Текст книги "Занимательная аналитика. Пособие для особых"

VII. Образование аналитика. Перемены

Каким должно быть образование аналитика? В научно-предметном смысле – да каким угодно: гуманитарным или естественнонаучным, историческим или философским, юридическим или экономическим, филологическим или психологическим и прочим.

Единственное, что можно сказать, оно должно быть глубоким, широким, опираться на прочные знания, умение абстрагироваться от текущих нюансов и личностного отношения к исследуемому предмету, оперировать широкой базой разнообразных источников.

Помню, мы очень много беседовали, что называется, «о политике» с моим школьным другом Вильгельмом. Я только что отслужил в армии и поступил на истфак. Он учился в Карагандинском политехническом институте уже, кажется, на третьем курсе. В 1983 году он доказывал мне, что с точки зрения физики, такой сложный «механизм» как СССР неминуемо распадётся, указывал на чисто физические признаки уже начавшегося процесса.

Беседы были очень интересными, иногда затягивались с вечера на всю ночь и до самого утра. Хотя в то время мне пока явно не хватало знаний и аргументов, это «пророчество» Вильгельма я вспомнил уже совсем скоро, потому как оно оказалось роковым, во всяком случае, так произошло или совпало.

С Вильгельмом мы общаемся до сих пор. Он живет в Германии, я был у него в гостях. Мы бродили по окрестным паркам и снова обсуждали насущные вопросы бытия, политики, истории, человеческих взаимоотношений.

Вильгельм стал одним из самых верных моих друзей, морально поддержавших мою семью в тяжелый период моей политической биографии. И я ему очень за это благодарен.

Я выучился на историка, и поэтому считаю, что аналитика без прочного исторического базиса личностных знаний не будет полной. Так получилось, что, собственно, и аналитиком меня впервые назвали во время обучения на истфаке КарГУ.

В университетской многотиражке была опубликована статья обо мне, которую написала моя однокашница по истфаку Жибек. Она, кстати, была моей предшественницей по руководству комсомольским бюро исторического факультета, училась старше меня на два курса. Именно она предложила мою кандидатуру в качестве своей замены на посту комсомольского вожака истфаковцев. Став второкурсником, я возглавил теперь и комсомольское бюро исторического факультета.

После окончания университета Жибек работала заместителем секретаря комитета комсомола КарГУ. Это была освобожденная, как тогда называли, должность, то есть, работая на ней, человек уже получал заработную плату и числился в местной политической номенклатуре.

Вообще, с Жибек жизнь нас пересекала потом неоднократно. По её же инициативе, я после получения диплома в 1988 году, был избран секретарём комсомольской организации Карагандинского университета.

Она, отработав на поприще комсомольского руководства университета, уехала в Москву, стала слушателем Высшей школы при ЦК ВЛКСМ, всесоюзной комсомольской организации.

Когда я работал дипломатом в казахстанском посольстве в Российской Федерации, мы встретились снова. Она в то время была заместителем директора Института стран Азии и Африки при Московском университете имени М.В.Ломоносова, видным и активным представителем казахской диаспоры в российской столице. Её часто приглашали на различные мероприятия в нашем посольстве, в том числе и на встречи с президентом Казахстана.

За активность на поприще двусторонних казахстанско-российских отношений Жибек была удостоена одной из высших государственных наград Казахстана. Когда решался вопрос о её награждении, у меня также поинтересовались о моём мнении по этому поводу. Я поддержал такое решение.

Так вот, в статье обо мне в университетской многотиражке Жибек особо отметила мои способности, прямо назвав аналитиком. К тому времени я уже завершал пятый курс университета, занимался последними штрихами дипломной работы.

К слову сказать, я выбрал нетривиальную тему в советской исторической науке – борьбу с контрреволюционными мятежами против советской власти в 20-е годы ХХ века. В целом с ней я справился, изучив немногочисленную открытую историографию данного вопроса, предложив само понятие и типологию изучаемого предмета.

Время то было перестроечным, полным надежд на общественное обновление, восстановление исторической справедливости. И в то же время сложным и непредсказуемым, с резкими поворотами, неожиданными событиями. Учиться было интересно, интересно было жить.

На истфаке я встретил свою супругу Наталью, мы оказались не только одногруппниками, но и соратниками по совместной комсомольской работе. На пятом курсе поженились, а дипломы получали, уже ожидая рождение нашей дочери Насти.

