Электронная библиотека » Никита Трофимов » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 18 января 2022, 20:20


Автор книги: Никита Трофимов


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Для меня новое погружение в воду с температурой минус полтора по проклятому Цельсию уже не отдавало новизной ощущений, поэтому я тихо опустился в воду, а на поверхности состоялось появление василиска, нет не так – ВАСИЛИСКА № 2! С тем же самым леденящим воем Сиротка лупил ногами по воде и практически не погружался (отчасти потому, что под водой был я и топтался он по моему замороженному и уже не ощущавшему какой-либо боли телу). На верхней палубе все были сметены акустическим ударом Сироты, а потом, немного обвыкнув, стали объяснять начмеду, что здесь взрослые настоящие военные люди занимаются своим мужским делом, а дело же доктора – давить крыс и тараканов, ставить термометры, клизмы со скипидаром и патефонными иголками, а как вершина профессионализма, ему будет зачтено наложение мази Вишневского на матросскую задницу, обезображенную фурункулом. Доктор был с позором изгнан с верхней палубы. Потом вспомнили о Сироте сибирской (Сироткин был отловлен военкомами в возрасте 20-ти лет на охотничьей заимке в Сибири, где безвылазно жил с 8-го класса вместе с отцом-охотником) и быстро вытащили его силами того же личного состава, успевшего к тому времени принять вертикальное состояние. Сиротинушка оказался первым пациентом начмеда в тот вечер.

А дальше всё было так, как должно было быть. За борт опустился старшина команды мичман Лоскутов, обвязал меня проводником, вытащили его, а потом и меня. Заботливые матросские руки подняли меня над леерами, и четвёрка матросов направилась к тамбуру, чтобы доставить мое скрюченное тело во владения корабельной медицины.

Но! «На ту беду Лиса близёхонько бежала!»[5]5
  И.А.Крылов «Ворона и лисица» (басня).


[Закрыть]

Заместитель командира корабля по политической части был молодым и дикорастущим капитан-лейтенантом, с ненавистью отбывавшим срок замполитом на Севере – так было нужно для кадровиков, чтобы потом беспрепятственно получить должность капитана 1-го ранга в Москве со всеми вытекавшими из этого обстоятельства благами, привилегиями, квартирой в Нерезиновой и возможностью гордо говорить: «Я – северянин! Я представитель партии в войсках!»

Узнав от вестового, принёсшего ему стакан чая, о том, что на корабле вовсю бушует спасательная операция, замуля решил принять в ней активное участие – а вдруг медаль «За спасение утопающих» дадут? И так ему ясно вдруг представилась эта медаль на его новенькой, пошитой на заказ тужурке, что зам. зажмурился, тряхнул рахитичной головкой и побежал из коридора кают-компании на торпедную площадку.

(Друзья замполиты! Политработники! Подавляющее большинство из вас – замечательные люди и моряки, службой с которыми и дружбой я горжусь! Но был и такой кадр – из песни слов не выкинешь!)

Увидев матросов, несших меня, он понял, что надо действовать немедленно, чтобы его динамичные и выверенные действия запомнились всем и все поняли, кто именно спас от лютой кончины командира ракетно-артиллерийской части коммуниста Трофимова.

«Кретины! Вы что его скрюченного несёте? Распрямить!» – бойцы мигом положили меня, с которого ещё стекала струйками вода, на промёрзшую палубу (-45 °C) и принялись разгибать меня из позы шестой обезьяны из картинки Дарвина в первую. Разогнули, но поднять меня почему-то не смогли. Я примёрз к палубе и брюками и курткой (полушерстяной, офицерского состава…). Я безмятежно смотрел в звёздное небо, на антенные решетки «Ангары», на лица искренне переживавших за меня товарищей моих, и думал о безграничной и бесконечной глупости, как одном из проявлений энтропии Вселенной.

