Текст книги "Все реки текут"

15

– Это безумие ехать в такое время по нижней дороге! – говорила Эстер. – Я лично не собираюсь искушать судьбу. Довольно уже того, что сегодня пятница, несчастливый день. Мы не должны подвергать мисс Баретт…

– О, я не боюсь воды, миссис Джемиесон! Чарльз, однако, настаивал именно на этом, коротком, варианте пути: старый мерин Барни хорошо знает дорогу, она пока вполне надежна.

– Тебе, Адам, нет никакой нужды ехать. Оставайся дома!

– Я очень хочу поехать, мама! – Адам сказал это сквозь стиснутые зубы. Новая усвоенная им манера разговаривать с матерью заставила Эстер уступить.

Дели сначала было велено оставаться дома, и она, скрепя сердце, смирилась. Ей сказали, что в половодье на дороге образуются опасные промоины, но если бы ей разрешили, она была готова презреть опасность ради удовольствия провести с мисс Баретт еще несколько часов. И вдруг она услышала:

– Если ты не боишься, Филадельфия, я бы попросила тебя поехать и подобрать для меня шелковые нитки. Мужчин просить бесполезно.

– Хорошо, тетя!

Она кинулась в свою комнату, чтобы приготовить все необходимое для раннего отъезда.

При выходе она столкнулась нос к носу с какой-то долговязой фигурой: это была Ползучая Анни, которая подслушивала у дверей, бесшумно подкравшись на своих длинных ступнях.

Наутро они поднялись с восходом солнца. Адам устроил так, что они с мисс Баретт оказались на одном сиденье. На ней был костюм из ткани в черно-белую клетку, длинная юбка закрывала ноги; широкий рукав жакета касался руки юноши, который чувствовал себя на седьмом небе.

Дели уселась так, чтобы лицезреть изящную Серую шляпку своего кумира, украшенную двумя пучками серебряных перьев; из-под шляпки падали на затылок светло-каштановые завитки волос. Ее обычно невозмутимое лицо сегодня выглядело чуть-чуть взволнованным.

Барни быстро домчал их до затопленного участка леса. Там он пошел осторожнее: дорога была под водой и обозначалась лишь зарубками на стволах эвкалиптов. Или всерьез уверял, что умница Барни видит эти зарубки. На самом же деле лошадь чувствовала дорогу копытами. На первой же яме вода поднялась почти до пола коляски.

Пользуясь высокой водой, сразу двадцать пароходов поднялись в Эчуку. В гавани царило необычное оживление. Адам отнес вещи мисс Баретт в помещение вокзала, а Чарльз повел лошадь в конюшню – обсушить и почистить. Мисс Баретт широким мужским шагом направилась к билетной кассе. Дети понуро шли по обе стороны своего божества. Войдя в вагон, она что-то оживленно говорила им через окно, но они упорно молчали, подавленные предстоящей разлукой.

– Мне предстоит увлекательное путешествие, – она оглянулась на еще незанятые кожаные сиденья и заключенные в рамки виды штата Виктория на стене купе. Спохватившись, она виновато взглянула на два несчастных лица за окном.

– Выше голову, Дели, мы с тобой еще увидимся! Ты будешь тогда знаменитой художницей, твои картины будут выставляться в залах Королевской академии. Я рассчитываю, что со временем вы оба завоюете мировое признание. Не бросай писать, Адам, не при каких условиях. И никогда не успокаивайся на сделанном, если чувствуешь, что можешь сделать лучше.

Раздался последний звонок:

– Все по местам! По места-а-м!

– До свиданья, мои славные! Пишите мне!

Двери захлопнулись. Поезд медленно, почти неощутимо, двинулся вдоль края платформы. В последнюю минуту прибежал запыхавшийся Чарльз, успевший помахать ему вслед шляпой.

Уехала… Адам и Дели еще чувствовали энергичное пожатие ее теплой руки. Дели, не вымолвившая за все время ни слова, строго смотрела прямо перед собой, делая отчаянные усилия, чтобы не разреветься. Адам был бледен как полотно.