Интересно, что, готовясь к нашей свадьбе, которая длилась три дня, мы и не подозревали, что где-то в далекой Испании, в городе Пальма де Майорка уже родился наш зять – Луис.

Жена Наталья, дочь Настя и зять Луис – это самые близкие для меня люди, единомышленники. Им я и посвятил эту книгу.

Не могу не воздать должной доброй памяти родителям Натальи – Григорию Михайловичу Дурицкому и Анваре Гилятутдиновне Хусаиновой.

С Натальей, молодожёны, 1987

Мой тесть приехал в Казахстан из послевоенной Украины совсем молоденьким пареньком. Там во время немецкой оккупации умерли его родители, и они со старшей сестрой остались сиротами. Послевоенный голод на Житомирщине, откуда он был родом, и в других регионах республики погнал тысячи людей на поиски лучшей доли.

В посёлке Вольный Карагандинской области Григорий стал работать на шахте – разнорабочим, проходчиком, затем бригадиром.

На пенсию мы его провожали полным кавалером почётного знака «Шахтёрская слава» всех трёх степеней.

Молодой паренёк познакомился с Анварой или, как он её сам называл, Аннушкой. У неё уже было четверо своих малолетних детей.

Затем появились и их совместные дети – моя Наталья (тесть звал ее Наталкой) и её младший брат Валерий. Такая была у них многодетная семья.

Григорий Михайлович был очень добрым и весёлым человеком. Он был заботливым мужем, отчимом и отцом. Более 12 лет тесть ухаживал за своей женой, оказавшейся после паралича практически обездвиженной, помогал, чем мог, старшим приёмным и своим детям.

Анвара Гилятутдиновна и моя мама Лидия Павловна умерли в декабре 1992 года одна за другой, буквально через неделю.

В 2000 году тесть решил вернуться в родные западноукраинские края, но прожил там всего один год. Нам он рассказывал, что в своё время уехал из безысходной Украины, и такой же увидел её спустя полвека. Жить там он не смог и вернулся в Караганду.

Умер Григорий Михайлович в начале октября 2002 года от последствий черепной травмы, полученной при обвале шахтного забоя. По его просьбе мы похоронили его в Астане на городском кладбище по Астраханской трассе.

А за десять дней до смерти тестя мы схоронили моего отца Николая Васильевича. Он покоится, как сам об этом при жизни просил, рядом с моей мамой в Караганде.

Такая вот нам выпала с Натальей судьба проводить в последний путь наших родителей.

Хочу особо отметить, что семейные ценности, поддержка самых близких людей, имеет очень большое значение для профессионала-аналитика, как, впрочем, для любого профессионала. И это не какой-то устаревший домострой, а правда жизни, которую никто и никогда опровергнуть не сможет.

Молодость, перестройка и гласность, перемены – всё это было живой историей, сквозь горнило которой мы проходили. Не все выдержали этот экзамен жизни, и это вполне объяснимо. Тем более, что надежды вскоре обернулись крахом и распадом большой страны, появлением новый условий жизненного существования. Миллионы личностных драм соединились в общую боль и множество разочарований.

А могло бы быть иначе? Возможно…

В моём разуме в то самое время продолжали формироваться и складываться пазлы политического процесса в придуманной мною Кашландии.

Страна достигла определенной стабильности внутреннего политического развития, но вот с экономикой не все оставалось так гладко. Ресурс реформ с огосударствлением всего и вся быстро исчерпывался. Назревали реформы.

В 1985 году президент СФРК Алек Ониос С'Орк умирает. Верховное Федеральное собрание избирает нового лидера государства. Им становится маршал Эту ди Ли Пазиш, к тому времени уже тоже очень больной.

История отводит ему только один с небольшим год правления, что лишь откладывает начало назревающих перемен.

В таком ходе виртуальных событий моё сознание отражало реальную историю, в которой три лидера СССР за три года сменили друг друга вследствие естественной смерти предшественника.

В Кашландии всё происходит быстрее. Политбюро партии трудящихся принимает решение о том, что должности высшего партийного руководителя и президента СФРК будут совмещены в одном лице первого секретаря ЦК Миола Миоса С'Орка, двоюродного брата экс-президента. Окончательное решение должен принять пленум ЦК, который собирается почти сразу после похорон умершего маршала и президента. Однако почти уже свершившееся событие так и остаётся неосуществлённым.

