Текст книги "Восстание безумных богов. Магия крови"

Каковые, как признался между прочим Веспа, он сам сделал, сам же и придумал, ну то есть разобрал попавший ему в руки конструкт из некромастерских, достал движитель и сделал подобное.

Рико теперь смотрел на него с уважением.

Да еще сила будто с ума сошла после всех штормов и ударов: потоки плясали, вырывались из рук, казалось бы, надежно скрученные, расточались без видимой причины. Подобное происходит, когда неподалеку кто-то творит поистине великую волшбу – может, так оно и было, да только в этой свистопляске поди разберись, кто, где и творит ли вообще или это все только последствия нескольких магических катастроф.

Наконец с огромным трудом Рико удалось начертить работающую фигуру, и он не мешкая привел в действие ключ-заклятие.

Веспа тем временем принес поближе Черныша, который даже немного ожил: поднимал голову и постукивал о землю хвостом; Рико не мог забыть змеерукую богиню и страшно беспокоился, не видя своего пса.

Красавица Куртия так и сидела над павшим императором, будто родная дочь, убитая горем, над телом отца.

Кристаллы-преобразователи возле мертвого ярко вспыхнули и рассыпались сверкающей пылью, магическая фигура засветилась – несимметричная, перегруженная дополнительными построениями и рунными вставками, громоздкая, но Рико тотчас ощутил, что заклятия, подшитые, что называется, на живую нитку, работают как надо. Мертвое не оживало, нет, но – воплощалось в подобие живого, жуткое, неестественное, опасное. И подвластное умелому магу.

Он протянул руку над мертвецом, помогая силе концентрироваться, и тело цезаря послушно дернулось, связи, что еще удерживали душу неподалеку, натянулись, силясь вернуть ее обратно. Куртия вскрикнула, отшатнулась – но не ушла; похоже, старый властитель Корвуса был для нее кем-то куда большим, чем просто любимым императором.

Рико напряг память и затянул положенную инкантацию.

«Вернись, – призывал он, – возвратись в тело свое, повинуйся! Отныне ты мой раб, повелеваю: вернись, отверзи уста, повинуйся живым, о мертвое!»

Душа цезаря, сорванная с назначенного ей пути, должна была сейчас испытывать невероятные страдания; собственно, именно в них – причина ненависти неупокоенных к живым, да еще в извечной зависти мертвого ко всему живущему. Рико знал это, но тем не менее тащил душу императора обратно – в конце концов, утешал он себя, это совсем ненадолго.

Над головами их вдруг раздалось оглушительное карканье.

Рико не выдержал – отвлекся и бросил взгляд вверх. Огромная птица, куда больше обычного ворона, кружилась над ними; Рико сразу понял, что это магоконструкт, а не живое существо: глаза ворона пылали белым светом, сквозь перья проглядывали тучи.

– Ворон-Хранитель! – Веспа в волнении вцепился себе в волосы. – Кто-то из Воронов использовал «Зов»! Что-то случилось!..

– Не удивлюсь, если смута уже началась, – выдохнула Куртия.

Однако ворон лишь кружил над головами, низко, так, что все призрачные перья видать, но больше никаких звуков не издавал.

Рико вновь принялся за инкантацию и сразу ощутил неладное. Сила, только что послушно тащившая отлетевшую душу обратно, принялась выделывать странные петли и зигзаги. Она выплескивалась из фигуры, вырывалась из рук Рико, сбивала фокусы, отчего линии в фигуре сами собой полезли в разные стороны; даже маг из Совы, почти сразу подхвативший непослушный поток, не мог ничего поделать.

Как будто что-то тянуло ее в сторону…

Рико закончил фразу («Obedite, donec dimittam te!»[7]7
  Повинуйся, покуда я не отпущу тебя (лат.).


[Закрыть]), вновь глянул вверх: Ворон по-прежнему безмолвно кружил над ними, но теперь за ним тянулся едва видимый мерцающий след, закручивающийся призрачной спиралью, образуя пока еще слабый магический вихрь.

И это была не просто сила, а сила, преобразованная фигурой, квинтэссенция мертвого, та самая, которую Рико с таким трудом сейчас извлек из дикой, неупорядоченной магии. Ворон с непонятным упорством тянул ее к себе.

– Это он! – Некромастер ткнул пальцем вверх. – Уважаемый Веспа, как его убрать?.. Иначе мы так никогда заклятие не закончим!

Маг открыл рот, чтобы ответить, но тут ворон ринулся вниз, прямо на мертвого императора; упругая волна силы обожгла Рико, заставила отшатнуться, упасть на колени. Куртия – та вообще отлетела в сторону, словно от удара, воздух над телом мигом помутнел, наполнился вспыхивающими и тут же гаснущими темными искрами.

– Что это, во имя Спасителя? – простонал юноша, протирая глаза.

В темном, клубящемся коконе ничего нельзя было разобрать – кроме того, что там и впрямь происходило нечто странное. Рико показалось, что он очутился внутри огромной искажающей линзы, где все не то, чем кажется, такая сила вдруг разлилась вокруг. Он потряс головой. Откуда оно все взялось, что вообще происходит, что это значит? В глазах мутилось, и он не мог различить ни Веспу с Куртией, ни даже валявшиеся кругом мертвые тела – видел только темный кипящий воздух. Какие-то неведомые сущности смешались в нем, какие-то духи не то боролись, не то сливались, но какие – разобрать было невозможно.

«Но ведь это не я сделал? Нет, нет, точно не я! Я такого не умею!..»

Однако постепенно бурлящий темный кокон стал будто бы угасать, уменьшаться, опадать, словно ему не хватало сил – и в то же время уплотняться и темнеть. Воздух перестал дрожать и искрить, и Рико с облегчением увидел неподалеку Фабия Веспу и Куртию, сидящих на земле. Куртии, конечно, досталось, но она была жива, только бледна и то и дело потирала плечо.

И тут земная твердь вдруг еще просела, как будто тело императора, скрытое магией, сделалось неимоверно тяжелым и продавливало ее.

С оглушительным звуком камни вздрогнули и опустились, по ним побежали трещины, покатились мелкие острые осколки; края доселе пологой воронки поднялись, склоны на глазах сделались куда круче. Тела погибших медленно съезжали к дну.

А потом нечто властно потянуло Рико к темному сгустку силы на месте тела цезаря, превратившемуся в ровную черно-переливчатую глобулу навроде гигантской жемчужины, размером, правда, с мельничный жернов. Внутри воронки воздух вздрогнул и задул ветер, закручивающийся в вихрь, все сильнее и сильнее; с шелестом покатились камушки, зашевелились одежды мертвецов.

Рико вскочил, в два прыжка очутился возле своих новых товарищей.

– Надо выбираться! Быстрее!

– Как? – Веспа старался перекричать ветер и стук катящегося по каменному дну мусора. – Нас стащит вниз! Стенки слишком гладкие и ровные!

– Надо попытаться!

Орденский маг замотал головой.

Ветер уже усилился настолько, что даже сидеть стало трудно. Он толкал, опрокидывал, мешал дышать, сдвигал с места, а зацепиться было не за что… Трупы людей зашевелились, будто живые, плащи захлопали, застучали сорванные с голов шлемы. Вот медленно поехал по склону в потоке ветра один труп, другой, третий… Рико пришлось отпихнуть ногой тело преторианца, упорно ползущее на них.

– Мы погибнем!

Веспа схватил его за руку:

– Ставь щит! Простой, только растяни в сферу! Если мы вдвоем его удержим, мы справимся! Это всего лишь сила…

Легко сказать «ставь щит», а магия-то, а преобразователи? Они остались где-то в черной сфере, вместе с императором и призрачным вороном.

«Я не смогу», – хотел возразить Рико, но внезапно понял, что сможет.

Ветер и впрямь был не только воздушным ураганом, но вихрем силы, поневоле упорядочившим ее, сделавшим доступной для волшбы. Веспа уже шептал заклятие, на кончиках пальцев мерцали белесые огоньки, из которых все дальше и дальше тянулись нити бледного света, охватывавшие всех троих, точно плащ под дождем.

И давление ветра стало слабеть.

Рико тоже припомнил защитные чары, начал было собирать силу, но вдруг дернулся.

– Собака! Моя собака! Я сейчас, я его принесу!..

В глазах орденца плеснул ужас.

– Не успеешь! Ставь щит! Погубишь себя и нас!

– Мой пес! Черныш!..

Рико вывернулся из-под нитей бледного света – ветер тотчас хлестнул по лицу невидимым хлыстом, – но чьи-то сильные пальцы вцепились ему в плечо, дернули обратно.

– Ставь щит, – приказала красавица Куртия одними губами; однако ослушаться было невозможно. – Ставь, глупец. Выбора нет.

– Мой пес… – прошептал Рико, понимая, что она права, но не желая, не желая, не желая этого признавать! – Черныш…

– Ставь!..

Слезы против воли навернулись на глаза. Рико ставил щит, как показывал когда-то Учитель, – хороший, крепкий щит, не хуже, чем у Веспы, окутавший всех троих полупрозрачной пеленой, а слезы бежали и бежали по щекам.

Черныш, друг. Нет, не друг даже, не часть родного дома, потерянного навсегда, не утешитель, не опора, не защитник – а часть самого Рико. Та часть, которая помогла ему выжить и выучиться, которая защищала и помогала.

А теперь он остался один.

И все из-за того, что он сам опоздал, не подумал… и не сумел возразить, и кому – женщине!

Нет, надежда всегда теплится, но… Рико же не дурак. В вихре, поднимавшем над их головами тела людей и коней, камни и упавшие знамена, – где уж там было выжить одному и без того потерявшему силы псу!

Что-то светящееся мелькнуло на краю воронки, мелькнуло – и исчезло в бешеной круговерти. Рико с изумлением узнал давешнюю змеерукую деву, ему даже показалось – наверняка показалось, от слез и горя, – что на лице ее застыл ужас вперемешку с вожделением.

Она чуяла силу, пробудившуюся в этом месте. Она жаждала ее. И – смертельно боялась.

Другая странная фигура – огромная многоножка с человеческой головой – тоже на миг застыла на краю склона и тоже бросилась в вихрь, точно самоубийца в водопад. И еще одно странное создание. И еще… Наверное, неодолимое притяжение приволокло сюда всех потерявшихся тварей из тех, что Госпожа привела сражаться с легионами Корвуса.

И только трое смертных, скорчившись под искрящимся магическим щитом, у самого основания исполинского вихря, не сдвинулись с места, уцелели – как удается уцелеть попавшему в око бури.

Рико не успел как следует об этом подумать. Вихрь вознесся, кажется, под самые звездные сферы, вознесся – и обрушился в черный шар, утащив с собой все захваченное.

И шар в ослепительной вспышке лопнул.

Глава V

Публий Каэссениус Маррон, погибший и чудесным образом вернувшийся к жизни, стоял перед императорским шатром в полной растерянности.

Вокруг в сгустившейся темноте шумел воинский лагерь; горели костры, стучали о края походных котлов черпаки, пахло дымом, чечевичной похлебкой, железом и навозом – словом, все казалось привычным и обыкновенным. Только вот большой шатер в центре лагеря стоял пустым, не вздымался над ним багровый стяг с черным свившимся в кольца драконом, а часовые не пропускали внутрь никого – до особого распоряжения Триумвирата, как сквозь зубы пояснил начальник караула.

В сам лагерь Публий попал без труда: первого Ворона знали и пропустили, даже не взглянув на предъявленную фибулу, хоть и выглядел он, мягко говоря, несолидно: исхудавший, одежда изодрана и испятнана кровью (Публий пытался оттереть ее снегом, но безуспешно), безо всяких припасов и слуг. Ворон спешил, очень спешил; он, конечно же, заметил, что лагерь Корвуса странно тих и малолюден, но не стал останавливаться ради расспросов, лишь кивнул кому-то из знакомых магов, гревшихся возле легионных костров. И это тоже было странно…

Публию нужен был император. Прежде всего император. И вот – Цельса нет, штандарта нет, преторианцы молчат, словно карпы в орденском пруду, ссылаясь на решения какого-то Триумвирата.

– Что, бездна побери, тут происходит? – выругался он, соображая, кого бы разыскать еще. Цезарь погиб? Свергнут заговорщиками? Вернулся в Корвус? «Зов Ворона» не достиг цели?

Публий был голоден и смертельно устал, но прежде всего ему нужен был император!..

– Маррон!..

