Текст книги "Никто не хотел воевать. Записки о первой и второй чеченских войнах"

Испытывали ли разведчики страх?

– Сказать, что не испытывали – значит погрешить против истины, – признался Тихонов. – Наслушавшись на базе о зверствах боевиков, как они обращались с нашими пленными, мы не тешили себя иллюзиями. Но потом, когда работали в тылу противника, верх брало чувство долга (если не мы, то кто?) и ответственность за порученное дело перед вышестоящими командирами…

…Группа уперлась в улицу Краснофлотская (широкую, как проспект). Она состояла из двух проезжих частей, разделенных аллеей деревьев (а вернее, тем что от них осталось). Рядом с дорогой валялись бордюры, вывороченные из земли, и кучи мусора. Через ночной бинокль БН-2 Тихонов стал изучать впереди лежащую местность. Она была открытой и хорошо простреливалась с многоэтажных домов, расположенных на противоположной стороне улицы. В одной из квартир девятиэтажки (на восьмом этаже) отсутствовала наружная стена, и оттуда, из глубины помещения, противник мог вести прицельный огонь. Сектор для стрельбы был идеальным! Именно с этих домов боевики обстреливали позиции частей группировки «Север» (в том числе и подразделений 166-й бригады).

Тихонов разбил группу на пары, и разведчики, прикрывая друг друга, успешно преодолели препятствие. На другой стороне улицы перед ними вытянулась цепь пятиэтажек, за которыми виднелись девятиэтажки (в том числе и та, где отсутствовала наружная стена в квартире на восьмом этаже). Между домами были дворы, в одном из которых находился объект разведки – двухэтажное здание детского сада.

Для наблюдательного пункта гвардии старший лейтенант Тихонов выбрал ту самую девятиэтажку, где в одной из квартир отсутствовала наружная стена.

– Я рассчитывал, что оттуда легче будет связаться с бригадой, – вспоминал он. – Нет стены – нет и радиопомех. Во-вторых, там была хорошая круговая обзорность – лучшего места для наблюдательного пункта не найти. Ну и, наконец, оттуда удобно было корректировать любой огонь, – это я тоже не мог не учитывать.

Мертвый дом

Подойдя к дому, разведчики залегли, прислушались – стояла гробовая тишина. Дозорные гвардии сержанты Бесперстов и Тареев подползли к подъезду, тщательно обследовали крыльцо (нет ли растяжек или других «сюрпризов»), затем исчезли в проеме двери. Последовал сигнал: «Чисто» – и основная группа заскочила в дом.

Какую картину увидели разведчики в подъезде?

– На первом этаже железные двери в квартирах были выбиты взрывной волной, – рассказывал Тихонов. – Не помогли даже мощные врезные замки. В некоторых квартирах хозяева сами открыли двери, чтобы их не взламывали…

Но открытые двери в квартирах вызывали у разведчиков повышенную опасность (не знаешь, что ждать изнутри: автоматной очереди или броска гранаты). Разведка – не пехота, штурмующая здание. И здесь принцип: «Врывайся в дом вдвоем – ты и граната. В каждый угол – гранату. Прочесывай автоматом!» – в общем-то, не годится. Разведчики двигаются по зданию бесшумно, как призраки, и с боевиками в огневой контакт не вступают, чтобы не обнаружить себя раньше времени.

– В такой обстановке цены нет ночным приборам, – заметил Алексей Алексеевич.

Наконец, достигли восьмого этажа. Входная дверь в квартире, выбранной для НП, отсутствовала (видимо, сорвало взрывной волной снаряда, который снес наружную стену). Войдя в помещение, гвардии старший лейтенант Тихонов оценил обстановку и определил порядок наблюдения за объектом…

Из беседы с Алексеем Тихоновым:

– Алексей Алексеевич, что это была за квартира?

– Обычная «трешка»: просторный зал, две спальни, одна меньше другой, и кухня.

– Как распределили людей?