Поднатужившись, мои комендоры всё-таки оторвали меня от палубы (оставив на ней здоровенные куски материала брюк и куртки) и устремились в тамбур надстройки, откуда – рукой подать! – всего-то ничего по трапу вниз и вот она – амбулатория! В теснотище тамбура замуля опять вставил свои три рубля: «Мерзавцы! Вы почему его вперёд ногами несёте? Он же ПОКА ещё не труп». Вот именно это ПОКА меня очень порадовало! Перепуганные бойцы (зам. у нас был злопамятный и кровь пил декалитрами, вместо спирта) бросились меня разворачивать в узком тамбуре и выпустили из рук прямо над пропастью люка над трапом в тамбур носовой аварийной партии. Пересчитав собственным, настрадавшимся за этот бесконечный вечер телом все балясины трапа, я рухнул вниз, на палубу перед дверью в амбулаторию. Дверь распахнулась от сильной руки доктора и впечаталась мне в голову, временно прекратив мои мучения. Занавес!

Очнулся я на операционном столе, меня в шесть рук (прямо «шестикрылый серафим на перепутье мне явился»[6]6
  А.С.Пушкин «Пророк».


[Закрыть]
, хихикнулось мне) растирали бойцы, надев на руки шерстяные перчатки. Надо мной склонилось участливое лицо доктора, он шпателем разжал мне стиснутые зубы и налил в образовавшуюся щель какую-то жидкость. «Илюша! Шила!» – прошептал я. Кабисов удивленно распахнул глаза: «Да я ж тебе только что стакан влил!» (для непосвящённых шило – это спирт, он же ВКШ – вкусное корабельное шило, ворошиловка – ворованное корабельное шило, оно же – мальвазия).

Бойцы уже без руководящих указаний партии отнесли меня в каюту, сняли остатки нижнего белья и уложили в койку, доктор дал мне кучу пилюль, которые я безропотно проглотил, помог моему соседу по каюте «румыну» (так у нас называют командиров БЧ-3 – минно-торпедной боевой части) надеть на меня тёплые кальсоны и тельник, укрыл двумя одеялами и, задумчиво покачав головой, вышел из каюты. Когда я уже уходил в сонное забытье, вдруг почувствовал, как «румын» тихо-тихонечко накрыл меня своим овчинным полушубком.

Утром, в 5.30 дверь каюты затряслась под ударами мощных дланей старпома: «Рогатый! – так у нас зовут командиров БЧ-2 и всех его подчинённых, – кончай спать, иди проверяй подъём старшин!». И я пошёл…

P.S. За бортом, как оказалось, я пробыл 16 минут.

Всё!


Золото в снарядном ящике

Глава 1

Тихо журчит вода в гальюне – служба на флоте нравится мне»

Стихи из дэмэбового альбома старшего матроса Римантаса Янушайтиса

Североморск был залит ярким солнцем. Стояла та самая редкая-редкая погода, когда в прозрачнейшем воздухе парят ленивые чайки, сопки, как в зеркале, отражаются в Кольском заливе, нет дуновения даже малейшего ветерка, вода без единой морщинки застыла стеклянной гладью, и только иногда, от летящего прямо над поверхностью нырка, амальгама залива рассекается пунктиром дорожки, образуемой от взмахов неутомимых крыльев птицы. Пётр Первый в таком случае точно сказал бы: «Парадиз! Истинный парадиз!» А вот, приехавший в такую погоду в шестидесятых годах прошлого века, Никита Сергеевич Хрущёв сказал на собрании партактива Мурманской области и Северного флота следующую пошлятину: «Здравствуйте, вдвойне дорогие для нашей Родины североморцы и мурманчане!» – и всем северянам срезали двойной оклад до полуторного.

Но, что было, то было, а в сейчас по улицам столицы Северного флота фланировали в кремовых рубашках наглаженные корабельные офицеры – была пора отпусков, или кобелиный сезон, когда отправившие своих жён и детей на Югá (именно так – с большой буквы и с ударением на «а») мужики неприкаянно бродили по улицам Сафонова, Сгибнева, Душенова, Северной заставы, все места в ресторанах были заняты, а незамужние женщины становились мгновенно красивыми и временно лучше всех!