Откуда-то из-за полыхавших костров на него выскочил Ливий Астурций – еще один высокопоставленный Ворон, негласный глава ордена, правая рука магистра; Публий никогда не водил с ним дружбы, но и не переходил дороги, здраво полагая, что с властью не следует ссориться.

– Маррон, дружище! Вы живы, какое счастье!..

Публий, донельзя удивленный, ответил на крепкое объятье. Орден Ворона, безусловно, ценивший одного из своих первых магов, но никогда не переоценивавший, встречает его как свою последнюю надежду! Ну дела…

– Где вы были, Публий? Магистр и тот не мог внятно сказать, к цезарю не подобраться, а вы нам были так нужны!..

– Я уходил в долгую экспедицию, к руинам Элмириуса. – Маррон не стал лукавить. Кажется, сейчас не время для интриг и уверток. – Сюда, на Дальний Север. И вот я здесь – и к моему безмерному удивлению, и вы здесь! Корвус во всей славе своей! Я поражен не меньше вашего, дорогой Ливий, – что же случилось в Империи? И где цезарь? У меня срочные известия для него.

Астурций помрачнел:

– Идемте, рассказ будет долгий, а ночь коротка. У меня предчувствие, Маррон, что эта ночь кончится куда раньше, чем взойдет солнце…

Благодарение всем богам и духам, его прежде накормили и подали кубок с подогретым вином: ордена даже в походе не забывали о комфорте. Астурций говорил не умолкая, торопясь, ученики его и маги низших ступеней, всего с десяток человек, молча сидели рядом, кивали, переглядывались; Публий слушал и чувствовал, как внутри него разверзается бездна.

Капитул, где впервые прямо прозвучали обвинения в адрес Севера; магический шторм невиданной силы, лишивший ордена силы, а Корвус – магического щита; скоропалительное решение императора ударить, пока магия слаба, и раз и навсегда избавиться от угрозы с севера; Кор Двейн и его кристаллы-преобразователи, казалось, обещавшие победу; еще один шторм, уже здесь, на Севере; магия, выплеснувшаяся в небеса словно бы из самых недр Араллора – «невиданное, невиданное событие! А мы даже и магоскопию толком провести не смогли – ни приборов, ни работающих чар!»

Маррон кивал, а перед глазами стояло бушующее золотое море сгустившейся до невероятных пределов силы, серый бугристый потолок гигантской каверны и черная фигурка Шаарты на краю обрыва.

Астурций продолжал. Наступление Северной Ведьмы, ее странная армия, ее сохранившаяся магия, разом перечеркнувшая все планы Корвуса; неудачный бой; план, казавшийся таким разумным, таким надежным, не сработал, сорвался в последний момент – и цезарь с негаторами остался прикрывать отход своих войск, словно обычный легионный маг.

– А потом, – Ливий Астурций неподвижным взглядом уставился в пляшущее перед ним пламя костра, – негаторы не выдержали. Так мы думаем. Эти странные волны силы, накрывшие нас на отходе, – ничем иным они не могли быть, как выплеском силы из разрушенного амулета, амулета невиданной мощи. Цезарь погиб, Маррон. Империя лишилась династии. Пока власть удерживает Триумвират…

– Триумвират?

– По одному достойному мужу от магов, армии и сената, – криво усмехнулся Астурций. – От армии – Септимий Дар, он командует здесь легионами. От сената – Марк Эвзебий Домициан, ты знаешь его, из тех Эвзебиев, что еще при прежнем цезаре торговали зерном в Тешистане. Он остался в Константии как наместник, мы послали туда весть… От магов – от магов Кор Двейн.

– Но он же свободный маг! – невольно воскликнул Публий. – Он даже не принадлежит орденам, он не уроженец Корвуса!

Ливий Астурций снова криво усмехнулся: ну вот, мол, так.

– За него проголосовали большинством, друг мой… Взрыв негаторов, конечно, отбросил тварей Ведьмы значительно, разведка это подтверждает. Но ненадолго: он не нанес им урона, к утру они соберутся и вновь двинутся на нас.

– И?..

Публий забыл о том, о чем хотел предупредить и рассказать, забыл об Элмириусе, забыл даже о Шаарте.

– Выбор невелик, – пожал плечами его собеседник. – Либо мы отступаем – а уже звучат голоса о том, что Ведьма, быть может, минует Корвус, быть может, ей нужно что-то в Шепсуте или герцогствах или вовсе ничего не нужно, мы не ведаем ее планов… Но это самые малодушные из нас. Либо мы принимаем бой и героически погибаем. Лично я думаю, что мы вскоре все погибнем, что бы ни выбрали. Так что на самом деле, Маррон, выбора у нас нет.

– А для чего же вам я? – хмыкнул Публий, протягивая рабу кубок, чтобы тот наполнил его вновь. – Героически погибнуть в хорошей компании? Мне показалось, вы все ж таки меня ждали…

– Ждали, – кивнул Астурций. – Видишь ли, во всем этом безобразии есть одна темная, очень темная лошадка. Кор Двейн. Если бы не он… если бы не он, мы думаем, не случилось бы ничего из того, что случилось. Ты был нужен, чтобы помочь разобраться в происходящем, у вас, как мы знаем, были какие-то дела, но, боюсь, сейчас уже нет на это времени.

– «Мы думаем»? Ливий, кого ты имеешь в виду?

Но договорить им не дали. Лагерь взволновался, темнота, скрывавшая людей, словно вздрогнула и загомонила, голоса наплывали со всех сторон. «Пойдемте, пойдемте! Нас зовут… В императорский шатер… Ну что еще, все равно все кончено… Нет, не кончено! Вы не понимаете, они нашли средство!»

Орденские маги спешили куда-то, огибая костер, у которого разговаривали Вороны. Кто-то крикнул: «Идемте, Двейн собирает всех! Какое-то важное известие!»

– Ну вот, я же говорил, что времени не хватит, – вздохнул Астурций. – Впрочем, друг мой… что бы ни случилось, не доверяйте Двейну. Даже когда он будет подносить вам на золотом блюде все ваши мечты. У него на всех нас – на Ордена, на Корвус, а быть может, и на Араллор – свои планы.

– Благодарю за предупреждение, дорогой Ливий, – кивнул Публий, про себя подумав, что понял это еще на холмах за Дриг Зиггуром.

Императорский походный шатер был самым просторным, и поэтому всех оставшихся в живых магов Кор Двейн собрал именно там. По крайней мере, Публию хотелось так думать.

Походный стол был сдвинут в сторону, ложе убрано, этажерки со свитками и амулетами исчезли – остались лишь несколько лавок и сундуков вдоль стенок да высокие подставки с масляными светильниками в них. Магов набилось внутрь, наверное, не меньше сотни – так, что даже в полотняном шатре сделалось душно.

Собрались быстро, и Двейн тоже не стал тянуть. Однако перед началом он каким-то образом углядел в толпе Публия и дружески кивнул.

– Многодостойные маги, ордена Ворона, Весов, Лиры, Змеи, Пчелы, Резца и Щита, каковые присутствуют здесь! Я, Кор Двейн, говорю с вами как свободный маг, ваш товарищ, но не как один из трех правящих. Ибо пришло время делать выбор, а не приказывать.

Двейн перевел дух. Публий видел, что он за последнее время заметно осунулся и похудел, лицо потемнело, под глазами залегли круги. Двейн явно слишком мало спал и слишком много работал.

И сейчас по лицу его бродили тени и невозможно было угадать его выражение.

– Вместе с вами я пережил все потрясения последних дней. Магические шторма невиданной силы, сражение с духами и сущностями, сила которых превосходит всякое воображение, пережил неудачу боя и потерю возлюбленного нашего императора. Увы, цезарь мертв… Мы отправили отряд к месту сражения, чтобы вернуть в лагерь его тело. Но – оставим покуда мертвых, время оплакивать их еще придет. Мы живы, и перед нами стоит непростой выбор: встретить врага лицом к лицу или отойти, позволить Ведьме вывести свою армию, малую числом, но великую силой, на просторы Араллора, сохранив свои жизни и жизни наших солдат.

– Это не выбор! – крикнул кто-то из толпы. – Это решение, умереть ли нам раньше или позже!

– Согласен. – Кор Двейн устало потер лоб. – Мы все всё понимаем. Если сейчас Ведьма выведет своих тварей… никто не даст гарантии, что они не начнут уничтожать все живое на своем пути, насыщаясь проливаемой кровью, копя великую силу. И тогда, когда они докатятся до земель Корвуса, остановить их не сможет уже ничто. Они уничтожат и Корвус, и весь Араллор.

