Текст книги "Смертельные друзья"

Заскрипели кресла, раздался щелчок – диктофон отключился.

Я решил, что больше слушать нечего, и приподнялся, чтобы выключить диктофон. Но не успел я дотянуться рукой до кнопки, как опять раздался легкий щелчок и пленка закрутилась.

На этот раз запись длилась всего с полминуты и слышимость была плохая. Похоже было, что диктофон находится у Анны в сумке и заработал сам собой, просто случайно. Я услышал, как Эрскин Грир что-то говорит, но голос его частично заглушал шум улицы, как будто разговор шел на улице.

– После этого маленького представления, Анна, возможно, моя привычка избегать женщин-журналисток отойдет в прошлое.

Анна хихикнула:

– Ну что ж, тогда до следующей пятницы, а может, еще и раньше увидимся, в аэропорту.

– Не берите с собой ничего, кроме джинсов и чего-нибудь симпатичного для вечера. В Палм-Бич принято по вечерам элегантно одеваться.

– И, разумеется, моего блокнота.

Эрскин Грир довольно рассмеялся.

– О, конечно, и вашего противного блокнота. Я уж и забыл, какова истинная причина вашего интереса к моей персоне. Как вы собираетесь добираться домой? У вас машина?

– Не беспокойтесь, я возьму такси, в этом районе их полно.

– Тогда до свидания, Анна. – Слышно было, как они обнимаются. Потом раздался стук ее каблучков по ступенькам.

* * *

Неожиданный финал интервью заставил меня задуматься, и мысли эти были не из приятных. Меня удивила разительная перемена настроений – только что Грир недвусмысленно выставлял Анну из дома, и вот на лестнице они уже вполне примиренные прощаются как лучшие друзья. Интересно, сколько времени прошло между первым и вторым эпизодами? Если Анна сразу направилась из гостиной к выходу, это должно было занять у нее не более полуминуты. Но Эрскин Грир подтверждает свое приглашение в Палм-Бич и говорит, что почти забыл о том, что она пришла за интервью. Значит, времени прошло гораздо больше, и этот промежуток времени не был зафиксирован на пленке, зато объяснял, почему Анна так поздно пришла ко мне. Анна говорила, что Грир пригласил ее остаться на обед без десяти час. Десять минут спустя они прошли в столовую и наслаждались едой – каждая минута обеда была записана на диктофон, и продолжался он, судя по пленке, примерно тридцать пять минут. Следовательно, Анна должна была покинуть его дом самое позднее без четверти два. На пленке остались ее слова, где она говорит, что возьмет такси, и, придя ко мне, она сказала, что явилась прямо от Грира. Но она пришла ко мне примерно без пяти пять. Итак, почти два с половиной часа она провела неизвестно где и как.

В этих неприятных раздумьях я сел в такси и отправился утром в пятницу на работу.

Как ни кинь, никакое объяснение ничего хорошего не сулило.

Я вспомнил, как Анна описывала Эрскина Грира, рассказывая мне о том, как проходила их беседа: «Он шагу не сделает, если не будет уверен в успехе. Ни одна женщина перед ним не устоит». Неужто он и в этом случае был стопроцентно уверен в успехе? И неужто Анна повела себя именно так?

Не лукавя перед самим собой, я должен признать, что Грир был как раз ее типом мужчины. Пожалуй, в чем-то та гадкая статья в «Санди таймс» права: у Анны была слабость к очень богатым мужчинам. Правда, он был на тридцать лет старше ее и, на мой взгляд, довольно противный, но тут мне сложно быть объективным.

У меня оставалось одно спасительное объяснение – Анна пустилась во все тяжкие ради очерка. Чуть не запоров интервью расспросами о торговле оружием, она спохватилась и пошла на крайние меры, чтобы вырвать у него приглашение в Палм-Бич. Когда речь шла о деловых интересах, мужества ей было не занимать. Я вдруг представил, как она лежит на спине в его спальне и думает о статье в «Мире мужчин», и, честно говоря, мне от этой картинки не полегчало.

В одиннадцать часов я спустился в редакцию «Стиля» повидаться с редактором Мередит Кэрью-Джонс. Вокруг нее толпились авторы журнала. Постоянные авторы за скромную плату должны, кроме написания текстов, еще и несколько раз в год собираться на общую летучку. Их имена выносятся на первую полосу, это почетно для них и придает вес журналам. В «Уайсс мэгэзинз» они заполняют ту же нишу, что члены каких-нибудь попечительских советов благотворительных фондов.

Мередит, высокая, энергичная дама лет пятидесяти пяти, самое добрейшее существо, которое я когда-либо встречал в жизни. Каждый день она приезжала на Парк-плейс из Рутленда, где жила с мужем, большим любителем охоты на лис. Она часто упоминала о нем, и мы знали все его привычки («Бастер терпеть не может овощи, поэтому мы их никогда не готовим, увы»), но поскольку в Лондоне он почти никогда не появлялся, то оставался загадочной персоной, этаким внесценическим персонажем. Каждую пятницу, по традиции, Мередит брала творческий день и руководила журналом из дома, но на самом деле стряпала для Бастера обильный обед на весь уик-энд, который он предвкушал всю неделю. Подозреваю, этот Бастер понятия не имел, что женат на одной из самых авторитетных женщин в сфере моды и стиля.

Ее офис, который она переделывала каждую весну, превратился в настоящий храм моды. Когда я впервые зашел сюда, это был музей скульптуры и миниатюрных статуэток. В этом году она декорировала кабинет в пляжно-морском стиле: на стенах висели корабельные приборы, на окнах занавески из парусины.

Сегодня Мередит собрала полдюжины своих самых надежных авторов на экстренный саммит. Назрела проблема: дефицит фотографий достойных английских домов в традиционном стиле.

По нашим данным, перекормленные видами особняков, пентхаусов, апартаментов, замков, шале, гасиенд и палаццо, которые появляются у нас в каждом номере «Стиля», читатели никак не насытятся созерцанием простого английского деревенского дома. Но не каждый такой дом может прийтись им по вкусу; тут нужен дом в георгианском стиле с подъемными окнами, выложенном плиткой холлом, гостиной, которую украшает ветхозаветный камин, и чтобы наверху располагались теплые уютные спальни с видом на парк. Вот чего жаждут наши читатели, и если мы иной месяц не поместим фото такого дома, они страшно огорчаются.

Проблема в том, что оборот хороших домом в стиле короля Георга или королевы Анны гораздо медленнее, чем оборот наших номеров. К тому же мы не можем давать фотографии тех домов, которые только что появились у наших конкурентов. Мы нуждаемся в постоянном притоке «новых» старых домов: то есть тех, которые перешли в руки других хозяев и были переделаны в старинном духе. Причем, чтобы традиционное в правильных пропорциях сочеталось с современным, например, обивочными тканями от наших рекламодателей. Читатели обратят внимание на то, что на фото кровать в чьем-то доме застелена покрывалом от Першерона, – и себе такое же захотят.

Другая проблема с английскими деревенскими домами заключается в том, что, когда их выставляют на продажу, покупают их в основном иностранцы. Американцы, немцы, скандинавы, они приезжают в Лондон работать в банках или страховых компаниях и через годик-другой решают приобрести поместье. Они покупают дома, вкладывают бешеные деньги в ремонт и дизайн и получают пленительно прекрасные и идеально удобные для жилья особняки, в которых есть все, кроме одного, самого важного для нас – признаков английскости.

Мередит выглядела озабоченной, но, как всегда, собранной.

– Мы опять обсасываем проблему с английским домом.

– Есть предложения?

– Одно-два. Бэринг-хаус в Хэмпшире, но хозяева пока не горят желанием прославиться. И еще Аннабелла выследила дом недалеко от Хангерфорда, который будет снимать Дэвид Млинарик.

– Может быть, нам разрешат сфотографировать Бэринг-хаус без упоминания имени хозяев?

– Можно попробовать. Но подпись получится неуклюжей: «Собственность английской семьи в округе Мичелдевера».

– Кстати, – сказала Мередит, – вы со всеми нашими авторами знакомы?

Она представила мне свою команду. Пятерых я знал раньше, шестой была супруга заводчика племенных жеребцов.

– А что, если взять лондонские особняки, выстроенные в деревенском стиле? – предложил я. – В нашей власти слегка раздвинуть горизонты возможного.

– Мы уже положили на них глаз. Двоюродные сестры бывшей жены Ага Хана купили очень миленький новый домик в Чизвике, и еще есть какой-то компьютерный магнат, никогда не слышала его имени, он купил огромный готический дом в Риджент-парке. Нина Кэмпбелл делала для него шторы.

– Звучит заманчиво. Еще что-нибудь наклевывается?

– Мы уже целую вечность зондируем почву насчет дома Конрада Блейка в Кенсингтоне. Он в принципе согласен, но с датой съемки волынит. И еще Минни считает, что ей удастся уломать Эрскина Грира дать согласие на съемку его дома в Гайд Парк-гейте.

Минни – это Минни Васс, настоящее ее имя, то есть то, под каким она была известна в первом замужестве, – Шарлотта Васс. Ее девичья фамилия, как мне кто-то сказал, – была Шарки. Череда браков последовательно превращала ее в Минни Аль-Рахман, жену арабского шейха, Минни Страт Брора, любовницу половины восточного Сазерленда. Но самым удачным был ее самый первый брак с Джонни Вассом, и первый развод тоже был самым чинным, может, потому она и сохранила эту фамилию.

– Я слыхал, у Эрскина Грира шикарная коллекция картин? – обратился я к Минни Васс.

– А ты разве у него не был? – удивленно встрепенулась она. – Ты же вроде ходил к нему на обед.

Она так укоризненно посмотрела на меня из-под выкрашенной в цвет воронова крыла челки, что я должен был устыдиться не то того, что не был на обеде у Эрскина Грира, не то того, что забыл, что у него развешано по стенам.

– Да нет, не был я у него. Я только слышал про картины от приятеля, который был у него на прошлой неделе.

– И что это за приятель? – хитро прищурилась она.

– Анна Грант.

– Стало быть – приятельница. Это что – журналистка Анна Грант? Не могла она у него быть. Она мертва.

– На прошлой неделе она еще была жива. Анна обедала с Эрскином Гриром в прошлую субботу.

– Странно, а он мне ничего про это не сказал, – протянула Минни. – Я дважды на этой неделе виделась с Эрскином, и он ни разу не вспомнил про Анну Грант.

– Уверяю тебя, она у него была.

Этот допрос начинал меня раздражать. Минни Васс – несомненно, одна из самых надоедливых женщин в целой Европе. Она даже Мередит из себя выводит. К тому же она всегда достает нас со своими расходами. Время от времени она предъявляет нам пачку ресторанных счетов и авиабилетов, которые должна оплатить компания. Мы не раз пытались выгнать ее, и дело с концом, но всякий раз она пускала в ход тяжелую артиллерию. А связи у нее – закачаешься! И нам приходилось смиряться с ней как с неизбежным злом. Правду сказать, иногда она оказывалась незаменимой: ну как иначе было бы нам сфотографировать Жаклин Кеннеди в порту Хаяннис!

– А ты хорошо знакома с Эрскином Гриром? – спросил я.

– Хорошо ли я знаю Грира? Дорогой, мы с Эрскином дружим двадцать лет! Он один из самых моих старых и верных друзей. Мы даже когда-то чуть не поженились.

– Да ты что! Вот не знал! Что ж ты молчала? Не поведаешь нам правду, если, конечно, это не секрет?

– Ах, дорогой, это было так давно! Я думаю, мы не поженились только потому, что я была замужем за Адбулом Рахманом. А у Эрскина кто-то был в Гонконге. А жаль. Неплохо было бы мне стать Минни Грир.

Одной из роковых тайн Минни был ее возраст. Если смотреть на нее в мерцание свечей через расстояние в ширину стола красного дерева, она выглядела ни на день старше сорока пяти. Как-то раз я видел, как она танцует рок-н-ролл с третьим мужем, и двигалась она как двадцатилетняя девчонка. Однако находились недоброжелатели, которые утверждали, что помнят ее под именем Шар Шарки, когда она гуляла на всех светских вечеринках еще в начале пятидесятых, и, стало быть, ей давно зашкалило за шестьдесят.

– И кому же в конце концов удалось подцепить Эрскина Грира?

– Никому, хотя многие пытались. Половина моих подружек перебывали у него в постели. Он потрясающий любовник.

– О ком это вы тут толкуете? – полюбопытствовала жена коннозаводчика. – Кто у нас потрясающий любовник?

– Только не твой муженек, дорогуша, – холодно парировала Минни. – Это Эрскин Грир.

– О, я тоже слышала о нем массу интересного. Моя соседка в Лейбурне с ним спала и рассказывает о нем невероятные вещи. Он принимает какие-то чудодейственные китайские стимуляторы и, представляете, держит эрекцию больше часа – неплохо для его возраста, правда?

– Могу вас уверить, – прервала ее Минни, – что в годы нашей молодости Эрскин не нуждался ни в каких стимуляторах. Противно даже подумать, что ему сейчас приходится как-то себя взбадривать. Сказать по правде, я в это не верю. Мы с ним трахались без остановки целую ночь, после чего он требовал, чтобы немедленно после завтрака я опять прыгала в кровать.

– Раз он такой жеребчик, может быть, о нем надо писать не в «Стиле», а в «Мире мужчин», – заметила Мередит. – «Мир мужчин» обожает информацию о восточных секс-стимуляторах.

– Практически «Мир мужчин» сейчас и готовит материал об Эрскине Грире. Вернее будет сказать – готовил. Потому что Анна Грант умерла как раз в процессе работы над ним.

– Это та самая Анна Грант, которая пишет в «Светскую жизнь»? – снова вмешалась жена коннозаводчика. – Та самая, которая наехала на Анастасию Фулгер? Бруно Фулгер просто рвет и мечет. Он покупал у нас пять кобыл и рассказывал мужу всю эту историю. Говорил, будет в суд подавать.

– Пока что до суда не дошло, слава богу. Да, в сущности, у него и аргументов нет, – сказал я.

– Плевать ему на аргументы, – отозвалась Минни. – Денег у него куры не клюют, так что адвокаты состряпают любое дельце. Кстати, – добавила она, – вот уж кому в самом деле нужны китайские снадобья, так это ему. Должна вам сказать, что он-то точно не только часа, но и минуты не продержится.

После обеда я нашел у себя на столе последний номер «Hello!» с приклеенной бумажкой от Сузи. Она писала: «Посмотрите стр. 42–51. Понятно, почему она так сникла».

Она имела в виду материал, который журнал обозначил термином «современная сказка». Там была подборка фотографий Анастасии Фулгер, которая смотрела в глаза супругу как статистка, мечтающая выклянчить роль у кинорежиссера. Зато сам Бруно выглядел устрашающе. Если продолжить аналогию, он совсем не собирался давать ей роль и был настроен крайне враждебно. Глаза и жесткая линия рта выражали неприкрытую ярость и готовность пустить в ход кулаки.

Вскоре появилась и сама Сузи. Она убийственно выглядела в ядовито-розовом костюме.

– Как я вам нравлюсь? – спросила она, глазами указывая на свой прикид. – Специально купила для сегодняшнего вечера.

– А что будет сегодня вечером?

– Ну как же – открытие магазина Анналины Лау. Меня тоже пригласили.

– Я и забыл, что это сегодня.

Анналина Лау, американо-китайская модельерша, открывала большой бутик на Бонд-стрит. Наши журналы рекламировали событие несколько месяцев.

– С шести до девяти. Ожидается тысяча гостей. Кроме того, я принесла вам вот что. – Она протянула мне список адресов. – Это компьютерные сервис-центры. Угадайте, сколько в Лондоне мест, где обслуживают «Маки»? Сто девятнадцать! В основном они расположены в Уэмбли, Перивейле и в Южном Кенсингтоне.

– И?

– Что – и?

– И нашелся ли в одном из них компьютер Анны Грант?

– Нет.

– Ты уверена?

– Кит, я битых три дня обзванивала все эти центры, и каждый спрашивал номер квитанции, которой у нас, как вам известно, не имеется. Тем не менее я всяко их умасливала и некоторым звонила по нескольку раз, потому что они обещали сами перезвонить, но ни разу не перезвонили. Все говорят, что ее компьютера у них нет.

Она победно посмотрела на меня.

– Спасибо, Сузи. В самом деле, я тебе очень благодарен.

На самом деле я очень редко отдаю должное ее усилиям. Сузи целыми днями рыскает по городу в поисках каких-нибудь нужных мне вещей, например, какой-нибудь игрушки для Кэзи, иногда находит по каталогам или Интернету ее где-нибудь в Америке, потом организует доставку, а в результате я забываю сказать ей даже «спасибо». Она никогда не ворчит, она просто смотрит мне в глаза. Я достаточно хорошо узнал ее характер. Она всегда дружелюбна и вежлива абсолютно со всеми, но если она почувствует, что ее просто используют, обдаст таким холодом, что уши замерзнут. Но внешне она всегда безупречна, как истинная леди.

Сузи вдруг рассмеялась:

– Не стоит благодарности. Главное, не зря потрудилась. Теперь, если нам потребуется починить офисный компьютер, в нашем распоряжении больше сотни полезных адресов.

В половине седьмого мы вместе вышли к Сент-Джеймскому дворцу и через Пиккадили проследовали на Бонд-стрит. Было еще светло и очень влажно. Цветы в цементных вазонах уныло клонили головки под тяжелыми волнами автомобильных выхлопов. Картинные галереи выставили в витринах самых дорогие экспонаты, чтобы всучить их туристам, которые толпами нахлынули в Лондон накануне Уимблдонского турнира и скачек в Аскоте. Ювелиры рекламировали специальные выставки «Английских сезонных украшений» – кольца и браслеты, которые ни одна уважающая себя англичанка не надела бы в жизни. Иногда Лондон приводит меня в оторопь – кажется, он на глазах превращается в один гигантский торговый центр.

Место, где должно было состояться открытие бутика Анналины Лау, можно было опознать чуть ли не за километр. Гости стекались к входу, держа наготове развевающиеся приглашения, а десятка четыре или пять фоторепортеров образовали живую цепь, ловя в объектив одну знаменитость за другой. Вдруг вся огромная толпа пришла в движение.

– Кто-то из звезд прикатил. Интересно, кто?

– Похоже, Хью Грант с Элизабет Хёрли, – сказала Сузи, вытягивая шею. – Не Микки же Райса они все выглядывают.

Микки протиснулся в двери перед нами, вслед за кинозвездами, и мы нарочно притормозили, чтобы он насладился своей значимостью.

Вход в бутик Анналины Лау был равнозначен выходу в киберпространство голливудского блокбастера, увиденного глазами японского архитектора.

Прямо перед входом, возвышаясь над головами гостей, устремлялась ввысь винтовая лестница из стали и стекла, которая заканчивалась цилиндрическим аквариумом, в котором плавал одинокий черный карп. С потолка спускались два гигантских видеомонитора, на которых демонстрировались фрагменты с модных показов Анналины Лау, перемежавшихся мировыми новостями: подписанием перемирия между Израилем и Палестиной, толпой беженцев из Афганистана, скапливающихся на границе страны.

Мы расписались в гостевой книге, указав свои фамилии и название компании как можно разборчивее. Расписываться на таких презентациях – старая традиция. Это укрепляет связи с клиентами и партнерами и повышает авторитет журналов. Мне известно, что пресс-служба всегда ведет подсчет подписей: «Уайсс мэгэзинз» – двадцать восемь, «Инкорпорейтид» – девятнадцать. Чем больше подписей, тем теснее дружба. Вечером – презентация, утром – реклама.

Прямо у дверей гостей встречала виновница торжества в сопровождении своего китайского управляющего и спонсора господина Вонга. Я с удовольствием отметил про себя, что их уже окружила стайка наших ребят из «Кутюр», которые установили нерушимый заслон для конкурентов и соперников. Леонора Лоуэлл и ее заместительница Тасмин Фили оживленно болтали с Анналиной, а Кевин Скай обрабатывал Вонга.

За нашими ребятами выстроились продавцы в смокингах с большими медными пуговицами и юные официанты с подносами. Еда, как и декор, была выдержана в черно-белой гамме: черные рисовые хлебцы с моцареллой и черная оливковая паста, черные мини-суши, белые дрожащие на малюсеньких шампурах кальмары и крошечные печеные картофелинки, украшенные черной икрой и сметанным соусом.

Я взял фужер шампанского и, глубоко вдохнув, втиснулся в толпу гостей.

Народу было так много, что нельзя было шагу ступить, и меня качал людской океан, перемещая из стороны в сторону. Со всех сторон на меня напирали чьи-то спины, официанты лавировали, поднимая над головами подносы с едой и шампанским, то и дело кто-нибудь с разлету толкал меня в бок или мимоходом бросал мне приветствие.

Рядом с винной стойкой обосновалась еще одна группа наших сотрудников: Кей Андерсон из «Светской жизни», Робин Риз из «Мира мужчин» и Кэти Дэвис из «Стиля». Странная вещь: на презентациях может собраться тыща людей, но журналисты все равно держатся кучей, как тюлени на лежбище.

– Хочу предупредить, – шепнула Кей, – здесь Говард Тренч, и он в бешенстве: только что узнал, что вы отвоевали «Мушетт».

– Отлично. Буду соблюдать осторожность.

– Его видно за милю, – сказала Кей. – Он почему-то решил надеть шляпу китайского кули. Наверное, в честь Анналины Лау.

Ко мне протиснулась Минни Васс в сопровождении толстой председательницы Национального благотворительного общества в поддержку балетных артистов. Во всяком случае, так я ее понял. А может, это было Общество защиты инвалидов-гонщиков. Скорее все-таки первое.

– Кит, дорогуша, – кричала мне Минни, – я тебя обыскалась! У нас гениальная идея. Что, если «Уайсс мэгэзинз» станет спонсором гала-представления Общества в октябре? Великолепная реклама! И совсем недорого обойдется: 250 тысяч, включая столик.

Председательница прижалась ко мне бюстом. У нее была тщательно растрепанная прическа и огромная бриллиантовая брошь в виде пуделя.

– Нам кажется, что лучше вас кандидата не найти, – выдохнула она мне прямо в лицо. – Мы все просто обожаем «Шикарную жизнь».

– Это не наше издание, – с облегчением ответил я, нацеливаясь ретироваться. – «Шикарная жизнь» принадлежит вон тому господину в китайской шляпе. Он непременно даст вам свое согласие.

Тасмин Фили тронула меня за рукав.

– Яндо не видели? Он куда-то запропастился.

– Запропастился?

«Хорошо бы с концами», – подумал я про себя.

– Мы приехали все вместе в лимузине, и он сразу же куда-то исчез. Он дуется, потому что мы зарубили часть его фотографий с Ямайки, на две полосы. Я очень беспокоюсь, он должен завтра утром снимать для нас офисные костюмы.

Меня зажали с двух сторон телеведущая Таня Браер и организатор фонда в пользу больных СПИДом Маргерит Литтман. Тут ко мне подкатился Норман Тернер.

– Добрый вечер, босс, – сказал наш директор по распространению. – Не поскупились – видел, какой буфет внизу? Я позвонил жене, чтобы ужин не готовила.

– А я и не знал, что ты интересуешься модой, Норман, – сказал я, удивившись, что вижу его здесь.

– Но ты же меня знаешь, – хохотнул Норман, – я всегда тут как тут, где бесплатно наливают. Не могу сказать, что мне сильно интересны шмотки и вся эта суета с вечерними костюмами. Особенно я не люблю длинные юбки. По мне лучше мини.

Подошла Мередит Кэрью-Джонс, чтобы сообщить, что Минни Васс уладила вопрос со съемкой дома Эрскина Грира.

– Он дал согласие.

– Отлично.

– Один нюанс, – продолжила Мередит. – Минни считает, что мы недостаточно ценим ее услуги. Ей кажется, мы ей что-то недодаем. Короче, она просит, чтобы мы спонсировали гала-представление в пользу ветеранов балета, которое состоится осенью. Вы ведь не против, а? Иначе она отдаст съемку Эрскина Грира в «Шикарную жизнь».

В этот момент загремела музыка и сцену осветили мощные прожекторы. Рок-группа начала выступление, и вслед за ними на подмостки ступила топ-модель Кейт Мосс.

Я отступил к лестнице, чтобы лучше видеть, и заметил нечто, что разом испортило мне настроение. Говард Тренч беседовал с Пьером Ру. Тренч что-то горячо говорил, а Пьер согласно качал головой. Факс-подтверждение от «Мушетт» мы еще не получили, а покуда он не лег на мой стол, расслабляться было рано.

– Кит Престон? – По лестнице спускалась незнакомая девушка. Реденькие каштановые волосы были собраны на затылке в конский хвост. Вельветовый жакет был в цвет волос. – Вы ведь Кит Престон, не так ли?

– Точно.

– А я Кэрол Уайт. Мы не знакомы, я журналистка из «Санди таймс».

– Не беспокойтесь, я знаю. – Первой моей реакцией было разорвать ее в клочья, но меня остановил ее вид: она казалась застенчивой и умненькой. – Вы автор статьи о моем друге Анне Грант.

– Вот об этом я и хотела с вами поговорить. После того, что случилось, я чувствую себя отвратительно, тем более что та статья подписана моим именем.

– Что вы хотите этим сказать – «была подписана вашим именем»? Вы же ее написали!

– В общем, да. Но это одна из моих первых публикаций, и она подверглась редактированию.

– То есть?

– Ну, мне велели написать ее в пятницу утром, когда появился номер журнала «Светская жизнь» с материалом про Анастасию Фулгер, и поначалу она задумывалась как вполне благожелательная. Так мне и было сказано. 750 слов о том, как Анна Грант владеет пером. Они действительно хотели, чтобы это была позитивная статья, потому что Колин Бернс, редактор, пытался заполучить Анну в качестве постоянного автора колонки.

– Понятно. И что же случилось потом?

– Ну, в пятницу после обеда, когда я сдала текст, мне неожиданно сказали, что профиль публикации изменился и надо все переписать. Редактор художественного отдела велел мне связаться с Микки Райсом из «Светской жизни», который, дескать, может многое рассказать об Анне Грант. Ну вот, я позвонила ему, а он будто ждал моего звонка. И дал мне всю информацию, которая вошла в статью. Он все говорил и говорил… Все цитаты в статье – его слова, хотя я обещала, что его имя упомянуто не будет.

– Как вы считаете, почему он это сделал?

– Я об этом много думала. По телефону он показался мне ужасно заинтересованным в том, чтобы все это вышло в свет. Мне кажется, он ее ненавидел!

– И вы полагаете, что Микки Райс по собственной инициативе обратился в вашу газету?

– То есть?

– Я хочу сказать, что Микки каким-то образом пронюхал, что «Санди таймс» готовит материал об Анне, и вмешался в процесс, чтобы изменить угол освещения темы.

– Возможно. Он определенно имел беседу с кем-то из шишек. Не могу сказать точно, с кем конкретно, может, с Колином Бернсом, потому что идея первоначально принадлежала ему.

Я еще о многом хотел ее порасспросить, но она вдруг побледнела как бумага и попятилась назад, к балюстраде. Я оглянулся и увидел за спиной Микки Райса, который направлялся к лестнице с тарелкой кальмаров.

– Добрый вечер, Микки, – ровным тоном сказал я. – Что, пишешь репортаж о вечеринке в «Светскую жизнь»?

– Ни в коем разе, – ответил Микки. – Тут никого нет из нашего контингента. Да и кроме того, они отдали эксклюзив «Кутюр», нашли дураков.

– Кстати, Микки, ты знаком с Кэрол Уайт из «Санди таймс»?

Теперь пришла очередь Микки бледнеть.

– Привет, – торопливо бросил он в ее сторону. – Прости, Кит, мне некогда. Здесь где-то Яндо ошивается, хочу его запрячь.

– Не забудь, у него контракт с «Кутюр».

– Ради нас он пошлет «Кутюр» ко всем чертям, он спит и видит, чтобы с нами сотрудничать. Всем известно, что «Кутюр» не дает никакой возможности полету творческой фантазии.

И, метнув в сторону Кэрол Уайт холодный предостерегающий взгляд, он продолжил путь наверх.