На пленуме ЦК партии трудящихся неожиданно выступает руководитель партии трудящихся Кордесской социалистической республики товарищ Карвалью ди Вилиозу. Напомню, что в период «ноябрьского инцидента» 1975 года его арест как руководителя левой фракции в вооруженных силах Кашландии сдетонировал противостояние между временным главами государства – генералом Эту ди Ли Пазишем и временного правительства – генералом Матерелио Сонсалвишем.

Те события увенчали победу премьер-министра, фиксацию статус-кво в высшем руководстве страны, но фактически вывели самого товарища Карвалью за скобки высшего руководства. Он был фактически сослан на остров Кордес, где практически лично под него была сформирована отдельная республика федерации.

Он номинально оставался членом ЦК, но фактически никакого участия в принятии общефедеральных решений не принимал. Товарищ Карвалью, как его уважительно звали в стране, продолжал оставаться влиятельным политиком. В конфликты с предыдущими президентами Алегом С'Орком и Эту ди Ли Пазишем он более не вступал.

Его выступление на пленуме создало эффект разорвавшейся бомбы. Он согласился с тем, что высшие партийную и государственную должности надо совместить. Но заявил, что пришло время избрать на неё другого человека.

Таким может быть популярный к тому времени председатель совета министров Вальтер Шосак, уже попытавшийся разработать и провести требуемые временем экономические реформы. Но этот новоявленный кандидат, будучи членом Политбюро, тут же взял самоотвод.

Тогда группа членов ЦК, представлявших Кашанорскую, Кордесскую и Юго-Канскую республики, выдвинули кандидатом на высшую партийно-государственную должность самого товарища Карвалью. Первый секретарь Миол Миос С'Орк тогда опрометчиво пригрозил членам центрального комитета своей отставкой, но она тут же была принята большинством голосов членов ЦК.

В этих условиях руководителем партии был избран Карвалью ди Вилиозу, а его кандидатура была выдвинута на пост президента СФРК. Так свершилась «революция сверху» 1986 года, которая была широко поддержана и в партии, и среди военных (Карвалью был генералом в отставке), и в республиках, и в самом обществе. На сессии Верховного Федерального собрания ди Вилиозу избирается главой федеративного государства.

Свою реформаторскую деятельность Карвалью начал как предводитель левого крыла кашландского руководства. Он много ездил по стране, демонстрируя людям свою открытость и доступность. К руководству правительством привлечены экономисты – реформаторы. Пересмотрен перечень приоритетных проектов в национальной энергетике, больше прав получили республики.

На ближайшем съезде правящей партии принимается решение о возвращении её исторического названия – коммунистическая партия Кашландии, а Карвалью вновь становится её руководителем.

Новая партийная программа провозглашает целью формирование социалистического рынка, расширения кооперативов, личного и частного предпринимательства граждан. В политической сфере ставится задача создания управленческой системы с эффективными механизмами, учитывающими плюрализм мнений.

Внутри правящей, теперь уже коммунистической, партии разворачивается дискуссия о дальнейших путях развития социалистической федеративной республики Кашландия. Ослабление централизованного контроля обозначает тенденцию усиления аппетитов местных республиканских элит, а Кашландия – это всё-таки федерация пяти социалистических республик. Пока же все держится на высоком авторитете товарища Карвалью, а он сам постепенно приходит к пониманию более глубоких перемен, включая, и экономические, и политические.

В реальной жизни тогдашнего СССР бум перестройки, обрушившаяся на всех нас гласность, – и с её искренним восстановлением исторической правды, и с попытками возрождения старых и насаждения новых фальсификаций истории, – прямо скажу, сводили с ума. Но они давали и простор к переосмыслению страниц прошлого и текущей жизни общества.

Появилась возможность использовать более глубокие инструменты анализа при принятии решений. Всему этому мне приходилось учиться уже после окончания истфака.

Но тот массив знаний, которые вложили в меня мои учителя – преподаватели Карагандинского государственного университета, помог мне освоить многие, новые не только для одного меня, инструменты анализа, которых напрочь не было в вузовских учебниках. Я им всем за это благодарен особо.

Кстати, студентом я немного увлекся и археологией. Практически каждый год, я выезжал в археологические экспедиции в разных районах Центрального Казахстана.

Первый раз я попал в так называемую археологическую «разведку» в качестве… водителя. Права на вождение (а в армии я был военным водителем) у меня были.

Ребята из археологического музея КарГУ выпросили в ректорате старенький, покрытый дырявым тентом, автомобиль ГАЗ-31, который был даже не на ходу. Подремонтировали его, и мне предложили поехать с ними шофёром.

Начальник гаража, выдавая нам грузовичок, сказал, что уже завтра его, скорее всего, придётся тащить назад тягачом. Мол, далеко мы на нём не уедем. А мы проехали в общей сложности 4 тысячи километров по бескрайним просторам Сары-Арки – от Караганды до Жезказгана, почти до Байконура и Кызылорды. За месяц мы объехали большинство мест, отмеченных академиком Алькеем Акановичем Маргуланом в его монументальной работе «Древняя культура Центрального Казахстана».

От Спасска и райцентра Аксу-Аюлы на запад и далее вниз по течению речки Сарысу до её впадения в другую степную речку Кара-Кенгир. Затем вдоль этой речной артерии на север до Жезказгана и Сатпаева, потом – Жезды и Улытау, затем на запад – городишко Карсакпай и урочище речки Байконыр, давшей имя первой космической гавани человечества космодрому Байконур.

В этом путешествии я смог воочию прикоснуться к историческим истокам родной казахстанской земли, на которой родился и вырос, учился, создал семью и живу до сих пор.

Мы посетили легендарные святыни – мавзолеи Алаша-хана и Жоши-хана, исследовали петроглифы на скалах в урочищах Байконыр и Улытау, древние могильники бегазы-дандыбаевской культуры, руины тюркских караван-сараев и средневековых городищ. Это было незабываемая поездка.

Несколько раз мы выезжали в экспедиции в горнолесной массив Кент недалеко от районного центра Егиндыбулак Карагандинского области. Там раскопки велись на нескольких археологических пластах – от палеолита до позднего железного века.

Почти абсолютно не тронутый ничего не жалеющей ногою среднестатистического туриста и хозяйственной деятельностью людей, этот горнолесной оазис жил своей жизнью, почти не обращая внимания на тысячелетиями обитавшего в нём множества поколений разных племён и народов.

Наверное, именно в этих местах я научился мыслить, не привязываясь к своим текущим настроениям и чувствам, физическому состоянию и желаниям, мнениям других людей, тенденциям моды и предпочтениям времени.

Всё это – важные черты аналитической работы.

Тем временем моя студенческая жизнь сходу перешла в эпоху моей политической карьеры. Сразу же после получения диплома с отличием я был избран освобождённым секретарём комитета комсомола Карагандинского государственного университета – одной из самых крупных комсомольских организаций всей республики численностью более 5 тысяч человек.

В комитете комсомола КарГУ (он официально именовался – Комитет ЛКСМ Казахстана КарГУ с правами райкома) было 5 сотрудников: секретарь, два его заместителя, заведующий сектором учёта и статист. Мы все получали заработную плату в Советском райкоме комсомола города Караганды.

Мне было 25 лет, я был женат, и мы с супругой Натальей уже ожидали появления нашего ребенка.

VIII. Перестройка аналитика

Эпоха «горбачевской перестройки», на мой взгляд, ещё не нашла адекватной оценки во всемирной истории. Тридцати лет оказалось слишком мало для того, чтобы глубоко осмыслить её значение, как в Казахстане и России, других странах СНГ, так и во всём остальном мире.

По сути, она не закончилась ни крахом и распадом СССР, ни кончиной самого инициатора этого процесса Михаила Горбачева. Более того, интеллектуальные, политические и геополитические бои, начатые в конце 80-х годов прошлого века, всё ещё продолжаются и оборачиваются серьёзными испытаниями теперь уже для всего мира.

Разве не стали её следствиями многочисленные конфликты в Европе, на пространстве СНГ и остальном мире? Разве не выглядывают «перестроечные уши» из сегодняшних событий на Украине, в текущих взаимоотношениях ведущих держав планеты?

Самое интересное, на мой взгляд, заключается в том, что всё пространство некогда одной большой страны, хоть и рассыпалось политически на 15 больших и несколько более мелких осколков, все прошедшие 30 лет продолжало жить в некоем общем алгоритме. Это касается вопросов экономики и гуманитарных связей, социокультурного пространства и геополитики.

Но об этом немного позже. А пока сделаем выжимку из предыдущих глав и дополним нашу краткую памятку для перспективного аналитика.

– В научно-предметном смысле образование аналитика может быть каким угодно: гуманитарным или естественнонаучным, историческим или философским, юридическим или экономическим, филологическим или психологическим.

Но оно должно быть глубоким, широким, опираться на прочные знания, умение абстрагироваться от текущих нюансов и личного отношения к исследуемому предмету, оперировать широкой базой разнообразных источников.

– Аналитика без прочного исторического базиса личных знаний исследователя не будет полной.

– Аналитик должен уметь найти истину вне времени и пространства, стороннего влияния и собственного субъективного отношения к анализируемому предмету или явлению. Только так можно достичь максимально объективного их понимания и сформулировать верные выводы как венец любого практического исследования.

– Семейные ценности, поддержка самых близких людей, имеет очень большое значение для профессионала-аналитика, как, впрочем, для любого профессионала. И это не какой-то устаревший домострой, а правда жизни, которую никто и никогда опровергнуть не сможет.

Рубеж 80-90-х годов ХХ века, вне сомнений, был переломным. На ходу менялось всё. Это была и весна, и осень, и лето, и зима нашей жизни. Штормило и вверху, и внизу общества.

Мне удалось чувствовать это и там, и там. Постоянные дискуссии и споры, необходимость учитывать любой дюйм произошедших изменений в условиях и настроениях окружающих. Интересным и поучительным было абсолютно всё.

В тот момент я начинал участвовать в реальной политической работе, постепенно расширяя её уровни – местный, казахстанский республиканский, общесоюзный. В этот период произошли мои многочисленные знакомства с теми, кто в последствии окажется у руля независимой Республики Казахстан.

Где-то сразу после моего избрания в 1988 году секретарём комитета ЛКСМ Казахстана КарГУ было назначено торжественное заседание учёного совета нашего вуза. По своей должности я одновременно становился участником его заседаний. Одно из них было посвящено чествованию университета, занявшего по итогам предыдущего учебного года третье место во всесоюзном соревновании высших учебных заведений СССР. Этот рудимент советской конкуренции был пока ещё очень живуч.

Участники слёта строительных отрядов КарГУ, 1988

Вручать причитающееся нам переходящее красное знамя с портретом Ленина прибыл член бюро обкома партии, на тот момент руководитель областной комсомольской организации. Из его рук руководство университета получило реликвию, а я имел честь впервые познакомится с этим человеком лично.

Уже в новой стране он стал видным государственным деятелем, но сначала прошёл путь от бизнесмена до руководителя союза предпринимателей и работодателей республики. Наши пути пересекались по службе в администрации президента, где он работал инспектором, заведующим отделом. Потом его назначали министром транспорта, вице-премьером правительства и премьер-министром, министром обороны.

Несмотря на высокие должности, он всегда оставался приветливым и тактичным человеком, здоровался со мною исключительно за руку. Вне сомнения, он был одним из самых способных и грамотных профессионалов в высшем руководстве Казахстана.

Возможно поэтому в 2015 году его и освободили от должности премьер-министра, потом министра обороны, арестовали, судили, но выпустили из колонии досрочно, лишь узаконив в судебном порядке запрет ему на занятие государственных должностей.

Здесь можно предположить, что он стал жертвой происков группы, уже тогда замыслившей разрушить систему государственного управления, лишив её ряда профессионалов высокого уровня, которые могли бы помешать настоящим преступникам захватить власть в стране после ухода первого президента.

Во всяком случае, такие мысли присутствуют в общественном мнении многих казахстанцев, и рассудит о том, кто прав, а кто виноват, только история.

С другим государственным деятелем эпохи независимости я тоже познакомился в годы комсомольской работы. Его склонность к высокопарным длинным речам в поучительном тоне возвысила его до республиканских небес.

Он несколько лет был акимом, одним из руководителей правящей первопрезидентской партии, депутатом парламента. Наши пути тоже сходились в ходе моей работы в администрации президента, которую он одно время возглавлял. Он работал на высоких постах, пока в 2022 году после событий Кантара – январской попытки государственного переворота в Казахстане, его не попросили оставить высокую государственную должность.

Карагандинский комсомольский и партийный актив оказался хорошей кузницей кадров для независимого Казахстана. Среди них оказалось очень много выпускников моей альма-матер – Карагандинского университета. И особенно это было заметно после переезда столицы из Алматы в Акмолу/Астану.

Я как-то обратил внимание моих коллег на очередь в столовой первой резиденции главы государства в Астане, сказав, что у меня ощущение дежавю, будто я снова работаю в Карагандинском университете. С подносами к кассе стояли его бывшие преподаватели и выпускники.

