Текст книги "Точка глины"

Выхода нет. А вход закрыт

Известие о гибели Артура вслух никем на заводе не обсуждалось, народ между тем приуныл. Производство продолжалось.

Федя тяжело страдал по случаю разрыва отношений с Лилей, поскольку последний звонок и разговор, как он понимал, ставили точку в их отношениях, и о встрече с ней не могло быть речи.

Как менеджер по персоналу, Эвелин постоянно вызывала кого-либо из рабочих к себе в кабинет. И люди ходили к ней с удовольствием, потому что она никого и никогда не отчитывала, не пугала и не ругала. Если кого-то увольняли, то быстро и без проволочек. Если речь шла о переводе на другой участок, о жалобах или проблемах рабочего, то Эвелин умела мягко и понятно разъяснить ситуацию, при необходимости выслушать человека, что-то в свою очередь ему подсказать, посоветовать.

Федя не удивился, увидев счастливого Анатолия, только что побывавшего у начальника по кадрам.

– Рядовой Чикин! Передайте в генштаб, что со следующего месяца я буду получать на 782 кроны больше, как постоянный рабочий. При этом увеличивается количество зачетных бонусов! Это уже похоже на жалованье офицерского состава!

– Господин поручик! Если позволите, я пошлю в штаб нарочного! А не обмыть ли нам сегодня в полку ваше повышение?

Анатолий и Федя привычно обменивались любезностями и информацией.

– Поручик? – Анатолий задирался. – Рядовой! Жаль, мне вас некуда дальше разжаловать! Как вам удалось перепутать поручика с майором?

– Мой генерал! Я в последнее время всегда что-то путаю!

– Не расслабляйтесь, боец! Я вот, что хотел вам передать: госпожа Эвелин ждет вас к себе и как можно быстрее.

Федя в ближайшем месяце повышения зарплаты не ждал, потому ломал голову, что же намерена сообщить ему менеджер по кадрам.

Эвелин закрыла за Федей дверь в кабинет. И начала едва ли не с порога:

– Я очень прошу вас понять меня! Вы должны меня выслушать.

Федя растерялся и подумал, что с ним вновь что-то происходит. Он не узнавал Эвелин и огорчился, что неизъяснимые перемещения его из одного пространства в другое не то, что прекратились, нет, они перешли в какую-то новую и крайне опасную стадию, если уже в рабочее время с ним происходит что-то невероятное.

– Я вас умоляю, как человека! Как очень доброго и хорошего человека! – продолжала Эвелин дрожащим голосом, а у Феди кружилась голова и туман застилал его разумение.

– Я перед вами виновата, поверьте, мне очень стыдно! Но вы должны меня выслушать. Это очень важно как для меня, так и для вас лично! Я… Вы понимаете, что это я вам звонила по телефону?!

Федя опешил и потерял дар речи, привстал с кабинетного кресла.

– Вы сами мне подсказали имя той девушки, которую вы называете Лиля! И вы сколько раз в дальнейшем могли бы мне заявить, что я – просто бесчестный и глубоко непорядочный человек. Но ведь вы продолжали со мной разговаривать. И это укрепило меня в мысли, что в реальном мире у вас нет девушки вообще, а ваша Лиля – это ваш фантом! Я вам все объясню. Если вы знаете, я по образованию – психоаналитик. Собственно, эта специализация и открыла мне в свое время место на этом керамическом предприятии.

– Я этого не знал. Я думал, что вы – учительница, – пролепетал изумленный и ничего не понимающий Федя.

– Поверьте мне, это не было моей инициативой. Заняться лично вами в столь неформальной, я хотела сказать, необычной форме, мне предложил господин инженер – Свен Феллин. Его поддержал, во всяком случае, дал свое согласие на углубленную психотерапевтическую с вами работу и мистер Клайк, директор нашего завода.

– А другими вы никак не занимались? – Федя почувствовал, что у него еще через минуту возникнет просто шквал самых грубых и беспощадных вопросов к этому элегантному, тактичному и симпатичному менеджеру по персоналу. – Мы вообще где? На керамическом предприятии или в психиатрической клинике?

– На нашем предприятии – каждый человек по-своему уникален. И до сегодняшнего дня мы занимались всеми рабочими. Я хочу сказать, что особое к вам внимание вы сами и вызвали! Господин Феллин указал мне, что за вашей личностью требуются постоянный контроль и наблюдение…

– Я вас, кажется, понимаю. И понимаю, чего добиваются от рабочих эти заезжие люди – хотят провести уникальный эксперимент: через активизацию скрытых возможностей личности добиться необычайной эффективности производства. Иначе говоря, здесь хотят оживить глину? Руками, нет, управляемым развитием каждой личности?

– В принципе, вы правильно думаете. Но…

– Что но? – вспылил Федя. – А причем здесь Лиля?

– Я вам еще раз повторяю, производственная психология для руководства предприятия всегда и с самого начала ставилась на первое место. И то, что я вмешалась в вашу личную жизнь, не было моей инициативой. И я… я сама не понимала, чем вы их так заинтересовали – обыкновенный и не очень профессиональный работник. Я не увидела в этом ничего предосудительного – помочь вам с вашими психотическими состояниями… А теперь я им не верю! Я никому не верю! И ничего не понимаю! – закричала вдруг Эвелин и, закрыв лицо руками, уронив голову на стол, она зарыдала.

– Что с вами? Я могу помочь? – Федя совершенно не выносил женских слез. Но то, что сообщила начальница по кадрам, выходило за рамки понимания.

– Откуда вы знали про мое, как вы сказали, психотическое состояние? За мной постоянно следили? Зачем?

– Не знаю! Я не следила. Я с вами разговаривала, как с человеком! И, честно говоря, вы мне стали очень симпатичны. Я до этого не знала, какой вы интересный человек!

– Я все равно ничего не понимаю!

– Случилось самое ужасное. В наш последний разговор в кабинет зашел Артур. Вы, наверное уже знаете, между нами были самые близкие отношения…

– Впервые слышу!

– Он зашел так, что я не заметила. А он услышал то, о чем мы с вами говорили, и подумал, что у меня есть другой мужчина. Он не пришел вечером домой, ночевал у своих родителей. А потом подряд эти ужасные события. Мастер не имел права через меня обращаться к господину Феллину! Артура никто бы не уволил! Во всяком случае, я могла помочь ему!

Мастер слишком жесткий человек. С таким снобизмом, как у него, нельзя работать с людьми, а в должности руководителя – тем более!

– Кто бы мог подумать, столько событий! – пробормотал Федя, не веря услышанному.

– Я буду настаивать, чтобы этого человека отстранили от должности! А перед вами – я глубоко виновата и очень прошу меня извинить! Они от вас чего-то хотят. Вы им что-то должны принести! Но я сама ничего не понимаю! Я никому не верю! – Эвелин, расстроенная, виноватая, плакала.

– Знаете, а я вам благодарен! За те, как я теперь понимаю, лечебные сеансы! И еще больше за то, что вы нашли в себе силы рассказать мне об этом! Не понимаю, откуда Свен или Джордж могли знать то, что со мной происходит?

– Поверьте, я чувствую себя виноватой. И не только перед вами. Я не успела Артуру ничего объяснить. Да, он и не стал бы слушать! Я не знаю, что будет с этим производством дальше! Я не знаю, что будет со мной!

– Это какой-то кошмар! Сон и не сон! – Федя сочувствовал Эвелин и меньше всего желал быть обманутым.

…С работы Федя шел по пустырям опустошенный, оглушенный, потерянный. Он складывал в одно полотно все свои встречи и разговоры с Лилей. И пытался отсечь те слова, которые она никогда ему не говорила, он хотел как можно точнее вспомнить детали своего общения по телефону, как теперь выяснилось, с совершенно посторонним и чужим ему человеком. Он восстанавливал в уме подробности невероятных встреч и общения с той, кого называл Лилей.

Неприятное состояние беспомощности усугубляли вновь появившиеся вопросы, на которые у Феди не было ответов. Зачем Свен приказал Эвелин заниматься его личной жизнью? Как понимать происходящее? Где продолжающийся плохой сон, а где реальность? И Федя понимал одно – ему нужен выход! Срочно.

На одной из дорожек в лабиринте промзоны Лаагри его нагнал мастер Валера. Они вместе и рядом прошли молча несколько метров.

– Давай сбавим шаг, – предложил Валера.

– Давай!

– Тебе не кажется странным то, что происходит на заводе в последнее время? – начал мастер, а Федя не понял, чего он хочет от него: узнать что-то о настроениях рабочих и разговорах в цехе, или сам готов сообщить нечто любопытное.

– Хочешь знать, почему погиб Вязьмин?

Федя остановился:

– А это кто еще такой? Очень интересно!

– Это у Артура фамилия такая… Артур сам виноват. А эта, из отдела кадров, Эвелин, она хотела его перевоспитать и чтобы он стал другим человеком. Он раньше много пил. Безнадежно. Он ей нравился – сильный и мужественный такой русский мужчина, он и пришел в цех по ее протекции. Завязал пить, а потом с ним начало что-то происходить, сам видел, как его колбасило… О его отношениях с Эвелин я узнал на днях. От знакомых, они – соседи его родителей.

– История нехорошая! Запутанная, – отозвался Федя.

– Да, запутано слишком! Она теперь меня ненавидит. Считает меня виновником. А я ведь просто доложил Свену, как положено. Не я решаю, кого уволить, а кого оставить. Она уже начала мне мстить и сделает так, чтобы меня выжить с завода… Я знаю, она сегодня тебя вызывала, наверное спрашивала, какой я плохой мастер…

Федя, внимая Валере, решил молчать и таким образом позволить мастеру высказаться. И Валера сообщил очень важное. Он рассказал о том, что это Эвелин давала установки в отношении Феди – куда и на какое место его поставить, постоянно задавала о нем вопросы.

– Она – психолог и мечтает о своей диссертации! – сообщил Валера. – Ей наплевать на все остальное.

Федя не выдержал. Остановился.

– Валера, как я хотел тебя догнать, когда ты шел по этому полю вперед и в цех, и приходил все равно раньше меня! А мне не удавалось. Теперь ты сам нагнал меня… Но я, как теперь говорят, не догоняю! Я ничего не понимаю! Что происходит? Черт ногу сломает! Об эти горшки и унитазы!

– Тебя скорее всего уволят! И меня заодно. Не знаю, прикроют ли Свен или Джордж, но против ее влияния я бессилен. Это не мой уровень… Хотя Свен пообещал мне в Англии приличную работу. Он не собирается здесь долго оставаться! Но! Ты нормальный парень. На всякий случай скажу тебе кое-что. Я не могу понять, почему он мне приказывал следить за тем, чтобы ты не путал глазурь для ремонта и ту, что качают в бачки для глазуровщиков… Это раньше мне было не понять, а теперь, кажется, понимаю… У них у всех какие-то свои планы! И они мне, как простому мастеру, не все открывали!

– А мы, Валера, думали, что они наркоту собираются перегонять! Из Афганистана, к примеру, в Европу и далее. Вот и весь замысел сего уникального проекта по производству унитазов в Эстонии!

– Это глупо и смешно, – ответил Валера. – И каждый ищет объяснения. И каждый желает чего-то своего! А говорили о синтезе, о пробуждении психической энергии, способной творить чудеса!

– Я, Валера, от этих всех чудес скоро сойду с ума. Или сошел. Давным-давно.

– Посмотрим, что дальше. Ты не вздумай завтра не приходить на смену. Давай продержимся до конца. Я думаю, это чем-то должно кончиться.

…Федя на следующую смену пришел серьезный и молчаливый. Незадолго до первого кофе-тайма он подошел к Долматову.

– Володя! Поговорить надо. По срочному! – на ходу бросил Федя Долматову, занятому отлитыми несколько минут назад, унитазами.

– Понял. Что-нибудь придумаем!

Через пару минут Володя вместе с Прапорщиком загрузили доверху тележку с бракованным литьем – сырыми и деформированными бачками, унитазами и прочими неудавшимися изделиями под предлогом, что их надо отвезти на склад – в общую кучу, тем самым очистить от хлама линию.

– Он с нами? – Федя кивнул в сторону Анатолия.

– Да. Не боись. Он – нормальный, надежный. – пояснил Володя.

На складе, занимаясь как будто делом – перебрасывая с тележки помятые унитазы и бачки в огромную глиняную кучу отходов, Федя рассказал друзьям открывшиеся ему новости, сообщил о том, что на заводике скрыто проводится какой-то эксперимент, а рабочих используют едва ли не в качестве обыкновенной глины.

– И почти что факт – действуют каким-то образом на психику, специально вызывают всякие дурацкие состояния. Явно, что для выпуска обычных горшков это – перебор.

– Нас здесь всех чем-то опрыскивают! – подтвердил Долматов.

– Хорошо, хоть не подкожно! Эксперимент зашел слишком далеко! – согласился Анатолий.

– Я думаю, нужны веские и сильные улики. После этого можно будет поговорить кое-с кем конкретно. А ждать, что будет дальше – слишком опасно, – заключил Федя. И предложил приятелям посетить завод в ночное время – в ближайшие выходные.

Прихватив с собой фонарики, веревки, они приехали в ночь с субботы на воскресенье на Володиной машине. По аварийной внешней лестнице поднялись на крышу и удачно проникли в цех через вентиляционную трубу. Федя заранее, в пятницу, в конце смены оставил открытой ее заслонку.

– Тебе лучше остаться в цехе – следить за улицей и чтобы кто-нибудь невзначай не появился. А мы глянем, что это за секретный склад в упаковочной и что у них под землей, – указал Федя Анатолию, а затем они с Долматовым открыли ворота, исследовали дополнительный щит управления, на который обратили внимание в первое посещение склада.

– Я думаю, что верхняя кнопка – это спуск. Вторая – подъем. Значит, Анатолию лучше стоять здесь, в случае чего, скажем ему, что делать, – предложил Володя.

– А остальные кнопки?

– Скорее всего, вспомогательные или дающие какой-то режим подъема.

Весовая платформа, действительно, оказалась лифтом. Через минуту Долматов и Федя спустились в подземелье. Как только платформа коснулась пола, в помещении в разных местах включилось освещение так, что в фонариках пропала надобность.

В первую очередь открыли из любопытства ящики наподобие тех, что лежали всегда в цехе на виду у всех и где хранились формы из гипса особого состава.

– Смотри! Ты считаешь, это очень похоже на унитаз? Или на мойку?

– Да это же форма… человека! – громко удивился Федя.

– Тише ты! Гробы что ли здесь они тайно льют?

– Очень им нужно! Много ли с гробов заработаешь? Давай поищем еще. Может быть, найдем ключик к этим гробам.

В противоположном углу под наклонной стеной парни увидели ряд пластиковых и полупрозрачных ванн, похожих на солярии. Подошли ближе. В зеленоватом растворе, оказалось, лежали люди. Федя насчитал пятерых мужчин и двух женщин. На вид они спали. И к каждой ванне подходили шланги, цветные провода. Федя проследил куда идут шланги – оказалось, к баку, на котором красной краской было написано «TI–IT».

– Слушай, «TI–IT» – это шумерское! По-нашему означает «глина», а переводится как «то, что сопутствует жизни», – пояснил Федя Долматову.

Федя подошел поближе к одной из ванн, захотелось разглядеть лежащего в нем человека-мумию. И удивился – лицо у человека было, как у живого. А чехол, закрывающий тело, походил на спальный мешок со множеством стежек.

– Они что же, кого-то усыпили и теперь маракуют – исследуют или мумифицируют? Может, это такие же рабочие, как мы? Пришли на заводик, а потом бесследно исчезли!

– Нет! Больно им это надо! За такие вещи засекут и разоблачат в два счета! Если бы нуждались в ком попало, разве в Таллине трудно найти сколько хочешь подопытных кроликов?

– А я думаю, они что-то совсем другое здесь делают, нашим умом не понять. Но жуть, как интересно: какое это имеет отношение к унитазам и вообще к керамике?

– И к тому, что с тобой, Володя, и со мной происходит – не в этой ли лаборатории разгадка? Вот бы понять.

У пятой ванны Федя с Володей увидели, что там включен какой-то процесс: чехла-мумии на человеке не было и его фигура просматривалась отчетливо, густо смазанная блестящей и жирной глиной. Подаваемый в ванну раствор обволакивал и обмывал все тело, пузырился во многих местах – между ног, под мышками, у шеи он шипел и испускал мельчайшие пузырьки.

– В нарзане что ли отмачивают этих чудиков?

– Аха! И они, как видишь, в нирване! Гальваника преображения! Чудеса!

– Наверное, аминокислотами их обмывают, чудодейственными!

Володя знаками подозвал к себе Федю.

– Смотри!

У лежавшей в ванной женщины правый бок оказался с приличной дырой, через которую едва проглядывались органы. Раствор в этом месте, очень похожий на жидкую глину, поступал более мутным, чем к ногам и плечам.

– Ты видишь?

– Что?

– Дырка у нее зарастает! Замазывается этой глиной. Сама! Смотри, слой образуется за слоем, и сразу пузырьки, как газировка, – прошептал изумленный Володя.

Они с минуту понаблюдали за неизвестным процессом гальваники и убедились – правый бок помаленьку у женщины затягивался пленкой.

– Слушай! Тут идет наращивание живой массы! Тела что ли этих жмуриков обновляют? Какой-то активной глиной их постоянно с ног до головы обливает.

Видишь, у того мужика какие тонкие ноги! Как из концлагеря! А у другого – вполне похоже на мышцы!

– Шварценеггера?

– Да! То есть, не совсем. Давай без приколов. Я думаю, в ванной у этих манекенов наращивают тело. Внешность, то бишь, создают. Так получается. А головы уже готовыми откуда-то взяли. Не с кладбища ли?

– А они сами, как думаешь, трупы или как? А то вот проснутся вдруг нечаянно пока мы здесь шаримся!

Федя с Володей решили, что увиденного для впечатлений им хватит.

– Давай наверх! Мы все равно так быстро не разберемся в этом. А подумать, есть о чем.

Подали знаками Анатолию, чтобы он нажал кнопку подъема, встали на платформу, и лифт исправно сработал. Наверху рассказали об увиденном Прапорщику. Тот глаза сделал круглыми:

– Я фигею! Что же это такое? Они клонируют кого-то?

– В Эстонии за клонирование – тюрьма, как и во всех странах Евросоюза!

– Да нас самих раньше… пристукнут!

– Клонирование – нечто другое. Там мухлеж с генами и с яйцеклеткой. А здесь, получается, что сразу из глины лепят! Делают куколку. Как у бабочки.

– Я не понял, это трупы что ли или настоящие живые люди? Как бы не пропавшие без вести бедолаги?

– Ну, на бичей, бродяг, сам видел, они не похожи. По лицам – вполне приличные!

– Вот так Джордж, ай-да мастер великий по керамике! – хлопнул себя по белым штанам Анатолий. – Они людей здесь штампуют!

– А Свен? Ну, прям тебе доктор Живаго?

– Живого! А не Живаго! – скаламбурил Федя. – Мужики, что-то нужно делать. Давайте внимательно посмотрим, чтобы следов своих не оставить. Мне кажется, с этого заводика всем нам вообще, пока не поздно, нужно сматываться.

– Ну да. Так сразу тебя и отпустят! Они дураки что ли?

– Мужики, на всякий случай у меня кое-что есть. – Анатолий серьезно посмотрел на парней и показал то, что скрывал – оказалось, у него с собой пистолет. – ПМ армейского образца. Можно сказать, наградной, – пояснил Прапорщик.

– Да, при таких делах нам и пулемета будет здесь мало! – улыбнулся Долматов.