Текст книги "Магия Неведомого"

5

С водой вышло совсем плохо. Остолопы гарнизонные, зная, что их сварливый и не умеющий прощать командир не очень-то жалует Крепу, отнюдь не спешили ей на помощь. Один раз она почти отчаялась, выкрикивая, как какая-нибудь кукушка, со своей башни проходивших мимо солдат, которые – ведь видно было – попросту маялись от безделья, но на кувшин, который она спустила на веревке, внимания не обращали.

А пить все же хотелось, несмотря на холод, который из-за ветров, порой очень свежих, как и должно быть в горах, начинал донимать ее особенно под утро, когда воздух еще и влагой напитывался, то ли от росы, то ли спускался с ледников, которые венчали не такие уж далекие вершины западного хребта.

В общем, пришлось ей не раз и не два даже угрожать кому-то из самых молодых и потому послушных, чтобы они все же наполнили ей кувшинчик из колодца, объяснив, что не век же она будет тут сидеть, а вот когда спустится, тогда… Это подействовало раз, второй, а потом в дело вмешался Малтуск – отродье гнилой рыбы. Он как-то отодрал одного из самых забитых и потому трусоватых новобранцев за ухо, чтобы тот не лез, куда не просят. Такой уж он был, этот лестригон, всегда демонстрировал свою силу на самых слабых. Подонистый в общем-то трюк, но это, к сожалению, действовало.

И еда, которую Н’рх принес на три дня, закончилась уже к исходу дня второго, и весь третий день Крепа просидела голодной. При этом у нее еще и мысли появились о том, что ведь «забудет» ей новый паек этот грязный карлик принести, может и пару-тройку дней об этом не «вспоминать», а потом сделает удивленные глаза, разведет руками, мол, виноват, но это и не очень-то важно, у него ведь есть дела поважнее… Скотина он и сволочь, думала Скала, прикидывая, когда можно будет попробовать выломать дверь, чтобы совсем уж дурой не оказаться.

Вот в этих размышлениях и прошел третий день, и никто ей, конечно, новый мешок, хотя бы с теми сухими лепешками и парой луковиц для вкуса, не принес. А под вечер, когда она уже и сама заметила, что стала слабеть от голода, вдруг над горизонтом всплыло… ощущение направленности на них, исходящее от чего-то малопонятного, незнакомого, но от этого еще более сильного, как ей показалось.

Крепа стала следить за этим вторжением, даже попробовала подсмотреть за тем, что к ним приближалось, как когда-то в детстве умела сосредоточиться, как-то по-особенному задуматься, закрыть глаза, представить что-то знакомое, например родную пещеру, и тогда… Ей становилось видно, будто бы нарисовано, что делают те, кто в этом месте находится, во что они одеты, даже иногда удавалось подслушать, о чем они говорят.

Конечно, дело это было непростое, порой так ее изматывало, что она и сама не рада была, если слишком уж долго этим дальноглядством занималась, но сейчас-то делать ей было все равно нечего… К тому же это вполне могли оказаться какие-нибудь враги, вот Крепа и постаралась от души. Представила себе горы, через которые эта штука, похоже, переносилась прямо по воздуху, представила окрестные холмы с запада, лесистые и покатые, дорогу представила, которая с той точки, где этот непонятный объект сейчас находился, еще поднималась к перевалу, петляя сложными изгибами.

Их форта даже с высоты еще не видно, его закрывала самая высокая из трех горок, но его уже скоро можно было рассмотреть… как и этого летуна, который к ним приближался. Это было странно все же, что эта штука летела по воздуху, но Крепу еще больше озадачивало, что она летит к ним, а может быть, подумалось ей, как и в первый момент, когда она только заметила это изменение за много сотен верст от их Трехгорной крепостишки, летит именно к ней. И кому это понадобилось, кому она могла потребоваться до такой степени, что за ней, возможно, выслали специальную команду и такую вот совершенную и малоизвестную в этой части мира летучую сложную машину?