Чарльз ласково взял девочку под руку.

– Ну, моя радость, как насчет ленча? Не отправиться ли нам к Стаси, где мы можем шикануть? На сладкое возьмем шоколадное мороженое, а? Как ты считаешь, Адам?

– Мне все равно, – рассеянно отозвался тот. Лицо юноши выражало глубокую печаль. Отец, видать, воображает, что его сын только вылез из пеленок. Шоколадное мороженое! И это в то время, когда сердце разрывается от боли. Сами собой, непрошеные, сложились в мозгу строчки, четкие, ясные, будто написанные мелом на доске:

 
Сердце билось только для милой,
Но теперь ее больше нет.
Бедное сердце навек застыло,
Молчи и страдай, поэт.
 

Дели чувствовала себя неважно, есть совершенно не хотелось. Но природная доброта заставила ее смягчить резкий отказ Адама.

– Это будет чудесно, дядя! – сказала она.

Адам пошел с ними, но ел мало и неохотно, настороженно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

Чарльз планировал посещение выставки-продажи мериносовых овец, о которой было объявлено в газете. Он поднялся с места и положил на стол полукрону.

– Купите себе что-нибудь по своему желанию, – сказал он. – Встретимся на пристани в половине третьего. – Он взял с вешалки свою широкую войлочную шляпу и вышел.

Адам быстро накрыл монету рукой.

– Послушай, малышка! Мне нужны деньги. Я тебе верну твою часть когда-нибудь после. Я должен повидаться с одним парнем, мы с ним вместе учились в школе. Сегодня, по дороге сюда, я увидел, как он вошел в отель. Тебе со мной нельзя. Может, пойдешь в парк, а? Это ведь ненадолго?

Голос его звучал настойчиво, глаза лихорадочно блестели.

– Ладно уж! – протянула она. – Только ты скорее приходи.

– Я зайду за тобой в два пятнадцать, мы вместе пойдем на пристань. Отцу об этом знать не обязательно. Может, ты хочешь выпить горячего шоколада?

– Нет, – ее глаза смотрели на него с беспокойством. Как это не похоже на Адама! Раньше он никогда никого не обманывал.

Он вывел девочку из закусочной. Снаружи ярко светило зимнее солнце. Они спустились по Верхней улице в западную часть города, и Адам оставил ее у мемориала в честь Макинтоша, владельца первой лесопилки. Мемориал представлял собой арку, сооруженную из бревен эвкалипта. Дели пошла вниз по дорожке, петляющей меж дикорастущих деревьев, пока дорогу ей не преградила река Кэмпасп с крутыми глинистыми берегами. В том месте, где она впадает в Муррей, девочка села и стала смотреть, как сливаются оба спокойных потока: снеговые воды с гор Нового Южного Уэльса и дождевые – с равнин штата Виктория. Убаюканная шумом воды и отдаленным гудением лесопилок, девочка задремала.

Когда она проснулась, солнце уже скрылось за кроной высокого дерева. Тени на воде удлинились. Она начала торопливо искать дорожку, по которой пришла, как вдруг увидела мужчину, прячущегося за стволом ближнего эвкалипта.

– Вижу, вижу! – закричала она, решив, что вернувшийся Адам хочет поиграть с ней в прятки.

Она подбежала к дереву, заглянула… и застыла на месте, точно вкопанная. Какие-то доли секунды она была не в состоянии пошевелиться, затем сорвалась с места и бросилась сломя голову наутек. Она оглянулась только один раз: полураздетый человек прижимался к дереву и манил девочку к себе, улыбаясь идиотской улыбкой… О, где же Адам?

Больше оглядываться Дели не посмела: ей казалось, что она слышит топот погони. Только миновав арку и выбежав на оживленные улицы, она обернулась: никого!.. Настроение у нее было испорчено: мерзкое, гнусное животное! Она пошла в сторону пристани, то и дело со страхом оборачиваясь назад. Около пристани она столкнулась с дядей Чарльзом.