Ввиду того, что офицеры постарше по праву того, что они постарше, всеми правдами и неправдами старались уехать с Северов в отпуск именно летом, флот оставлялся на растерзание молодому лейтенантскому племени, на кораблях редко можно было увидеть кого-нибудь в звании выше капитан-лейтенанта, соединениями командовали, как правило, начальники штабов, задумчиво мечтавшие о том времени, когда они станут командирами бригад, дивизий и вот тогда-то они не будут так плохо поступать со своими заместителями и будут отпускать их в отпуск непременно летом в ущерб своему отдыху и своему семейству! Правда, все эти мысли разбивались вдребезги о гранит семейного очага – когда вновь испечённый командир радостно появлялся в доме, обдавая супругу свежим ароматом только что обмытого назначения на командирскую должность, верная боевая подруга, радостно всхлипнув, изрекала: «Ну, наконец-то! Хоть чуть-чуть поживём как люди! В отпуск летом поедем! В Хосту! В «Аврору»! Ура!» И быстро-быстро забывались благие намерения отпускать начальника штаба в отпуск летом, а если совесть начинала недовольно шебуршиться и тыкать в сердце ощущением чего-то неправильного, мол, вспомни свои слова, вспомни, как сам мучился, то можно было найти оправдание: «Да я его обязательно отпущу летом в отпуск! Только потом…, чуть попозже…, может в конце августа, в сентябре! Ну, уж, на крайний случай – обязательно в следующем году…» И отмазка срабатывала, на сердце легчало, и всё катилось по накатанной…

«Умрешь – опять начнёшь сначала и повторится всё, как встарь, ночь, ледяная гладь канала, аптека, улица, фонарь.»[7]7
  А.А.Блок «Ночь, улица, фонарь, аптека».


[Закрыть]
(У Блока безысходность описана исключительно!) Ничего не меняется в людях! Вот так же на нашей 2-ой дивизии противолодочных кораблей Кольской флотилии разнородных сил Северного флота временно исполняющим обязанности командира дивизии был назначен начальник штаба капитан 1 ранга Геннадий Александрович Ревин. В каюте флагмана был открыт иллюминатор, шторка сдвинута и принайтовлена, пропуская в каюту свежесть прохладного воздуха и солнечные лучи от низко висящего над горизонтом светила. Ярко сияли надраенные барашки задраек иллюминатора, испуская в самые неожиданные места каюты солнечные зайчики. Геннадий Александрович одну за одной прочитывал, принесённые флагсвязистом, донесения и телеграммы, писал резолюции, тщательно нанося свою каллиграфическую подпись под чертой, ставил дату и откладывал документ в сторону – теперь он станет руководством к действию для десятков экипажей кораблей нашей дивизии. Прихлёбывая горячий чай из флотского стакана в подстаканнике, он представлял, как после всех этих бумаг пройдёт по стоящим на 7-ом и 8-м причалах кораблям подчинённой ему 10-ой бригады (1155 и 1135М проектов), проверит, как организована служба, какой вид имеют такие родные для него корабли. Конечно, у врио командира дивизии есть масса других важных и неотложных дел, но Г.А. так соскучился за время обучения в Военно-морской академии по палубам кораблей, по каютам, пахнущим краской и ещё чем-то неуловимым, по коридорам, боевым постам (а каждый корабль обладает своим, неповторимым, запахом, я и сейчас, по прошествии десятилетий, мог бы отличить запах «Резвого» от запаха «Удалого»), что проверка кораблей была для него отдушиной в тесноте и громадности обрушившихся на его плечи важнейших дел по управлению раскиданными по разным заливам и губам Баренцева моря бригадами, штабами, кораблями! Ещё три года назад он сам был командиром прекрасного корабля 1-го ранга – гордости Северного флота – большого противолодочного корабля «Удалой», где теперь и находился он во флагманской каюте по правому борту, уже в должности НШ дивизии. А каюта по левому борту – точно такая же, но это каюта первого после Бога человека на корабле – каюта Командира! Г.А. был первым командиром «Удалого», ходил на нём на первую боевую службу, и именно он заложил на корабле совершенно замечательные традиции морской службы, которые долгие годы позволяли следующим командирам наслаждаться отработанностью действий экипажа, дружескими отношениями в офицерской и мичманской среде, сплочённостью и способностью отдать все силы без остатка за родной корабль.