– Это Ведьма с тобой поделилась планом? – выкрикнул чей-то молодой голос. – Может, им просто пройти надо, в Шепсут, к жрецам Невидимого!

– Это боги, юноша. – Двейн бледно улыбнулся. – Древние боги и подобные им сущности. Мне не дадут солгать ваши старшие товарищи, но боги, особенно лишенные части сил, одуревшие от того, что их выдернули из логовищ, из глубокого сна, одержимы голодом не хуже неупокоенных. Только им нужна сила, а не живая плоть – и убивать они будут ради скрытой в каждом живом существе магии, каковая истекает из него вместе с жизнью.

– Он прав, – пробасил кто-то, и Публий узнал по голосу магистра Пчелы. – Я в свое время занимался исследованиями сущностей «божественных или сравнимых с ними ступеней», как выразился бы великий Леонардо. Мы слишком мало занимались ими, а зря! Древние боги, пробужденные внезапно, одержимы голодом, сравнимым с голодом неупокоенных, это так. Они будут жрать силу, жрать, жрать и жрать, пока не лопнут… или их не сможет низринуть вновь кто-нибудь посильнее. Но на это, коллеги, я бы не рассчитывал. Этих тварей надо бить, пока они слабы и голодны, и то исход битвы для нас, прямо скажу, сомнителен.

Его выслушали, не перебивая, в шатре воцарилась неустойчивая, тревожная тишина.

– Но мы же попытались… – неуверенно возразил кто-то.

– Верно. – Кор Двейн кивнул. – Мы попытались. И не получилось. То оружие, которое мы имели, оказалось ненадежно.

– Тогда для чего мы здесь? – Вперед пробилась темноволосая высокая чародейка. Публий, стоявший вблизи, узнал Каю Лавинию, одну из первых Змей. Волевое лицо с крупными чертами, сквозь написанную на нем решимость проступает отчаянье. – Все, что ты сказал нам, Двейн, мы знаем и так!

– Я хотел предложить оружие, которое позволит нам одолеть врага, – мягко ответил свободный маг.

– Ты уже предложил один раз! – выплюнула ему в лицо Змея, но дальше возмутиться ей не дали: в шатре нарастал шум, послышались крики: «Пусть скажет! Не мешай! Двейн, говори!..»

– Буквально час назад все изменилось, – так же мягко продолжил Кор Двейн. – И я сразу собрал вас, досточтимые, не медля ни минуты… Я ведь понимаю, что речь идет о наших жизнях и о самом существовании Корвуса!

– Говори! Говори же!

Несколько человек, собравшихся в полумраке за спиной Двейна, расступились, и к нему вышел тот, о ком Публий почти забыл, – его побратим Скьёльд. «Скьёльд, просто Скьёльд, – представился он когда-то Ворону. – Родового имени у меня нет, прозвища тоже. А если что-то и было, то сейчас это не имеет значения».

Тот, кто отдал ему в пользование Проклятые мечи.

Которые, кстати, каким-то образом придется вернуть… если Публий Каэссениус Маррон останется жив хотя бы еще пару месяцев, в чем сам он серьезно сомневался.

Скьёльд вышел вперед и встал рядом с Кором Двейном.

– У нас, среди орденских единомышленников, давно возникла идея о трансформе, – медленно, взвешивая каждое слово, заговорил Двейн. – О новом человеке, о новом маге, которому в будущем принадлежал бы Араллор. Мы работали над этим и многое сделали, хотя далеко не все об этом знали… Погодите, погодите, дослушайте! – Он выставил вперед ладонь, пытаясь погасить возникший в шатре ропот. – Сейчас все поймете. Так вот, наши с товарищами изыскания значительно продвинулись с изобретением кристаллов-преобразователей. Казалось, что проблема трансформы, проблема перехода мага в новое, высшее состояние вот-вот будет решена, несмотря на нехватку времени и сил: мы продвигали исследования даже в походе. Но, как часто случается, работы зашли в тупик. Очевидное, казалось бы, решение не давало предсказанного результата. Нам необходимо было время, однако… однако цезарь, да упокоится его дух в мире, принял решение не двигаться покуда по этому пути. Он избрал иной. Решил, что попытается справиться с Ведьмой и ее воинством теми средствами, которые уже имелись, – и мы не вправе осуждать его за это, друзья. Как положено правителю, на котором лежит ответственность за целое государство, император был осторожен. Но, как видите, эта попытка закончилась трагически и для него, и для Корвуса, и для нас всех. – Ропот вновь поднялся, и Двейн вновь замахал руками: – Да-да, я знаю, что повторяюсь, но теперь самое главное! Едва мы вернулись в лагерь, меня отыскал мой названый брат Скьёльд, вам всем он хорошо известен. И вам всем известно, что Скьёльд – непревзойденный целитель и алхимик. Так вот, как только речь зашла о наших изысканиях как о единственном способе одолеть Северную Ведьму здесь и сейчас, как Скьёльд немедленно указал нам на ошибку в расчетах, предложил помощь, и… Пусть он сам скажет! Прошу тебя, брат!

Скьёльд коротко кивнул. Выглядел он куда свежее Кора Двейна.

– Я не отниму у вас много времени, досточтимые. Если кратко описать механизм, то вам всем известен так называемый эффект Гонория Хоста, или «эффект пьяницы». Маг, попавший под воздействие сверхконцентрированного луча силы, на время многократно увеличивает свои возможности, однако он почти не способен ими распорядиться, как и пьяница не способен идти прямо или связно разговаривать. А после того, как эффект схлынет, маг лишается и части прежних своих сил. Мой брат и его друзья искали способ обойти эти ограничения… – Маги, стоявшие в передних рядах, загомонили, и Скьёльд улыбнулся. – О да, я знаю, что эта проблема в течение веков волновала умы, так что же? Каждая задача рано или поздно будет решена. Кор и его круг – они нашли основной путь, я лишь подсказал частности как целитель, ибо воздействие на человеческий организм должно быть точно рассчитано – и в области силы, и в области точек ее приложения.

– Мы сразу же провели опыт на добровольце, – подхватил Двейн, – и сразу – ошеломительный успех! И я тотчас же собрал здесь всех вас, ибо время не ждет, а сделать предстоит еще очень и очень многое. Руфус, прошу тебя!

К нему неуверенно шагнул молодой человек – высокий, крепкого сложения, рыжий и веснушчатый; на фибуле его были Весы. Публий его не знал – должно быть, из молодых и не слишком способных магов, из тех, кто полжизни ходит в учениках, а потом полжизни мается в архивариусах или секретарях, изнывая от зависти к более талантливым коллегам.

– Прошу, прошу… Итак, Руфус Авл Септимий, орден Весов, пятая ступень! Бывшая пятая ступень, не так ли?

Рыжий Руфус кивнул. Он выглядел словно человек, только что пробудившийся ото сна.

– Я теперь не знаю, какая я ступень, – сказал он и обезоруживающе улыбнулся. – Боюсь пальцем пошевелить, чтобы не спалить ненароком этот шатер.

– Слова, слова! – закричали в передних рядах. – Одна только болтовня!

– Придется все-таки пошевелить пальцем, Руфус, – серьезно произнес Кор Двейн. – Только прошу тебя, осторожнее.

Руфус кивнул, и улыбка его сделалась еще шире – как у ребенка, получившего долгожданный праздничный пряник. Он бросил взгляд на потолок, на миг задумался (Публий заметил, как напряглись Двейн и его названый брат), а потом прищелкнул пальцами. Стенки шатра и потолок на миг объяло пламя; маги закричали, попадали, заметались, Публия окатило обжигающей волной горячего воздуха и дыма – однако через миг пламя угасло. Исчезло вместе с шатром.

Толпа орденцев умолкла, растерянно глядя по сторонам, поднимая головы к темному, еще не посветлевшему на востоке пасмурному небу, где по тучам лениво переползали розоватые полосы магического сияния.

Успевший заснуть воинский лагерь даже не пробудился.

– Пятая ступень? – растерянно произнес кто-то.

– Трансформа – это трансформа, она обладает определенной стойкостью, – возвысил голос Скьёльд. – Уважаемый Авл Септимий никогда больше не будет соответствовать пятой ступени силы, это обещаю вам я, Скьёльд-целитель! Однако со временем, конечно же, эффект будет слабеть и его придется обновлять.

