Текст книги "История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданство России. Том 4"

Глава 8

Приготовления князя Цицианова к экспедиции в Ганжу. Вторжение лезгин в Карталинию, со стороны Ахалциха. Меры, принятые к их отражению. Вторжение лезгин со стороны Дагестана. Воззвание к джарцам, не исполнившим заключенных условий. Поражение лезгин. Переговоры князя Цицианова с аварским ханом

Недостаток войск в Грузии и невозможность усилить боевые средства князя Цицианова присылкою новых полков из России заставляли главнокомандующего изворачиваться теми средствами, которые он имел в своем распоряжении.

Не рассчитывая, из числа находившихся у него войск, на девять батальонов, необходимых для занятия в разных пунктах гарнизонов, князь Цицианов с остальными войсками мог только предпринять поиски против лезгин и Джевад-хана Ганжинского.

Шефу Кабардинского мушкетерского полка, генерал-майору Гулякову, так успешно действовавшему в Джарской области, приказано было, с тремя батальонами вверенного ему полка, идти на сопредельных джарцам самухских беков, привести их в повиновение, обложить данью, по примеру Джарской провинции, и вместе с тем отыскать удобное место для переправы через реку Куру, которая от Тифлиса имеет весьма крутые берега и требует заблаговременного заготовления переправы.

Установивши прочную переправу с левого берега, главнокомандующий думал сам двинуться по правому из Шамшадили и прежде всего для покорения Ганжи, так как Джевад-хан примирился с враждовавшим против него Ибрагим-ханом Шушинским (Карабахским) и в залог дружбы получил от него в подарок две медные пушки. Союз этот, усиливая ганжинского хана, был вреден для наших интересов тем более, что поведение Джевад-хана и без того было всегда враждебно России.

Имея около пятидесяти лет от роду, Джевад был человек в высшей степени хитрый и коварный, но умный, находчивый и острый, обладавший даром слова и славившийся между соседями как ловкий политик, умевший всегда выйти из затруднительного положения. Во время похода графа Зубова в Персию Джевад-хан сдал Ганжинскую крепость русским войскам без всякого сопротивления и присягнул на подданство русской императрице. Потом, когда наши войска оставили край, Джевад не признавал этого подданства и содействовал Баба-хану в его нападениях на Грузию.

Ганжинский хан первый принял к себе царевича Александра и, обещая посвятить на услуги ему всю свою жизнь, содействовал распространению в Грузии возмутительных писем царевича[170]170
  Рапорт генерал-майора Лазарева князю Цицианову 25 октября 1802 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. II, № 590.


[Закрыть]и писал всем соседним ханам, прося их оказать помощь детям царя Ираклия к освобождению Грузии от власти русских. Когда же все эти старания оказались неудачными, то, по сношении с джаро-белоканцами, Джевад отправил к ним царевича Александра и оказывал ему там денежное пособие.

Всегда враждебный Грузии, ганжинский хан, несколько лет тому назад, вывел в свои владения до 2000 шамшадильских татар и армян, но едва только князь Цицианов приехал в Тифлис, как Джевад прислал к нему своего чиновника с просьбою принять его под свое покровительство. Соглашаясь на просьбу, главнокомандующий требовал, чтобы хан прислал в аманаты одного из своих сыновей. «Исполнение сего требования моего, – писал князь Цицианов[171]171
  Джевад-хану от 25 февраля 1803 г.


[Закрыть], – почту я истинным знаком чистосердечного вашего доброжелательства, и тогда, по собственным словам вашим, не будет никакого различия между Ганжею и Грузией».

Этого только и боялся Джевад-хан, не высылавший аманата и прервавший начатые переговоры. Частые сношения тифлисских жителей с Ганжею давали возможность узнать, что Джевад не только не думает о покровительстве, но, напротив того, приготовляется к обороне. Запасы боевых снарядов, свозимых в крепость, сношения с Баба-ханом, от которого, по собственным словам хана, он получил милостивый фирман, – все это подтверждало справедливость слухов о двуличии хана и его нерасположении к России. Джевад-хан и сам сознавал, что поведение его хорошо известно русскому правительству, и потому, предвидя грозу, он еще далеко до начала военных действий учредил разъезды со стороны Грузии и удалил от границ армян, зная их расположение к России.