– Дели, девочка, что случилось? На тебе лица нет, ты вся дрожишь. Где Адам? Я вас жду уже…

От дяди пахло спиртным, и Дели поняла, что он навеселе.

– А вот и я! Привет! Извините за опоздание. Чарльз оставил в покое племянницу и повернулся к сыну, пораженный непривычной сердечностью его интонации. Щеки Адама раскраснелись, волосы были растрепаны.

– Где ты был, позволь тебя спросить?

– Встретил дружка-одноклассника. Зашли в бар…

– Ты хочешь сказать, что оставил сестру одну? Прямо на улице?!

– Конечно же, нет! К-как можно? Дел захотелось взглянуть на з-здешний парк, и я отвел ее туда. Вот и все д-дела…

– Ты пил, щенок? – продолжительный пароходный гудок, сопроводивший заданный вопрос, придал ему саркастический оттенок.

– Пил? А как же? П-пришлось выпить за компанию. Встретил дружка, понимаешь… в школе вместе учились.

– Это мы уже слышали. Откуда у тебя деньги на выпивку? Ты истратил те полкроны, которые я вам оставил? Больше ты от меня никогда ничего не получишь!

– Ты разрешил нам купить, что хочется. Ну вот я и захотел выпить, – он стиснул челюсти, и лицо его приняло свирепое выражение.

– Ну-ну, не расходись! Живо оба в коляску! Дома я с тобой не так поговорю. Хорошо, если успеем проехать через затопленный лес до наступления темноты.

– Прости, что я не пришел за тобой, Дел, – шепнул ей Адам на ухо, когда они уселись в кабриолет. Но она брезгливо отодвинулась от него, чтобы не ощущать винных паров, не видеть багрового лица и красных глаз. Это был совсем другой Адам, он бросил ее одну, и тот ужасный человек в парке мог напасть на нее, когда она спала. Ее восхищение кузеном, – взрослым и сильным – померкло.

Обратный путь они проделали молча. Чарльз решил не возобновлять сейчас разговора с сыном, а обсудить случившееся с Эстер. Она должна знать о выходке сына, ведь это ее подачки сделали из мальчика идола, она баловала его и носилась с ним с пеленок. Пусть теперь радуется!

Постепенно мерное колыхание крупа мерина, запах лошадиного пота и кожаных вожжей успокоили Чарльза: на него сошло умиротворение, и он начал клевать носом. Вдруг его ушей коснулся испуганный крик Дели.

– Что с тобой, дитя? – встрепенулся Чарльз.

– Шелковые нитки!.. Я совсем о них забыла. Тетя Эстер очень рассердится. Что теперь делать?

– Теперь уж ничего не поделаешь. Да это теперь и неважно: у твоей тети найдется о чем поговорить. Будет уже темно, когда мы доберемся до дома. Она, наверное, рвет и мечет.

Они свернули в прибрежную низину. Было очень тихо, слышались лишь звуки высоких колес, хлюпающих по воде. На верхушках деревьев догорал закат, а внизу было уже темно. Барни меланхолично переставлял в воде ноги. Адам крепко спал.

Внезапно лошадь дернулась и стала.

– Что за дьявольщина! – выругался Чарльз, осторожно понукая мерина. – Для промоины мы остановились слишком уж круто.

Барни налег на постромки, но коляска не сдвинулась с места. Чарльз растолкал сына.

– Пойди, Адам, посмотри, в чем там дело. Вылезай, тебе говорят!

– Вылезать? – Адам тупо огляделся вокруг, думая, что он в лодке. – Но там вода!

– Пойдешь ты или нет?! – взревел Чарльз. Кровь бросилась ему в голову, сын раздражал его все больше. – Ощупай колеса и посмотри, что их держит.

Адам разулся, закатал штанины и ступил в воду, мутную от тины. Он долго шарил в темноте, но ничего не нашел.

– Посмотри с другой стороны! – приказал отец. Адам обошел коляску и с первой же попытки нащупал в воде что-то твердое, запутавшееся в колесных спицах. Это был толстый сук, один конец которого завяз в глине. Адам раскачал его и освободил колесо.

Коляска беспрепятственно покатилась дальше. Адам вскочил в нее на ходу, окончательно проснувшийся и протрезвевший от холодной воды. Передернув плечами, он надел пиджак, обул ботинки.

– Спицы не поломаны? – спросил Чарльз.

– Да вроде нет.

– Слава Богу. С поломанным колесом мы бы мучились всю дорогу, а не то пришлось бы заночевать под деревом. Тише едешь – дальше будешь.

Багряные лучи сгустились на верхних ветвях, ярко запламенели и померкли. Лес помрачнел. Барни хорошо знал дорогу к дому и поддал ходу. Стало трудно сдерживать его прыть. Вдруг без видимой причины он резко остановился. Длинный просвет в чаще деревьев говорил о том, что дорогу пересекла канава.

Чарльз хлестнул лошадь и сразу же пожалел об этом. Прежний хозяин предупреждал его, что Барни нельзя бить: конь норовистый, и кнут может только испортить дело. Мерин стал пятиться назад, переднее колесо подвернулось, и коляска начала крениться набок; еще немного и она бы перевернулась. Адам прямо в обуви выпрыгнул на дорогу и схватил коня под уздцы. Поглаживая его и успокаивая мерина, он осторожно перевел Барни через канаву, и они поехали дальше. Когда Адам взобрался в коляску, с него ручьями стекала грязь. Дели предусмотрительно отодвинулась.

Они ехали в молчании, пока не выбрались на дорогу, ведущую к дому. Чарльз с облегчением вздохнул и оглядел спутников: Адам весь дрожал от холода, усталая Дели безучастно смотрела на дорогу. Вскоре до них донесся радостный собачий лай и навстречу им вышел Или, освещая дорогу фонарем.

– Хозяйка уже икру мечет, ей втемяшилось, что вы все утонули, – весело сказал старый слуга. – Мы уж было наметились идти искать. Но я им сказал, что старина Барни не подведет, он знает дорогу лучше нас.

Эстер ждала у черного входа. В свете лампы, которую она держала в руке, лицо ее было бледно.

– Слава тебе, Господи, вы живы! Адам, мальчик мой, с тобой все в порядке?

– Полный порядок, мать! – Адам обнял ее за плечи. – Только подмок малость.

Она потрогала его одежду:

– Да ты насквозь мокрый! – всполошилась она. – Вы свалились в реку? Я говорила, я знала, что эта дорога небезопасна, но вы меня не послушалась… Выехать в пятницу! Какой кошмар!

Она спешно увела его переодеваться.

Дели, озябшая, измученная, брела следом. Сразу после обеда, который Эстер держала горячим на плите, девочка объявила, что идет спать.

– Я тоже, пожалуй, последую твоему примеру. Меня немного знобит, – сказал Адам, как можно беспечнее.

– Тебе придется с этим обождать, – возразил Чарльз. – Нам надо с тобой поговорить.

Дели поспешила ретироваться. Назревал семейный скандал, и она не хотела быть его свидетельницей. Эстер сверкнула на мужа глазами:

– Что за вздор, Чарльз! Мальчика надо уложить в постель, поставить грелку к ногам…

Ползучая Анни проскользнула в столовую и начала собирать со стола грязные тарелки.

– Давайте перейдем в гостиную, – предложил Чарльз. – Надеюсь, там топится камин?

Эстер повернулась к нему спиной и начала сердито убирать остатки еды в буфет.

Лежа в постели, Дели некоторое время прислушивалась к голосам, доносящимся из гостиной. Потом, будто вспомнив о чем-то, она встала с постели и босая пошла по коридору. Как и следовало ожидать, у закрытой двери в гостиную она увидела неподвижно стоящую сухопарую фигуру.

– Это вы, Анни? Что вам здесь нужно?

– О, мисс Дельфия!.. Мне показалось, что мэм позвонила. Я хотела войти, вот чесслово!

Ее выпуклые глаза блестели в пробивавшемся из-под двери свете лампы. Из гостиной слышались голоса:

– Ты хочешь вогнать меня в могилу, сын? – это сказала Эстер.

– Не надо, мать! Ты еще меня переживешь, что вовсе не исключено.

Дели повернулась к служанке:

– Я уверена, Анни, что они не звонили. Если вы уже собрали со стола, можете идти спать!

Она проследила, как горничная вышла из коридора. Затем девочка постучала и, выждав немного, отворила дверь в гостиную. Глазам ее предстала типичная семейная сцена: Эстер лежала на кушетке с намоченным платком на лбу; Чарльз повернулся спиной к огню, заложив руки за спину; лицо его было непреклонно; Адам стоял позади стула, судорожно вцепившись в его спинку.

Дели ощутила потребность выступить в защиту Адама. Ей хотелось сказать: «Он любил ее, ему было тяжело расставаться с ней, и он выпил, чтобы забыть свое горе». Но как они воспримут эту новую провинность? Их сын влюблен в гувернантку?! Вместо этого она сказала:

– Адам хотел истратить дядины деньги на шоколад, но я отказалась. Я неважно себя чувствовала и решила немного вздремнуть на берегу реки. Я сама хотела остаться там.

– Не надо покрывать его, Дели, ему нет оправдания. Напиться в семнадцать лет. Это он виноват в том, что мы задержались, ехали в темноте, твоя тетя беспокоилась…

Эстер всхлипнула при этих словах – ей было очень жаль себя. И прежде, чем покинуть гостиную, Дели увидела благодарные глаза брата.

Анни в коридоре не было. Заперев черный вход, Дели снова легла в постель, боязливо прислушиваясь к разгневанным голосам. Что если дядя вздумает наказать сына розгами? Позволит ли Адам так с ним поступить? Чарльз редко повышал голос до крика, это был плохой знак.

Послышался шум потасовки и дверь гостиной распахнулась. Дели вскочила с кровати и выглянула в коридор.

– Это решает дело! – вскричал Адам, едва владея собой. – Я не хочу больше оставаться в доме, где меня считают мальчишкой! Я вам еще докажу, на что я способен!

Дели успела разглядеть его взлохмаченные волосы и белое от гнева лицо. Не замечая ее, Адам рывком открыл дверь своей спальни, расположенной напротив комнаты Дели, и с силой захлопнул ее за собой.

– Вот видишь! – донесся укоризненный голос Эстер.

– Подумаешь! Самонадеянный молокосос! Вечно ему надо накручивать себя. Ничего, переживет!

Дверь передней комнаты со стуком закрылась, и наступила тишина.

16

Прошла неделя. Ночью Дели разбудил стук в дверь, и она увидела колеблющееся пламя свечи, а вслед за тем на пороге показался Адам в твидовом костюме и шляпе. Она села, моргая спросонок и протирая глаза.

– Адам, ты почему не спишь?

– Тсс! Скоро уже утро… Я съезжаю с квартиры, малышка.

– Как ты сказал?!

– Я ухожу из дома. Прямо сейчас. – Он присел на край кровати и поднял свечу, чтобы лучше видеть произведенный эффект. Широко открытый рот и распахнутые глаза девочки, по-видимому, удовлетворили его тщеславие. На щеках Адама появился румянец, глаза заблестели.

Дели откинула со лба спутанные волосы, мешавшие ей видеть.

– Но… как? Куда?

– Я возьму лодку и спущусь вниз по реке, а за завтраком ты скажешь отцу, где он может ее найти. К утру я буду уже в Эчуке.

– А потом ты сядешь на поезд?

– Не-ет! – Он сказал это чуть смущенно, будто сожалея, что не может объявить конечной целью своего путешествия Мельбурн, а лучше край света. – Пока только Эчука. Я устроился там на работу.

– Правда, Адам? Я тоже хочу с тобой! Мне тебя будет очень недоставать. Что ты собираешься делать?

– Я буду младшим репортером в газете «Риверайн Геральд». Помнишь тот день, когда я опоздал в парк? Я встречался тогда с ее редактором. Пришлось принять пару рюмок сначала – для храбрости, а потом – чтобы отпраздновать удачу. Просто чудо, что редактор не почуял запаха алкоголя – он, говорят, строг на этот счет. Его зовут Ангус Макфи.

– Но почему ты не сказал родителям?

– Они помешали бы мне. Матушка хочет привязать меня к своей юбке, а отец не прочь сделать из меня мальчика на побегушках. Когда же они убедятся, что я, действительно, получил хорошее место и увидят заработанные мною деньги, они смирятся.

– А где ты будешь жить?

– Сниму комнату в городе. Это обойдется недешево, и у меня будет оставаться не так уж много от жалованья.

– Тетя Эстер очень расстроится.

– Что делать! Но я смогу иногда приезжать на выходные. Чу! Пароход! Мы можем посигналить ему, и он возьмет меня на борт. Пойдем, помоги мне!

Торопливо накинув на себя халат и сунув ноги в туфли, Дели выбежала вслед за ним. Он нес саквояж и мощный фонарь, чтобы сигналить пароходу. Ей он сунул в руки связку книг.

Пафф-пафф-пафф! – двигатели работали быстро и ровно: им не приходилось преодолевать сопротивление встречного течения. Адам утверждал, что двигатели на пароходах, идущих вниз по реке, выговаривают имя Макинтоша, владельца первой лесопилки.

Они не успели добежать до реки, когда деревья на берегу вспыхнули в лучах прожекторов и быстро погрузились в кромешный мрак. Они опоздали!

– Я могу взять лодку в конце концов, – сказал Адам.

– Только будь осторожен: в темноте на тебя может наскочить какое-нибудь судно.

Адам бросил саквояж в лодку, взял у Дели книги и отдал ей фонарь.

– Лучше оставь его себе! – запротестовала она.

– Со мной все будет в полном порядке, Дел. До встречи! – Он сжал на прощание ее локоть. Течение сразу подхватило легкое суденышко, и ему оставалось только направлять его веслами.

Дели оглянулась на темный молчаливый дом. Луны не было, но в просветах меж тучами виднелись звезды, которые помогли ей различить на светлой поверхности реки темное пятнышко лодки, увлекаемой течением.

Бегущий в полной тишине стремительный поток, склонившиеся над ним деревья, полускрытый вуалью облаков таинственный небосвод – все порождало предчувствие несчастья. Когда лодка скрылась за изгибом реки, Дели вдруг подумала, что больше никогда не увидит Адама, и сердце в ней сжалось от страха.

Наутро, обнаружив нетронутую постель сына и прочитав оставленную им записку, Эстер впала в истерику и вынуждена была прибегнуть к флакончику с серебряной пробкой, где хранилась успокаивающая нервы нюхательная соль. Она требовала, чтобы Чарльз немедленно ехал в Эчуку и привез сына домой, если, конечно, тот не утонул ночью в реке.

Однако Чарльз проявил неожиданную твердость. Он отвечал, что рад за Адама, сумевшего найти себя в эти трудные времена. Материальная независимость послужит ему на пользу. Исчерпав свои самые сильные аргументы, Эстер сдалась при условии, что муж отправится в город на следующий день, чтобы посмотреть, как устроился сын с жильем, и договориться насчет стирки белья.

– Я не в силах ехать сама – жаловалась она. – Придется тебе, Филадельфия, поехать вместо меня. В эти холода у меня снова прострелило поясницу. Подумать только – сын ушел, не сказав мне ничего!

На этот раз они ехали кружным путем – через дюны. Дели напряженно всматривалась в пустынную дорогу, боясь увидеть в ней встречного гонца с известием о смерти Адама. Однако они добрались до города, не повстречав никого, кроме пастуха со стадом овец.

Они отыскали здание, на окнах которого было выведено золотыми буквами: «Риверайн Геральд». Дели робко вошла туда вслед за дядей Чарльзом. После недолгого ожидания в передней их впустили в небольшую комнату, где под часами с маятником сидел бородатый редактор. Пол комнаты был завален рулонами газетной бумаги.

Светло-голубые глаза мужчины зажглись доброжелательным интересом. Он извлек трубку из глубин необъятной пегой бороды и спросил с заметным шотландским акцентом:

– Чем могу слюжить?

– Я ищу сына, его зовут Адам Джемиесон, – сказав это, Чарльз окинул взглядом комнату, посмотрел на часы и снова уставился на редактора. Получилось так, как будто он искал Адама в этом кабинете. – Видите ли, он уехал из дома, не посоветовавшись с родителями.

– Вы господин Джемиесон? А эта прелестная девошька – его сестра?

– Это его кузина, мисс Филадельфия Гордон.

– О, какое большое имя для маленькой девошьки. Адам! – крикнул он неожиданно громко так, что Дели даже вздрогнула. Вместо «Адам» у него получалось «А'тм».

На пороге возникла фигура в перепачканном краской кожаном фартуке. Адам изо всех сил старался сохранить гордый и независимый вид, однако это ему плохо удавалось. Лоб его был в чернилах, густая прядь золотистых волос упала на глаза, – он был похож на беспомощного подростка.

– Адам, мой мальчик! Почему ви не сказали, что отец не давал согласия?

– Я не спрашивал его согласия, потому что не хотел рисковать. Мое желание противоречило его воле. – Произнося эти вызывающие слова, Адам искоса взглянул на отца.

– Почему же ты не поговорил со мной, сын? Я только рад, что ты нашел себе дело по душе. Фермер из тебя не получится, это ясно. Но ты утверждал, что тебя взяли репортером… – с этими словами Чарльз указал на его грязный фартук.

Адам весь вспыхнул.

– Так оно и есть! Но пока я учусь.

– О, да! Надо изучать все операции, надо делать набор, печать. Ваш сын будет короший репортер.

Адам обрел прежнюю самоуверенность.

– Можно показать им печатный станок, сэр? – спросил он.

Мистер Макфи, успевший водворить трубку на прежнее место, махнул рукой в знак согласия. Они прошли по узкому коридору в комнату с высоким потолком. Двое парней в фартуках сидели на скамье, наблюдая за работой печатного станка.

– Это со мной, Элф, – небрежно бросил одному из них Адам. (Позже он объяснил Дел, что у обоих были одинаковые имена, и чтобы не путать, одного называли «Рыжий Элф», а другого – «Элф-брюнет».)

Чарльз, не слишком доверявший машинам, придирчиво разглядывал смазанный краской пресс, шрифты, металлические кассы. Дели довольно втягивала воздух: в типографии пахло свежеотпечатанной книгой.

– У тебя весь лоб в чернилах, – сказал Адаму отец. – Видела бы тебя сейчас твоя мать!

– Она не увидит, а значит, и говорить не о чем, – возразил Адам. Он достал платок и начал вытирать лицо не с той стороны, где было пятно. Дели взяла у него платок и вытерла ему лоб – на нем осталось лишь едва заметное пятнышко.

– Теперь я сожалею, что убежал, не сказавшись, но я боялся новой сцены. Ты ведь знаешь нашу мать!

Чарльз промолчал. Кто-кто, а он знал ее хорошо.

Когда Адам вел их к выходу, им повстречалась супруга редактора, обворожительная невысокая дама в модной шляпке. Лицо у нее было круглое, голос нежный – полная противоположность громовому голосу мужа. Дели объяснила, что тетя поручила ей посмотреть, в каких условиях живет ее сын, и что она не знает, как взяться за дело.

– Я пойду вместе с тобой, моя милая, и мы вместе атакуем его хозяйку, – сказала миссис Макфи. – Адам, почему вы не сказали нам, что прячете такую хорошенькую кузину на своей ферме? Пусть ваша супруга не тревожится, господин Джемиесон: я всегда присматриваю за начинающими работниками, чисто по-матерински.