А когда солнце еще не зашло за западные горы, когда до темноты оставалось еще немало времени, пожалуй часа четыре, вдруг Крепа поняла, что они видят крепость. И совершенно тому не удивляются. Эти вот летатели прошли над перевалом, из-за высоты гор они сейчас оказались над землей всего-то в полусотне локтей, почти ползли на брюхе, при какой-нибудь неловкости вполне могли задеть и высокую сосну. Но во-первых, на перевале такие здоровые лесины давно вырубили, чтобы они не мешали проложить торный путь, а во-вторых, там здоровые сосны расти не могли, уж очень каменистой была эта земля, даже невысокий кустарник там едва удерживался корнями, это Крепа знала точно, не раз патрулировала, провожала караваны или даже на посту стояла, когда вокруг неспокойно бывало – всяких бродяг, желающих через перевал просочиться без положенной подати, всегда было достаточно.

Она стала возвращаться в свое тело, к своему зрению. Удалось ей это не сразу, бывало с ней такое, когда она очень уж слишком увлекалась дальновидением. Но все же вернулась, и как раз вовремя, чтобы рассмотреть… сначала точку на залитом солнцем небосклоне, потом уже какой-то предмет, пожалуй что и… Да, это несомненно был летучий корабль, поднимаемый над землей силой магии и инженерной хитростью, она про такие слышала, вот только они очень уж редкими были, видеть такую летающую лодку Крепе никогда прежде не доводилось. Зато сейчас довелось, но это ее не обрадовало.

Потому что она ей показалась угрожающей… хотя и хрупкой при том, даже удивительно, что есть какие-то существа, которые решаются на таких вот скорлупках в воздух подниматься и не боятся разбиться, сверзившись с высоты.

И все же, Крепа Скала должна была это признать, корабль – а это был именно корабль, а не лодка – оказался красивым, точно и как-то на удивление правильно сделанным, едва ли не одушевленным. Она даже на миг подумала, что было бы неплохо на нем прокатиться, но потом решила, что с ее весом это все же невозможно… В любом случае следовало от этой машины держаться подальше, не ровен час, еще развалится от какого-нибудь ее неловкого движения, или, того хуже, выпадет она из него, ведь было видно, что он рассчитан на коротышек, которые ей едва до пояса достают, она бы там себя почувствовала еще хуже, чем на этой башне.

Корабль плавно вышел в уходящий в нижние долины распадок между горами, потом замедлил свой ход, крылья, навешанные на него по бокам, и спереди, и сзади, стали выделывать какие-то непонятные движения, но уж Крепа-то знала, что так на море табанят веслами, когда хотят лодку, предположим, на одном месте развернуть… Вот и тут было что-то похожее. Странным образом это знакомое и угаданное движение, это действие успокоили ее, значит, решила она, это все же не враги, они оказались тут, потому что им что-то нужно… Если бы они хотели напасть на крепость, они бы не сбрасывали скорость, действовали бы сразу, пока внизу все были ошеломлены появлением неизвестной машины в воздухе.

Корабль замер над крепостью. Снизу, где собрался гарнизон, кто-то стал кричать, требуя кого-нибудь из прибывших летателей. Потом все же обычная солдатская выучка взяла верх, Н’рх стал орать, распоряжаться, разгонять солдат по постам, как будто на их Трехгорную нападали… Может, это было правильно. Солдаты все же разбежались, вооружились, застыли по своим расписанным местам, вот только головы, конечно, все же не опускали, смотрели на невиданное прежде чудо во все глаза.

А корабль как-то неловко, как показалось сначала, бочком вдруг продвинулся немного и… скрылся от Крепы за навесом, который прикрывал башню. То есть он завис прямехонько над ней, если бы кто-то плюнул из лодки, подвешенной под огромным сигарообразным и раздутым баллоном, удерживающим всю конструкцию в воздухе, то плевок, без сомнения, упал бы прямиком в ту точку, где сходились все четыре выложенные колотыми камнями плоскости воедино.

Корабль повис надолго, он не двигался ни вперед, ни вбок, крылья его лишь чуть шевелились, чтобы удерживать его на этом месте, не позволяя ветру сбивать его с этого положения. Вот тогда-то Н’рх и решил тоже покричать, вдруг кто-нибудь сверху отзовется:

– Эй, на корабле, или как ваша штука называется!.. Есть кто живой?