– «Со временем» – это сколько?..

– И кто сможет пройти трансформу?

– Обряд, как долго длится обряд?

– Амулетов точно хватит на всех? Ну а как без амулетов, сами подумайте!..

Вопросы посыпались со всех сторон – увиденное произвело впечатление. Сам Руфус стоял молча, только слегка шевелил пальцами, будто снова и снова переживая момент волшбы.

– Совершенно закономерные вопросы, коллеги! – гаркнул Двейн, перекрывая голоса магов. – Но есть одно но. У нас мало времени.

Вот сейчас он скажет нечто действительно важное, понял Публий. Вся эта речь, вся эта демонстрация были лишь подготовкой – так торговец, прежде чем назвать завышенную в два-три раза цену, завлекает покупателя самыми невероятными качествами товара.

«Что бы ни случилось, не верь Кору Двейну».

– По всем расчетам, время, необходимое для трансформы, исчисляется месяцами, – сказал Двейн тише, и маги тоже стали умолкать. – От пятнадцати до тридцати месяцев. У нас их нет. У империи их тоже нет.

– Но есть способ ускорить обряд, – спокойно продолжил Скьёльд. – Один-единственный. Другого, по крайней мере, я не знаю.

Маги зашептались, кто – гадая, кто – догадавшись и не в силах поверить, а вот Публий Каэссениус поверил сразу. Для Двейна и Скьёльда, для этих двоих пришельцев из ниоткуда, не существовало правил. Они с легкостью нарушали древние запреты орденов, если это было необходимо – вспомнить хоть Проклятые клинки! То, что любой маг Араллора впитывал чуть ли не с молоком матери, все правила, все установления, все обычаи и традиции, – для них не значило ничего.

– Магия крови, – произнес Двейн в полной тишине.

Публий ожидал взрыва возмущения, криков, обвинений, но маги Орденов молчали. Только перешептывались и переглядывались, ежась на ночном ветру. Тишина сделалась тяжелой, как камень на шее утопающего, тянущий на дно.

«Они уже приняли это, – потрясенно подумал он. – Они готовы на все, готовы поверить этим изворотливым проходимцам, как поверил некогда я… они устали и не в силах искать иные пути, потому принимают предложенное. Но ведь это не единственное решение, мы пока еще не загнаны в угол, не использовали все иные возможности, все идеи, все пути!»

– Прошу слова, – с удивлением услышал Публий свой голос. Кор Двейн с готовностью сделал приглашающий жест, словно только того и ждал.

Отступать было некуда, Публий шагнул вперед. Обвел взглядом лица столпившихся вокруг магов – измученные, злые, полные отчаянья, но не растерявшие решимости. Они действительно готовы были принять любое, даже самое ужасное предложение, если оно дало бы хотя бы надежду на победу.

– Коллеги! – он решил воззвать к общности. – Маги Корвуса! Вспомните, отчего Ордена некогда ввели полный запрет на магию крови! Быть может, достойные Кор Двейн и Скьёльд, поселившиеся в Араллоре недавно, не знают этого… или не ведают смысла, вложенного в этот запрет. Я же напомню.

И Двейн, и Скьёльд даже не сделали попытки перебить его.

– Магия крови, магия истечения жизни – не просто древнее варварское изобретение. Колдуны диких племен издавна пускали кровь жертвенных животных, творя волшбу или гадая, и по сей день поступают так где-нибудь в дебрях Каамен или на Крайнем Юге, поступают невозбранно. Однако маги просвещенные знают, какая опасность таится в этих ритуалах. Магия крови слишком легко дает силу, особенно – через людскую кровь. Неосторожный чародей быстро привыкает и впоследствии старается прибегать именно к этому варварскому способу, избегая всех остальных. Они становятся для него чересчур тяжкими, медленными, неинтересными… Купаться в море крови, в море силы становится смыслом и целью его существования. Вспомните историю Орденов, вспомните Аэносский мятеж и Нонция Живодёра! Поистине, маг должен обладать железной волей, чтобы практиковать магию крови, и то лишь несколько раз в жизни, и то на жертвенных животных!.. Нам же предлагается применить кровь людскую – не так ли, уважаемые свободные маги? Не путь ли это в пропасть для всех нас? Не к окончательной ли погибели Орденов он приведет?