– Детский сад просматривался из кухни и спальни, в той, что была поменьше, – я расположил основные силы группы. Каждому определил секторы наблюдения, а в случае нештатной ситуации – секторы стрельбы, распределил между бойцами обязанности (кто за что отвечает). Лестничную площадку (самое опасное для нас направление) перекрыл засадой. Мы должны были первыми обнаружить противника, чтобы ошеломить его своей внезапностью.

– В чем заключалась задача разведгруппы?

– Была оперативная информация, что в здании детского сада базируются снайперы. И перед группой поставили задачу: выяснить, соответствует информация действительности или нет? Для качественной разведки у нас было все необходимое: два ночных бинокля БН-2, «Квакеры» (приборы НПО-1 ночного видения), ЛПР-1 (лазерный прибор разведки) и ночные прицелы. Так что объект был у нас под полным контролем.

– Как выглядела квартира?

– В зале, где отсутствовала наружная стена, на полу валялся дорогой ковер, на кухне в холодильнике лежали остатки продуктов, в маленькой спальне стояла детская кроватка, застеленная простынкой. Такое ощущение, что хозяева отлучились на минутку и вот-вот вернутся. Но, увы, кроме пронизывающих сквозняков, здесь уже никто не обитал.

– Что удалось выяснить по объекту разведки?

– Через ночные приборы мы зафиксировали перемещения боевиков. Рядом с детским садом стоял автобус с открытыми дверями. В него заходили вооруженные люди и, забрав ящики с боеприпасами, исчезали в близлежащих домах. Через аппаратуру ЗАС (засекреченными данными) я передал эту информацию на базу…

Под прикрытием бронегруппы

К часу ночи вся информация по объекту была собрана, и группа собралась возвращаться на базу. И вдруг внизу – где-то в районе третьего этажа дома – раздались автоматные очереди. Им вторили выстрелы из соседних домов. Трассирующие пули летели в сторону студенческого городка, где располагалась бригада. Совсем рядом ударили гранатометы – маршевые двигатели противотанковых гранат с шипением разорвали ночную тишину. В воздухе запахло порохом.

В районе бригады поднялся шум, небо озарили огни ракет. Завязался бой. Теперь о возвращении группы на базу не могло идти речи. Тихонов связался с бригадой, доложил обстановку и передал координаты целей. В конце разговора уточнил: «Наши дальнейшие действия?» «Оставайтесь на месте, – распорядился начальник разведки. – В огневой контакт с боевиками вступать в самом крайнем случае».

Тихонов расположил людей так, что они держали под прицелом лестничную площадку, вход в подъезд и дорожку, ведущую к соседнему дому, откуда бил пулемет. Боевики бегали по этажам, что-то кричали на чеченском языке, стреляя на ходу. Автоматные очереди и крики людей с каждой минутой приближались…

Тихонов снова вышел на связь с начальником разведки бригады. Гвардии майор Касьянов подтвердил задачу: «В огневой контакт не вступать, ситуацию мы контролируем, вам на помощь вышла бронегруппа». Под утро БМП-2 и БТР подошли к улице Краснофлотской, но переезжать ее не стали. Тихонов уточнил им задачи и место положения группы (благо, квартиру на восьмом этаже без наружной стены было видно без всяких ночных приборов).

– Ребята точечно отработали по нижним этажам нашего дома, и все затихло, – заметил Алексей Алексеевич. – Было даже слышно, как в соседнем доме боевики топали по лестнице…

Получив разрешение на отход, РГ двинулась по знакомому маршруту на базу. Было начало шестого утра, в предрассветной дымке отчетливо проступали очертания разрушенных домов. По пути следования разведчикам то тут, то там попадались свежие могилы – у подъездов домов, во дворах, между домами.

– Людей хоронили наспех, – вспоминал Алексей Тихонов. – Но с соблюдением обычаев: на могилах православных виднелись кресты, а у мусульман просто торчала из земли доска.