Понятно, почему он решил кричать – до летательного аппарата, прибывшего к ним в Трехгорную крепость, было едва ли с полсотни шагов, практически он оказался ближе, чем от главных ворот было до наблюдательной башни, в которой теперь безвылазно сидела Крепа.

Молчание длилось, как показалось всем в крепости, довольно долго. От любопытства Крепа, забыв о высоте, которую всегда недолюбливала, высунулась через ограждение башенки, удерживаясь рукой за один из самых крепких на вид столбов, чтобы все же иметь возможность увидеть своими глазами, что происходит и что будет происходить с летучей машиной.

Она рассмотрела сложный набор днища кораблика, потом попробовала разобрать, что же нарисовано на крыльях, но они находились под таким углом, что это ей не удалось. А потом вдруг с одного из бортов летательной лодочки высунулась голова… Это был какой-то из восточных орков, да к тому же помесь с гоблином, длинномордый, безбородый полугоблин, у которого клыки чуть поднимали верхнюю губу.

– Я рыцарь Бело-Черного Ордена, Сухром од-Фасх по прозвищу Переим, – высказался тот, кто находился на корабле. – Прошу разрешения спуститься в крепость, чтобы обсудить… кое-что, что касается одного из здешних вояк. Обещаю, что прибыли мы с миром.

Ха, усмехнулась про себя Крепа, потому что ощущение, что она ни в коем случае не окажется в стороне от всего происходящего, только крепло, наливалось уверенностью, становилось незыблемым, как и ее дар дальновидения.

– И сколько же вас спустится? – поинтересовался карлик-командир Н’рх. Умным его вопрос назвать было сложно, да он и сам это сообразил. – Хотя много-то вас там быть не может?

– Нас будет двое, – отозвался рыцарь Сухром. – Я и мой оруженосец.

– Я требую, чтобы вы спустились без оружия, – высказался вдруг Н’рх и снова, как и в предыдущей фразочке, оказался дурнем, потому что оружие тех, кто хотел спуститься, когда у них тут имелось такое подкрепление кораблем, способным сбрасывать, например, горящие бочки с маслом, не могло иметь никакого значения.

– Разоружаться ни я, ни мой оруженосец не будем, – твердо, даже как-то буднично и сварливо отозвался рыцарь. – Полагаю, моего слова в том, что мы прибыли с миром, достаточно. Если же нет… Давайте устроим встречу за пределами вашей… крепости.

На последних словах он так осмотрелся вокруг, так окинул Трехгорный форт взглядом, что становилось ясно: он попросту не понимает, как назвать эту груду домишек и относительно невысокие стены, срубленные из старых, уже гниловатых лесин. И лишь из нежелания заранее портить отношения решил назвать ее «крепостью».

Н’рх опустил голову, видимо, его короткая шея и привычный для его черепушки тяжелый шлем не позволяли ему смотреть слишком долго вверх над собой. Но рыцарь над ними ждал, и тогда горе-командиру все же удалось сообразить: если они будут встречаться на поляне перед фортом, именно он окажется в опасности, потому что гарнизон должен оставаться в крепости.

– Ладно, как вас там… Спускайтесь, но с одним оруженосцем, не больше, – проорал карлик. И тут же, повернувшись куда-то вбок, отыскав взглядом Малтуска, который тут же с готовностью подбежал к нему, проговорил потише: – Проводи-ка этих вот… в кордегардию, будем с ними там разговаривать. И прикажи принести какого-нибудь вина, угостить их придется, чтобы показаться вежливыми, ад их всех забери.

– Ключи, командир, нужны для этого, от твоей каморки…

– Нечего, пусть отведают той бурды, которую мы в большой бочке храним.

Большой называлась бочка, которая находилась в их пивном подвале и из которой полагалось наливать наградную чарку всем солдатам гарнизона, если они как-либо геройски проявят себя в предполагаемых боевых столкновениях либо по большим праздникам. Вино это было так себе, кислятина, без настоящего цвета, вкуса и запаха, иногда Н’рх, расщедрившись сверх меры, подносил его каким-либо купцам, которые платили за проезд через перевал. Но если купцы бывали по-настоящему богаты и мзда получалась значительной, он иногда приказывал принести и хорошего вина, которое хранил в своей каморке, не доверяя ключи от нее никому другому, даже Малтуску, который исполнял должность гарнизонного каптенармуса.

– Командир, это же настоящий рыцарь, не из бедных, раз путешествует на таком корабле… – начал было спорить лестригон, возвышаясь над Н’рхом как дерево над травой.

– Исполняй, – рявкнул Н’рх.

В самой деланой его свирепости была видна растерянность. Крепа даже ухмыльнулась, довольная его бестолковостью. Малтуск тут же убежал, на ходу сдергивая с пояса ключи на большом кованом кольце. Впрочем, лестригон скоро появился снова около командира, видимо, ключи передал кому-то еще из своих доверенных любимчиков.

С корабля тем временем сбросили веревочную лестницу, и по ней неуклюже стал спускаться сначала… Крепа и глазам своим не поверила, это был почти вовсе старый, битый жизнью и службой – это было видно по всем статьям – мужичок, с изрядной долей человеческой крови. Он даже за веревки между перекладинами хватался неуверенно, по-стариковски. Зато за ним стал спускаться уже настоящий вояка, грозный и умный, как решила Крепа. Под командованием такого служить было бы надежно.

Они спустились, стало видно, что старик припадает на обе ноги, зато рыцарь спрыгнул, подергал зачем-то лестницу, и она уползла наверх, кажется, они так договорились с командой летающей лодки, чтобы чего не вышло… Но оказалось, что летатели не опасались неожиданного штурма, просто лестнице свисать было опасно, корабль все же подрагивал от ветра, его сносило, и лестница могла за что-нибудь зацепиться.

Разглядывая, как корабль отошел сначала за квадрат стен форта, а потом и вовсе сдрейфовал куда-то в сторону самой малой из трех горок, Крепа заскучала. В форте такие дела происходят, а она – сиди тут сычихой на сосне… Впрочем, даже если бы она была внизу, ничего бы она не знала, ничего не понимала, как и остальные рядовые служаки. Но они непременно сошлись бы перекинуться парой слов, от этого стало бы легче и интересней. Все ж не каждый день в Трехгорную прилетают такие необычные путешественники.

А потом случилось вот что. Снизу загремел замок, запирающий башню. Крепа даже подняла люк, присмотрелась, действительно, в шестидесяти футах под ней дверь со скрипом раскрылась, и вошел Малтуск, задрал голову и заорал, будто бы она, Скала, находилась перед крепостью у опушки, например:

– Крепа, тебя в кордегардию командир требует. Спускайся.

– Зачем я ему? – поинтересовалась циклопа.

– Откуда я знаю?.. Кажись, эти вот, прибывшие, о тебе заговорили.

Ого, подумала Крепа, что-то готовится. И такова уж была ее природа, что сейчас, когда ее вызывали для раговора, она взяла и… засомневалась, почти оробела. Неловко ей стало от такой неожиданности и оттого, что придется отвечать на какие-то вопросы. Только что хотела знать побольше и еще смеялась над Н’рхом, а теперь – сама же дрогнула.

Но делать было нечего, какие бы у них с командиром-карликом ни сложились отношения, приказание следовало выполнять. Она стала спускаться, пробуя каждую ступень ногой, прежде чем на нее шагнуть. Малтуск тем временем мстительно проговорил:

– Ох и воняет же у тебя здесь.

– Посмотрела бы я, как от тебя завоняло, если бы тебя на недели запирали, – отозвалась она, с удовольствием ступив наконец на твердую землю. И почему-то тут же спросила: – А кто на башне будет, пока я?..

– Меня вместо тебя поставил командир, буду вместо тебя ворон пугать.

Этого она спустить лестригону не могла, отозвалась уже у двери:

– Ты там осторожнее, пол местами вот-вот обвалится. Я-то половые доски выучила, знаю, куда ступать не следует, а ты в этом простофиля… В общем, опасайся, парень, мы же с тобой почти одного веса.

Лестригон полез наверх, а Крепа с удовольствием подумала, что теперь-то он будет стоять как истукан, боясь шевельнуться. Если уж она, попривыкнув к высоте башни, и то иногда вздрагивала от прогибающегося настила, то ему-то будет вдвойне… напряженно. И уже совсем весело отправилась через двор в кордегардию, где принимал рыцаря их славный командир, век бы его не видеть.

6

В кордегардии было тихо, когда Крепа вошла, она ощутила эту тишину, как какую-то невыносимую тяжесть, да и было от чего – все сидели понурые. Крепа выпрямилась для порядка, строго посмотрела на Н’рха, каким бы гадом он ни был, но все же был командир, и ему при прочих следовало выказать должную степень подчинения.

Все же, как опытный солдат, краем глаза она посмотрела и на рыцаря, тот, единственный из всех, сидел на том табурете, грубо сколоченном из не очень старательно обструганных лесин, который выдерживал и ее, и Малтуска, не разваливался сразу же, стоило на нем лишь чуть поерзать.

Рыцарь был по виду спокоен, даже слишком спокоен, за этим угадывалось желание вообще не проявлять никаких эмоций, а главное – не демонстрировать раздражения или разочарования. Так же, краем глаза, Крепа покосилась и на оруженосца-старика. Тот, в отличие от своего господина, был чуток красен, и лоб у него почему-то был в испарине, но пахло от него не злостью, а какой-то задумчивостью, хотя и непонятно, о чем именно.

– Мы тут собрались, – хриплым, незнакомым голосом оповестил ее карлик, – чтобы обсудить одно дельце с тобой, солдат.

Крепа стала еще прямее, хотя потолки тут были невысокими, можно было и макушку ободрать, но все же между ее темечком и сводом оставалось место, чтобы пролезал кулак, – давно и многократно во время долгих дежурств проверено от скуки.

– Слушаю, командир, – рявкнула она по-уставному.

– Молодец, – ухмыльнулся слуга, по-прежнему о чем-то раздумывая, а может, просто приглядываясь к ней.

Хотя чем она могла его обрадовать, Крепа не догадывалась, может, он был один из тех, кто пристает ко всем женщинам подряд, особенно если они были крупнее его? Она слышала, что у людишек такое бывает сплошь и рядом, сладострастники они, хотя, по ее-то мнению, на них все же наговаривали, они ни в чем не могли быть молодцами, оставалось им только врать, какие они герои, а то с ними бы и вовсе не считались.

– Вот этот господин… прибывший к нам рыцарь хочет тебя чем-то проверить.

Крепа приподняла бровь, даже не подумала, что это может выглядеть как какое-нибудь кокетство. Вот этого у нее не было, так что… Хотя с незнакомыми, особенно с людишками, по-всякому могло выйти. Полуорк-полугоблин, то бишь сам рыцарь, оставался по-прежнему спокойным, циклопе показалось, он даже как-то внутренне был молчалив, это было в его пользу, значит, умел правильно медитировать, что для настоящего воина, разумеется, необходимо.

Хотя все на него в этот момент смотрели, рыцарь медленно достал из мешочка, который, оказывается, был туго и весьма сложным узлом привязан у него к поясу, еще три каких-то мешочка из замши. А Крепа тем временем обратила внимание, что под камзолом у него оказалась кольчужка, которая во время движений слабо позвякивала хорошо кованным металлом. Возможно, такая внешне не очень представительная защита могла стоить едва ли не больше, чем вся эта крепость, со всем гарнизоном. Может, даже Крепе не удалось бы ее пробить, предположим, кинжалом, с одного удара, хотя от боевой дубины, конечно, кольчужка бы рыцаря не спасла.

Тем временем он взвесил свои три мешочка и из одного уверенным движением достал странный медальон. Издалека он показался Крепе слишком простым для драгоценности какой-нибудь или для награды, кусочком металла, в который тем не менее довольно искусно был вправлен какой-то камешек… красный, сверкающий так, что от него, могло показаться, даже блики пошли по своду потолка кордегардии, циклопа никогда таких не видела, даже рубины, которые она, бывало, видела на парадном оружии герцога Шью, были темными, больше похожими на загустевшую кровь, а этот был веселым камнем, ярким, едва ли не оранжевым.

Рыцарь направил этот медальон на Крепу и удовлетворенно кивнул, повернулся почему-то к оруженосцу, который стоял за его плечом, и отозвался гулким, не привыкшим к шепоту голосом:

– Это она.

– И что из этого следует? – спросил Н’рх. – Что дальше?

– А дальше вот что. – Рыцарь даже приподнялся на ноги, но передумал, снова уселся, стал привязывать свой кошель с двумя другими замшевыми мешочками к поясу. – Я предлагаю тебе передать мне эту вот… Этого солдата под мое командование.

– С разрешения герцога, конечно? – спросил Н’рх.

Не составляло труда догадаться, что он спросил не без умысла. Если бы рыцарь ответил утвердительно, он бы потребовал какую-нибудь бумагу, письменное распоряжение или еще что-то в этом роде… Но рыцарь помотал головой:

– Нет, я предлагаю тебе сделать это… так сказать, частным порядком.

– Что значит – частным? – не понял Н’рх. – Я не могу торговать солдатами, будто скотом. Ты ошибаешься, если подумал, что наша крепость…

– Солдатами всегда и всюду торговали и торговать будут, хотя… – рыцарь чуть усмехнулся, – и в самом деле – не как скотом. – Он чуть наклонил голову к карлику. – Ведь бывает же у тебя какая-то убыль в подчиненных? От стычек с бандитами или иначе как-нибудь?

– У нас тут нет бандитов, по крайней мере поблизости. А что касается убыли – так на это приходится составлять донесение.

Вот тогда-то Крепа и решилась. Она произнесла своим низким, грудным и на редкость женственным голосом, хотя сама о том, насколько он может быть музыкальным для мужчин, конечно, даже не догадывалась:

– Знаем мы твои донесения. Лишь о сломанных дверях да утопленных в колодце ведрах и доносишь… Больше-то не о чем.

– Молчать! – рявкнул карлик.

Она сказала это лишь потому, что решила: этих ребят чураться не стоило, они прилетели, они и улетят. То есть, в некотором роде, можно было чувствовать себя так же, как она привыкла с Н’рхом говорить, когда они бывали наедине. Уж очень он ей не нравился, и сейчас – еще сильнее, чем обычно.

Рыцарь взял в руки простой оловянный стаканчик, в который, как оказалось, Н’рх из вежливости налил ему гарнизонного пойла. Повертел, поднял голову, посмотрел на Крепу отчего-то улыбающимися глазами:

– Значит, любишь, фельдфебель, донесения писать? А ты, солдат, не сдерживайся, говори, что думаешь.

– Тебе не по чину, рыцарь, так вести себя здесь… – начал было Н’рх сварливо, но договорить не сумел.

– Что-то ты не очень умытой выглядишь, милая, – сказанул вдруг человечек-оруженосец.

– Так не могу себе позволить, сэр, – отозвалась Крепа, тоже начиная непонятно отчего веселиться. И кивнула на карлика-командира: – Он меня на башне держит, почитай, уже не одну неделю, нижнюю дверь запирает, даже воду для питья в кувшине приходится как милостыню вымаливать у тех, кто по двору шляется. – Она помолчала. – И не все решаются на это.

Рыцарь кивнул и повернулся всем телом к карлику, который вдруг сделался еще меньше и начал переминаться с ноги на ногу. Взгляд же рыцаря стал вдруг давящим, сильным, глухим, как каменная стена, за ним ничего невозможно было прочитать.

– Значит, так, командир, я предлагаю тебе, скажем, двадцать золотых, и эта циклопа летит с нами. – Он повертел рассеянно медальон с красным камешком в ладони, будто бы взвешивал его. – Двадцать золотом – это немалые деньги, ты таких и за три года не получишь тут.

Карлик задумался, но сразу сдаваться не хотел, ох и любил он торговаться, причем всегда что-нибудь при этом выгадывал – таким он был в этом деле мастером. Обычно прямодушной и не склонной к спорам Крепе это казалось едва ли не чудом, а Н’рх представлялся одновременно и сволочью, и едва ли не волшебником.

