Текст книги "Смертельные друзья"

6

Я надеялся, что дома на автоответчике меня ждет послание от Анны, но никаких записей на пленке не было, и по электронной почте я тоже ничего не получил. Я опять позвонил ей домой и еще раз сказал автоответчику: «Анна, это Кит. Сейчас без десяти четыре, суббота. Я дома. Пожалуйста, перезвони мне вечером, когда вернешься».

Я принял душ, потом наскоро прибрал в комнатах. Почему-то после субботних прогулок с Кэзи я всегда чувствую себя неуютно, закладывая грязную посуду в моечную машину. Обычно работенка вроде этой лежала на плечах Салли, и, сказать по чести, пока мы не разошлись, я семь лет не прикасался к утюгу и понятия не имел, как справляться с моечным агрегатом. Я вставил диск в музыкальный центр, и квартиру заполнили мягкие звуки песни Шерил Кроу. Одно из преимуществ обитания в такой квартире, как моя, заключается в том, что здесь в каждой комнате есть динамик.

Я как раз вынимал чистую посуду из мойки, когда, мельком взглянув в окно, снова увидел их. Те самые двое из парка стояли на противоположной стороне улицы, пялясь в мои окна. Я отступил назад, чтобы они меня не засекли, и перебрался к стене, выбрав безопасную позицию, чтобы как следует их разглядеть. У меня было преимущество – поскольку квартира находится на шестом этаже, мне сверху было удобнее за ними наблюдать, чем им за мной.

На этот раз мне было хорошо их видно. Один из них, постарше, лет сорока с небольшим, был в джинсах и коричневой замшевой куртке на «молнии». Второй, помоложе, лет двадцати пяти, в черной коже, с усами, похож не то на грека, не то на араба или ливанца. Тот, что постарше, был совершенно неприметный, как автодорожный инспектор.

Они постояли минут пять, а может быть, десять, потом сели в машину и отъехали в конец улицы. У них была коричневатая «Сьерра», к сожалению, номер разглядеть мне не удалось. Я хотел было спуститься вниз, выйти на улицу и посмотреть, но передумал. Молодой парень в коже выглядел уж больно круто. Кроме того, я, как вышел из ванной в халате, так и не переоделся.

Раздался звонок домофона. Я взял трубку.

– Алло? – настороженно спросил я.

– Кит? Это ты? Голос у тебя какой-то странный.

Это была Анна. Я нажал на кнопку и вышел встретить ее у лифта.

– Ты, наверное, не ожидал, что я заявлюсь, – сказала она, – я прямо от Эрскина Грира. Интервью прошло фантастически, правда, в самом конце я чуть не испортила все дело. – Она швырнула на диван сумку и диктофон и сняла жакет.

– Ну что, пригласил он тебя в Палм-Бич?

– Спрашиваешь! Пригласил как миленький. Еще до обеда. Надеюсь, он не передумает.

– С чего бы вдруг?

– Я совсем заигралась и задала ему вопрос про торговлю оружием. Совсем с катушек съехала.

– Ты, видно, его очаровала – он подарил тебе целых четыре часа. Вы беседовали тет-а-тет или в присутствии свидетеля?

– Нет, мы были вдвоем. Ну, еще заходила горничная-филиппинка, карлица настоящая. Не знаю, как ей удалось накрывать стол, она едва могла дотянуться до него ручонками.

– Послушай, – прервал ее я, – пойдем-ка на кухню. Только осторожно. Надо пройти так, чтобы нас не было видно с улицы.

Анна рассмеялась:

– В чем проблема? За тобой установили слежку?

– Вот именно. За мной целый час наблюдают два каких-то типа. А днем они следили за нами с Кэзи в парке. Можешь сама убедиться – их «Сьерра» стоит у гаражей.

Но, когда мы выглянули в окно, машины уже не было.

– Теперь ты скажешь, что мне померещилось, – сказал я.

– Угадал, – ответила она. – Но я так не скажу. Поскольку ты самый здравомыслящий из всех моих знакомых. Как ты думаешь, кто они такие? Из охраны Фулгера?

– Мне уже приходило в голову, что это люди Бруно. Но я ума не приложу, какого черта ему понадобилось за мной следить.

– Может быть, чтобы припугнуть. Нагнать на тебя страху.

– Вряд ли.

– Чтобы не печатал статьи девиц вроде меня.

Мы сидели рядышком на диване, я все в том же халате. Анна – в розовом льняном платье, очень коротком, без рукавов. На длинной загорелой руке белело пятнышко прививки от оспы. Она сбросила туфли, и ее колени почти касались моих.

– Что ты имеешь в виду, говоря «девиц вроде меня» – умных, сметливых, проницательных?

Она изумленно подняла брови.

– И это все? А как же «дьявольски сексуальных»?

– Насчет сексуальности я не в курсе. Могу добавить – потрясающе красивых.

У меня вдруг пересохло в горле. Я почему-то не знал, что сказать дальше. Я хотел Анну уже давно, много месяцев, но не признавался в этом даже самому себе. Я наклонился и поцеловал ее, положив ладонь на бедро, едва прикрытое розовой тканью.

– Сперва еще комплименты, – улыбнулась она.

– С великолепной кожей, – сказал я, целуя ее шею. – Фантастическими ногами. Восхитительной грудью.

– Ты еще ее не видел, – смеясь, возразила она, увлекая меня за собой на подушки.

Для первого раза секс у нас получился ничего себе. Безусловно, бывают сеансы гораздо более удачные. Может быть, тут моя вина. Я не практиковался полтора года, после Салли у меня никого не было, я потерял ритм. И слишком следил за каждым своим движением.

Мы малость перестарались.

В самый неподходящий момент сумка Анны с грохотом упала на пол.

– Черт бы ее подрал, – шепнула Анна. – Только не останавливайся, давай в том же духе.

– Я так долго этого хотел!

– Надо было поделиться со мной, – хохотнула она. – Мне тоже хотелось. Очень, очень.

Минут через пятнадцать мы расцепились и оба упали на спину, потные и задыхающиеся.

Мы помолчали, следя глазами за отблесками речной воды на потолке. Мой адвокат настоятельно советовал мне остерегаться случайных связей в процессе развода. «Это может быть использовано против вас», – говорил он. А я вот не послушался.

Черт подери, а вдруг эти парни внизу – частные детективы, которых наняла Салли, и они следят за тем, кто ко мне приходит? Да нет, эта идея абсолютно абсурдна. Да если и так, что особенного в том, что среди бела дня ко мне в дом зашла женщина? Никакого криминала, как ни взгляни.

Анна повернулась ко мне и поцеловала в щеку.

– Спасибо тебе, – проговорила она. – Это замечательно. Всегда хочется секса после интервью. Наверное, чтобы избавиться от выброса адреналина.

– Надеюсь, ты не имеешь в виду секс с первым встречным.

– Нет, только с тем, кто мне нравится.

Она встала с дивана и собрала одежду с пола.

– Бедное мое платье, как в заднице побывало. Ненавижу лен. У тебя утюг найдется? Надо отутюжить.

Она скрылась в ванной, и я услышал шум воды. Через несколько минут она вышла, совсем голая, только голова была обмотана полотенцем наподобие тюрбана. Я впервые по-настоящему увидел ее тело, и оно показалось мне прекрасным.

– Знаешь, что самое симпатичное в Эрскине Грире? – спросила она. – У него приятные манеры. Тебе не кажется?

– Всегда угощает напитками и интересуется, не нужно ли тебе чего. Да, в этом смысле он чрезвычайно обходительный. Думаю, нетрудно быть приятным господином, имея такой штат прислуги. В Нассау за ним ходили шесть горничных и чернокожий камердинер в зеленом сюртуке.

– И он очень деликатно задает вопросы. Обычно те, с кем разговариваешь, тобой не интересуются, ты для них пустое место. А Эрскин Грир к моему приходу уже много обо мне знал и задал несколько интересных вопросов. Знаешь, это даже лестно.

– Насколько я помню, первое правило журналистики гласит: никогда не болтай о себе. Это пустая трата времени.

– Не беспокойся, я уложилась. Он сам рта не закрывал битых два часа. Мы ни секунды не потратили зря. Я все время боялась, что вот сейчас он скажет: «Извините, ваше время вышло» – и выставит меня за дверь. Телефон звонил не переставая, и после каждого звонка я думала: ну все, конец.

– Я вижу, он тебя очаровал.

– Скорее он нашел мои вопросы очаровательными.

Анна достала из сумки сигарету и закурила.

– Знаешь, что он мне сказал? Что это первое интервью, которое он дает за последние пятнадцать лет, не считая, конечно, ответов на вопросы по финансовым делам. И это было первое интервью с осмысленными вопросами.

– Интересно, почему он вообще на него согласился?

– Почему согласился? Может быть, ему захотелось излить душу. Или похвастать богатством. «Фантастическая жизнь Эрскина Грира: его яхты, его дома, его самолет, его мысли о будущем мира».

– И он был откровенен?

– Довольно. По крайней мере, сказал все, что хотел. Он очень сдержан. С его уст ни одного лишнего слова не сорвется.

– И в то же время красноречив.

– О да! Особенно подробно распространялся о своем детстве в Шотландии. Его отец работал в Гонконге, так что родители жили за границей, слишком далеко, чтобы ездить туда-сюда. Мальчика они видели только во время летних каникул. Он учился в закрытой школе в Англии, а каникулы проводил дома, в Шотландии. За ним присматривала домоправительница. Невеселое детство, но он говорит, что ни о чем не жалеет.

– А он поделился с тобой секретом, как стать миллиардером?

– Торговать с китайцами. Он начал еще в шестидесятые годы. У него в доме полно живописи. Особенно одна картина хороша, она висит в столовой, старинная картина, написанная маслом, – корабли в гонконгской гавани. Невероятной красоты. Во всю стену.

– А что вообще за дом у него?

– Большой. Ощущение такое, что в нем никто не живет. Напоминает президентский номер в дорогом отеле, какой-то безликий. Конечно, шикарный. Везде ковры ручной работы. А картины просто уникальные, особенно в гостиной, ну и та, в столовой. Как в галерее. Много современной живописи – «Цветы» Джорджии О'Кифф, одно большое полотно Уиллема Де Кунинга, а в холле – портрет Мао Цзэдуна Энди Уорхола.

– Как тебе удалось выцыганить приглашение в Палм-Бич?

– Путем толстых намеков, ты же меня знаешь. Оно досталось мне на удивление легко. Я спрашивала про его команду и перспективы роста, а также про ближайшие планы. Мы плавно перешли к досугу. Тут я затопталась на месте, пока он не пригласил меня отдохнуть вместе с ними. А заодно предложил остаться на обед.

– Нет, он тебя с печенками купил!

Анна вспыхнула:

– Ну может, немножко и прикупил. Очень обаятельный мужчина. И, чувствуется, ходок. Хотя, думаю, не сделает шага, если не уверен в абсолютном успехе. Но перед ним вряд ли кто устоит – бабы наверняка западают на него без особых усилий с его стороны.

– Но ты всего лишь согласилась с ним пообедать.

Анна рассмеялась:

– Естественно, я согласилась только пообедать. Обед был назначен на час дня. Грандиозный праздник в китайском стиле. Сервировали в столовой. Блюд пятнадцать, все на бело-синем фарфоре. Если бы он меня не пригласил, я бы украдкой втерлась за стол и в случае чего сама бы заплатила за это удовольствие. Но мы оказались вдвоем в шикарной столовой, будто внутри красной лакированной шкатулки. Я махнула пару бокалов шабли, пошло как по маслу и тут, не знаю, что мне стукнуло в башку, но я брякнула насчет торговли оружием.

– Что именно ты сказала?

– Да чушь. До меня дошел слух, что он продавал оружие северным вьетнамцам, когда Америка с ними воевала.

– Черт побери, это же страшно скользкая тема. И как он отреагировал?

– Очень странно. Не удивился, во всяком случае, виду не показал. Воспринял вопрос совершенно спокойно. Посмотрел на меня эдак отстраненно и сказал: «А что в этом постыдного? Несколько ракетных установок погоды не делают. Американское правительство направило в Сайгон вооружения на сотни миллиардов. Так что мои отправки в Ханой выглядели чисто символически». Вот так он сказал, слово в слово. И не подумал ничего отрицать.

– Ну а потом?

– Потом я поступила совсем по-дурацки. Мне следовало остановиться, свернуть разговор на поло или еще что-нибудь легонькое. А я, дура, уперлась в эту тему. Спросила, как он оправдывает себя с моральной точки зрения и тому подобное. Не собирается ли он использовать свою авиалинию для перевозки оружия. Он меня спокойно выслушал, подумал и ответил: «У вас все? При всем моем к вам уважении, мисс Грант, должен заметить, что вы понятия не имеете, о чем спрашиваете. Вы сунули свой очаровательный носик не в свое дело. Странно даже – являетесь ко мне в дом, садитесь за мой стол и начинаете читать мне мораль, как какая-нибудь феминистка из «Гринписа». Теперь, если вы закончили с едой, я вас больше не задерживаю». Все это он произнес ровным тоном, не повышая голоса, и вид у него был самый невозмутимый. Это был самый изысканный отлуп, который я когда-либо получала. Потом он нажал кнопочку, вошла филиппинка, и он велел меня проводить.

Я присвистнул:

– Создается впечатление, что тебе не стоит паковать чемодан, чтобы успеть в Палм-Бич. Тебе хватит материала, сможешь обойтись без этого эпизода? Судя по всему, должно хватить. То, что ты рассказала насчет торговли оружием плюс цитаты из самого Эрскина Грира – чистый динамит для «Мира мужчин». Даже в завуалированной форме.

– Ты прав, но если немножко покопать, можно нарыть потрясающий материал. Почище, чем Анастасия Фулгер. Пахучее дерьмецо в глазурной упаковке.

– В какой номер это готовится? В сентябрьский?

– Хорошо бы в сентябрьский. Сдача на следующей неделе, но, если я отправлюсь в Палм-Бич, мне продлят срок. Я пока не отказалась от этой идеи.

– Боюсь, Эрскин Грир будет теперь бегать от тебя, как черт от ладана.

– Кто знает, Кит, может, он меня и простит.

Мы опять занялись любовью, теперь уже не так лихорадочно. И на этот раз у нас получилось классно. У Анны сильное тело, результат многочасовых тренировок в спортзале. Она энергичная любовница, и двадцать минут мы оба честно потрудились, а потом, выложившись до конца, отправились в ванную и только там спохватились, что опаздываем на обед. Меня мало радовала перспектива провести вечер с мистером и миссис Барни в «Дорчестере». Я бы предпочел остаться в постели с Анной и по третьему кругу заняться любовью. У меня было ощущение открывающейся передо мной новой жизни. Я так любил Анну. Я хотел сказать ей об этом, а вместо этого надел костюм. Анна погладила розовое платье и вытряхнула содержимое сумки на пол в поисках губной помады.

– Некогда собирать всю эту фигню, – бросил я. – Уже десять минут восьмого. Возьми ключи, если они тебе потребуются, и давай на выход.

Когда мы выезжали со стоянки, я с облегчением отметил, что ни коричневой «Сьерры», ни тех двух типов там действительно не было.

7

Как и ожидалось, номер Уайссов в «Дорчестере» был огромен и обставлен дорогой мебелью. Барни смотрел теннисный турнир по гигантскому телевизору, встроенному во французский шкаф. На столике перед ним стояло ведерко со льдом, в котором покоилась бутылка шампанского. Никаких признаков присутствия миссис Уайсс не наблюдалось.

Я представил Анну, и Барни оценивающе оглядел ее с ног до головы.

– Как вы насчет шампанского? – спросил он. – Я тут Беккера смотрю. Хорошо бегает.

Сам Барни вряд ли хорошо бегал. В свои пятьдесят девять он порядком запустил комплекцию, и, когда передвигался по комнате, рыхлый живот волнами перекатывался над брючным ремнем. Если что и отличалось в нем быстротой, так это глаза, которые, как маленькие пираньи, зорко стреляли по сторонам, ничего не упуская из виду.

Мы немного посидели перед телевизором, попивая шампанское и наблюдая за полетом мяча по площадке. Потом Барни сказал:

– Ну что, готовы к обеду? Я всегда готов. Я попросил, чтобы мне сюда принесли канапе на закуску, но они оказались крохотными, как член у китаезы.

– Ваша жена составит нам компанию? – спросил я.

– Лола? Она приболела. Съела, наверное, что-нибудь в «Конкорде».

– Очень жаль. Передайте ей наш горячий привет.

– Можете повидаться с ней, если хотите. Она в спальне.

И, прежде чем я успел его остановить, Барни выкатился в соседнюю комнату и зычно крикнул: «Лола! Ты в приличном виде? Тут народ хочет тебя поприветствовать!»

В ответ раздался неопределенный звук, выражающий, видимо, неохотное согласие, дверь распахнулась, и нам открылась третья миссис Уайсс, возлежащая на кровати, утопая в подушках, с американским изданием журнала «Вог» в руках. На мой взгляд, она выглядела вполне здоровой, разве что слегка раздраженной. Догадываюсь, что она разыграла из себя больную, чтобы увильнуть от обеда с нами. А еще вероятней, чтобы избавиться от обеда в компании Барни. Судя по выражению ее лица, я бы предсказал этому браку не больше года. Они и так протянули вместе целых четыре, и теперь отпущенное им для супружества время измерялось месяцами, покуда Лола не подберет себе очередного директора или президента компании подходящего возраста.

Мы спустились в обеденный зал на террасе, где метрдотель приветствовал Барни виртуозным выражением почтения и восторга. Барни вернул комплимент двадцатифунтовой бумажкой, сунутой в руку метрдотеля, пока он вел нас к лучшему столику.

– Я еще не делился с тобой своим секретом успешного путешествия? – спросил Барни. – Надо окучивать метрдотелей и консьержей в каждом городе. Смотрите на них так, чтобы они запомнили вашу физиономию, вступайте в диалог, дайте им высказаться. Кстати, надо как-нибудь поместить статейку в журнале на эту тему.

Официант принес меню, а соммелье подал тяжелую тисненую папку с картой вин, которую Барни обсуждал с ним несколько минут.

– Хотите сегодня что-нибудь особенное, мистер Уайсс? У вас торжество?

– Не знаю, как насчет торжества, – ответил Барни. – Вот этот парень (он кивнул в мою сторону) утверждает, что работает на меня. Но в «Конкорде» я просмотрел последние номера, дело его рук – полное говно.

Барни от души расхохотался, и растерявшийся соммелье, не зная, как ему быть, вежливо улыбнулся.

– Сделала выбор, Анна? – спросил Барни. – Попробую угадать. Рыба. Дамы всегда заказывают рыбу.

– Да, я в самом деле возьму рыбу, – ответила Анна. – «Луна-рыба в соусе провансаль» – звучит соблазнительно.

– А я что говорил! – воскликнул Барни. – Я так и знал, Кит! Дамочки предпочитают рыбку. Вот тебе еще одна тема для статьи. Зачем только я держу свору высокооплачиваемых редакторов! Сам мог бы заправлять всеми журнальными делами не сходя с места.

– Вам тоже рыбу, мистер Уайсс? – спросил официант.

– Ни в коем случае, – ответил Барни. – Рыбе недостает остроты, на мой взгляд. Пресная она. Я возьму бифштекс, французское жаркое, зеленый салат и голубой сыр. Бифштекс хорошо прожаренный!

Я поймал взгляд Анны и подмигнул ей. Она улыбнулась в ответ, повернулась к Барни и стала его умасливать так, как умеет только она. Я получил удовольствие. Пятнадцать минут она самым неприкрытым образом льстила ему, не обнаруживая ни грамма иронии. Она расспрашивала его о том, как идут дела, и выражала восторг перед стремительным ростом его сети супермаркетов, покрывшей весь Средний Запад.

– С такими успехами, – говорила она, невинно взмахивая ресницами, – вы скоро станете номером один на рынке.

– Так и задумано, – отвечал Барни. – Ты, наверное, в курсе, что журнал «Форчун» включил нас в список двухсот самых успешных компаний.

– Конечно, я в курсе, – подхватила Анна. – Все следят за вашим ростом. Вот только что мы говорили об этом за обедом с Эрскином Гриром.

– С этим парнем из «Пасифик Рим»? Я где-то о нем недавно читал. Он провернул какую-то ловкую операцию. – Барни чувствовал себя польщенным. – Так Эрскин Грир обо мне говорил? Может, как-нибудь встретимся и потолкуем о делах?

Он отхлебнул из бокала «Шато-Лафит» – не помню уж, какого мохнатого года – и принялся смаковать момент славы.

– А что именно он обо мне говорил?

– Ну, о том, как ваша корпорация идет в гору. И как умно было с вашей стороны увести журналы у кого-то из-под носа.

Браво, Анна! На самом деле, Хиткоут вздохнул с облегчением, когда Барни Уайсс купил наши издания. Других претендентов не предвиделось. Двадцать лет удерживая лидерство на журнальном рынке, Хиткоут порядком подустал, ежегодно зазря вбухивая в дело полмиллиона фунтов, и не чаял сбагрить это хозяйство.

Я вспомнил, как Барни Уайсс впервые вырисовался на нашем горизонте. Билли Хиткоут, наш президент и хозяин с пятидесятых годов, бог знает откуда услыхал о существовании бакалейного короля из Чикаго, который вроде проявляет интерес к респектабельным британским журналам, и меня в качестве полномочного представителя отправили на разведку. Билли почти ничего не знал про Уайсса, кроме того, что тот сделал деньги на производстве пластмассовых соломинок и стаканчиков. В те времена его компания была несравнимо меньше, чем сейчас, и о ней практически нигде не писали. Называлась она «Сак-ю-лайк корпорейшн», и за предыдущий год ее доход составил сто девяносто миллионов зеленых.

Оказалось, что Барни должен был вернуться в Чикаго только через неделю, но Билли Хиткоут запаниковал, боясь, что потенциальный покупатель накроется, и велел мне искать его в Кливленде. Мы встретились в коктейль-баре в старинном отеле «Стауфферс», в таком темном зале, обшитом дубовыми панелями, что едва могли разглядеть друг друга через столик. А потом он повез меня на край города в супермаркет, который намеревался прикупить. Мы ехали в шоколадного цвета «Кадиллаке» через весь город, окутанный густым смогом, и Барни объяснял мне разницу в доходах от продажи кленового сиропа и замороженной пиццы.

Я, в свою очередь, втолковывал ему прелести единоличного обладания компанией «Хиткоут мэгэзинз лимитид» и смены ее названия на «Уайсс мэгэзинз». Я рисовал ему впечатляющую картину могущества и социального статуса, которая неотделима от звания владельца «Кутюр», «Светской жизни», «Стиля» и «Мира мужчин». Я тонко намекал на ворох приглашений от сливок общества, которые поступают на имя счастливого обладателя этих стильных изданий. Я налегал на то, что влиятельность указанного счастливца, безусловно, распространяется не только в пределах Лондона, но и в Манхэттене, Париже и других мировых столицах. В общем, я выложил все, за исключением того, что он приобретает тухлое дело и на него одного возлагаются все надежды на спасение упомянутых журналов.

Чем дольше он меня слушал, тем сильнее им овладевала идея стать тем самым счастливцем. Вечером за обедом он пригласил меня поехать с ним вместе в Чикаго и встретиться с Бонни, второй миссис Уайсс. Когда он это сказал, я понял, что мы на полпути к спасению.

Бонни, которая была почти вылитой копией своей преемницы Лолы, сразу учуяла все выгоды от покупки.

– Это же фантастика, Барни, – сказала она. – Мы же с тобой знаем многих из тех, о ком пишут в этих журналах. Помнишь, бал у Фулгеров?

– Бонни имеет в виду Бруно и свадебный банкет, когда он женился на как-ее-там в немецком замке, – уточнил Барни. – Нас тоже пригласили. Шикарная была вечеруха. Бруно раньше был акционером «Сак-ю-лайк» – до того, как я ее выкупил. Я как-нибудь покажу тебе нашу с Бонни фотографию, мы нарядились как французские аристократы XVIII века.

Когда Барни отлучился в туалет, я воспользовался случаем и напомнил Бонни, что в качестве жены владельца «Кутюр» ей обеспечено место в первом ряду на всех модных показах в Париже.

– Шутишь! – воскликнула она. – Что, прямо рядом с миссис Гатфройнд и миссис Таубман и со всеми ними?

– Впереди них, миссис Уайсс. Их мужья не являются владельцами «Кутюр».

Она издала крик восторга. Через несколько минут Барни спросил:

– И сколько же вы, ребята, просите за это удовольствие?

Я понятия не имел. Знал только, что Билли Хиткоут спит и видит избавиться от обузы.

– Девяносто миллионов долларов, – брякнул я наобум. – В настоящий момент прибыль не особенно велика, но потенциал практически неограничен.

– Боюсь, вы пытаетесь мне втюхать кота в мешке. Дам вам шестьдесят «лимонов».

– Я должен согласовать это с мистером Хиткоутом, – ответил я, изо всех сил стараясь скрыть ликование. – Вы позволите мне позвонить?

Три минуты спустя мы обрели нового владельца.

В течение месяца Билли Хиткоут освободил кабинет и с чеком в зубах убрался в свой особняк неподалеку от Ипсвича. Никогда прежде не наблюдал я столь стремительной ликвидации дела; Билли, наверное, просто не верилось в свое счастье, и он поспешил унести ноги, пока у него не отняли денежки.

В течение нескольких недель моя собственная судьба находилась под вопросом. Я боялся, что Уайсс зашлет по мою душу финансовых киллеров из Чикаго, но он этого не сделал, и вскоре я был утвержден в должности управляющего и вселился в бывший офис Хиткоута. Тот самый, в котором я тружусь и по сей день. Когда со стен ободрали дубовые панели и вынесли охотничьи трофеи Билла, он стал выглядеть вполне симпатично.

Надо отдать должное Барни Уайссу: он умеет управлять компаниями. Он объяснил мне, что такое финансовые потоки и управление расходами, сказал, чего от меня ждет, и оставил на хозяйстве. Я не имею на свой счет иллюзий и знал, что, если провалю дело, благополучно освобожу свое кресло. Но после ухода со сцены Билли Хиткоута предприятие обнаружило признаки жизни. В течение года мы из убыточного превратились в доходное предприятие, а на третий год даже сам Барни признал доходность компании вполне приемлемой.

Что же касается приобретения завидного социального статуса, то об этом я ни разу не рискнул спросить у Барни. Конечно, теперь он чаще попадал в поле зрения пишущей братии, но этим он был обязан скорее процветанию сети супермаркетов, чем владению журналами. Сам он брал в руки наши издания только от случая к случаю и читал в основном одни заголовки. Его пожелания не простирались дальше предложений поместить на страницах «Стиля» фотографию нового дома какого-нибудь своего приятеля. Но и это представляло собой известную трудность для редактора Мередит Кэрью-Джонс, поскольку все были на один лад: глубоко законспирированные в садовой гуще, набитые подделками под французский антиквариат, завешанные диких расцветок драпировками.

– Барни, – сказал я, – у вас не было случая ознакомиться с блестящей статьей Анны про Анастасию Фулгер? Благодаря ей тираж «Светской жизни» удвоился.

– Нет еще, – ответил он. – Теннис смотрел. Надеюсь, она их не огорчила, Фулгеры – удивительная пара, мои близкие друзья.

– Анна побеседовала с Анастасией, и та осветила их супружество со своей стороны. Знаете, они ведь разводятся.

– Жаль! Я был у них на свадьбе в замке где-то в Германии. Раз уж Лолы тут нет, можно об этом вспомнить. Я в то время был женат на Бонни. Мы тогда оделись, как французские аристократы.

– Теперь все в прошлом, – сказала Анна. – Анастасия пребывает в расстроенных чувствах.

– Жаль, – повторил Барни. – Надо будет позвонить Бруно.

Мы немножко поболтали о делах. Барни рассуждал о перспективах развития супермаркетов в Англии и парковок в Лас-Вегасе. У него не было ни малейшего сомнения в том, что, если идея оправдала себя в Индианаполисе, она оправдает себя и в Лондоне. Потом он спросил:

– Вы, ребята, наверное, ожидаете атаки с флангов?

– Еще как, – ответил я. – Небывалой силы. На следующей неделе мне придется лететь в Париж, чтобы выдавить «Инкорпорейтид» из сделки с «Мушетт».

– А, крошка «Мушетт», – протянул Барни. – Я мало что о ней знаю. Говорят, она в дыре, а? А половина акций принадлежит учредителю.

– Вы прекрасно осведомлены.

Барни пожал плечами.

– Читаю «Уолл-стрит джорнэл» от корки до корки. Этого достаточно. Ее читаю и еще «Плейбой».

И он сально захихикал, поглядывая в сторону Анны.

– А знаете, насчет «Мушетт» есть забавный сюжет, об этом можно было бы написать, – вмешалась Анна. – Хотя вряд ли какой-нибудь из наших журналов осмелится это печатать – рекламодателя потеряют. Может, я куда-нибудь в газету напишу.

– Ты же не пишешь про индустрию косметики, – заметил я.

– А это не про косметику. В этой «Мушетт» собрались какие-то грязные типы. У меня есть братец, он занимается охраной окружающей среды в Бразилии, так вот он говорит, что они творят жуткие дела в сельве.

– Что за гринписовскую пургу ты несешь, – поддразнил я ее, чтобы раззадорить Барни.

– Да уж, – неожиданно подтвердил он ее слова. – Эти большие ребята из косметики охотятся за хвостами игуаны, открыли в нем какую-то чудодейственную фигню. Лола у меня падкая на такие штуки. Я когда оттуда летел, меня так нагрузили этим дерьмом, что в «Конкорд» еле впустили.

После обеда мы с Барни задержались в холле, а Анна пошла в дамскую комнату.

– Что, у этой птички такие же зажигательные статейки, как и попка? – спросил Барни.

– Даже лучше. Она гениально пишет. Как вгрызется в материал, так и не выпустит, пока не прожует и не выплюнет. Потому и держим.

– Хорошая реклама, – отозвался Барни. – Да, она девочка с мозгами.

Подошла Анна, и мы стали было прощаться, но Барни прервал нас.

– У меня дежурит машина с шофером. Анна, позволь, я тебя отвезу домой. Мне надо проветриться перед сном.

Мы вышли из отеля на Парк-лейн, где пожилой шофер дремал за рулем черного «Мерседеса». Компания «Белгравиа лимузинз». Мы иногда пользуемся ее услугами, когда есть вечерняя работа. Я усадил Анну на заднее сиденье и уже приготовился сесть рядом, но Барни сказал мне: «Кит, тебе, может, лучше такси взять. Тесновато будет втроем».

Я поймал взгляд Анны, она подмигнула и округлила глаза. Этот жест означал: о'кей, я с ним справлюсь.

Я простился с Барни на тротуаре, подождал, пока шофер захлопнет дверцу за дорогим клиентом, и проводил глазами длинный черный автомобиль, пока он не скрылся в ночной тьме.

Я вернулся домой, осмотрел стоянку, чтобы убедиться, что там нет шпионов, и хотел позвонить Анне, узнать, все ли в порядке. Квартира хранила следы нашего лихорадочного бегства. Содержимое сумочки Анны, ее блокнот и диктофон по-прежнему валялись на полу возле дивана. Я подозревал, что Барни напросился к ней якобы выпить, и тогда я буду кисло выглядеть со своим звонком, как будто шпионю за своим шефом. Но тут телефон сам зазвонил. Это была Анна.

– Что касается Барни, – с ходу объявила она, – он меня чуть не уморил, когда выкинул тебя из машины.

– Он предпринял атаку?

– Не то слово. Облапил и не выпускал всю дорогу. Я чуть было не попросила шофера остановиться, чтобы выпрыгнуть. Жаль, что ты не мог превратиться в муху и наблюдать за нами с потолка, получил бы удовольствие. Сначала, минут десять он еще пытался сохранять лицо и нес всякую чушь насчет журналистики, а потом, когда стали подъезжать к дому, дал себе волю. Не будь он большим боссом-кормильцем, я бы двинула его локтем по яйцам.

– Значит, ты все это стерпела.

– Ну почему же. Я сопротивлялась. Хотя довольно безуспешно.

– Но все же тебе удалось улизнуть?

– С трудом. Пришлось пообещать, что пообедаю с ним, когда он найдет время. Вдвоем.

– Кстати, насчет времени. А сейчас у тебя его не найдется? Я соскучился. Утром бы вместе позавтракали.

– Прости, – ответила Анна, – я пас. Сегодня был такой трудный день. Хотя и замечательный. Но я с ног валюсь. Звякну тебе утречком. Мне же диктофон нужен, не терпится расшифровать беседу с Эрскином Гриром.