Пользуясь тем, что эриванский хан склонялся на наши требования и что бакинский хан в то же время искал подданства России, князь Цицианов деятельно готовился к экспедиции в Ганжинское ханство. Он приказал двум полкам: Нарвскому драгунскому и 9-му егерскому – ринуться с Кавказской линии в Грузию[172]172
  Всепод. рапорт князя Цицианова 16 мая 1803 г.


[Закрыть] и сделал распоряжение о сборе из Демурчасал, Борчалы и Казах по 100 человек конных татар, которым приказано было иметь с собою провианта на шесть недель[173]173
  Предписание князя Цицианова моуравам от 30 июня 1803 г.


[Закрыть].

Пред самым, однако же, движением к Ганже князь Цицианов был задержан на некоторое время лезгинами, появившимися со стороны Карталинии. Хотя для охранения границ от набегов лезгин и было предложено горийскому и душетскому предводителям дворянства собрать стражу из местных жителей, но стража эта оказалась недостаточно бдительною. Приказание очистить и сделать удобопроезжей дорогу, идущую от Гори до Цалки, для свободного доставления провианта в Цалку, на продовольствие Кавказского гренадерского батальона, долженствовавшего там расположиться, было поводом к столкновению нашему с лезгинами, ворвавшимися в Грузию со стороны Ахалциха.

Отправленный для очистки пути капитан-исправник Енохин, с 108 рабочими грузинами, 10 егерями и 9 казаками[174]174
  Рапорты князя Цицианова Г. И. 23 и 26 июня. Московский арх. инспекторского департамента.


[Закрыть], был атакован лезгинами 12 июня, в двадцати верстах не доходя до селения Цалки. Команда рабочих была рассеяна, и сам Енохин, спасшийся с 6 казаками и проскакавший в три часа 70 верст, дал знать о том, в тот же день в 10 часов вечера, полковнику Цеханскому, прибавив, что лезгины следуют правым берегом реки Куры, вверх к деревне Ховли. В ту же ночь из города Гори был послан отряд, из 2 унтер-офицеров, 30 рядовых и 10 казаков, под командою штабс-капитана Борднова. Переправясь через Куру, на турлуках, или надутых мехах, отряд не отошел еще 3 верст, как полковник Цеханский получил известие, что та же самая партия лезгин, миновав селение Ховли, перешла уже к селению Карели, где находилась одна рота. Не имея более в своем распоряжении таких людей, которые могли бы быть отряжены для составления другого отряда, так как весь остальной гарнизон, бывший в Гори, занимал главные посты и караулы, полковник Цеханский возвратил штабс-капитана Борднова с командою и приказал ему следовать к селению Карели. Сам же с пятью казаками поскакал к тому же селению левым берегом Куры и, переправившись чрез нее вплавь против селения Карели, нашел дело уже конченым.

Капитан Секерин, стоявший с ротою в селении Карели, увлекшись тем, что лезгины отбили обывательский скот, и не зная о многочисленности неприятеля, решился преследовать его. У Секерина недоставало той сдержанности начальника, которая необходима каждому при действии в местах лесистых, гористых и вообще в таких, где местность на каждом шагу может скрыть неприятеля и доставить ему закрытие. Излишнее увлечение в таких случаях всегда бывает пагубно; так было и теперь. Пройдя со своею ротою, состоявшею только из 44 человек, и 15 казаками не более 7 верст от селения, он окружен был со всех сторон лезгинами и при первом неприятельском выстреле ранен. Принявший команду поручик Регульский 1-й, пользуясь местоположением, дрался отчаянно и два раза прогонял неприятеля к лесу. При последней удаче он повторил ошибку своего предместника: увлекшись идеею о преследовании, он двинулся еще вперед и, после 3-часового упорного сражения, сделался жертвою чрезмерной своей храбрости и неопытности. Нижние чины, потеряв всех офицеров, расстроились, и 35 человек осталось на месте.

Партия лезгин двинулась обратно к Ахалциху. Князь Цицианов назначил генерал-майора князя Орбелиани начальником кордона от Сурама до Цалки, с приказанием: вызвав и собрав охотников из князей и дворян грузинских, преследовать лезгин и непременно выбить их из пределов грузинских. Реджиб же пашу Ахалцыхского, через владения которого прошли лезгины, главнокомандующий приглашал содействовать в этом и не пропускать больше лезгин через свои владения, если желает сохранить союз и на самом деле доказать, что исполняет повеления дружественной нам блистательной Порты Оттоманской.

