от философии, под эгидой которой психология ещё развивалась в XIX веке. Вместе с тем, Брентано отчасти был и философом, во всяком случае психологом, весьма хорошо философски образованным, в том числе и в истории философии, постоянно сохранявшим, обновлявшим в своих размышлениях также и философские аспекты. Эта квалификация по существу принята в брентановедческой литературе, включая лучшие российские исследования.

От усилий Брентано протянулась нить к одной из ранних ветвей эмпирической и даже именно экспериментальной психологии того времени. «Ученики Брентано были пионерами экспериментальной психологии, – пишет исследователь конца XX века Д. Мюнх. – Алексис Мейнонг основал первый Институт экспериментальной психологии в Австрии, Казимир Твардовский – в Польше; Карл Штумпф был – наряду с Вундтом – одним из первых экспериментальных психологов в Германии. После своего перемещения в Вену (1874 г.) и сам Брентано подал заявку на создание там Института экспериментальной психологии, но прошение было отклонено. Гештальтпсихология тоже выросла из брентановского круга. “Отец” гештальтпсихологии Хр. фон Эренфельс был учеником Брентано и Мейнонга…».[85]85
  Münch D. Intention und Zeichen. Untersuchungen zu Franz Brentano und zu Edmund Husserls Frühwerk. Fr.a.M., 1993. S. 84.


[Закрыть]

Свою амбициозную задачу Брентано видел, стало быть, в том, чтобы вообще способствовать закреплению и существенному расширению плацдарма, позиций, функций психологии как науки, чтобы придать ей не меньший вес, чем тот, который имеют математика, физика, химия, физиология.

В связи со всем сказанным наследие Брентано, крупной фигуры всего гуманитарного знания XIX, а потом и XX века, в значительной степени принадлежит истории психологии. И именно профессиональным психологам, в частности, историкам психологии всего сподручнее судить о том вкладе, который он внес в развитие этой науки, как и о том, от чего в наследии Брентано психологии в дальнейшем пришлось отказываться.

Несколько иначе выглядит решение вопроса о влиянии Брентано на тех мыслителей, которые (сложными, опосредованными путями) выходили, подобно Гуссерлю, на магистральный путь философии.

На таких мыслителей, что естественно, всего больше повлияли философские по происхождению и значению, хотя и тесно связанные с психологией идеи Брентано. Из их числа – снова же имея в виду Гуссерля – мы для дальнейшего анализа прежде всего выделим: 1) брентановскую конструкцию психических феноменов; 2) тесно с нею связанную идею интенциональности; 3) концепцию представлений как фундаментальных актов сознания.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации