Текст книги "Мой мальчик"

Глава 13

Вопреки тому, что Маркус сказал Уиллу, он не боялся оставить свою маму одну. Он знал, что если она и попытается что-нибудь такое сделать, то не в ближайшее время, потому что сейчас она все еще находится в своем странно спокойном состоянии. Его просьба о том, чтобы мама пошла вместе с ними, была просто попыткой как-то познакомить ее и Уилла, а дальше, решил он, все будет само собой. Мама у него симпатичная; Уилл, кажется, человек обеспеченный, так что они могут переехать и жить с Уиллом и его ребенком, и тогда их будет четверо, а это в два раза лучше, чем двое. И, может быть, если им захочется, они заведут ребенка. Его мама еще не слишком старая. Ей тридцать восемь. В тридцать восемь еще можно завести ребенка. Тогда их станет пятеро, и уже будет не так ужасно, если кто-нибудь из них умрет. Вообще-то, будет; конечно, будет, но, во всяком случае, тогда кто-то – он, или его мама, или Уилл, или его малыш – не останется совершенно один. Маркус еще даже не понял, нравится ему Уилл или нет, но это уже было не важно. Он знал, что Уилл не злодей, не пьяница, не психопат, так что сойдет.

Не то чтобы он совсем ничего не знал об Уилле, напротив: Маркус его уже проверил. Как-то раз, возвращаясь из школы, Маркус увидел Уилла, который в это время ходил по магазинам, и проследил за ним до дома, как частный детектив. Кроме того, где он жил и в какие магазины ходил, выяснил он о нем не так уж и много. Но ему показалось, что живет он совсем один – ни девушки, ни жены, ни маленького сына. Конечно, если только его сынишка не остался дома вместе с его девушкой. Но, если у него есть девушка, почему же тогда он пытается закадрить Сьюзи?

– Когда этот парень за нами заедет? – спросила мама.

Они прибирали дома и слушали «Исход» Боба Марли.

– Минут через десять. Но ты ведь переоденешься, да?

– Зачем?

– Потому что ты ужасно выглядишь, а он собирается пригласить нас на обед в «Планету Голливуд»[26]26
   «Планета Голливуд» – международная сеть ресторанов, оформленных с использованием голливудской тематики.


[Закрыть].

О последнем Уилл еще не знал, потому что Маркус не успел сообщить ему. Но он знал, что Уилл точно не будет против.

Она взглянула на него:

– Почему тебя волнует, как я выгляжу?

– Мы идем в «Планету Голливуд»!

– И что с того?

– Там нельзя выглядеть как старая калоша. А вдруг тебя увидит кто-нибудь из них?

– Кто это меня может увидеть?

– Брюс Уиллис или кто-нибудь из них.

– Маркус, ты же знаешь, что их там не будет.

– Да они там все время торчат. Конечно, когда не работают. Но даже и тогда они пытаются снимать фильмы в Лондоне, чтобы ходить туда обедать.

Фиона залилась смехом:

– Кто тебе сказал?

Ему это сказал парень из школы, которого звали Сэм Ловел. Когда Маркус задумался, он вспомнил, что тот говорил ему много такого, что в итоге оказывалось неправдой: что Майкл Джексон и Дженет Джексон[27]27
   Майкл Джексон (1958–2009), Дженет Джексон (р. 1966) – брат и сестра, популярные американские поп-музыканты.


[Закрыть] – это один и тот же человек и что мистер Харрисон[28]28
   Мистер Харрисон является однофамильцем Джорджа Харрисона, гитариста группы «Битлз».


[Закрыть], учитель французского, играл в группе «Битлз».

– Это все знают.

– А ты пошел бы туда, зная, что никого из звезд там не будет?

Конечно не пошел бы, но ей он этого не скажет.

– Конечно.

Мама пожала плечами и пошла переодеваться.

Перед тем как ехать в ресторан, Уилл зашел к ним в дом. Он представился, что показалось Маркусу довольно глупым, потому что все друг друга уже знали.

– Привет, меня зовут Уилл, – сказал он. – Мы… Я…

Но он явно не мог найти способ вежливо сообщить ей, что видел ее валяющейся на диване рядом с лужей собственной рвоты на прошлой неделе, поэтому замолчал и разулыбался.