Волна от проходившего мимо буксира слегка качнула корабль, и зайчик, отразившись от сталинита иллюминатора, брызнул солнцем в глаза. Геннадий Александрович, не глядя, по памяти, ткнул пальцем в кнопку ФКП (флагманский командный пункт) на блоке «Лиственницы» (корабельной громкоговорящей связи – КГС) и сказал в стоявший на столе микрофон: «Оперативный дежурный, ко мне флагсвязиста!», собрал документы в стопку и вышел из-за стола.

С небольшой задержкой оперативный ответил: «Есть! Есть вызвать связиста…» И как-то неуверенно замолк. НШ насторожился: «Что у вас там такое?» И вдруг кнопка связи с оперативным включилась подсветкой, и дежурныйсрывающимся от волнения голосом доложил: «Товарищ капитан 1-го ранга, оперативный дежурный Северного флота объявил «Боевую тревогу» сторожевому кораблю «Резвый»! Приказано начать экстренное приготовление к бою и походу!» НШ мгновенно взлетел по трапу на ЦКП корабля, а оттуда – в помещение флагманского командного пункта дивизии.

В открытый иллюминатор ФКП донёсся со стороны 8-го причала тревожный звон колоколов громкого боя – дежурный скр «Резвый» играл на корабле «Боевую тревогу». Отпустив клавишу звонковой сигнализации, дежурный по «Резвому» включил все четыре линии корабельной громкоговорящей связи (верхняя палуба, боевые посты, матросская, офицерская) и скомандовал в микрофон «Каштана» (на сторожевиках была установлена КГС предыдущего поколения): «Боевая тревога! Корабль экстренно к бою и походу приготовить! Оповестителям офицерского и мичманского состава построиться – ют правый борт!» Матросы-оповестители получали карточки оповещения и, прижимая к бедру болтавшиеся сумки противогазов, как молнии, смазанные жиром, летели в город собирать офицеров и мичманов ушедшей на сход на берег смены. Распорядительный дежурный десятой бригады лихорадочно крутил диск берегового телефона, вызванивая редких счастливцев – обладателей городских телефонов. «Тревога! Тревога!! Тревога!!!» – летели взволнованные послания по проводам, пробираясь через щелчки старых реле на городской АТС, через вечно шипящие скрутки на платах телефонных клеммных коробок по подъездам жилых домов. Оповестители стучали в двери квартир, жали кнопки звонков – «Тащ шант! Тащ сташант! Экстренное… Уходим в море! Сыграли «Боевую…» Гулявшие по городу офицеры всматривались в бегущих – не с их ли корабля бежит оповеститель? И те, кто узнал издалека громыхающего прогарами отличника БП и ПП, без раздумий срывали с головы фуражку, нежно зажимали её подмышкой и начинали свой забег воина-спортсмена на длинную дистанцию.

Выпятив объёмистый живот, с покрасневшим от натуги лицом, бежал старый боцман лет тридцати пяти, катился, вызывая всеобщую зависть, на скейтборде лейтенант – командир трюмной группы, в джинсах и пёстрой футболке. Быстрой трусцой бежал командир БЧ-5, прямой начальник трюмного – «Я тебе, дерпать твои полуляхи, эту доску на роликах вместе с футболкой засуну потом кое-куда, не развальцовывая…!!!» А на корабле в это время шло экстренное приготовление, и бойцы шептались между собой: «Не учебная! Боевая! А ты знаешь, карась, что «Боевую» играют только для боя?» Годки (матросы последнего полугодия службы) стращали молодых, но при этом и у самих на душе становилось неспокойно: редко кому за три года службы приходилось слышать колокола громкого боя, вызванивающие именно «Боевую тревогу»! На «Резвом» воцарилась деловая, но, если честно, немного испуганно-напряжённая атмосфера.

Завыли турбины без холодной прокрутки, постепенно набирая обороты, в носовой и кормовой электростанциях принимали нагрузку на дизель-генераторы, боцмана дробной рысью носились по верхней палубе, швартовые команды надевали спасательные жилеты и рукавицы для работы со швартовыми концами (капроновыми веревками толщиной в руку). С берега начали прибывать оповестители и оповещённые ими офицеры и мичманы, а на КП бригады уже готовили для «Резвого» специалистов с других кораблей на случай, если не удастся найти всех штатных членов экипажа. «Баковым на бак, ютовым – на ют, шкафутовым на шкафут! По местам стоять, со швартовов сниматься, убрать дополнительные!» – летели команды над застывшей гладью губы Алыш с тонкой радужной плёнкой от откачанных кем-то за борт льяльных вод с соляркой или маслом.