– Такое не дозволяется, – буркнул Н’рх и опустил голову. Бросил себе под ноги: – Семьдесят, и пусть катится с вами ко всем чертям.

– Ого! – обрадовался оруженосец. – Дело-то можно сладить, кажется.

– Тридцать, – предложил рыцарь, – и деньги сейчас. – Он глянул в неширокое оконце, оно выходило на запад, из него виднелась часть двора и стена со стороны самой большой из трех горок. Солнышко только собиралось заходить, висело еще над дальним лесом, сбоку от перевала. – Мы еще сегодня улетим, тем более что вино у тебя – дрянь, должен заметить.

– Шестьдесят, господин, и чтобы о нашем договоре в штабе ни одна мышь не узнала, – высказался Н’рх. – А вино получше я сейчас пошлю кого-нибудь принести.

– Оно почти наверняка окажется таким же гадким, – ответил рыцарь, не отводя глаз от окошка и, как показалось Крепе, от нее. Молодец он был все же, умел смотреть в две стороны одновременно. – Сорок, и ни грошом больше, командир.

– Нет, так не пойдет, чтобы вы улетели от меня без доброй выпивки… Пятьдесят, и только для тебя, сэр рыцарь.

– Пятьдесят, так пусть и будет, – сказал рыцарь. И хотел было подняться, но вдруг Н’рх решил, что продешевил.

– И еще вот какое условие. Пусть кто-нибудь из моих людей с тобой сразится. Если победа будет за мной, придется тебе заплатить, но она… Крепа, все же останется, уж очень я переживаю, что мне придется об этом донесение по начальству подавать. Не получится, чтобы никто об этом ничего не прознал, а тогда мне, сам понимаешь, головы не сносить. Ушлют в какой-нибудь и вовсе медвежий угол и еще разжалуют.

– Да уж куда дальше-то тебя ссылать? – удивился оруженосец.

– Сразиться? – переспросил рыцарь. Хмыкнул, да так выразительно, что хитрый Н’рх сразу все понял. Не было у них такого рубаки, чтобы рыцаря в справедливом поединке одолеть.

– Я еще подумал, – брякнул карлик тут же, – что негоже тебе с моими дуреломами драться, не по чину им, да и тебе нечего честь свою в нашей пыли марать… Пусть вот хоть твой оруженосец с нашими посоревнуется.

А ведь он изначально к этому вел все дело, ахнула про себя Крепа. Вот ведь гад, не видать, кажется, ей новой службы и воли… Хотя если вспомнить, каким ненадежным выглядит этот летучий корабль, может, оно и к лучшему?

– М-да? – Рыцарь смотрел на карлика так, что становилось ясно: он подумывает, не проще ли ему прямо тут же врезать Н’рху, и, пока он будет в себя приходить, он с оруженосцем и Крепой попробует удрать.

Но ему не вполне ясна была позиция Крепы, пусть она жалуется, но вдруг не решится уходить из гарнизона, где ее все же кормят, неизвестно с кем… Да и не сумеют они без прямого указания Н’рха из крепости вырваться без боя, корабль-то в сторону отлетел, в общем, эту идею он отверг, Крепа это очень хорошо видела.

– А чтобы не было какого случайного смертоубийства, пусть они, – кажется, Н’рх уже обо всем подумал, – переталкивают друг дружку бревном. Есть у нас, сэр рыцарь, такая забава, мы ее у местных горцев подсмотрели, ну я и сам не прочь, чтобы мои-то орлы так себе силу подкачивали.

– И кого же ты выставишь против Датыра? – спросил рыцарь. И тем временем, осознав, что быстро дело устроить не удается, стал прятать медальон в положенный ему мешочек.

– Погоди-ка, господин, – снова вмешался седой оруженосец. Спросил у Крепы, будто командиров вовсе тут не было: – А ты что думаешь по поводу похода с нами?

– Похода… Зачем?

– Тебе потом объяснят, но дело стоящее, – туманно отозвался Датыр, как оруженосца, оказывается, звали. – И в общем, от тебя ничего очень сложного не потребуется.

– А сколько я за это получу? – спросила тогда Крепа.

– Это тоже пока не стоит… разглашать, – ухмыльнулся рыцарь, мельком поглядев на карлика.

– Я требую столько же, сколько и он. – Она кивнула на Н’рха.

Тот только крякнул, потому что, как он думал, одно дело – командир, начальство какое ни на есть. А другое – наемник, солдат, мясо для войны, и не больше. Получить такой же куш обычной циклопе было невозможно, даже если бы ей посчастливилось оказаться в рядах армии, захватившей богатый город, отданный на три дня для разграбления. Но в общем, она знала, что делает, торговаться не умела, так пусть эту работу за нее выполнил Н’рх.

– Еще пятьдесят? – для верности переспросил рыцарь. И вздохнул.

– И деньги вперед, – сказанул вдобавок карлик.

– Ты еще не выиграл, – отозвался оруженосец Датыр.

Н’рх согласно кивнул:

– Ладно. Ты, сэр рыцарь, спросил, кто будет от нас с твоим человеком биться, то есть толкаться. Так вот, я подумал, что с моей стороны не будет очень уж нечестно, если я выставлю… Есть у меня тут один лестригон. Ты его видел, он сейчас должен быть на башне.

Вот и все, решила Крепа Скала. Если бы выставили меня, я бы, конечно, даже этому старикашке сумела поддаться, но Н’рх был не дурак, все понимал.

– Видел я его, – снова отчего-то вздохнул рыцарь. – И ты предлагаешь его против Датыра?.. А если лестригон победит, тогда мы не получим Крепу?

Он уже знает, как меня зовут, с гордостью подумала циклопа. И тут же поняла, насколько это нелепо, потому что выиграть старому оруженосцу у Малтуска было невозможно. Она-то помнила это бревно, оно лежало у них перед конюшней, иногда они и в самом деле играли «в толчки», как это называлось на гарнизонном языке. Датыру и поднять-то свой конец бревна будет не по силам.

– Да, предлагаю. – Кажется, впервые карлик посмотрел на рыцаря в упор, словно бы на подчиненного. – И деньги вперед, как было сказано.

– Нет уж, если лестригон проиграет, она летит с нами, а ты ни грошика из этих денег не получаешь. По-моему, это справедливо.

Карлик сделал вид, что размышляет, но на самом-то деле все было понятно. Крепа даже расстроилась, почему-то ей вдруг захотелось, чтобы эти вот нездешние, веселые и неглупые люди не проиграли. Она была согласна с ними даже лететь неизвестно для чего, пусть только не проиграют… Уж очень ей тут обрыдло, и просвета впереди не было. Может, это их предложение и было просветом, но он закрылся, даже не разгоревшись как следует.

Дальше все пошло быстро и слаженно, как и положено в гарнизоне крепости. Солдаты уже каким-то образом обо всем прознали, даже стали собираться у конюшни, хотя к командиру и рыцарю с оруженосцем не приближались. Кто знает, как Н’рх на это посмотрит, все же они разошлись со стен, куда он их расставил, когда прилетел корабль. Но явного нападения не было, корабль оказался обычным мимопроходящим путником, – ну и что, что он летучий и не торговый, им-то какое дело? И наверное, командиру было чем другим интересным заняться, чем гонять служак без толку, особенно потому, что они это и сами знают…

В общем, Крепа оглянулась и увидела почти всех, даже тех, кого видеть не хотела. Малтуск, огромный, как ей почему-то сейчас казалось, очень мощный, ростом за десять футов, с мускулами, которые поигрывали под поросшей рыжим волосом красноватой кожей, наверное, такая кожа на юге приобретает ни с чем не сравнимый коричневый цвет, но здесь-то был, к сожалению не юг, решила она. Он разминался, делал наклоны, растягивал мускулы и связки, чтобы они не подвели, а впрочем, он был в себе и без того уверен, поглядывал на сухопарого старичка презрительно и что-то отвечал Н’рху, который ходил вокруг него на расстоянии шагов пяти – семи, чтобы получше видеть эту груду мяса, костей и врожденной, непреходящей злости на всех, кроме командиров, конечно, иначе бы его и в армии не потерпели.