Генерал-майор князь Орбелиани, соединивши девять рот 9-го егерского полка[175]175
  Которые по неукомплектованию этого полка состояли только из 300 чел. рядовых. Рапорт князя Цицианова государю императору от 18 июля 1803 г. Московский арх. инспекторского департамента.


[Закрыть], две роты Кавказского гренадерского полка, 135 казаков Щедрова 2-го полка с 14-ю орудиями, преследовал лезгин, ворвавшихся в границы верхней Карталинии, вместе с ними зашел в пределы ахалцыхские и 3 июля остановился лагерем при озере Табискуры. Отсюда он отправил к ахалцыхскому Реджиб-паше письмо князя Цицианова и свое собственное, в которых требовал его содействия к изгнанию лезгин из Ахалцихской провинции.

Паша отвечал, что он готов исполнить просьбу, если наши войска оставят ахалцыхские пределы и возвратятся обратно в Карталинию. Генерал-майор князь Орбелиани отступил и остановился лагерем при Цра-Цкаро, в грузинских границах, и там ожидал исполнения обещаний Реджиб-паши Ахалцыхского.

Отражая нападение лезгин со стороны Ахалциха, приходилось в то же время отражать их и со стороны Дагестана и наказать джарцев, хотя и не принимавших личного участия в этом нападении, но нарушивших заключенное с ними условие. Еще прежде того князь Цицианов нашел нужным напомнить джарцам о их неверности и требовать исполнения данных ими обязательств.

«Неверный народ! – писал он им[176]176
  Воззвание 23 июня 1803 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. II, № 1392.


[Закрыть]. – Бесстыдные люди! Долго ли вы будете еще от меня требовать невозможного? И желаете начать невыполнением одной из статей постановления, прося и беспокоя меня чрез генерала многажды. Неужто думаете вы, что вы затем в подданство великого нашего государя императора приняты, чтобы не держать слова данного? Вы должны выкупать ясырей и до сих пор не выкупаете, все откладываете и еще смеете просить увольнения от оного! Неужто вы забыли, что вы 80 лет бедную Грузию разоряли и брали то, что хотели, а не по 100 руб. Короче сказать, если вы через месяц не выкупите, то увидите, что я сделаю и с ясырями, и с вами. Я презираю дагестанских мулл, которые за вас, российских подданных, ходатайствуют, и оставаться будут без моего ответа, как и сей просивший за вас. Кто силу в руках имеет, тот со слабым не торгуется, а повелевает им».

Джарцы не только не отвечали на это воззвание, но выказали новые неприязненные действия против России.

Лезгинская хищническая партия до 1000 человек, пройдя из Дагестана между деревнями Джарами и Катехами, 9 июля, в 2 часа пополудни, переправилась через реку Алазань, в скрытом месте, верстах в шести пониже лагеря тифлисского батальона, и, прокравшись лесом и камышами, напала на передовой пикет Кабардинского мушкетерского полка, бывший в числе 20 человек, при унтер-офицере. Встретив сильное сопротивление, хищники разделились на две части: одна возвратилась обратно за Алазань, а другая, составившаяся из самых доброконных, числом до 800 человек, напала на табун Кабардинского же полка, где также была встречена ружейными выстрелами и сильным сопротивлением команды, прикрывавшей табун[177]177
  Рапорт князя Цицианова государю императору 18 июля 1808 г. Московский арх. инспекторского департамента.


[Закрыть].

Хищники, видя и тут свою неудачу, бросились сначала к табуну Тифлисского батальона, а потом напали на пасшийся в недальнем от него расстоянии казачий табун Донского Ефремова 3-го полка, который от ружейных выстрелов и от гика хищников шелохнулся и, окруженный ими, был угнан на ту сторону Алазани, в числе 211 лошадей. Генерал-майор Гуляков, узнавший о нападении лезгин, хотя и послал тотчас войскового старшину Ефремова, с резервными конными казаками, преследовать хищников, но посланные не могли настигнуть их и должны были возвратиться обратно без всякого результата.

Это вторжение лезгин ясно указывало, что джарцы не думали исполнять только что заключенных условий, по которым они обязались не пропускать в пределы Грузии хищников из Дагестана. Князь Цицианов приказал генерал-майору Гулякову собрать из селений Джар и Катехи старшин, прочесть постановление, заключенное с ними, и внушить, что за нарушение договора и верноподданнической присяги аманаты их будут прогнаны сквозь строй, если за отбитых лошадей не будут заплачены деньги.

Джарцы не выполняли требований и отделывались молчанием. Главнокомандующий упрекал их в том, что они, забыв клятву, «с повержением камней из рук присягавших»[178]178
  Народный обычай, употребляемый при клятвах.


[Закрыть], не платят дани, утвержденной ими самими «клятвенным обещанием перед святым Кораном». Он приглашал их опомниться, не верить дагестанцам, которые губят их из собственной корысти. «Вас Бог наградил землею богатою, – писал он джарцам, – дающею вам стократный плод! Дагестанцам же Бог судил жизнь свою погублять за кусок хлеба и не наслаждаться в будущей жизни блаженством. Опомнитесь, говорю я вам, отстаньте от ветреных бунтовщиков, кои минутную корысть предпочитают спокойной жизни; вспомните, что может Россия? Сколько раз и дагестанцы, от россиян падая ниц, зубами своими стискивая землю, испускали дух свой, в ад исходящий? Еще раз повторяю, чтоб опомнились, доколе я меча не вынул, и тогда говорю, что вы не возвратитесь более в землю, где родились, где предки ваши погребены, где сродники ваши вас воспитывали; не увидите вы домов своих, которые были спокойной вашей жизни убежищем».

Князь Цицианов требовал от джарцев присылки достойнейших старшин с извинением; перемены аманатов по его назначению и доставки 550 литр шелку, следующего в дань, обещаясь, при неисполнении сих требований, прийти с огнем и мечом. Джарцы не исполнили и этого последнего требования. Они ссылались на то, что бедны, не имеют шелку и потому не могут заплатить дани. Главнокомандующий требовал от них, вместо шелку, 11 000 руб. (или 4230 червонцев и 2 руб. сер.), недоставление которых влекло за собою наказание. «Ждите времени, – писал он, – соберите всех дагестанцев и готовьтесь перемерзнуть в снегу между гор, буде стоять устрашитесь. Не обманете вы меня другой раз, истреблю вас с лица земли, и не увидите вы своих селений; пойду с пламенем по вашему обычаю, и хотя русские не привыкли жечь, но спалю все то, что не займу войсками, и водворюсь навеки в вашей земле. Знайте, что, писав сие письмо к вам, неблагодарным, кровь моя кипит, как вода в котле, члены все дрожат от ярости. Не генерала я к вам пошлю с войсками, а сам пойду, землю вашей области покрою кровью вашею, и она покраснеет, но вы яко зайцы уйдете в ущелья, и там вас достану, и буде не от меча, то от стужи пооколеете».

То же или почти то же князь Цицианов писал и белоканцам. Но как те, так и другие были глухи к требованиям нашим. Письма оставались без исполнения, дань не вносилась, и лезгины по-прежнему вторгались и делали набеги.

21 октября лезгины в числе до 10 000, под начальством Сурхай-хана, владельца Казикумухского, и аварского старшины Али-сканда, переправились чрез реку Алазань у деревни Могало[179]179
  Рапорт князя Цицианова государю императору 30 октября, № 441. Московский арх. инспекторского департамента. См. также: Славянин, 1827, т. I, кн. 6.


[Закрыть]. 22-го числа, в 3 часа ночи, многочисленными толпами они напали на генерал-майора Гулякова, стоявшего лагерем при урочище Пейкаро с отрядом из Кабардинского полка и гренадерского батальона Тифлисского мушкетерского полка. Предуведомленный казачьими пикетами о движении неприятеля, генерал-майор Гуляков едва только успел построить боевой порядок, как лезгины с криком бросились со всех сторон на наше каре.

Открыв артиллерийский огонь, войска наши стояли, не трогаясь с места. После часовой перестрелки лезгины стали отступать; темнота ночи не дозволяла их преследовать. С наступлением рассвета Гуляков разделил свой отряд на две части: один батальон Кабардинского мушкетерского полка и 200 человек стрелков отправил под начальством майора Сабастиани, а с остальными пошел сам преследовать хищников по двум разным направлениям, преимущественно к переправам через реку Алазань. Настигнутые лезгины спасались бегством, спешили переправиться скорее и где попало через реку Алазань, в которой вода от проливных дождей значительно возвысилась, и оттого тонули в глазах наших войск. Урон их простирался до 825 человек; с нашей же стороны убито и ранено 11 человек нижних чинов[180]180
  Рапорт князя Цицианова государю императору 3 ноября 1803 г. Московский арх. инспекторского департамента. В награду за это дело князь Цицианов испрашивал георгиевские трубы храброму Кабардинскому полку, по месяцу не раздевавшемуся.


[Закрыть].

По получении сведений о том, что в рядах лезгин были войска аварского хана, считавшегося в подданстве России, князь Цицианов приказал остановить выдачу ему жалованья до тех пор, пока он не выдаст Алисканда. Аварский Ахмед-хан отказался выдать Алисканда, отговариваясь тем, что он отложился и не повинуется ему, клялся, что сам он предан России, и требовал, чтобы следуемое ему жалованье не было задерживаемо.

– Если вы, – говорил Ахмед-хан, – не любите вступления нашего в подданство России по примеру предков наших, не принявших ни подданства Турции, ни подданства Персии, а считавших себя независимыми королями в своих владениях, то известите нас об этом и выхлопочите фирман от высокого российского двора о том, что подданство наше не принимается. Иначе на каком основании вы прекращаете наше содержание без всякого повода и вины с нашей стороны?

– Ваше высокостепенство, – отвечал князь Цицианов, – оказались виновными по двум причинам, как участник или как владетель, не имеющий силы и власти над своими подданными, и в обоих случаях жалованья от великого государя не заслуживаете.

Аварский хан снова просил о выдаче ему жалованья и жаловался, что со вступлением его в подданство России он потерял, а не выиграл.

– Тушинцы, – говорил он, – пред сим всегда платили ежегодно аварскому владетелю, чтобы он их не тревожил, по шести катеров и шести скотин, а теперь другой год они ничего не платят. Прикажите им, чтобы прежнюю подать мне платили. Если они не захотят выполнить своего обязательства, то меня извините – при удобном случае, с войском своим выступя, их накажу.

– Как вы могли вздумать, – отвечал князь Цицианов, – чтобы подданный всемилостивейшего государя моего и вашего, который высочайше дарует вам жалованье, вам платил дань? Есть ли тут здравый рассудок? А что вы угрожаете, буде я их к тому не принужу, сами с ними управитесь, то милости прошу испытать силы российской. Впрочем, кто имеет честь командовать, как я, непобедимым всероссийским войском, тот весь Дагестан считает за мух и желает иметь случай на деле то показать. Вам уже несколько известен мой образ мыслей и постелю ли я люблю или поле боевое, где кровь льется реками и головы валятся как яблоки.

Глава 9

Движение к Ганже. Состав войск. Переписка князя Цицианова с Джевад-ханом Ганжинским. Штурм Ганжинской крепости и покорение Ганжинского ханства. Подданство самухского владельца Ширин-бека

Действия с лезгинами, хотя и весьма незначительные по своим результатам, задержали, однако же, на некоторое время экспедицию князя Цицианова против Джевад-хана Ганжинского. Главнокомандующий принужден был все-таки, отказавшись от наступления, вести оборонительную войну с хищниками, из боязни не дозволить дагестанцам ворваться внутрь Грузии, что легко могло случиться при выводе оттуда нескольких батальонов, предназначаемых в состав наступательного отряда. Эта временная задержка дозволила Джевад-хану приготовиться для встречи русских настолько, насколько позволяли его силы и средства. Пользуясь временем, он отправил к Баба-хану посланного с просьбою оказать ему содействие против русских войск, идущих к Ганже. Властитель Персии отвечал, что идет теперь в Хоросан, а по возвращении даст ему помощь[181]181
  Из письма кн. Андроникова к князю Цицианову 29 июля 1803 г.