В различных районах города то вспыхивала, то затихала стрельба. К этому часу на позициях пехоты наступило затишье…

Вместо боевиков – ходы сообщений

Подполковник запаса Олег Девятко (в феврале 1995 года – командир танкового взвода) вспоминает:

– В моем взводе было три танка Т-80 с динамической защитой (от кумулятивных гранат). Как только стемнело, через прибор наблюдения стал прощупывать территорию обувной фабрики, куда постоянно прорывались боевики. Не заставили они ждать себя и в эту ночь. Мое внимание привлек высотный кран, с которого пошло целеуказание одиночным выстрелом. Я понял: работает снайпер. Передал его координаты на КП. Пулеметной очередью он был уничтожен.

Примерно через час со стороны мебельной фабрики (до нее было метров семьсот) началось непонятное движение. И вдруг прилетают две гранаты: одна бьет в башню, но срабатывает защита, а вторая попадает в пулеметную установку и выводит ее из строя. Ребята во взводе молодые, опыта никакого, с дрожью в голосе спрашивают: «Товарищ командир, из чего нас обстреляли?» «Без паники, – говорю. – Стреляли из охотничьего ружья». И тотчас передаю на КП бригады координаты боевиков (по ним точечно отработала артиллерия).

Из газеты «Красная звезда»

«В ночь с 4 на 5 февраля 1995 года группа боевиков, вооруженная ручным противотанковым гранатометом, атаковала расположение танковой роты. Взвод гвардии старшего лейтенанта Олега Девятко вступил в бой. Офицер грамотно руководил огнем. Выстрелом из гранатомета на башне танка был поврежден зенитный пулемет, вторая граната угодила в башню танка. Экипаж танка продолжал вести прицельный огонь по противнику. Благодаря смелым и решительным действиям танкистов атака была отбита. Гвардии старший лейтенант Олег Девятко награжден орденом Мужества».

…Утром трупы бородатых в районе боя гвардейцы не нашли – дудаевцы забрали погибших. Зато обнаружили ходы сообщения, по которым «духи» свободно перемещались и наносили удары по подразделениям бригады в самых неожиданных местах.

Первые потери

Ни одна война не обходится без жертв. Были они и в 166-й бригаде. Гвардии сержант Дмитрий Сухарев являлся командиром отделения 3-го мотострелкового взвода 5-й мср 2-го мсб. В своем последнем письме родителям он написал: «Я вас очень люблю. Берегите себя. А я приеду живой и здоровый. В конце января идем на Грозный…»

5 февраля 1995 года гвардии сержант Дмитрий Сухарев погиб от пули снайпера. В письме его родителям командир 5-й мотострелковой роты гвардии капитан Павел Якимов написал: «Ваш сын Дмитрий был командиром 1-го отделения 3-го взвода и командовал машиной № 257. Мы все знали и уважали его как хорошего человека и решительного командира. Отделение у Дмитрия было дружное. Его уважали во взводе. И его друзья были с ним до конца.

1 февраля 1995 года мы вошли в Грозный и заняли оборону на юго-западной окраине города, в районе студенческого городка. 3 февраля два взвода, в том числе и 3-й, получили задачу занять оборону в здании бывшей картонажной фабрики. Оно было двухэтажным. Отделение Дмитрия с остальным взводом обороняло 2-й этаж. Здание фабрики постоянно обстреливалось, днем снайперами, а ночью подходили группы боевиков.

Отделение Дмитрия, под его командой, успешно отражало их атаки. 5 февраля около 15 часов Дмитрий получил задачу занять позицию на крыше фабрики. Взяв оружие и гранаты, он поднялся на крышу, но не успел сделать и несколько шагов, как был сражен пулями снайпера. Откуда он стрелял, никто не видел. В этот же день вечером мы ушли с фабрики в другой район…»

Тело гвардии сержанта Сухарева нашли на крыше здания картонажной фабрики с гранатой в руке (чека у гранаты была выдернута). Посмертно гвардеец награжден орденом Мужества.

Еще одной потерей во 2-м мотострелковом батальоне стал гвардии рядовой Андрей Камышанов, погибший в многоэтажном доме на площади Минутка. Служил Андрей в разведывательном отделении, которым командовал гвардии младший сержант Евгений Сергеев. На его глазах Андрей Камышанов и погиб…

Гвардии младший сержант Евгений Сергеев родом из Нижнего Новгорода, куда и вернулся после срочной службы. Устроился в спецназ МВД. В 2002–2003 годах выезжал в Чеченскую Республику, где выполнял специальные задачи. В настоящее время Евгений Юрьевич работает в сфере безопасности. Активный общественник, является председателем одного из отделений Совета ветеранов боевых действий города Нижний Новгород.

Мне удалось связаться с ним по телефону и задать несколько вопросов.

Из беседы с Евгением Сергеевым

– Евгений Юрьевич, как вы попали в 166-ю бригаду?

– Я служил в Смоленске. 26 декабря 1994 года меня в составе команды из десяти человек отправили на доукомплектование 166-й бригады. За трое суток, пока находились на территории бригады, девять человек рванули обратно в Смоленск, а я остался в Твери. Меня определили во 2-й мотострелковый батальон, назначили командиром разведотделения и командиром боевой разведывательной машины БРМ-1К № 202.

– Что было дальше?

– В середине января 1995 года батальон эшелоном убыл в Моздок. Там в течение двух недель тренировались в боевом слаживании. И в начале февраля ушли на Грозный.

– Где приняли боевое крещение?

– На обувной фабрике. У нас накрыло взрывной волной механика-водителя, звали его Михаилом. Он был контужен. Затем мы выдвинулись в район площади Минутка…

– Расскажите, как погиб Андрей Камышанов – он ведь был вашим подчиненным?

– Совершенно верно. Наше отделение держало первый подъезд одной из девятиэтажек в районе площади Минутки. Перед наступлением темноты мы заняли оборону на нижних этажах – первом и втором. На третьем – набили стекла и разбросали их по комнатам и на лестничной площадке (чтобы, если вдруг кто пройдет, мы услышали). Ночь, скажу вам, была веселой. В доме было много проломов, и противник мог спокойно подойти к нам с любой стороны. И вот слышим, по третьему этажу началось движение, но без стрельбы. Жутко стало, скажу вам. Утром решили проверить, что да как там. Прошли все этажи. На последнем, девятом, этаже мы разделились. Я в паре с контрактником-морпехом Вовой Зайцем двинулся от лестницы направо, Андрей Камышанов с водителем КШМ № 201 (фамилию его не помню, он был контрактником, ветераном Афганистана) – налево.

– Что случилось потом?

– Я услышал, как Андрюха что-то крикнул – и тут же раздалась автоматная очередь. Я остановился. Вова толкает меня, и я вижу, как пули впиваются в стену (как раз в том месте, где я только что стоял). И только тут увидел «духа», застывшего в проломе стены. Ответными очередями уничтожили его. Это был наемник (при нем оказался паспорт гражданина Литвы). Подхожу к Андрею: он стонет и просит добить, чтобы не мучиться. Как я потом узнал, он принял на себя двенадцать пуль. Он лежал весь в крови, на левой ладони большой палец отсутствовал. Я ему сразу четыре шприца промедола вколол.

– Где же они ошибку допустили?

– Расслабились раньше времени. Увидев, что квартира пуста, они убрали автоматы за спину. В этом и была их роковая ошибка. А когда открыли шкаф – там боевик с автоматом. Андрей всю очередь принял на себя. А водила КШМки – дрянь, его бросил и убежал. У него автомат за спиной был, и пуля, когда он убегал, попала в карабинчик, за который ремень крепится. Мы спустили Андрюху вниз, погрузили его в БМП (он еще в сознании был), и Вова Заяц повез его к медикам. А я побежал искать механика-водителя КШМки, морду хотел ему набить. Но офицеры не дали. А он потом хвалился синяком на спине.

– Когда вы узнали, что Андрей Камышанов умер?

– Позже я нашел его в списках погибших. Это был настоящий богатырь, и человек с большой буквы. Помню, во время боя на обувной фабрике Андрей вместе со всеми отчаянно отражал атаки боевиков, но чувствовал, что погибнет. В госпитале Бурденко он прожил еще семьдесят два дня. Продержался на одном сердце, так как остальные органы были поражены. Да, он был настоящим бойцом…

Из воспоминаний Всеволода Грязнова: «…Потом был завод профавтоматики. Начались обстрелы. Рота понесла первые потери. Бойцы взрослели на глазах, понимая, где они находятся и что надо бороться за свою жизнь. Все реже мне приходилось убеждать подчиненных, чтобы они не спали, чтобы перемещались скрытно и парами, чтобы сырую воду не пили, чтобы находились на связи и т. д.

Через двое или трое суток рота получила задачу выдвинуться в район трамвайного парка для организации обороны четырех высотных зданий. Очень жарко там было (круговая оборона на ограниченном участке). Важно было взаимодействие с соседями. К сожалению, мы этого до конца не понимали. Бывало, стреляли по своим. И опять – потери!

Там я потерял механика-водителя Костю Князева – хорошего удмуртского парня. Спустя пять лет, когда я учился в академии, мой друг Сергей Павельев, узнав, что Князев погиб в моей роте, бросился на меня с кулаками. Костя служил в Кантемировской дивизии в роте, которой Сергей командовал. А Князева забрали в 166-ю бригаду тогда, когда ротный находился в отпуске.

…После круговой обороны в высотных зданиях был частный сектор в районе площади Минутка. Тоже тревожное время: все рядом, все в упор. И та же проблема – соседи и взаимодействие. Помню, как группа спецназа под командованием моего будущего сокурсника по академии Жени Савенкова, прочесывая частный сектор, вдруг вынырнула, как из-под земли, перед моими позициями: за малым не перестреляли друг друга. Потом в академии мы часто об этом вспоминали…»

Так отчаянно сражались и геройски погибали в боях за Грозный гвардейцы 166-й омсбр, продолжая славные традиции однополчан-фронтовиков.

Глава 6. Мужской поступок

Первая «зачистка»

В первых числах февраля 1995 года командира 4-й мотострелковой роты гвардии капитана Сергея Завгороднего вызвали на командный пункт бригады. Там, кроме комбрига гвардии генерал-майора Булгакова, находился начальник штаба полка внутренних войск, который прибыл для согласования предстоящих совместных действий по «зачистке» 4-го микрорайона (зоны ответственности 4-й мср) города Грозного.

– Мы уже знали, по каким признакам определять боевиков, – вспоминал полковник запаса Завгородний. – Например, когда человек часто ведет стрельбу из оружия, у него на указательном пальце образуется мозоль. Можно также определять по синяку на плече – от удара приклада автомата или снайперской винтовки. Или, скажем, по подпалинам на бровях – от пороховых газов. Ну и, конечно, задерживать тех, кто был без документов, передавая их представителям внутренних войск. Реально же случилось следующее. В назначенное время мы вышли на указанную позицию и увидели только хвост колонны полка внутренних войск. Причем БТРы этих вояк были нагружены – стыдно сказать! – домашними вещами местных жителей. На позывные, согласованные ранее, ни командование полка, ни командиры подразделений не отвечали. В общем, нам пришлось самостоятельно выполнять эту работу…

1-м мотострелковым взводом, куда входило отделение гвардии сержанта Павла Назукина, командовал гвардии лейтенант Олег Тибекин. Во вторую чеченскую кампанию он погиб, совершив подвиг. Посмертно ему присвоено звание Герой России. В беседе с Назукиным я спросил:

– Павел Викторович, что вы можете рассказать о своем командире взвода?

– Он был на год старше меня, – ответил Назукин. – Знаю, что Олег окончил Дальневосточное ВОКУ, как и наш ротный. Не все у него, как у молодого офицера, получалось. Конечно, многое тогда зависело от нас, сержантов, но осознал я это только теперь, когда сам стал руководителем большого коллектива. А тогда передо мной стоял непростой выбор: либо я на стороне командира взвода и требую с подчиненных по полной программе (а значит, «закладываю» офицеру), либо – на стороне солдат, и тогда я у них в авторитете (ложном, как теперь понимаю). К сожалению, нередко я выбирал сторону солдат…

Любому бойцу особо памятен первый бой, когда происходит крещение огнем. Гвардии сержант Павел Назукин это крещение получил в ходе первой «зачистки». Его группа вышла на пересечение проспекта Кирова и улицы Дьякова и оказалась перед большой поляной.

– Поляна была ровной, как футбольное поле, – заметил Павел Викторович. – И мы на ней, как мишень в тире. Я двинулся первым. За мной – бойцы отделения. До первой девятиэтажки на улице Дьякова было метров триста: дистанция прощания с жизнью. Я попытался бежать, но ноги не слушались. Пот лился ручьем. И лоб чесался – ждал пули снайпера. Сейчас, конечно, это выглядит смешно, а тогда было не до веселья. В отделении – все срочники, необстрелянные пацаны. И тут пулеметная очередь. Пулеметчик бил метров с двадцати – глаза его видел. К счастью, рядом находилась разрытая теплотрасса, куда я и сиганул – пули просвистели над головой…

Когда пулеметчик начал стрелять, часть солдат кинулась к подвалу дома, чтобы укрыться от пуль. Но прежде чем забежать туда, бросили гранату. Взрыв! Одному из бойцов, гвардии рядовому Кузьмину, зацепило осколком ногу. По темноте возвращаться на базу (в студенческий городок) было небезопасно, поэтому бойцы находили пустовавшие квартиры и оборудовали в них своего рода блокпосты. Назукин с командиром взвода Тибекиным расположились в доме, который местные жители называли «лабазановским» – в мае 1994 года в нем находился штаб Руслана Лабазанова, одного из лидеров антидудаевской оппозиции. А еще раньше в этом доме жил актер Муса Дудаев, сыгравший командира красноармейцев Рахимова в фильме «Белое солнце пустыни», – Назукин с Тибекиным обосновались как раз в его бывшей квартире.

– Ночью сидели в подъезде со снайперской винтовкой и через «ночник» (ночной прицел) контролировали подходы к дому, – рассказывал Павел Викторович. – Там реально было страшно. Потому что не было ни окон, ни дверей и зайти в многоэтажку можно было с любой стороны. Однажды услышал хруст битого стекла в подъезде. Ну, блин, думаю, сейчас начнется. Автомат приготовил, а вокруг темно, хоть глаз коли. Потом шаги затихли. Я так и не понял, что это было…

«Внука в Чечню не отпущу!..»

Назукин на войну попал случайно. Он был женат, в его семье только-только родилась дочь, и Павел имел полное право на отсрочку от боевых действий. Но такой уж он человек – не пройдет мимо людского горя. Так случилось и на этот раз.

Павел был командиром отделения в разведроте 12-го гвардейского танкового полка Кантемировской дивизии. На доукомплектование 166-й бригады из роты должны были отправить двух механиков-водителей БМП. Выбор пал на гвардии рядовых Юрия Пышненко и Вячеслава Абашева. Но к последнему приехала бабушка, вцепилась в него и сказала: «Делайте со мной, что хотите, но внука в Чечню не отпущу…»

Увидев эту картину, Павел подошел к командиру роты гвардии капитану Коровину и попросил отправить в район боевых действий вместо Абашева его, Назукина. Чем объяснить душевный порыв Павла Назукина? Только одним – чувством долга, которое, как сказал один мудрый человек, ставит солдата превыше всего, облагораживает его, удерживает его от низких поступков – трусости и измены. «Я такие вопросы не решаю», – ответил офицер и отослал подчиненного к начальнику разведки полка гвардии майору Башмакову.

– Впрочем, иного от Коровина я и не ждал, – признался Павел Назукин. – Наш ротный жил (и служил) по принципу: «Инициатива в армии наказуема». Когда ему самому предложили убыть в командировку в Чечню, он отказался, написав рапорт об увольнении. А вот уж кто искренне сожалел о том, что я отправляюсь в Чечню, так это был старшина роты гвардии старший прапорщик Николай Игрунов. Он так и сказал: «Назукин, я тебя в Чечню не отпущу!» Николай Николаевич Игрунов научил меня многому. Например, чтобы каждый день я мыл ноги холодной водой и растирал насухо полотенцем. Зачем? У многих бойцов и в Наро-Фоминске, и в Чечне гнили ноги. А у меня нет, потому что я неуклонно следовал совету старшины роты. Жаль, что он очень рано ушел из жизни…

Однако гвардии старший прапорщик Игрунов не сумел удержать младшего командира от решительного поступка. Прибыв в штаб полка, Назукин доложил начальнику разведки, что хочет убыть в Чечню вместо гвардии рядового Абашева. Выслушав его, Башмаков сказал: «Назукин, во-первых, я не хочу тебя никуда отпускать из роты, а во-вторых, если уж ты так рвешься в Чечню, тогда бери лист бумаги и пиши, что едешь в район боевых действий по собственной воле. Я твой рапорт положу в сейф, и если твоя мама или жена начнут спрашивать, почему тебя отправили в Чечню, я покажу эту бумагу». Башмаков полагал, что младший командир одумается и изменит свое решение. Но он ошибся.

Павел взял бумагу и здесь же, в кабинете начальника разведки полка, написал рапорт, чтобы его отправили в район боевых действий. Гвардии майор Башмаков, оформив на убывающих в командировку необходимые документы, лично отвез подчиненных на военный аэродром в Кубинку, откуда оба, гвардии сержант Назукин и гвардии рядовой Пышненко, улетели военным бортом в Моздок.

Это был поступок, достойный мужчины. Однако он дорого обошелся и самому Павлу, и его родным и близким, о чем расскажу ниже. А пока узнаем о судьбе гвардии рядового Юрия Пышненко, с которым гвардии сержант Назукин держал в Чечне испытание на мужество.

Судьбы солдатские. Гвардии рядовой Юрий Пышненко

– В Грозный меня отправляли вместе с Вячеславом Абашевым, – сказал в беседе со мной Юрий Пышненко. – Но Слава наотрез отказался ехать на войну, и Паша Назукин предложил свою кандидатуру вместо Абашева.

На военном аэродроме в Моздоке прибывших на укомплектование бойцов забрал офицер и отвез в расположение 2-го мотострелкового батальона 166-й бригады. Так как батальон к тому времени механиками-водителями был укомплектован, Пышненко предложили должность стрелка-санитара мотострелкового взвода в 6-й роте.

– Я согласился, – заметил Юрий, – после чего мы сели на броню и двинулись в заданном направлении.

А вот гвардии сержант Павел Назукин, которого определили командиром отделения в 1-й мотострелковый взвод 4-й мотострелковой роты, чуть не оказался под гусеницами БМП. Он запрыгнул на броню, БМП дернулась с места, и Назукин, не успев зацепиться за что-нибудь, кубарем скатился в вязкую, как болотная трясина, грязь. А следом мчалась еще БМП, и он, скованный бронежилетом, лишь чудом вывернулся из-под ее гусениц.

В начале февраля бригада вошла в Грозный.

– Огневые позиции мы заняли в студенческом городке, – продолжал свой рассказ Пышненко. – Вечером того же дня – когда стемнело – со всех сторон начался обстрел. С командиром взвода гвардии старшим лейтенантом Зотовым мы побежали за боеприпасами. Вот когда я понял, что такое настоящий бой. Пули свистели над головой, срывая ветки деревьев, которые падали нам на каски. Мы взяли цинки с патронами и вернулись на огневую точку.

Отстреливались мотострелки 6-й роты всю ночь. Смотрели, откуда бьют трассерами, в том направлении и вели ответный огонь. Бой стих лишь под утро.

– Мы запрыгнули на броню и направились к следующему объекту, – заметил Юрий. – Место не помню, но неподалеку стояла девятиэтажка, откуда вел огонь снайпер. Рядом, за полуразрушенной стеной дома, прятался наш боец, который пытался уничтожить снайпера. Когда солдата ранило, я пополз к нему, чтобы оказать помощь. Следом за мной пополз командир взвода Зотов.

Как только они подползли, Зотов достал из санитарной сумки подчиненного обезболивающее средство и вколол раненному бойцу промедол. Затем они оттащили его в сторону.

– Через некоторое время стрельба прекратилась, – сказал Пышненко. – Раненого мы отправили на БМП в госпиталь, а сами двинулись на другой объект.

Это была обувная фабрика.

– К вечеру нас обстреляли из миномета, – продолжал мой собеседник. – Как только стемнело, мы оказались в полном окружении – нас обстреливали буквально со всех сторон. Позиции нашего взвода располагались на первом этаже административного здания, другой взвод оборонялся этажом выше. Там работал пулеметчик, но затем стрельба прекратилась (наверное, его убили или ранили). Командиры, жалея нас, приказали лишний раз не высовываться из оконных проемов. Поэтому мы вели огонь в основном из укрытий. Отбивались всем, чем только могли. Забрасывали противника гранатами: кто выдергивал чеку, а кто и нет. Скрывать не стану: в ту ночь мной овладел такой жуткий страх, какой я больше не испытывал никогда в жизни…

Бой продолжался до утра. Были погибшие и раненые, которым гвардии рядовой Пышненко оказывал медицинскую помощь.

– Сгорела машина с боеприпасами, – сказал он, – и боевики сожгли одну из БМП. Под утро подоспела помощь, и мы остались живы…

В настоящее время Юрий Пышненко проживает в городе Волжский Волгоградской области. Часто вспоминает ожесточенные бои в феврале 1995 года в Грозном и до сих пор удивляется, что остался жив после той кровавой мясорубки.

Материнская любовь

А теперь вернемся к гвардии сержанту Павлу Назукину. В тот день, когда он написал рапорт с просьбой отправить в Чечню, его разыскала мать солдата-земляка Зинаида Захарова, которая в Калуге, откуда Павел родом, работала заведующей столовой школы-интерната № 3 для подростков из неблагополучных семей, где воспитателем и по совместительству социальным педагогом трудилась и мать Павла – Лидия Ивановна Назукина. Женщина передала Павлу от матери посылку с продуктами и поинтересовалась, как у него идут дела. Павел признался, что уезжает в Чечню, до смерти перепугав женщину. Попросил: «Теть Зин, только ничего не говорите маме…», взяв с нее честное слово. И, прощаясь, добавил: «Вернусь домой, сам все расскажу…»

Приехав в Калугу, Зинаида Захарова вся тряслась от переживаний: своего сына отбила от Чечни, а сына Лидии Ивановны не уберегла от необдуманного поступка. И решила покаяться матери Павла. О том, как развивались дальнейшие события, Лидия Ивановна Назукина рассказала в письме:

«Мой сын Павел родился в 1973 году. Позже в семье появились еще две девочки: его родная сестра Алевтина и приемная – Елена Сироткина. Дети с малых лет приучались к труду: Павел помогал отцу, а девочки выполняли всю работу по дому – вытирали пыль с мебели и книг, мыли полы и т. д. У бабушки в деревне были огороды, где они также трудились.

В школе Павел был всегда заводилой и лидером, ребята уважали его за честность и прямолинейность. В начальных классах он был отличником, в подростковом возрасте, когда ребятишки группировались по интересам, без него сверстники также не могли обойтись.

После школы Павел поступил в машиностроительный техникум, который находился недалеко от дома. Учиться ему там не нравилось, и он особо не старался. Зато преподаватели были за него горой. До сих пор они спрашивают о нем и всегда приглашают на встречи выпускников. Конечно, проблем было, как и у всех родителей, достаточно: боялись, как бы не угодил в плохую компанию, и прочее!

Многое было в жизни моего сына. Например, не закончив техникум, он женился, а вскоре на свет появилась его дочка Анечка. Когда ей исполнилось 9 месяцев, Павла призвали в армию, и он попал служить в Кантемировскую танковую дивизию. Прошло много лет, а передо мной электричка на станции Калуга-1, и мы, родные, и его жена Елена, на руках у меня внучка. Казалось бы, ничего страшного: Наро-Фоминск совсем близко, всего в двух часах езды. Я передала Павлу поясок с молитвой «Живый помощи Вышняго» (как считается, самой действенной, защитит от всех напастей).