Текст книги "Последний Иван на престоле. Рождение, жизнь и смерть под властью женщин"

Стоит ли верить словам этого мошенника нам – непонятно, но власть тогда отнеслась серьезно. Даже если все это ложь, то нарисована вполне реальная картина, какой может быть угроза от того, что здесь размещается бывший император.

Едва Елизавета прочла показания, тут же было дано указание Ивана Антоновича перевести из опасных близостью к морю Архангельских земель в Шлиссельбургскую крепость, которая располагалась на нашей внутренней Ладоге, да и ближе к Петербургу. В январе 1756 года Елизавета издала соответствующий указ. Само перемещение из Холмогор бывшего императора должно было быть осуществлено в полном секрете. Елизавета писала капитану Вындомску в Холмогоры, что никому нельзя сказывать о том, что арестант вывезен. Следовало продолжать доклады о том, что Иван находится на прежнем месте под караулом. Остающихся же членов Брауншвейгской фамилии она требовала содержать еще строже, прибавить охраны, чтобы никто не прознал о вывозе узника.

Путь из Холмогор в Шлиссельбург – было предпоследнее путешествие Ивана Антоновича. Он прибыл в свою финальную обитель. Покинет ее при жизни лишь однажды и ненадолго.

В то помещение, куда был помещен в Шлиссельбургской крепости юноша, которому только шел шестнадцатый год, было запрещено входить абсолютно всем[144]144
  Либрович С. Ф., Император под запретом. Двадцать четыре года русской истории/ 1912, С. Петербург, Москва, Т-во М. О. Вольф, 1912


[Закрыть], вплоть до генерала или фельдмаршала. Никого нельзя было впускать. Никто не должен его видеть, и никого ему нельзя лицезреть. Но если надобно караулу войти его комнату, как описано «для убирания в казарме всякой нечистоты», то прежде арестанту следовало спрятаться за ширмой, чтобы никакого контакта быть не могло. Выходить нельзя никогда на прогулку, не то что на улицу, даже в коридор. Запрещено даже было сообщать Ивану место, где он содержится, хотя много ли он понимал в географии родной страны? При этом, за судьбой заключенного незримо и постоянно следил сам глава Тайной канцелярии А. И. Шувалов, который и распоряжался жизнью и бытом Ивана Антоновича, естественно с позволения императрицы, с постоянным ей докладом.

Требовал он, чтобы надзиратели немедленно сообщали всё, что арестант о себе или же иное что важное (читаем «политически важное») говорить будет. Помимо прочего, в инструкции Шувалова при помещении узника в Шлиссельбург запрещалось тому писать письма. Значит умел владеть пером, выводить буквы. Зачем лишать его «чернил, бумаги и всего того, чем можно способ сыскать писать», если он неграмотный? Вряд ли мы можем допустить, что Александр Иванович выдумывал требования в отрыве от реальности. Опасались в Петербурге не только незваных гостей к Ивану Антоновичу, коих следовало сразу же брать под караул, но и даже писем на его имя – входящую корреспонденцию следовало не распечатывать, а отправлять к самому Шувалову, помещая под арест того, кто пытался послание донести до сведения заключенного адресата.

Всё это действие с переездом из Холмогор в Шлиссельбургскую крепость было настолько тайным, что незамедлительно разлетелось в виде слухов по стране. Некая Авдотья Кирова[145]145
  Бильбасов, Василий Алексеевич. Иоанн Антонович и Мирович / [соч.] Бильбасова. – М.: Моск. книгоизд. тов-во «Образование», 1908.– 123 с. – (Русская быль; вып.10 (1-я серия)).


[Закрыть] в Архангельске закупала какую-то провизию для двора. На постоялом дворе встретила офицера. Тот направлялся из Холмогор, где и состоял в охранном корпусе семейства. По какой-то надобности он рассказал случайной знакомой о жизни узников, о том, что Ивана Антоновича перевели в Шлиссельбург. Авдотья тоже решила, что эта информация заслуживает распространения и сообщала её всем, с кем ее сводила судьба по дороге из Архангельска в Петербург. О новом месте пребывания бедного бывшего императора, о том, что содержится Брауншвейгское семейство в условиях холода и голода, что главный из надсмотрщиков по фамилии Вындомский пьет и бесчинствует. Не успела она вернуться в столицу, как уже была арестована. Но слова её назад не воротишь. Сарафанное радио всегда работало без сбоев. Авдотья была лишь выявленным каналом распространения, по той же или схожим схемам слухи о бедных арестантах витали всё время.

Глава 2. Судьба императора

Что значит – лишить ребенка полноценного общения? Отбросив сострадание к маленькому человеку и все наши моральные переживания по этому поводу, обратимся к мнению психологов на этот счет. В соответствующей литературе мы находим много признаков, указывающих на то, каким человеком мог вырасти Иван Антонович без нормального общения, без обычного детства. Утверждается, что если ребенок лишен даже обычной нормальной игры, полноценной фантазии, которая формируется через нее, то тщетно ожидать развития полноценного человека[146]146
  Мамардашвили М.К., Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси: Мецниерба, 1984.


[Закрыть].

При неразвитом чувстве общности, которое и не могло развиться у заключенного с ранних лет Ивана Антоновича, у ребенка начинают развиваться невротические комплексы, которые в свою очередь приводят к отклонениям в развитии личности[147]147
  Социально-эмоциональное развитие детей. Теоретические основы / Е. А. Сергиенко, Т. Д. Марцинковская, Е. И. Изотова и др. – М, 2019.– 248 с., ил.


[Закрыть], формируется тревожность, неуверенность, зависть, напряженность, полная зависимость от окружения, а иногда нарушения трансформируются, напротив, в комплекс доминирования и господства. Для полноценного формирования личности важны социальные отношения как по вертикали (отношения со взрослыми), так и по горизонтали (между сверстниками) – тогда человек получает представления о мире, формирует навыки общения, усваивает нормы и правила поведения, ценности[148]148
  Там же


[Закрыть]. Да, ценности тоже не формируются в вакууме, так как становление внутреннего мира человека неразрывно связано с общением[149]149
  Лисина М. И., Формирование личности ребенка в общении. – СПб.: Питер, 2009.– 320 с.: ил.


[Закрыть], а общение со старшими представляет собой для ребенка единственно возможный контекст, в котором он постигает человеческий опыт, а потому, общение – главный фактор психического развития детей.

Собственно говоря, при полном отсутствии общения или его доведения до взаимодействия исключительно на бытовом уровне непременно лишили бы Ивана Антоновича любых цивилизационных проявлений личности, что может быть и избавило его от множества переживаний, которые были ему присущи.

При высокой степени изоляции от общества в раннем возрасте, Иван не научился бы человеческой речи, ведь формирование речи возможно только при условии нахождения ребенка в человеческом общении в возрасте до 10 лет, после уже способность усвоения языка резко падает[150]150
  В. И. Шостак, С. А. Лытаев. Физиология психической деятельности человека: Учебное пособие по психофизиологии/Под ред. док. псих. наук, проф. засл. деятеля науки РФ А. А. Крылова. – СПб.: Издательство Деан, 1999


[Закрыть].

Но он не представлял собой лишь безумное человекоподобное существо, а был человеком, пусть и не в идеальном своем состоянии.

Нам известно, что он сильно заикался. Но эта же проблема с юношеских лет была и у его отца, как мы помним из описания Антона Ульриха еще до женитьбы на Анне Леопольдовне. Однако, Иван заикался, по всей видимости, куда серьезнее. Этот недуг был у него приобретенный, так как, знавшие ребенка до четырех лет, никогда не сообщали о том, что у него есть проблемы с речью. Теперь же, по описанию его охранников, чтобы что-то вразумительное произнести, Ивану требовалось сдерживать и поддевать кверху свой подбородок. Но учитывая то, что он все же мог вести речи, и тому есть свидетельства, подобные нарушения речи происходили с ним приступами, например, в период сильных волнений, а их, как мы увидим в дальнейшем, было предостаточно.

Неизвестны нам подробности, как тот, четырехлетний мальчик, оставленный некогда совершенно одним в комнате архиерейского дома в Холмогорах, проживший так много лет, научился грамоте, познал религию. Однозначно, это не тот багаж знаний, который мог быть ему заложен во младенчестве, когда он находился на попечении своих родителей, Юлианы Менгден и нянек. А значит кто-то подпитывал его своим общением, развивал элементарные навыки. Есть версия, что читать его научил еще в Холмогорах охранявший его майор Миллер[151]151
  Бильбасов, Василий Алексеевич. Иоанн Антонович и Мирович / [соч.] Бильбасова. – М.: Моск. книгоизд. тов-во «Образование», 1908.– 123 с. – (Русская быль; вып.10 (1-я серия)).


[Закрыть].

Единственными книгами, которые за свою жизнь прочел Иван Антонович, – были, судя по всему, исключительно образцы религиозной литературы. Но тема веры была воспринята им очень глубоко. Читал он настолько много, что все книги знал практически наизусть и мог легко в спорах с охраняющими его привести нужную цитату из Евангелия, Апостола или других книг. Разумеется, воспитание на христианской литературе сформировало в нем и соответствующее мировоззрение. Он много молился, в вопросах веры был очень ревностен.

Ему было запрещено иметь письменные принадлежности, но потребность в выражении своих мыслей пресечь было нельзя, он старался писать хотя бы кусочками осыпавшейся штукатурки, хотя бы до той поры, пока не заметят и не пресекут.

Один из самых одиозных русских императоров Петр III, тот самый, которого Анна Леопольдовна когда-то боялась больше других возможных претендентов и называла «голштинским чертушкой», еще до прихода на трон, очень интересовался личностью и судьбой своего, так скажем, коллеги – Ивана Антоновича. Но заботливая тетушка императрица Елизавета препятствовала их встрече. Не доверяла каждому из них, потому и сводить вместе не следовало.

Вместе с тем, существует устойчивая легенда[152]152
  Либрович С. Ф., Император под запретом. Двадцать четыре года русской истории/ 1912, С. Петербург, Москва, Т-во М. О. Вольф, 1912


[Закрыть], что сама Елизавета Петровна встречалась с узником по той причине, что разочаровалась в выбранном наследнике. Для неё и для всего двора он оказался не Великим Петром, а невесть каким великим человеком. Поэтому Елизавета задумывалась сменить преемника своего, даже готова была вести переговоры о передаче его Швеции, на корону которой урожденный Карл Петер Ульрих тоже, напомним, имел династические права. Но иных кандидатур не было в родстве. Вот и вспомнила Елизавета про Ивана. К тому же, возвращение его из мучительной ссылки очень хорошо было бы воспринято и в стране (народ любит страдальцев), и за рубежом – оно стало бы позитивной новостью, всё же родня иным монаршим семьям.

А в 1746 году Петр Федорович сильно болел, да настолько, что врачи и двор стали опасаться за жизнь наследника. Лорд Гинфорд, английский посол, писал[153]153
  Иванов О. А. Екатерина II и Петр III. История трагического конфликта. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2007.– 735 с.


[Закрыть] тогда в Великобританию инсайды, что если с принцем что-то случится, то вернется принц Иван, хотя может быть и без родителей.

Если в действительности были столь серьезные размышления о замене наследника и дело дошло до «собеседования», то, как гласят легенды, привозили юношу аж в столицу, а императрица виделась с ним, одевшись в мужской костюм, изображая доктора. Встречи было две. По одним неподтвержденным сведениям, одна случилась у Синего моста, там был дом Шувалова. Собственно, он и курировал вопрос с помещением Ивана в Шлиссельбург и условия его пребывания там.

Елизавета спросила «Какой-де ты человек?». Иван Антонович отвечал: «Я не знаю, какой я человек». Представляется маловероятным, что этими фразами беседа себя исчерпала. Скорее, она облеклась в эту форму, чтобы не явить истинных тем разговора.

У Нидерландского посла была другая информация. Он сообщал, что по пути из Холмогор в Шлиссельбург Иван Антонович прожил целый месяц в Петербурге в доме вдовы главы Тайной канцелярии. По этой версии, Ивана привезли в Зимний Дворец на ужин, где за ним и наблюдала одетая в мужской костюм Елизавета.

Были ли эти встречи в действительности, или просто мысли о них воплотились в легенды – мы не знаем, но мы видим результат. Менять наследника Елизавета Петровна не стала. Это могло быть как по причине того, что Иван был не в себе, так и наоборот, по причине того, что он слишком хорошо всё понимал, был осведомлен о произошедших с ним событиях детства – а это уже было опасно для императрицы лично. Мог ведь Иван Антонович в сердцах и пригрозить, не умел быть таким же искусным актером и лжецом, как Елизавета в той последней беседе с Анной Леопольдовной, когда уверяла регента в своей верности и благонадежности.

Каким могла Елизавета Петровна лицезреть Ивана Антоновича мы можем можем представить. Его описывают белокурым, даже рыжим человеком, среднего роста, с очень белым лицом, орлиным носом и большими глазами[154]154
  Пчелов Е. В., Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.– 668с.: ил.


[Закрыть]. Портретов, конечно, не сохранилось, но мы предложили нейросети[155]155
  https://fusionbrain.ai/


[Закрыть] по этому описанию сложить образ. Это, конечно, ее фантазия. Наше воображение рисует не хуже, правда, у каждого из нас формируется свой Иван Антонович.

То, что он «бел лицом» – совершенно не удивительно, учитывая, что всю жизнь проводил взаперти без солнечного света, а вот орлиный нос и большие глаза – тут он похож на папу своего, правильнее сказать, видимо, в папину породу. Эти нос и глаза мы видим как и у самого Антона Ульриха, так и более отчетливо даже у его сестры – датской королевы Юлианы Марии, её мы ещё встретим в нашем повествовании – сыграет важную роль в судьбе Брауншвейгского семейства.

Что за человек

Подробнее о том, каким человеком был Иван Антонович, мы узнаем из тех донесений, что направлялись начальником караула. В последние годы жизни Елизаветы, скажем, в 1759-м, когда узнику было 19 лет, его описывали[156]156
  Повседневная жизнь Тайной канцелярии. Курукин И. В., Никулина Е. А., – М.: Молодая гвардия, 2008.– 639 с ил.


[Закрыть] физически здоровым человеком, но якобы с расстройством ума. Здесь следовало бы нам обратить особое внимание на это донесение и поразмыслить над ним. Сообщается, что узнику чудится, что его портят шептанием, дутьем, пусканием изо рта огня и дыма.

Однозначно, не типичное поведение. Подобные помешательства встречаются и сегодня у людей, наверняка, и ими явно заинтересуются специалисты. Но чтобы заполучить такую фобию необходимо начитаться подобных статей в газете или наслушаться рассказов. Как человек, проведший всю сознательную жизнь в заключении может обрести вдруг боязнь порчи? Да и слово он такое откуда знает?

Складывается впечатление, что именно охранники сами, от злобной скуки запугивали Ивана. Рассказали ему о том, что случается с людьми, если кто на них «нашепчет», а дым изо рта, которого так боялся молодой мужчина, мог быть простой, но неведомый ему табачный дым.

Следующее в донесении упоминание «помешательства» – это то, что Иван Антонович как-то приходил бить одного из караульных, а за заступничество и второго грозился наказать. На первый взгляд, действительно, неподобающее поведение. Явная беспричинная агрессия. Но ведь далее следует, что при этом он называл охранников «еретиками». Заключенный, как нам известно, был человеком очень религиозным: читал не только Евангелие, но и Апостол, Минею и другую литературу. Возможно, эта важная часть его жизни могла быть подвергнута солдатским шуточкам, вот и вспылил искренне верующий, пошел на защиту Слова Божьего по примеру святых, жития которых он знал чуть ли не наизусть.

Это предположение только усиливается, если принять во внимание доклад Овцына от 1760 года, в котором он словно не об охране бывшего императора сообщает, а о поведении пятиклассников в школе: «Арестант здоров и временами беспокоен, а до того его доводят офицеры, всегда его дразнят»[157]157
  Корф М. А., Брауншвейгское семейство. Предисловие А. В. Шаврова. М:. Прометей, 1993


[Закрыть] или же «его всегда доводят офицеры, ежели б они поступали порядочно, он бы, конечно, был смирен, понеже он ноне меня боится, а они всегда его дразнят и тем доводят до всякого непорядку, что я сам много раз у дверей слушал».

И ведь это лишь пара из многочисленных донесений, в которых утверждается, что его охранники всячески изводят, а он злится, пытается защищаться, в том числе, угрожая силой. Не нашлось тогда в стране того, кто мог бы унять караульных, которые делают невыносимым существование безвинно обреченного на вечное заключение.

То-то смеху было в такие моменты у караула, вот и прослыл он дурачком, чтобы если от него вдруг какая жалоба и дойдет (что, конечно, маловероятно), никто ей не поверит. А еще важно было, чтобы информация о буйстве, помешательстве Ивана Антоновича распространялась всё шире, тогда не будет желающих его во власть привести, не будет вопросов, к чему нужна его изоляция – он просто опасен для общества и для себя.

Нам известно и то, что попытки Ивана защитить себя или нарушить какие-то требования его охраны наказывались. Его лишали чая, ему не давали целых чулок, бывший император был вынужден ходить в дырявых, что сильно ему не нравилось. В донесениях сообщается, что после таких санкций узник был долгое время тих и мирен. Именно так уняли его в июле 1761-го[158]158
  Там же


[Закрыть]. Но не скрывалось ли за фразой о «лишении чая» что-то более серьезное? Тем более, об угрозе избиения мы знаем точно из рапорта от 25 сентября, когда, возмутившись тому, что «подпоручик колдует», Иван налил из чайника горячей воды в чашку и бросил в обидчика. На это ему пригрозил Овцын, что «ежели он будет драться, то его будут бить, платье отберут и пища будет не такая». Надо признать, Иван Антонович был не робкого десятка, рявкнул в ответ: «Врешь, я вас всех буду бить до смерти», и пытался даже воплотить свои слова в реальность – хватал то бревно, то скамейку, то чайник, чтобы огреть того подпоручика[159]159
  Корф М. А., Брауншвейгское семейство. Предисловие А. В. Шаврова. М:. Прометей, 1993


[Закрыть].

Тут, надо признать, насилие над арестантом не было местной инициативой. Согласно инструкции шефа Тайной канцелярии Шувалова А. И., времен Петра Федоровича, караульным поручалось сажать арестанта на цепь, бить плетью и палкой, если он будет «чинить какие непорядки» или говорить непристойности. Никогда не узнаем, как часто на самом деле пользовались этим правом охранники, но то, что применялось оно в отношении заключенного охранниками, – нет сомнения.

Случилось это, например, 18 сентября 1761 года, когда Иван напал на самого Овцына, а ведь этот капитан был отнюдь не образцом милосердия, на него жаловались и сами караульные – то он какого-то служащего за пустяк покалечил, то заставлял вверенных ему солдат гладить себе ноги и чесать голову по часу времени[160]160
  Генералиссимус зарыт в Холмогорах. История «Брауншвейгского семейства» в России: (16+)/Л.И.Левин. – Архангельск: (Лоция), 2019


[Закрыть].

А что было делать самому арестанту? Иногда буйствовал, другой раз пытался как-то их напугать: «из нас каждому, заходя, в глаза дует и фыркает и другие многие проказы делает, а во время обеда на всех взмахивает ложкою и руками, кривляет ртом, глаза косит… и он, увидя, что я робею, более всякие шалости делает»[161]161
  Иван VI Антонович / Евгений Анисимов. – М.: Молодая гвардия, 2008.– 350(2) с ил.


[Закрыть]. Ну не дитя ли? Именно над этим фактически ребенком и глумились взрослые мужики.

Вот про ложку упомянули, надобно подробнее рассказать здесь про застолья. Обедали охранники с арестантом вместе, за одним столом. А еда, надо сказать, поставлялась качества уж неизвестно какого, но в масштабах серьезных, не пример тому, как жили в Холмогорах. До пяти блюд в обед, до пяти блюд вечером, а еще ежедневно выделялось по бутылке вина (позже прекратили), по шесть бутылок пива, и еще квасу[162]162
  Либрович С. Ф., Император под запретом. Двадцать четыре года русской истории/ 1912, С. Петербург, Москва, Т-во М. О. Вольф, 1912


[Закрыть]. Полагалась ему солонина, говядина, курятина, мед, хлеб, яйца, молоко, а в пост соленую осетрину, рыбу сиги, чернослив[163]163
  Корф М. А. Иоанн VI. М., 2007.


[Закрыть]. Но, учитывая, как над арестантом любили поиздеваться, да «лишить чая», то много ли этой еды доходило до рта Ивана Антоновича?

А еще всё интересовались в Петербурге, что же думает о себе этот «безымянный» «Григорий», кем себя представляет. Шувалов попросил[164]164
  Забытое прошлое окрестностей Петербурга, Пыляев М. И., С. Петербург, Издание А. С. Суворина, 1889


[Закрыть] этот вопрос капитана Овцына выяснить. Интересно, что вроде бы как раз такое спрашивала Елизавета во время встречи. Или не было встречи? Или надобно периодически проводить этот профилактический опрос, чтобы следить за динамикой?

Овцын в ответ передал слова арестанта о своей личности. Тот сказал, что он принц здешней империи и государь. Называл себя человеком великим, у которого подлый офицер отнял имя и переменил его. Вероятно, в голове у Ивана смешались все те офицеры, которые его когда-то отняли от родителей, те, что новое имя нарекли, а также сведения о том, что есть у императрицы новый принц-наследник.

Ответ такой в Петербург Овцыну было передавать страшновато, еще подумают, что он сам наставляет узника в таких мыслях. Потому и добавил, что, услышав подобные заявления, сказал, чтобы «о себе пустоты той впредь не думал и впредь того не врал», на что Иван Антонович рассердился и кричал.

Гости и последнее путешествие

Когда же случилось Петру III занять престол, то он скоро озаботился о Шлиссельбургском узнике. Фактически в первую неделю правления был издан указ, чтобы охраняющие противились сколько могли, если решат у них узника забрать, а главное – «арестанта живого в руки не отдавать». По его указанию сжигали дела с упоминанием бывшего императора. Удивительно, что ревность и опасение граничили у Петра с состраданием к дальнему родственнику. Австрийский посол даже якобы слышал от самого императора, что тот намерен отыскать в Иване природные способности и употребить с пользой на военную службу[165]165
  Мыльников А. С. «Он не похож был на государя…»: Петр III. Повествование в документах и версиях. – СПб.: Лениздат, 2001.– 670с.


[Закрыть]. Конечно, можно было бы отнести подобные речи к проявлению внешнего благородства во время общения с иностранными (тем более австрийским) посланниками, но он на самом деле словно пытался все больше узнать и понять, как должно поступить с заключенным.

Бытует мнение[166]166
  История Екатерины Второй, сочинение А. Брикнера, С.‐ Петербург, Типография А. С. Суворина, 1885


[Закрыть], что во время своего краткого и резонансного правления Петр Федорович, планировал освободить Иоанна Антоновича из заключения. По первой версии, не с тем, чтобы он рядом с ним жил, а отправить к родне его в Брауншвейг. Получилось бы такое яркое проявление родственного сострадания, ну и хороший жест в глазах европейских монарших домов.

Но есть и более занимательное и практичное предположение, которое объясняет мысли об освобождении узника. Вступая на престол, Петр III не назвал своего сына Павла наследником, а, по некоторым сведениям, высказывал сомнения в своем отцовстве. В манифесте о восшествии на престол говорилось лишь об абстрактных «по высочайшей его воле избираемым наследникам и назначаемым наследникам».

Действовать он планировал ровно по закону о престолонаследии Великого Петра. Статус жены Екатерины и их общего сына были лишь оговорены в форме церковного вознесения молитв на службах. Про Павла был издан отдельный указ, в котором говорилось, что «много зависит будущее благосостояние отечества» от качества его воспитания[167]167
  Искушение чудом: «Русский принц», его прототипы и двойники-самозванцы, А. С. Мыльников, Л.: «Наука» Ленинградское отделение, 1991


[Закрыть]. Но так можно сказать о любом человеке, исходя из трюизма, что «дети – наше будущее». Значит, Петр Федорович подстелил соломку для возможной смены своего наследника?

Других детей, кроме Павла, у императора нет и, возможно, и не будет, учитывая, что за все годы отношений вне брака, ребенка не появилось. Нет у него родных братьев и сестер, нет кузенов, кого выбирать в преемники он собрался? Как ни странно, самый близкий родственник – это тот узник, Григорием названный, что в Шлиссельбурге заточен, тем более, что он мог знать о том, что, разочаровавшись в нем самом, Елизавета рассматривала уже эту кандидатуру. Потому и поехал на смотрины[168]168
  Тайна смерти Петра III / О. И. Елисеева. – Москва: Вече, 2010.– 394, [1] с., [8] л. ил., портр.; 21 см.


[Закрыть].

До того справлялся Петр Федорович, говорит ли по-русски Иван Антонович, чтобы понять, в каком вообще состоянии сознательности находится узник. Ему отвечали, что говорит чисто (заикание страшное куда-то делось?), но редко когда даже одно слово произнесет (и этот тот, который готов был ругаться и спорить с охранниками?). Узнав, что всё же диалог возможен, император решился на личную встречу. Она состоялась, по всей видимости[169]169
  Там же


[Закрыть], 22 марта 1762 года. Зачем-то Петр был одет в офицерский мундир, будто заключенный может различать чины и звания. Увидели они там высокого и физически развитого человека, но, как сообщается, с расстроенными от одиночного сидения умственными способностями. Присутствовавший на встрече обер-маршал Нарышкин попросил обитателя камеры представиться, тот назвался «Императором Иваном». Еще одно свидетельство, что понимает, что является свергнутым правителем. Знал также, что ему пытаются вменить чужое имя Григорий.

Вообще же, эта встреча настолько обросла версиями и расхождениями, что нельзя быть уверенными ни в одной из них. По некоторым источникам, Иван был полон надежд вернуться на свободу и, в соответствии со своими правами, надеется возвратить трон, расправиться со свергнувшей его императрицей (в чем тогда умственное расстройство?). По другим сведениям, заключенный называл себя Григорием, утверждал, что государь Иоанн уже умер, это свидетельство мы еще встретим в будущем. Вполне может быть, что в процессе беседы были высказаны сразу две столь разные версии от самого заключенного, ведь даже если и знал о своем происхождении, то, находясь всю жизнь в заключении, мог иной раз и заговариваться. Мысли могли путаться, ведь ему говорили в том числе, что он Григорий с самого детства. На фоне такого противоречия и условий содержания мог развиться тот недуг, что иногда зовется раздвоением личности.

Тем не менее, в истории остались воспоминания участников той экскурсии в Шлиссельбург. В каждой есть некоторые детали, которые помогают нам взглянуть на узника, на его быт. Генерал Унгерн Штернберг сообщал[170]170
  Массон Ш. Секретные записки о России, – М.: «Новое литературное обозрение», 1996


[Закрыть], что увидели они Ивана в темнице, окно которой снаружи заложено поленницей дров, отчего солнечный свет не проникает в комнату. Одежда его белая, но очень грязная. На ногах лишь туфли. Светлые волосы, «подстриженные в скобку, как у холопа». Заключенный отвечал, что он император, что посажен в тюрьму злыми людьми, хочет снова взойти на трон, так как мечтает о прекрасной одежде и людях, которые бы ему прислуживали. А тем, кто его сюда упрятал, кто причинил зло – он отрубил бы головы. По сведениям генерала, на вопрос Петра, откуда всё это известно, бледный мужчина отвечал, что сообщила ему Дева Мария и ангелы, а затем «начал нести околесицу», рассказывая об этих видениях.

Ивану были интересны пришедшие люди, он разглядывал их одежду, оружие.

Петр Федорович спросил, чего бы хотелось узнику, тот отвечал, лишь «побольше воздуху, больше света». Присутствовал в делегации и тот самый барон Корф, что много лет назад организовывал переезд семьи на север, благодаря которому они не попали на Соловки, а остались в Холмогорах. Именно его называл узник в числе тех, кто с ним хорошо обходился – память, как видим, была отменная. Гости пришли не с пустыми руками – получил узник, например, табакерку и часы. Если с первым презентом вопросов не возникает, то совершенно непонятно, зачем заключенному с детства человеку часы? Может быть, это был такой тонкий намек от императора, что придет время свободы и надо уже считать часы, – если так, то надо полагать, этот символ адресатом остался непрочитанным. Если только этот знак не был адресован свите самого гостя.

Через неделю после встречи Иван Антонович получил ещё подарки от Петра: в основном одежду. Через Унгерна Штернберга был передан шелковый халат. Бывший император был так рад, что бегал по комнате и любовался на себя «как дикарь».[171]171
  Там же


[Закрыть] Исходя из этого описания, французский мемуарист Массон однозначно называет «очевидное слабоумие естественным следствием его образа жизни».

Проблему с нехваткой воздуха и света должна была решить перестройка темницы, были даже составлены планы, но остались нереализованными, как нерешенным остался вопрос об освобождении. Подаренные часы продолжали тщетно отсчитывать минуты, дни, месяцы…

Править Петру Федоровичу случилось даже меньше, чем когда-то малышу Иоанну. Поэтому не успел освободить. А, может, и вовсе не думал всерьез об этом – и это лишь один из оттенков страшного образа третьего Петра, созданного современниками, в первую очередь, его вдовой, пусть и не всегда беспочвенно. Ведь для всех страшно, что может оказаться на свободе человек, которого свергли с трона, который в любой момент может предъявить свои права, внести большую сумятицу в жизнь страны и правящих кругов, начать мстить за погубленное детство, за своих родных. Кроме того, в письме Петра Федоровича своему кумиру Фридриху II в мае, то есть, спустя полтора месяца после посещения Ивана Антоновича, говорилось, что им предприняты меры по усилению охраны Шлиссельбургского заключенного[172]172
  Искушение чудом: «Русский принц», его прототипы и двойники-самозванцы, А. С. Мыльников, Л.: «Наука» Ленинградское отделение, 1991


[Закрыть]. Да, это писал император в ответ на предостережения от прусского короля, Фридрих и этого правителя стращал возможностью бунта. Истинной целью посещения свергнутого государя в застенках могли быть вопросы безопасности, желание убедиться собственными глазами, что никакой угрозы тот человек не предоставляет, что охрана качественная, стены крепкие, замки на месте.

Не оттуда ждал непогоды император. Всего два месяца оставалось ему до грандиозного сюрприза от супруги. Снова во дворце ожидали беду из более далеких мест, чем те, где она на самом деле созревала. В июле 1762 года был совершен классический дворцовый переворот: когда Петр Федорович находился в Ораниенбауме, его жена в Петербурге в казармах Измайловского полка провозглашалась императрицей. Сам император после недолгих и хаотичных метаний подписал отречение и был отправлен в свой последний путь в Ропшу, где спустя неделю очень неожиданно, но удобно для всех скончался, как было заявлено, от приступа геморроидальных коликов. Объяснялось всё слабым кишечником и чрезмерным употреблением алкоголя. При вскрытии нашли ещё несколько болезней, в частности большие проблемы с сердцем. В общем, распереживался, запил, болезни обострились, и умер. Очень вовремя. Но никто в такую версию не поверил. Виновницей в гибели стали считать Екатерину, которая сотворила это руками Алексея Орлова. Ну или Орлов проявил инициативу в решении вопроса таким образом, на который сама новоявленная императрица не могла и решиться, но внутри, вероятно, тайно мечтала.

Петра Федоровича больше нет, но был ещё один «привет» Ивану Антоновича от него. Как известно[173]173
  Там же


[Закрыть], Петр III после свержения по воле Екатерины должен был вселиться в крепость, где томился к тому времени Иван. По этому случаю имело место распоряжение о переводе последнего в Кексгольм (современный Приозерск), а в Шлиссельбурге следовало выбрать лучшие комнаты, сделать в них максимально возможные удобства. Там и должен был коротать свой век свергнутый муж-император, но его скорая смерть в Ропше сделала ненужными все эти приготовления. Ивана вернули в Шлиссельбург.

Как раз благодаря идее с помещением Петра Федоровича в Шлиссельбург и случился тот «подарок» – путешествие[174]174
  Либрович С. Ф., Император под запретом. Двадцать четыре года русской истории/ 1912, С. Петербург, Москва, Т-во М. О. Вольф, 1912


[Закрыть] Ивана Антоновича. Комендант Шлиссельбургской крепости Силин (или Савин[175]175
  Бильбасов, Василий Алексеевич. Иоанн Антонович и Мирович / [соч.] Бильбасова. – М.: Моск. книгоизд. тов-во «Образование», 1908.– 123 с. – (Русская быль; вып.10 (1-я серия)).


[Закрыть]), получив секретное предписание о «безымянном колоднике», вывел на Божий свет узника, усадил его в лодку, которая должна была доставить их в Кексгольм. Можно было и по суше добраться, но рисков больше – мало ли кто там бродит, а по Ладоге – одно удовольствие. Из рисков – лишь потонуть, да утопленников не наказывают. Можно только представить, сколь удивителен был внезапно открывшийся для Ивана Антоновича мир. Тут всё – и небо, и безграничная вода, шум волн, деревья, запахи, цвета, цветы. Вряд ли для путешественника имело значение куда и откуда его доставят. Все пять чувств его были задействованы на восприятие окружающего мира. Если верить Пушкину[176]176
  Барышня-крестьянка. А. С. Пушкин. Собрание сочинений в шести томах. Том 4. Библиотека «Огонек», М., «Правда», 1969.


[Закрыть], для уездных барышень, воспитанных в глубинке, в частных имениях «звон колокольчика есть уже приключение, поездка в ближний город полагается эпохою в жизни», а ведь они не были невольницами, в отличие от нашего героя: гуляли, воспитывались, общались, читали. Сколь ярче описываемых были впечатления для Ивана.

Как по заказу, для того, чтобы узник ощутил все прелести поездки, все проявления природы – началась буря. Эпичным было бы развитие событий, если волны поглотили свергнутого императора – вот была бы почва для появления самозванцев. Но комендант решил не испытывать судьбу и пристал к берегу у деревни Морье, она существует и в наши дни. Разумеется, незамедлительно майор отправил донесение[177]177
  Император Иоанн Антонович, «Русская Старина», изд. 1879 г., июнь.


[Закрыть], что сошли с маршрута, поведал, где находятся и по какой причине. Сообщил, что планирует ожидать прибытия более надежных судов, следующих в Кексгольм, чтобы гарантированно доставить узника живым. Но в ответ ему пришло указание вернуть сопровождаемого назад в Шлиссельбург. Петру Федоровичу размещение там более не требовалось.