[Закрыть]. Помощь эту он оказал тем, что прислал только фирман к казахским агаларам, убеждая их покориться хану Ганжинскому, вооружиться и действовать с ним заодно против русских войск[182]182
  Перевод фирмана от 29 сентября 1803 г.


[Закрыть].

Между тем князь Цицианов ожидал только прибытия в Грузию еще двух полков, Севастопольского мушкетерского и 15-го егерского, для того чтобы двинуться к Ганже. 11 ноября прибыл Севастопольский полк и расположился в 10 верстах от Тифлиса, в урочище Гартискаро, а 15-й егерский полк 12 ноября находился еще в 70 верстах от столицы Грузии. Полки эти до того были изнурены переходом чрез горы в ненастное время года, что, при трехбатальонном составе, в Севастопольском полку осталось лошадей годных только для поднятия обозов двух батальонов; а 15-й егерский полк князь Цицианов даже не решился брать с собою. Из Севастопольского же полка он взял только два батальона, и то некомплектных, оставив третий при тяжестях[183]183
  Из рапорта князя Цицианова Г. И. 17 ноября. Московский арх. инспекторского департамента.


[Закрыть].

«Пришедшего полку Севастопольского шеф мне объявил, – писал князь Цицианов[184]184
  Письмо князя Цицианова государств, канцлеру от 17 ноября 1803 г. Арх. Мин. иностр. дел, 1 – 13, 1806 г., № 9.


[Закрыть], – о состоянии этих полков, что его полк никогда свиста пуль не слыхивал, что ходить не умеют и на 15 верстах устают и падают. Солдаты 20 лет не сходили с места, а что важнее, так то, что в полку недостает 600 человек кроме больных и ожидать укомплектования оных не могу, потому что когда полк сей послан из крымской инспекции, то инспектор отказал назначенных военною коллегиею ему дать рекрут; мои же тогда уже все розданы были по полкам, по коллежскому назначению (по назначению Военной коллегии).

Когда же бывало, чтобы частные начальники против Военной коллегии расписания смели поступать? Время уходит; в фураже недостаток, и начальники полков страшную требуют цену, а отказать я не могу, для того что запасу провиантского не сделано.

После всех сих неустройств могу ли я полезен быть, оставаясь в службе, подвергая всякий день мою репутацию бесславию и не от своей вины, а от подчиненных».

Таким образом, при всех усилиях, князь Цицианов мог собрать для экспедиции в Ганжу не более шести батальонов и трех эскадронов. Действующий отряд состоял: из двух батальонов Севастопольского полка, двух батальонов 17-го егерского, находившихся в Шамшадили, на пути в Ганжу, одного батальона Кавказского гренадерского полка, трех эскадронов Нарвского драгунского полка и 2 рот 17-го егерского полка шефского батальона, а остальные две роты этого же батальона должны были присоединиться к ним по возвращении из Владикавказа, куда они сопровождали царицу Дарью.

Большая часть отряда собралась 20 ноября в деревне Саганлуге, в 15 верстах от Тифлиса; 21-го назначался отдых, а 22-го выступление. В шесть переходов отряд достиг до Загнала (Шамшадильского селения), где к нему, во время отдыха, присоединились два батальона 17-го егерского полка[185]185
  Из письма князя Цицианова к ген. В. (Вязмитинову) от 9 декабря 1803 г. См.: Славянин, 1827, т. I, кн. 6. Рапорт князя Цицианова Г. И. от 9 декабря 1803 г. Воен. учен, арх., д. № 2416.


[Закрыть].

По прибытии, 29 ноября, в Шамхор князь Цицианов отправил к Джевад-хану письмо, в котором требовал сдачи крепости.

«Вступив во владение Ганжинское, – писал главнокомандующий Джевад-хану[186]186
  От 29 ноября 1803 г.


[Закрыть], – объявляю вам о причинах прихода сюда: первая и главная, что Ганжа с ее округом, во времена царицы Тамары, принадлежала Грузии и слабостью царей грузинских отторгнута от оной. Всероссийская империя, приняв Грузию в свое высокомощное покровительство и подданство, не может взирать с равнодушием на расторжение Грузии и несогласно было бы с силою и достоинством высокомощной и Богом вознесенной Российской империи оставить Ганжу, яко достояние и часть Грузии, в руках чуждых.

Вторая: ваше высокостепенство на письмо мое, писанное по приезде моем в Грузию, коим я требовал сына вашего в аманаты, отвечали, что иранского государя опасаетесь, забыв, что шесть лет тому назад были российским подданным, и в крепости ганжинской стояли высокославные российские войска.

Третья: купцы тифлисские, ограбленные вашими людьми, не получили удовлетворения вашего высокостепенства. А по сим трем причинам я сам с войсками пришел брать город, по обычаю европейскому и по вере, мною исповедуемой, должен, не приступая к пролитию человеческой крови, предложить вам о сдаче города и требовать от вас в ответ двух слов по вашему выбору: да или пет; то есть сдаете или не сдаете?

Да будет вам известно также, что, допустя войска прийти в такую непогоду и вступить в ваше владение, никаких договоров принято быть не может, а сдачу на волю мою вам предназначаю, и тогда испытаете неограниченное милосердие его императорского величества, всемилостивейшего государя моего. Буде сего не желаете, то ждите несчастного жребия, коему подпали некогда Измаил, Очаков, Варшава и многие другие города. Буде завтра в полдень не получу я ответа, то брань возгорится, понесу под Ганжу огонь и меч, чему вы будете свидетель и узнаете, умею ли я держать мое слово»…

Джевад-хан отрицал справедливость того, что Ганжа принадлежала Грузии при царице Тамаре.

«Этому рассказу никто не поверит, – писал он. – А наши предки Аббас-Кули-хан и прочие управляли Грузиею. Если не веришь, спроси грузинских старожилов – управлял Аббас-Кули-хан Грузией или нет?»

В справедливости последнего, хан ссылался на следы, которые остались в Грузии после владения Аббас-Кули-хана, как то: мечети, лавки и подарки от него грузинским князьям. Джевад не скрывал того, что шесть лет тому назад был подданным по принуждению, а не по расположению к России; что им был сдан город и впущен русский гарнизон, собственно, только потому, что персидский шах был тогда «в Хорасане, и моя рука, – говорил он, – не достигала его, и я счел нужным покориться русскому падишаху, как великому также монарху. А теперь, слава Аллаху, персидский шах находится в близости моей, и посланный его главнокомандующий уже прибыл сюда; также прибыло войско и еще оного прибудет».

«Если ты замышляешь со мною войну, – писал хан в другом письме князю Цицианову, – то я готов; если ты хвастаешься своими пушками, то и мои не хуже твоих; если твои пушки длиною в 1 аршин, то мои в 3 и 4 аршина, и успех зависит от Аллаха. Откуда известно, что ваши войска храбрее персидских? Вы только видели свои сражения, а войны с персиянами не видели. Ты предлагаешь мне быть готовым на борьбу? Я с того дня готовлюсь, как ты прибыл в Шамшадыль, обратив его население в зависимость свою. Если хочешь воевать, будем воевать. Ты предсказываешь мне несчастие, если не приму твоего предложения; но я полагаю, что несчастие преследует самого тебя, которое завлекло тебя из Петербурга сюда. Последствия покажут, кто из нас будет несчастен»[187]187
  Акты Кавк. археогр. комиссии, т. II, № 1173.


[Закрыть].

Получив ответ на свое письмо, не соответствующий требованиям, князь Цицианов, дав роздых войскам, приступил к обозрению местности. С этою целью он взял с собою генерал-майора Портнягина, с одним эскадроном Нарвского драгунского полка, полковника Карягина с двумя батальонами 17-го егерского полка, подполковника Симоновича с Кавказским гренадерским его имени батальоном и все легкие войска с семью орудиями. Подъехав к предместью и видя невозможность обозреть крепость, не завладев предварительно садами, князь Цицианов решился занять их. Он сформировал две колонны: одну из Кавказского гренадерского батальона, с легкими войсками и двумя орудиями, под предводительством подполковника Симоновича, а другую, из двух батальонов егерей, эскадрона драгун, с 5 орудиями и легкими войсками, под своим начальством. Первую колонну князь Цицианов направил по Большой Тифлисской дороге, а сам двинулся, правее этой дороги, на ханский сад.

В садах наши войска встретили сильное сопротивление и должны были выдержать упорную борьбу. Высокие землебитные, из глины, заборы на всяком шагу доставляли неприятелю закрытие и средство к обороне, а для нас отдельное укрепление, которое приходилось брать штурмом. Несмотря, однако же, на сильный огонь, отчаянное сопротивление неприятеля и весьма невыгодное наше положение, войска в течение двух часов успели очистить предместье, состоявшее почти исключительно из одних садов, протянувшихся на 1½ версты от города. Неприятель отступил в крепость, потеряв 250 человек убитыми, из коих большая часть пала при столкновении с колонною подполковника Симоновича. При этом сдались нам 200 шамшадильцев и 300 армян. С нашей стороны потеря заключалась в 70 человеках убитыми и 30 ранеными. В тот же день устроены были батареи и прикрытие усилено было двумя батальонами, а на другой день остальные два эскадрона драгун и батальон присоседились к отряду. Крепость была окончательно обложена, и открыто бомбардирование, продолжавшееся довольно успешно. Князь Цицианов полагал, что Джевад-хан, устрашенный сражением, бывшим в предместье, сдаст крепость, тем более что ежедневно являвшиеся к нам перебежчики значительно ослабляли его гарнизон.

Эта надежда на добровольную покорность и сдачу несколько замедлили взятие крепости.

«Откровенно признаюсь вам, – писал князь Цицианов генералу В. (Вязмитинову)[188]188
  В письме от 9 декабря. Славянин, 1827, т. I, кн. 6, с. 104.


[Закрыть], – что хотя счастливый приступ к Ганжинской крепости распространил бы панический страх между здешними военными людьми и жителями и весьма бы облегчил будущие наши предприятия, хотя штурмовые лестницы готовы и хотя позднее время года не позволяет заниматься долговременною блокадою, но, зная человеколюбивое сердце Г. И., употреблю сию кровавую меру в крайней только необходимости. Буду столько медлить и искать другими средствами овладеть крепостью, сколько честь оружия его императорского величества мне дозволит».

Руководствуясь последним правилом и желая избегнуть кровопролития, князь Цицианов снова требовал сдачи крепости, давая один день срока для окончательного ответа.

«Высокоместный князь Цицианов! – писал на это Джевад-хан[189]189
  От 11 декабря 1803 г.


[Закрыть]. – Посланное ваше письмо я получил. Завтра день субботний, празднуемый жидами. Человека к вам не отправлю. Послезавтра, в воскресенье, отправлю к вам одного человека; ежели вы хорошо будете предлагать, я тоже взаимно буду отвечать».

Главнокомандующий говорил, что не условия ему предлагает, а по-прежнему требует сдачи. «Завтра, – писал он, – высокоторжественный день его императорского величества всемилостивейшего государя императора, и если его высокостепенство вышлет, в оный день, поутру, ключи города с сыном своим Гусейн Кули-агою, который и должен оставаться аманатом, в знак сдачи города начальнику войск российских, тогда все счастие и благоденствие сойдет на Джевад-хана ганжинского». В противном случае князь Цицианов обещал штурмовать крепость и пролить кровь несчастных ханских подданных, хотя и не единоверных нам, но которых ему жаль по человеколюбию.

Стараясь затянуть дело, Джевад-хан просил прислать к нему для переговоров казаха Махмада, но главнокомандующий отказал, требуя ответа не на словах, а на бумаге.

«Вы просили третьего дня (прислать) казаха Махмада, – писал князь Цицианов[190]190
  В письме от 28 декабря 1803 г.


[Закрыть], – для перенесения речей ваших ко мне. Я требовал сказать об имени его отца для того, что Махмадов много. Вы более не присылаете, а из всего этого заключаю я, что вам нужно объясниться. Я же, по вере моей, презирая гордость азиятскую, для избежания пролития крови человеческой и чтоб на совести моей оное кровопролитие не осталось, наставляю вас, что европейские обычаи позволяют осажденным просить перемирия; осаждающие дают на сколько времени заблагорассудят, и тогда, с обеих сторон, ни одно ружье не должно выстрелить, и воюющие чрез поверенных предлагают и отвергают условия. После истечения сего времени или паки возгорается война, или сдается город на условиях; так делалось в присутствии моем под четырьмя крепостями, где я находился. После сего предложения Бог увидит, я ли виновен буду в пролитии крови в день штурма. Ответ на сие должен быть дан сегодня».