Командир скр «Резвый» капитан 3 ранга Юрий Васильевич Пискунович нервно мусолил во рту «Кэмел», пытаясь понять, что происходит. Вообще-то, быть командиром достаточно легко. Злые языки говорят, что для этого надо, всего лишь, уметь громко скомандовать набор из нескольких простых слов и предложений, как то: «Смиррр-нааа!», «Я Вас (или вас, в зависимости от количества) выдеру по самое немогу!», «Флаг и гюйс поднять!», а на все остальные случаи жизни есть всеобъемлющая универсальная фраза: «Старпом, что за х@йня?» Последняя фраза предполагает также наличие старпома или лица, его замещающего. Поскольку лицо, его замещающее, в этот момент находилось на юте и предпринимало невероятные усилия для объяснения комендору артустановки номер 2 старшему матросу Акопяну его родословной до седьмого колена (Акопян пытался встать в петлю швартового конца, который в это время заводили на шпиль), то Юрий Васильевич на всякий случай – чтоб служба раем не казалась – несколько раз по возрастающей выдрал вахтенного офицера и успокоился. В конце концов, ведь скоро ему либо объяснят задачу, либо пришлют старшего начальника, который и будет разбираться – кто-куда-зачем-и-сколько.


Ю.В.Пискунович


А лицом, которое замещало старпома, на тот момент был я – дикорастущий командир ракетно-артиллерийской боевой части (БЧ-2) скр «Резвый». Дикорастущий – это меня так за глаза (а порой и прямо в глаза) называли мои сослуживцы за страсть к военной службе и желание стать командующим флотом ещё до тридцати лет. Вразумив, наконец, Акопяна, я оставил ютовую швартовую команду на комбата кормовой «Осы» и побежал проверять готовность корабля к съёмке со швартовов. Вроде бы всё в норме, всё идёт по въевшемуся в самый мозжечок порядку.

На ходовом мостике Юрий Васильевич встал у основного машинного телеграфа, и скомандовал в ПЭЖ (пост энергетики и живучести – обитель командира электромеханической боевой части, или Меха, как его могли называть начальники, друзья или командиры других БЧ корабля): «ПЭЖ – Ходовой, проверка основного машинного телеграфа командиром корабля, приказания основного машинного телеграфа – не исполнять! Обе машины самый полный вперёд (руки командира в чёрных перчатках толкнули вперёд до упора блестящие никелем рукоятки телеграфа) – обе машины стоп (рукоятки вертикально вверх) – обе машины назад самый полный (рукоятки до упора назад) – стоп обе!» И вот уже «Резвый», как и положено живому существу, дрожит от нетерпения и желания выскочить на простор, рвануть самым полным ходом, разваливая форштевнем волну на два длинных седых уса и оставляя за собой пенную полосу кильватерного следа. Жеребец в таких случаях, бьёт от нетерпения копытом, а «Резвому» всего лишь разрешили провернуть оба винта (это механик дал пробные обороты машин).

Командир взял в руку трубку аппарата УКВ-ЗАС, нажал на тангенту и, прослушав зуммер, вышел на связь с оперативным дивизии: «Пловец, я – Металл16, корабль экстренно к бою и походу приготовлен! Прошу поставить боевую задачу!»


Глава 2

Ты видел, как проносилась растворённая в ночи тёплая громада крейсера, а куда он идёт – об этом зачастую не ведали даже те люди, что несли вахту на его мостиках. Но слёзы не высохли… По вечерам ещё скорбят старухи матери на зелёных берегах Волги, Темзы и Миссисипи.

– В.С.Пикуль, «Реквием каравану PQ-17»

Шла последняя декада апреля 1942 года. Командующий Северным флотом вице-адмирал Головко быстрыми шагами вошёл на Командный пункт флота и махнул рукой оперативному дежурному – мол, не надо команд и приветствий. Оперативный всё равно вытянулся в струнку и, схватив со стола пачку донесений с моря и с береговых постов наблюдения и связи, устремился к закреплённой на стене громадной карте обстановки. КП Северного флота – это мозг огромного организма, куда по всем видам связи стекалась информация о действиях немецких войск и флота на северном театре войны, и поэтому на карте обстановки разведка выставляла синие силуэты кораблей, самолётов и подводных лодок кригсмарине в предполагаемых районах их развёртывания, красные же силуэты означали наши немногочисленные силы, действующие в зоне ответственности самого молодого флота Страны Советов. Зона ответственности была колоссальной: от линии Нордкап – Медвежий на западе до острова Диксон на Востоке и от побережья Кольского полуострова до самой границы паковых льдов на севере. Оперативный дежурный приготовился доложить самому молодому командующему флотом (вице-адмиралу Арсению Головко было немногим более 35 лет) о положении на фронтах, протянувшихся от Баренцева моря до Чёрного. Обстановка была действительно тяжёлой: в смертельной схватке с обеих сторон сошлись миллионы солдат, тысячи танков и самоходок, в небе над нашей Родиной разгорались невиданные до этого по ярости и по количеству сражающихся самолётов воздушные битвы, на морях, реках и озёрах по стальным палубам кораблей и катеров текла кровь краснофлотцев, не щадивших своей жизни для достижения общей Победы над врагом. Вся страна билась насмерть – стоял вопрос о существовании самого Союза ССР!

Оперативный уже протянул указку к карте, как Головко остановил его жестом и спросил:

– Где начальник разведки и начальник ПВО?

– На своих командных пунктах, товарищ Командующий! – мгновенно ответил оперативный.

– Ко мне обоих немедленно!

Головко сел, устало опёрся локтями на покрытый прозрачным плексом стол, растёр ладонями тщательно выбритое лицо (Командующий всегда был аккуратен и щеголевато-опрятен и жёстко требовал этого от подчинённых) и зажмурил покрасневшие от постоянного недосыпа глаза. В полумрак КП неслышно вошли вызванные оперативным дежурным разведчик и пвошник:

– Прибыли по вашему приказанию, товарищ Командующий!

Арсений Григорьевич открыл глаза и посмотрел на прибывших офицеров.

– В акватории губы Алыш стоят корабли англичан – крейсер «Эдинбург» с эсминцами охранения «Форсайт» и «Фористер», – сказал Головко.

Корабли королевского флота несколько дней назад вошли в Кольский залив, будучи силами прикрытия конвоя PQ-11, пришедшего в порт Мурманска с так необходимыми нашей стране грузами по ленд-лизу – в трюмах судов конвоя находились танки, самолёты, продовольствие, взрывчатка, автомобили, танкеры по самые манифольды[8]8
  Манифольд (англ. manifold, many – много и fold – складка, сгиб) вентильный блок – элемент нефтегазовой арматуры, представляющий собой несколько трубопроводов…


[Закрыть]
были залиты высокооктановым бензином для прожорливых моторов истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков. Немецкое командование из докладов разведки было прекрасно осведомлено о маршрутах следования конвоев, и если немцам не удавалось потопить суда конвоя в море, то они с удвоенной злобой пытались уничтожить их уже при разгрузке в Мурманске. Небо над городом переливалось яркими всполохами от взрывов зенитных снарядов, яркие лучи мощнейших прожекторов полосовали и подсвечивали тучи, расчерченные пунктирами очередей трассирующих пуль от сотен зенитных пулемётных установок, без устали бьющих по «юнкерсам» и «хейнкелям» люфтваффе, атакующим суда и причалы с выгружаемыми на берег бесчисленными ящиками с вооружением и амуницией. В городе горело всё, что только могло гореть, и казалось, что даже гранит северных сопок не выдерживал и тоже начинал плавиться и гореть.

Корабли союзников, выполнившие вместе с кораблями Северного флота свою задачу в море, стояли на рейде реки Ваенга, в губе Алыш, и никто тогда ещё не мог себе представить, что через какое-то время на этом берегу возникнет столица Северного флота – город Североморск. Корабли стояли на якорях, практически невидимые на фоне берега из-за северной маскировочной окраски – причудливой комбинации ломаных чёрных, серых и белых полос, хаотично нанесённых на борта, башни, мачты и надстройки кораблей. Одна за одной к их бортам швартовались баржи, пополнявшие ненасытные утробы кораблей сотнями ящиков снарядов, нескончаемыми магазинами с пулемётными лентами и обоймами для "пом-помов" – автоматических зенитных орудий. Насосы жадно перекачивали в топливные цистерны англичан нефть – кровь войны на море. Корабли готовились принять под свою охрану суда обратного конвоя, который повезёт грузы из СССР в Великобританию и США – Советский Союз уже тогда начал расплачиваться за поставляемые по ленд-лизу грузы.

Головко повернулся к карте обстановки.

– Крейсер «Эдинбург» в охранении эсминцев послезавтра должен покинуть Кольский залив, но до этого ни один самолёт противника, вы слышите – ни один разведчик, ни один бомбардировщик и даже ни один истребитель не должен подойти к Ваенге на дистанцию визуального контакта! «Эдинбург» должен выйти скрытно! Жду ваших предложений через два часа. Всё, можете быть свободны! – закончил адмирал.

Начальник разведки флота и начальник ПВО чётко повернулись кругом и отправились готовить свои предложения в решение на выполнение поставленной задачи. Это решение через несколько часов, после утверждения его Командующим, изменит планы и судьбы многих сотен, тысяч людей, заставит их бежать, лететь, идти в море, стрелять и умирать, подчиняясь командирской воле и жестокой сущности войны.


Лёгкий крейсер «Эдинбург»


По железной дороге, идущей вокруг Мурманска к Ваенге между невысокими сопками, неспешно двигался паровоз с несколькими открытыми платформами, заполненными людьми в полушубках с эмблемами НКВД в петлицах гимнастёрок. Счетверённые зенитные пулемёты настороженно ощупывали небо над сопками и склоны сопок. Время от времени паровоз останавливался, шумно вздыхал и окутывался клубами пара, а с платформ спрыгивали на насыпь дороги бойцы в белых маскхалатах поверх полушубков, обвешанные подсумками с патронами, гранатами, с винтовками СВТ или автоматами ППД, и в сопровождении молчащих собак на длинных поводках мгновенно растворялись в сумерках короткой апрельской ночи. Паровоз вновь начинал двигаться, через несколько минут метель скрывала следы на снегу и уже ничто не могло выдать ушедших во тьму белых призраков. Спустя некоторое время этот необычный состав остановился в тупичке после замаскированной станции, бойцы мгновенно растянули маскировочные сети, телефонист с катушкой провода спрыгнул с платформы, нащупал в снегу на только ему одному известном месте недалеко от семафорного столба коробку и умело подсоединил провода к гнёздам. Подключил к катушке полевой телефонный аппарат и протянул трубку нетерпеливо переминавшемуся в валенках капитану: «Связь с Баргузином, тащ капитан!» Приподняв правое ухо шапки-ушанки, капитан простуженным голосом просипел в трубку: «Баргузин, я – Колос-12, занял позицию согласно плану!» – потом несколько раз кивнул головой, говоря в трубку «Есть!» в такт каждому кивку, отдал трубку телефонисту и потрусил в негнущихся высоких валенках, разъезжаясь ногами по свежевыпавшему снегу, к вагончику коменданта станции.

А по пройденному этим составом пути уже двигался под контролем засевших в снегу сопок секретов другой эшелон – с двумя мощными паровозами, платформами с орудиями и зенитными пулемётами, бронированными вагонами, выкрашенными в грязно-белый цвет, и штабным вагоном с длинной антенной коротковолновой радиостанции. В каждом бронированном вагоне за закрытыми дверями скрывались серые деревянные ящики, с нанесёнными на них по трафарету красной краской Гербом СССР, порядковым номером по учёту и надписью НКЦМ (Народный комиссариат цветной металлургии). Ведущий на пределе возможностей ещё небывалую в истории по тяжести войну, Советский Союз начал расплачиваться за поставки сверх оговорённых по ленд-лизу объёмов золотом – да-да, именно золотом! Всего в огромных сейфах на колёсах было чуть более 5,5 тонн – 465 слитков золота весом от 11 до 13 килограмм каждый. Упакованные в 93 ящика, золотые слитки имели конечной целью берега туманного Альбиона, куда они должны были быть доставлены в снарядных погребах главного калибра крейсера флота Его Величества короля Великобритании Георга VI «Эдинбург». Одна броня должна была сменить другую – блиндированные вагоны оставались на берегу, а вечное мерило труда и богатства – золотые слитки – укрывались от всего мира 114-миллиметровой корабельной броней, изготовленной на лучших английских заводах.

Золото в массе своей всегда надёжно укрыто от глаз обывателей, предпочитая глубокие подземелья банков, сейфы с толстенными стальными дверями и безызвестность. Напоказ золото лишь одевается на тонкие женские пальцы, шеи, и струящейся нитью цепочки от шеи вниз подчёркивают глубину декольте платья. А Большое Золото – любит тишину и тайну! Вот так, под покровом ночи, под бдительными взглядами рассеянных по секретам бойцов и офицеров (никто из них и не догадывался о том, что происходит сейчас, ночью 25 апреля 1942 года, на рейде посёлка Ваенга), золото было перегружено на борт "Эдинбурга".

– Эй, Томми, вы готовы? – кричали с баржи, – «are you ready?»

– Yes, sure, – отвечали им сверху.

Наши матросы называли всех англичан одним именем – Томми (уменьшительное от Том). Ящики надёжно стропились и поднимались грузовой стрелой крейсера, опускались на палубу, и привычные к тяжестям руки комендоров хватали их за прочные удобные ручки и начинали движение в погреба главного калибра. Весь путь происходил под надзором офицеров английского флота и перетянутых ремнями поверх шинелей офицеров НКВД. «Чёрт побери, что мы таскаем? Неужели это новые секретные снаряды от папы Джо? – недоумевали матросы. – Неужели в арсеналах Адмиралтейства Его Величества закончились снаряды?» Ящики, наконец, улеглись в погребе, у дверей был выставлен караул. Горн и свистки боцманских дудок возвестили экипажу о том, что скоро-скоро они выберут до клюза якорь и начнут движение к Острову, а значит, скоро все пабы в порту Лондона будут забиты моряками, ведущими бесконечные разговоры о службе на крейсерах с пинтой эля в руке.

28 апреля крейсер в сопровождении своих верных охранников (эсминцев «Форсайт» и «Фористер») едва различимой на фоне берегов тенью скользнул мимо острова Сальный и вышел из Кольского залива. Приказ Командующего Северным флотом вице-адмирала Головко был выполнен: немцы не зафиксировали его выхода. А дальше «Эдинбург» возглавил силы прикрытия обратного конвоя QP-11. Крейсер под флагом контр-адмирала Бонэма-Картера ушёл мористее, осуществляя поиск надводных кораблей гитлеровцев, в полной готовности раскатать их мощью своего главного калибра. Он шёл противолодочным зигзагом, так как 29 апреля 1942 года конвой и крейсер были обнаружены воздушной разведкой немцев.

Командир конвоя прекрасно понимал, что в этот момент штаб немецкой группы «Арктик» наводит на конвой авиацию и эсминцы Пятой флотилии. Но тут на сцене северного театра появилось ещё одно действующее лицо – командир подводной лодки «U-456» капитан-лейтенант Макс Тайхерт. «Герр командир, – докладывал ему акустик, – по пеленгу 207 градусов слышу шумы боевого корабля, очень большого корабля, возможно – крейсера!» Тайхерт дал команду поднять перископ и, когда тот вылез из шахты, мгновенно откинул ручки, крутанул перископ в сектор 200–210 градусов и приник к окуляру. «Эдинбург,» – ахнул командир лодки, увидев характерный силуэт между гребнями волн. Тайхерту сегодня везло – дистанция стремительно сокращалась, и вот она уже равна дуэльной – на пистолетный выстрел! «Ну, что ж, порадуем папу Деница славной добычей – готовьте наших поросят, пусть они разорвут это грязное английское корыто! – Залп!» Лодку подбросило вверх – это три торпеды хищно кинулись по направлению к крейсеру, к его самой уязвимой – подводной части. Взрыв двух торпед слился в один, а третья торпеда, не найдя цели на своём пути, ушла на дно и навеки упокоилась в толще придонного ила.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации