Текст книги "Точка глины"

Нарица

Федя просыпался очень рано, чтобы найти свою Лилю. Из совы он превратился в отпетого жаворонка. А засыпал быстро, потому что знал, что ему нужны силы на утро. Работать, терпеть и узнавать.

Федя настырно с утра пораньше отправился в Хойму. Неодолимая сила внушала ему необходимость явится с повинной в тот район, где однажды он слишком некрасиво вел себя. Возможность встретиться с Лилей вдохновляла Федю, а другое неприятное липкое чувство забиралось к нему по спине и под кожу, и Чика знал, что это такое – боязнь вызывала в нем для посторонних, возможно, и незаметную дрожь. И в этом состоянии он ехал к своей Лиле. В надежде выяснить очень многое и обсудить с ней дальнейшую судьбу их отношений, потому что короткие трудно объяснимые встречи и целебные для Феди телефонные разговоры, как ему показалось, в последнее время увеличивали разрастающуюся из небольших трещин огромную страшную и возможную мрачную пропасть между ними. Не все понималось, не все помнилось.

На остановках в автобус входили новые, на кого-то похожие, но для Феди неузнаваемые люди.

«Они что? Ставшие теперь навеки веков в недоступном прошлом чьи-то жизни? То есть когда-то умершие? А в настоящем их нет. И я вижу прошлое. Мечтаю о чем-то в будущем. Но из-за этого теряю настоящее время. Не слишком ли часто? Входят, а не выходят. Воплощаются или наоборот?» – Федя размышлял, путался и продирался настойчивой мыслью к всегда желанной ясности, простоте и легкости.

– Один на всех автобус – это неспособность людей выйти и поменять свое сознание и потому у всех один и тот же маршрут, – Федин собеседник следовал, как обычно, одной и той же с ним дорогой.

Федя разглядывал пассажиров. Через окно автобуса, поскольку внешний мир покрывала темнота, а незначительная подсветка в салоне делала из окна достаточно удобное для Феди зеркало. Он видел затылки, лица, спины задумчивых мужчин и женщин. На одну из них обратил внимание. Та, что отражалась в стекле, вдруг повернулась, и ему показалось, что она похожа на знакомый образ.

«Лиля!» – чуть, было, не кинулся он к сидящей впереди и через несколько рядов сидений женщине, но лица ее не разглядел и удержал себя.

В следующий момент Федя через окно увидел, что прямо на них на огромной скорости идет встречный автобус, а к нему вплотную прилеплен почему-то грузовик-трейлер, между тем, как дорога перед ними разделяется на две полосы. Федя испугался, как же они разъедутся? Он едва удержал себя, чтобы не закричать, не предупредить об опасности, но встречный транспорт быстро растворился в темноте, и Федя приписал только что увиденное им обыкновенной зазеркальной игре, отражаемой окном быстро несущегося по пригородам Таллина автобуса.

Время потеряло границы, и утро ли сейчас, или ночь, или вечер – для Феди не имело никого значения.

На остановке «Хаава» стояла девушка в белых сапожках. Федя жадно вглядывался в темноту и понимал, что до Хойму ему еще ехать и ехать. Если уже не прозевал и не проехал нужную ему остановку.

На следующей остановке, водитель назвал ее «Нарица», девушки уже не было. Но стоял точно такой же автобус, в котором ехал сейчас и, как обычно, Федя. И он увидел себя! И смотрел на своего двойника, то есть на себя самого, чиканутого.

– Как это понимать? Ты куда?

– Туда же, – ответил Федин двойник. Или сам Федя собственной персоной, но только почему-то с другой и противоположной от Феди настоящего стороны.

– Шутишь? Откуда ты знаешь, куда мне надо?

– Это не имеет никакого значения. То, куда тебе надо. Мы все едем в одном направлении, – сказал двойник и копия Феди.

– Имеешь в виду, на кладбище? Иронично, конечно. Но сейчас я совсем по другому делу еду.

Федя встал. Пошел по странно вдруг опустевшему автобусу, следя непрерывно за двойником. Дошел до первой открытой двери, желая выглянуть в темноту и убедиться в реальности того, что он видит. Откуда-то сзади, вытирая мягкой промасленной тряпкой руки, подошел водитель. Он вежливо и ни с того, ни с сего вдруг взял Федю за ухо, аккуратно подвел его к ступеням у двери и, дав пинок, выкинул из автобуса.

– Разве я что-то не так сделал? Или хамил пассажирам? Или к кому-то приставал? – Федя недоумевал и не мог понять, что случилось с автобусом, пассажирами и водителем.

Он оказался на большой, окруженной мелкими сосенками и покрытой белым гравием площадке. На ней, и, вправду, стоял еще один хорошо освещенный изнутри и пустой автобус. Своего двойника Федя в нем не обнаружил. Сбивая ботинки о щебень, Федя направился к видимой впереди и так же посыпанной гравием дорожке.

Через канавы, перелески он выбрался на окраину какого-то района, видя издалека людей и утреннее оживление. У будки, представляющей собой давно заброшенный и полуразрушенный киоск, он неожиданно натолкнулся на группу парней, а приблизившись к ним, сразу понял – они зажали какую-то молодую женщину, что-то при этом от нее домогались.

Федя сначала подумал, что это не его дело – вмешиваться в чужие разборки да, и вообще, у него – своя дорога. Он остановился напротив мужчин и смотрел на них, желая со стороны вникнуть в суть ситуации и того, чего они, собственно, хотят от женщины. Один из парней его заметил.

– Чего вылупился?

– ?

– А для чего глаза? – ответил ему Федя. – Что же мне выколоть их теперь себе? Для тебя! И чтоб сделать тебе что-нибудь приятное?

Вся компания вмиг оставила женщину и с любопытством обступила Федю.

– Во! Дурак! Оборзел ты, кореш! Щас в глаз схлопочешь! – целый град насмешек и угроз высыпался на Федю. А кто-то вдруг со стороны и, судя по всему, из той же компании закричал:

– Не отпускай его! Тащи сюда! Сейчас мы с ним разберемся!

Федю бесцеремонно повлекли к кирпичным и так же заброшенным постройкам. Федя поражался дерзости и злобе, с каковыми его, не успевшего опомниться, потащили неизвестные люди. Впереди Федя увидел высокую и глухую бетонную стену. Вся территория походила на задворки какого-то торгового центра – между сооружениями и постройками проглядывалась оживленная улица, по которой двигались, занятые своими делами и, должно быть, по-утреннему спешащие, люди.

– Ну что мужик? Допрыгался? – один из Фединых антагонистов нахально взял его за ворот и занес руку для удара.

Федя смотрел на происходящее как будто из сна. Страх? Да. Удивление? Еще какое. Чоку сейчас почикают! Мама, не горюй! Это Федя понимал предельно четко. И удивился – ясность взяла его. И ему стало, как никогда, просто. Потому что не было времени думать, жалеть, переживать – успеет ли он на этот раз на завод? Найдет ли вообще когда-нибудь Лилю и дождется ли она его? Время превратилось в бессмыслицу. И потому Федя видел, как в его сторону направляется кулак, он еще видел и ближайшие к нему лица, руки, вообще фигуры, их положение – тех, кто решил проучить его во что бы то ни стало.

Федя легко и задолго до того, как рука нападавшего вытянулась в одну линию, ушел от удара, мгновенно и мощно нанес встречный боковой безупречно и точно в челюсть обезумевшего в злобе противника, перегораживающего ему путь к маневрам и закрывающего доступ к другим нападавшим. Краем глаза справа Федя видел, как подкашивается и падает, словно в замедленном кино, тот, что начал первым. И вместе с тем он уже видел перед собой новую цель, и не было силы, способной отменить сокрушение следующего из нападавших.

Федя работал жестко, он не чувствовал, а только сознавал, что какие-то удары пропускает. Но ему – некогда, ему нельзя малодушничать, и он, если останется собранным, хладнокровным, окажется слишком тяжелой, а то и невозможной добычей для хулиганья из какого-то непонятного таллинского района – пригорода.

Федя безжалостно раскидал неприятных ему парней, оставив их лежать у той самой бетонной стены. Некоторые, осевшие или полулежа, шевелились и кричали вслед Феде проклятия, угрозы. И ненависть их достигала Федю. И удивляла – потому что он не чувствовал никакой за собой вины.

У самого начала бетонной стены, оказалось, проходит асфальтовая дорожка, по которой скользили туда-сюда люди. На лицах – занятость, увлеченность. Федя столкнулся с разносчиком газет. Он стоял возле своей перегруженной тележки и читал, как ни в чем не бывало, взятую из почтальонской сумки газету. И с его положения, как понял Федя, хорошо просматривалась вся стена, значит, почтальон видел то, что произошло только что. Но еще Федя заметил, что прохожие почему-то радуются такому поведению разносчика газет – вместо того, чтобы развозить людям почту, он ее нагло читал.

– Они радуются, потому что видят самое малое зло, которое может принести им при нахлынувшем вдруг на него желании этот почтальон! – осенило Федю. – Никак меня занесло в такие края, где любой факт ненападения одного человека на другого считается невероятным чудом?! Неужели, опять Мир желаний? Только с другой стороны. Здесь каждый вытворяет то, что хочет. А в Хойму – другое! Там люди излучают любовь, и кого тронешь, тот и реагирует, и откликается, а остальным как бы все до лампочки, – Федя отчетливо вспомнил то, что он вытворял в Хойму и вывел для себя вдруг четко и без оговорок: «Мир зла не может быть где-то в другом месте, если его нет во мне самом. Нечего пенять на себя, если мир вокруг искривлен!.»

…Дни летели, смены бежали! На работе Федя вкушал тонкости своей новой профессии. Он наловчился столь ловко касаться эмали кончиком сверла в нужном месте, что мог это проделывать запросто в такт турецкого марша или любой другой мелодии. Само по себе производство глиняных изделий было тихим и бесшумным, а весь инструмент у Феди где страшно, а где надрывно обычно визжал по эмали, поэтому Федино музицирование привлекало внимание соседей и чаще всего любопытного ко всему прапорщика Анатолия. С многими рабочими у Феди сложились приятельские отношения. Он занял свою нишу в заводском коллективе.

И в то же время он жил в другом мире. Он перемещался через невидимые границы и не обязательно, что самовольно. Ему другой раз так и казалось, что им давно уже овладела какая-то сила, она и водит его, как ей заблагорассудится. Иногда слишком беспардонно. И это сердило, побуждало Федю к размышлениям и, главное, чего прежде ему и в голову не приходило, он постоянно старался следить за собой. За состоянием своих мыслей, за своими словами. И за своей внешностью.

Федя надеялся, что происходящее – никак не болезнь, но для чего-то нужное и очень важное для него обучение. Однажды, вновь перебирая в памяти подробности своих удивительных преображений, он подумал, что как не в самое горнило реально свершающегося Конца Света его и занесло?! И он – невольный соучастник всемирного катаклизма, и у всех людей что-то теперь вверх ногами и не так, как обычно. Но люди стесняются кричать об этом вслух, а чтобы жаловаться – не знают кому.

– Получается, меня вывернули наизнанку, – Федя незаметно для себя самого продолжал самопознание. Да, тот самый уникальный и всегда индивидуальный, скрытый от посторонних, лабораторный труд, полезный для каждого живого существа, надеющегося найти понимание и еще – свое место в окружающем мире, который Федя так опрометчиво пожелал, было, когда-то самовольно прервать. На заре своей юности, и он тогда не умел по-другому.

Он снова и снова исследовал, сколь возможно тщательно: было ли произошедшее с ним наяву? И на самом ли деле во время своих выпадов из автобуса он вытворял что ни попадя? А Лиля? Она откуда? Кто? Фантом? Специально кем-то подосланная?

В субботу – выходной день – Федя решил заняться благоустройством своего убогого жилища – перетащил в соседнюю пустующую и захламленную комнатку старый топчан, на его месте из стоявшего у стены и давно разобранного хозяйского дивана соорудил себе более удобную кровать, провел основательную уборку и вынес лишнее в ту же соседнюю комнатку. Под тумбочкой, забитой каким-то инструментом, баночками с шурупами, гайками и гвоздями, случайно нашел замусоленный обломок точильного круга и решил, что это может пригодиться ему на его новой работе – шлифовать раковины, потому что выданные ему заводские бруски плохо брали материал, рвали и крошили грубо обожженную глину.

– Да! Глина испорчена, – патетически воскликнул Федя, – продолжая облагораживать жилище и помышляя о том, как он пригласит когда-нибудь к себе в гости Лилю. – Глина настоящая, что была в начале творения, испорчена людьми. Категорически. Их отношением к работе, к окружающему миру. Друг к другу! Под воздействием негатива в умах людей, в искореженном восприятии мира материал теряет свои качества. Природа изменяется от негативного фактора, что в свою очередь накладывается на ближайшие миры… Да, через то, что творится в мыслях и с состоянии духовности людей.

– Глина обыкновенная не слушается мастеров! Вот потому и не получаются горшки у Свена и Джорджа. Природа кругом заболевает. Она уже давно болеет! Как не с времен шумеров! Нарушаются процессы, законы… Мир переворачивается… Это не может быть оставлено без внимания силами света!

Федя по-прежнему не желал соглашаться с тем, что им манипулирует кто-то слишком злой и преисполненный к нему лютой ненависти. Он верил и надеялся в то, что за всякими буднями, серостью, и даже чрезвычайными событиями, что вдруг выпали на его долю, в конце концов, есть Нечто такое, что всех желает привести в равновесие.

И Федя без особых усилий со стороны начальства вдруг открыл для себя:

– Я понял! А ведь организаторам заводика именно эта глина и нужна – такого свойства и качества! И они, Свен и Джордж, рады тому, что люди так работают – прозревают и меняются. И Эвелин, и Валера – они прекрасно понимают задачу, они раньше всех восприняли этот высокий идеал, который сейчас приезжие люди пытаются сделать реальностью в нашей маленькой Эстонии! Мы им нужны здоровыми и восстановившими свои древние способности! А больные, испорченные – они кому нужны?! Может быть, они меня и лечат таким образом, скрытно и для меня невидимо?

Увлеченный мелким жилищным ремонтом и приборкой, Федя задумал, что самостоятельно попробует отремонтировать печь, а пока утеплит, сколь возможно углы и рамы на окнах. По этому случаю пришлось идти в город – посмотреть что-нибудь нужное в магазине строительных материалов, но сначала – найти этот самый магазин.

На приключения в этот день Федя никак не рассчитывал. Но неподалеку от главной городской площади, то есть фактически в центре Таллина, он среди сотен прохожих, праздных туристов встретил хозяина завода, Джорджа Клайка!

Они разошлись. Возможно, Джордж не узнал его. А Федя пошел за Джорджем следом. От нечего делать и потому что понял: искать в центре города строительный магазин – занятие бесполезное. Бесцельное любопытство привело Федю к элитному кафе, где очевидно, у Джорджа была своя смотровая площадка для выходного отдыха и задушевных встреч.

Федя не ошибся. Хозяин завода, достаточно оригинальный на внешность и чем-то похожий на французского президента, судя по всему, любил не только керамику. Интересовался при случае и таллинскими достопримечательностями. В этом качестве Федя увидел рыжеволосую миниатюрную женщину – к ее столику и подошел Клайк, как истый джентльмен, галантно поклонился и даже чмокнул моментом протянутую ему тонкую руку…

Федя устыдился своей шпионской деятельности. И затосковал о Лиле.