– Я – Фиона.

Все-таки хорошо мама выглядит, подумал Маркус. Она надела свои лучшие леггинсы, свободный пушистый свитер и длинные сережки, которые ей кто-то прислал из Зимбабве, и накрасилась в первый раз после больницы.

– Спасибо за все, что вы сделали для нас в прошлые выходные. Я очень это ценю.

– Не стоит. Я надеюсь, вам… Надеюсь, что вы…

– С желудком все в порядке. Но мне кажется, я еще слегка заторможена. После такого не сразу придешь в себя, не правда ли?

Казалось, Уилл был в шоке, а она просто смеялась. Маркус терпеть не мог, когда она шутила с людьми, которых едва знала.

– Ну так что, ты решил, куда хочешь пойти, юный Маркус?

– В «Планету Голливуд».

– О боже. Неужели?

– Да, говорят, там классно.

– Правда? Очевидно, мы читаем разные колонки ресторанной критики.

– Мне это сказал не ресторанный критик, а Сэм Ловел из моей старой школы.

– А, ну, если так, то… Так что, идем?

Уилл открыл дверь и жестом пропустил Фиону вперед. Маркус не знал, чего ожидать, но у него было предчувствие, что все получится.

Машиной Уилла они не воспользовались, потому что Уилл сказал, что «Планета Голливуд» находится на Лейсестер-сквер, а там они не смогут припарковаться; так что решили поехать на автобусе. По пути к остановке Уилл обратил их внимание на свою машину.

– Вот эта моя, у которой сзади детское сиденье. Только посмотрите, какой беспорядок.

– Боже!

– Точно.

Они не знали, что еще можно сказать по этому поводу, поэтому просто пошли дальше.

У дверей «Планеты Голливуд» мокла под дождем целая толпа народу. В ней они были единственными, кто говорил по-английски.

– Маркус, а ты хочешь пойти именно сюда? – спросила его мама.

– Да. А что, у вас есть варианты?

Если бы кто-нибудь предложил мало-мальски приемлемое место, он бы согласился. Ему не хотелось стоять в толпе французов и итальянцев, что-то в этом было не то.

– Тут за углом есть «Пицца экспресс», – сказал Уилл.

– Нет, спасибо.

– Ты ведь всегда просишь, чтобы мы сходили в пиццерию, – удивилась мама.

– Ничего подобного.

Пиццу он, конечно, любит, но, по его мнению, это слишком дешево. Они продолжали молча стоять в очереди. В такой обстановке о женитьбе можно было и не мечтать. Слишком сыро и противно.

– Скажи мне, по какой именно причине ты хочешь пойти в «Планету Голливуд», и я попытаюсь предложить какое-нибудь заведение такого же плана, – попросил Уилл.

– Не знаю. Потому что это известное место. И здесь готовят то, что я люблю: картошку фри и тому подобное.

– То есть если я предложу тебе знаменитый ресторан, в котором подают картошку фри, то мы сможем пойти туда?

– Да. Но он должен быть знаменитым для меня, а не для тебя.

– Что это значит?

– Он должен быть известен среди детей. Если ты мне скажешь, что он знаменитый, а я о нем не слышал, это не считается.

– То есть, если я скажу «Двадцать восемь», ты туда не пойдешь.

– Нет. Он не знаменитый. Никогда о таком не слышал.

– Но туда ходят знаменитости.

– Например?

– Актеры и так далее.

– Какие актеры?

– Мне кажется, они там все перебывали в свое время. Но они о своем приходе заранее не предупреждают. Буду с тобой честным, Маркус. Может быть, мы сейчас туда пойдем и наткнемся на Тома Круза с Николь Кидман. А может, никого не встретим. Но у них готовят классную картошку фри. Просто нам придется здесь простоять час, а когда войдем, окажется, что там нет никаких знаменитостей.

– Ну хорошо.

– Точно?

– Да.

– Молодец.

В «Двадцать восемь» знаменитости сроду не заглядывали. И это было видно по всему. Там мило, и картошка фри хорошая, но место вполне обычное: на стенах ничего особенного, ни куртки Клинта Иствуда, ни маски Бэтмена, в которой снимался Майкл Китон. Даже нет фотографий с автографами. Индийский ресторан рядом с домом Маркуса, в котором они часто заказывали на дом еду, знаменитым не был, но даже он мог похвастаться фотографиями бывших игроков «Арсенала». Ну да ладно. Главное, что они смогли сесть, там было сухо, а Уилл с его мамой смогли начать разговаривать.

Сначала им потребовалась помощь. Все сидели молча, пока не подошел официант, чтобы принять заказ.

– Омлет с грибами, пожалуйста. И колу, – попросил Маркус.

– А мне стейк из рыбы-меч, – сказал Уилл. – Без овощей, на гарнир только салат.

Фиона не могла выбрать.

– Может, тебе тоже взять стейк из рыбы-меч?

– Хм…

Маркус пытался привлечь мамино внимание через стол так, чтобы не заметил Уилл. Он нарочито кивнул один раз, потом покашлял.

– Солнышко, с тобой все в порядке?

Просто ему казалось, что будет лучше, если мама закажет то же, что Уилл. Он не мог объяснить почему. Не для того, чтобы часами разговаривать о рыбе-меч, конечно, но тогда они бы увидели, что в чем-то похожи и иногда думают одинаково. Даже если это было и не так.

– Мы вегетарианцы, – пояснил Маркус, – но рыбу едим.

– Так что мы не совсем вегетарианцы.

– Но мы не часто едим рыбу. Иногда рыбу с жареной картошкой в ресторане. Но дома никогда не готовим рыбу, да, мам?

– Не часто.

– Никогда.

– Эй, не выдавай меня.

Он не понял, почему сказать, что они никогда не готовят рыбу, означало выдать ее: может быть, мужчинам нравятся женщины, которые готовят рыбу? Почему? Но он совсем не хотел выдавать ее.

– Ну хорошо, – согласился он. – Не «никогда», а «иногда».

– Может быть, мне подойти через несколько минут? – спросил официант. Маркус и забыл, что тот все еще стоит рядом.

– Хм…

– Возьми рыбу-меч, – предложил Маркус.

– Мне, пожалуйста, спагетти с соусом и салатом из свежих овощей, – заказала его мама.

Уилл взял пиво, а его мама – бокал белого вина. Все опять замолчали.

У Маркуса никогда не было подружки, даже ничего и близко к этому, кроме, может быть, Холли Гарретт, которую он, конечно, не считал за таковую. Но он знал наверняка, что когда знакомятся мальчик и девочка, которые ни с кем не встречаются, и они оба нормально выглядят и не противны друг другу, то они вполне могут сходить на свидание. Так в чем же дело? У Уилла не было подружки, если не считать Сьюзи, а ее Маркус не считал, а у его мамы не было друга, так что… Всем им от этого будет только лучше. Чем больше он об этом думал, тем более очевидным ему это казалось.

Дело не в том, что ему нужен был кто-то, кто мог бы заменить отца. Они уже обсудили этот вопрос с мамой давным-давно. Они как-то смотрели по телевизору передачу о семье, и какая-то толстая дама – член консервативной партии – заявила, что все должны иметь мать и отца, и его мама сначала разозлилась, а потом пришла в уныние. Тогда, до всей этой истории с больницей, он думал, что тетка-консерватор дура, он маме так и сказал, но тогда он еще не понимал, что два – это опасная цифра. Теперь, когда он это понял, было уже не важно, что он думает по поводу того, что сказала эта толстая тори. Пусть бы даже семья, которую он так хотел иметь, состояла сплошь из мужчин, или женщин, или детей, – для него это не имело значения. Ему просто нужны были люди.

– Не сидите просто так, – сказал он вдруг.

Уилл и мама посмотрели на него.

– Слышите? Не сидите тут просто так. Разговаривайте.

– Обязательно будем, через пару минут.

– Пока вы придумаете, о чем поговорить, обед закончится, – проворчал он.

– О чем ты хочешь, чтобы мы поговорили? – спросил Уилл.

– О чем угодно. О политике. О кино. Об убийствах. Мне все равно.

– Мне кажется, разговоры так не завязываются, – удивилась мама.

– Пора бы уже было научиться – как. Большие уже.

– Маркус!

Уилл рассмеялся.

– Он прав. У нас – не знаю, сколько вам лет, Фиона, – но у нас с вами на двоих как минимум лет шестьдесят опыта ведения всевозможных разговоров, так что, может быть, нам действительно пора начинать действовать?

– Хорошо.

– И…

– После вас.

Оба рассмеялись, но ничего не сказали.

– Уилл, – сказал Маркус.

– Да, Маркус.

– Какого ты мнения о Джоне Мэйджоре?[29]29
   Джон Мэйджор (р. 1943) – премьер-министр Великобритании (1990–1997), консерватор.


[Закрыть]

– Невысокого.

– А ты, мама?

– Ты же знаешь, какого я о нем мнения.

– Поделись с Уиллом.

– Невысокого.

Никакого толку.

– Почему?

– Маркус, оставь нас в покое. Ты все усложняешь, а не облегчаешь. Мы стесняемся. Мы скоро начнем разговаривать.

– Когда?

– Прекрати.

– Уилл, ты когда-нибудь был женат?

– Маркус, я скоро на тебя рассержусь.

– Ничего страшного, Фиона. Нет, не был. А ты?

– Конечно нет. Я же еще маленький.

– А…

– Теперь спроси маму.

– Фиона, а вы когда-нибудь были замужем?

– Нет.

На минутку Маркус пришел в замешательство. Когда он был маленьким, совсем ребенком, он думал, что для того, чтобы быть папой и мамой, нужно обязательно пожениться, точно так же, как нужно обязательно получить водительские права, чтобы водить машину. Теперь он понимал, что это не так, и знал, что его родители никогда не были женаты, но расставаться с представлениями, с которыми он рос, было трудно.

– Мам, а ты хотела выйти замуж?

– Не очень. Мне казалось, что это не важно.

– А почему тогда другие женятся?

– Ну, по разным причинам. Для того чтобы чувствовать себя защищенными. Из-за давления со стороны семьи. Из-за ложных представлений о романтических отношениях.

Уилл рассмеялся.

– Цинично, – сказал он.

Маркус не понял, но обрадовался: между его мамой и Уиллом происходил разговор, который был начат не им.

– Вы по-прежнему общаетесь с папой Маркуса?

– Иногда. Не часто. Маркус с ним регулярно видится. А вы? Общаетесь со своей бывшей?

– Хм… Да. Постоянно. Сегодня утром она заезжала за Недом. – Маркусу показалось, что Уилл сказал это как-то странно. Как будто забыл, а потом вспомнил.

– А вы нормально к этому относитесь?

– Нормально. У нас еще случаются проблески понимания.

– А как получилось, что Нед остался с вами? Я уверена – вы прекрасный отец и все такое, но обычно ведь происходит по-другому?

– Да. Но тогда она переживала особый период, всем рассказывала, что ей хочется понять, кто она есть на самом деле.

– И ей удалось выяснить, кто она есть на самом деле?

– Не сказал бы. Не знаю, возможно ли вообще это выяснить.

Принесли еду, но взрослые это едва заметили. Маркус весело принялся за омлет с грибами и за жареную картошку. Интересно, они переедут к Уиллу или купят новую квартиру?

Глава 14

Уилл понял, что Фиона – не его тип. Во-первых, она выглядит не так, как, по его представлениям, должна выглядеть женщина; он вообще сомневался, имеет ли для нее значение ее внешний вид. С этим он смириться не мог. По его мнению, все люди, мужчины и женщины, даже от природы не обладающие соответствующими внешними данными, обязаны следить за собой. Все, кроме, разве что, тех, кто абсолютно равнодушен к сексуальной стороне жизни, – в таком случае, конечно, делай что заблагорассудится. Вот как Эйнштейн, например. Уилл не знал ровным счетом ничего о личной жизни Эйнштейна, но на фотографиях тот выглядел так, будто его занимали совсем другие вещи. Но Фиона – не Эйнштейн. Кто его знает, может, у нее мозги как у Эйнштейна, но, судя по разговору за обедом, она определенно заинтересована в романтических отношениях, так чего ж она не сделает над собой усилие? Почему не пострижется, вместо того чтобы ходить в этих дурацких кудряшках, и не оденется так, чтобы было видно, что ей не все равно? Это находилось за гранью его понимания.

И слишком уж она хипповатая. Теперь понятно, почему Маркус такой странный. Она увлекается альтернативными течениями, типа ароматерапии, вегетарианства и охраны окружающей среды – тем, на что ему, честно говоря, наплевать. Если они станут встречаться, то будут страшно ссориться, она начнет расстраиваться, а расстраивать ее он сейчас совсем не хотел.

Признаться, самым привлекательным в ней он находил то, что она пыталась покончить с собой. Это уже интересно, даже почти сексуально, хоть и нездоровым образом. Да и кто захочет встречаться с женщиной, которая в любой момент может наложить на себя руки? Он и раньше считал, что встречаться с мамочками – тяжкий труд, но с мамочкой-самоубийцей будет куда как тяжелее.

Но ему не хотелось вот так просто расставаться со своим замыслом. Ему все еще казалось, что Фиона и Маркус могут заменить ему раздачу бесплатных обедов и объявления о работе в средствах массовой информации из «Гардиан», может быть, даже навсегда. В конце концов, от него не так уж много требуется: время от времени стейк из рыбы-меч или просмотр паршивого фильма, на который он все равно пошел бы. Не так уж и трудно. Уж точно легче, чем пытаться насильно накормить бездомных. Добрые дела! Помощь людям! Теперь он нашел свое призвание. Ему мнилось, что он помог Энджи, переспав с ней (хотя, признаться, в этом была и некоторая доля личного интереса), а теперь время попытаться выяснить, можно ли помогать людям, не ложась с ними в постель. Ведь должен же быть способ? Другим же это удавалось, например матери Терезе, Флоренс Найтингейл[30]30
   Флоренс Найтингейл (1820–1910) – английская медицинская сестра, реформатор института медицинских сестер, просветительница.


[Закрыть] и прочим, хоть он и подозревал, что на поприще добрых дел у него будет несколько иной путь.

После совместного обеда они не договаривались о будущих встречах. Выйдя из ресторана и побродив по Ковент-Гарден, они доехали на метро обратно до северного Лондона, и к «Спортивному обозрению» Уилл уже был дома. Но у него возникло предчувствие, что между ними зародилось нечто, чему суждено иметь продолжение.

Уже через несколько дней он передумал окончательно. У него не было ни малейшего интереса к добрым делам. И ни малейшего интереса к Маркусу и Фионе. Ему казалось, что впредь всякий раз при одной мысли о них от нахлынувшего смущения его будет прошибать холодный пот. Он ни за что не станет больше встречаться с ними. Он даже сомневался, сможет ли когда-нибудь снова поехать в район Холлоуэй, просто из-за боязни случайной встречи. Он понимал, что реагирует слишком остро, но на то были причины. Пение! Как можно иметь дело с людьми, которые заставляют тебя петь! Он знал, что они оба слегка того, но…

Все началось вполне обычно, с приглашения на ужин, и, хотя ему не понравилась еда, которую ему предложили (что-то вегетарианское, с турецким горохом, рисом и баночными помидорами), он получил удовольствие от беседы. Фиона рассказала о своей работе музыкальным терапевтом, а Маркус рассказал Фионе о том, что Уилл зарабатывает миллионы фунтов в минуту, потому что его папа написал песню. Уилл помог вымыть посуду, Фиона заварила им по чашке чаю, а сама села за пианино и начала играть.

Хоть играла она лучше, чем пела, голос ее все же нельзя было назвать плохим: голос был приличный, разве что чуть слабоват, но с мелодией она справлялась. Нет, в смущение его повергло не качество исполнения, а искренность. Конечно, ему приходилось бывать в обществе людей, которые брали в руки гитару или садились за пианино и начинали петь (правда, недолго), но они всегда каким-то образом иронизировали над собой: или выбирали для исполнения дурацкие песни, или по-дурацки их пели, или явно переигрывали – в общем, как-то показывали, что делают это не всерьез.

А у Фионы все было всерьез. Она на полном серьезе спела «Стучась в двери рая», а потом «Пламя и дождь», а потом серьезно призывала: «Взгляни с обеих сторон»![31]31
   «Стучась в двери рая» – песня Боба Дилана (1973); «Пламя и дождь» – песня Джеймса Тэйлора (1970); «Взгляни с обеих сторон» – песня Джони Митчелл (1969).


[Закрыть] От песен ее ничего не отделяло, она жила в них. Во время исполнения она даже прикрывала глаза.

– Хочешь подойти поближе, чтобы видеть слова? – спросила она его после «Взгляни с обеих сторон». Он сидел за столом, сверля глазами Маркуса, пока тот тоже не запел, и тогда он уставился в стену.

– Хм… А что на очереди?

– Есть предложения?

Он хотел, чтобы она сыграла что-нибудь, что нельзя было бы петь с закрытыми глазами, типа «Выкатывай бочку» или «Выше ножки, матушка Браун»[32]32
   «Выкатывай бочку» – чешская пивная песня, английский текст Ли Брауна (1939), с измененным текстом – песня болельщиков футбольного клуба «Арсенал»; «Выше ножки, матушка Браун» – застольная песня Харриса Вестона и Берта Ли (1939).


[Закрыть], но настрой был иной.

– Что угодно.

Она выбрала «Песней нежно меня убивая». Ему не оставалось ничего другого, кроме как встать с ней рядом и, по ходу ее исполнения, изрыгать обрывки текста, застревавшие у него в горле. «Улыбкой… пока… парень… вая…» Он знал, конечно, знал, что песня не может длиться вечно, что вечер не может длиться вечно, что скоро он будет лежать у себя дома, свернувшись под одеялом, что пение под аккомпанемент пианино с депрессивной хиппи и ее чокнутым сыночком – это не конец света. Все это он осознавал, но поверить не мог. Они неисправимы, теперь это ясно. Глупо было думать, что для него здесь что-то может представлять интерес.

Приехав домой, он поставил диск группы «Пет шоп бойз» и стал смотреть сериал «Заключенный: Тюремный блок „Н“» с выключенным звуком. Ему хотелось слышать голоса, поющие не всерьез, и смотреть на людей, над которыми можно поиздеваться. Он напился: наполнив стакан льдом, все подливал и подливал виски. Когда алкоголь подействовал, он понял, что люди, ко всему относящиеся всерьез, имеют гораздо больше шансов убить себя, чем все остальные: у него никогда не возникало ни малейшего желания покончить с жизнью, и ему было трудно представить, что оно может у него возникнуть когда-нибудь в будущем. Если уж на то пошло, он был для этого недостаточно идейным. Надо быть идейным, чтобы быть вегетарианцем, надо быть идейным, чтобы петь «Взгляни с обеих сторон» с закрытыми глазами, и, если уж на то пошло, надо быть весьма идейным, чтобы завести ребенка. А ему было на все наплевать, и такая позиция должна была, по его мнению, обеспечить ему долгую жизнь безо всяких депрессий. Он совершил большую ошибку, решив, что добрые дела – его поприще. Это не так. Они сводят его с ума. Фиона делала добрые дела и поэтому сошла с ума: она ранима, раздавлена, неадекватна. А система принципов Уилла должна была помочь ему легко пронестись по жизни и сойти в могилу. И сейчас ему совсем не хотелось враз все испортить.

Вскоре после мучительного ужина Фиона позвонила ему еще раз и оставила сообщение на автоответчике, а он ей не перезвонил. Сьюзи тоже звонила, но, хоть ему и хотелось с ней увидеться, он подозревал, что звонит она по просьбе Фионы, и поэтому был с ней уклончив и ничего не обещал. Ему казалось, что вся эта история с матерями-одиночками зашла в тупик, и он решил вернуться к своей прежней жизни, той, которая была до встречи с Энджи. Может, все это и к лучшему.

Он покупал компакт-диски, одежду, играл в теннис, посещал паб, смотрел телевизор, ходил в кино и на концерты с друзьями. Единицы времени заполнялись без труда. Он даже опять начал читать после обеда книги. Как-то раз в четверг, когда, заполняя беспросветно скучный промежуток времени между игрой «Обратный отсчет» и выпуском новостей, он дошел уже до середины триллера Джеймса Элроя, в его дверь позвонили. Он ожидал увидеть агента по продаже тряпок для пыли или одежных щеток, но, открыв, увидел перед собой пустоту, потому что посетитель был как минимум на голову ниже обычного агента.

– Пришел тебя повидать, – объявил Маркус.

– А… Ну да. Заходи, – сказал он, как ему показалось, достаточно дружелюбно, но отчего-то почувствовал волну паники.

Маркус шагнул в гостиную, сел на диван и начал внимательно разглядывать все вокруг.

– У тебя ведь нет ребенка?

Одна из причин паники стала ясна.

– Ну, – сказал Уилл, как будто собирался начать долгий и запутанный рассказ, детали которого пытался припомнить.

Маркус встал и прошелся по квартире.

– А где туалет? Ужасно хочется писать.

– В конце коридора.

Пока Маркуса не было, Уилл пытался выдумать историю, которая могла бы объяснить полное отсутствие предметов, относящихся к Неду, но в голову ничего не приходило. Он может сказать Маркусу, что у него, конечно же, есть ребенок и что отсутствие ребенка и всех его атрибутов связано просто с… с чем-то, что он выдумает позднее, или же он просто может разрыдаться и признаться в том, что он патологический врун. Второй вариант он отверг.

– У тебя только одна спальня, – сказал Маркус, вернувшись из туалета.

– Ты что, уже успел сунуть туда свой нос?

– Ага. У тебя только одна спальня, и у тебя нет детских игрушек в ванной, здесь тоже нет игрушек… У тебя даже нет его фотографий.

– А тебе какое дело?

– Никакого. Если не считать того, что ты врал мне, моей маме и подруге моей мамы.

– Откуда ты узнал, где я живу?

– Я как-то раз проследил за тобой до дома.

– Откуда?

– Я увидел тебя на улице и проследил за тобой.

Это походило на правду. Уилл частенько бродил по улице, и, кроме того, ни Сьюзи, ни Фионе, ни даме из ассоциации «ОРДА» он не сообщал, где живет, так что другого объяснения не было.

– Зачем?

– Не знаю. Просто делать было нечего.

– Почему бы тебе не пойти домой, Маркус?

– Хорошо. Но мне придется все рассказать маме.

– Ой-ой-ой. Напугал!

Уилл почувствовал, как летит в пропасть страха и вины, а этого не случалось с ним со школьных лет, поэтому он естественным образом обратился к лексикону, которым пользовался в таких случаях в те времена. Будучи не в состоянии дать Маркусу никаких объяснений, он мог лишь сказать всю правду: что он выдумал ребенка, чтобы цеплять женщин, – а эта правда звучала гораздо порочнее, чем он рассчитывал.

– Тогда уходи отсюда, проваливай.

– Мы можем договориться. Я ничего не скажу маме, если ты пригласишь ее на свидание.

– Ты что, хочешь, чтобы твоя мама встречалась с таким человеком, как я?

– Мне кажется, ты не такой уж и плохой. Конечно, ты наврал, но в остальном был ничего. А ей грустно, и мне кажется, ей нужен друг.

– Маркус, я не могу пойти с кем-то на свидание только потому, что ты этого хочешь.

– А что в ней не так?

– Все в ней так, но…

– Ты хочешь встречаться со Сьюзи, да?

– Я не хочу обсуждать это с тобой.

– Так я и думал.

– Я ничего не сказал. Я просто сказал, что… Слушай, я действительно не хочу обсуждать это с тобой. Иди домой.

– Хорошо, но я вернусь, – пообещал мальчик и ушел.

Когда Уилл задумал весь этот план и вступил в ассоциацию «ОРДА», он мысленно рисовал себе милых маленьких детишек, а не детишек, которые станут его выслеживать и заявляться к нему домой. Он представлял себе, как войдет в их жизнь, но не предполагал, что они могут вторгнуться в его мир. Он сам был гостем на празднике жизни и гостей не ждал.