Мои однокашники по учёбе и коллеги по работе в вузе занимали многие ответственные посты в высшем руководстве всех ветвей власти страны. Лично мне это помогало в работе, но я никогда не использовал факт прежней совместной работы или службы как средство для личного карьерного роста.

В моё же комсомольское время я многому учился – составлять доклады (а все свои выступления я писал всегда сам), ораторствовать, находить общий язык с оппонентами, общаться с людьми и даже участвовать в выборах.

Академическая и научная среда, кстати, очень благоприятна для множества проявлений личного соперничества, формирования скоротечных альянсов по тому или иному обсуждаемому вопросу. Здесь присутствуют разные формы подковёрной борьбы, нередко прораставшей в долговременную персональную и даже политическую враждебность.

Почему я об этом говорю? Вовсе не для того, чтобы кого-то и в чём-то укорить задним числом. Здесь важно другое. Отношения между различными субъектами политических, общественных, социальных, межгосударственных отношений сродни тому, что происходит между отдельными людьми.

Многие специалисты, особенно, не имеющие опыта практической работы, часто не учитывают этот аспект в своём анализе.

Если обратиться к истории, то ведь многие войны, конфликты и революции имели под собою всего лишь одну подлинную первопричину – личную неприязнь между правителями и к правителям. Конечно, на это накладывались другие факторы материального, финансового, экономического, территориального и прочего порядка. Включались и такие составляющие любого конфликта как зависть, стремление морально унизить оппонента, что затем перерастало в желание навредить ему, в том числе и физически. Неумение и нежелание жить в мире и добрососедстве друг с другом, прийти к компромиссу становилось базовым элементом практически всех конфликтных всплесков исторического процесса, которые нам известны. И так будет впредь.

Примеров этому в истории много. Столкновение личных амбиций было причиной борьбы Наполеона и Александра в начале ХIХ века. Крымская война в середине ХIХ века тоже случилась, во многом, если не в основном, из-за взаимно порушенной чести французского императора Наполеона III и российского императора Николая I. СССР пал, не имея к этому никаких иных серьёзных предпосылок, только в результате непреодолимого личностного столкновения Горбачева и Ельцина.

Последний, чтобы победить соперника, сознательно пошёл на разрушение единой страны, чтобы возглавить 76 процентов оставшейся её части.

Если брать более свежий пример, то разве не могло не быть войны между двумя соседними странами, если в одной из них нарочито навязывались абсолютно ложные представление о другой. Если в ней завоевала людские умы историческая зависть к соседу, намеренно утверждалось, как признак якобы безграничной свободы, использование нецензурщины и базарных ругательств в отношении политиков соседнего государства.

Об этом важно знать, это важно видеть и учитывать.

Но вернёмся к воспоминаниям о перестроечной эпохе. Нас, освобождённых комсомольских работников, было пять, и мы работали достаточно дружно. Одним из первых наших решений была общественная реабилитация тех студентов, которые попали в жернова коллективного осуждения за то, что участвовали в «декабрьских событиях» 1986 года у здания Карагандинского обкома партии.

Мы отменили решения прежнего состава комитета комсомола КарГУ, принятые под сильном давлением со стороны партийных и вышестоящих комсомольских органов района, города и области. И сделали это одними из первых комсомольских организаций вузов республики.

Кстати, в 2017 году, когда я находился под следствием, против меня была организована массированная информационная атака в интернет-пространстве.

В общем потоке негатива какая-то анонимщица написала, что, мол, помнит, как я в 1986 году «расправлялся с ее родной сестрёнкой». Якобы я лично выгнал ту из комсомола и вуза. Это, конечно же, была ложь. В дни декабрьских событий я был ещё студентом.

Другим важным решением была реабилитация «молодых коммунаров», неформального объединения студентов КарГУ, существовавшего в 1979—1980 годы. В него входили студенты разных факультетов университета и других вузов города.

Собираясь в общежитиях или на частных квартирах, они обсуждали случаи несправедливости в тогдашней советской системе. Например, поступление в вузы некоторых абитуриентов «по блату», отсутствие свободы слова, замалчивание таких острых тем, как массовые репрессии в прошлом, дефицит на полках городских магазинов в настоящем, протесты в странах социалистического лагеря – Чехословакии, Польше и т. д.

Обсуждая их, «молодые коммунары» приходили к выводу, что надо бороться за восстановление «ленинских принципов» в СССР.

Они хотели всего лишь выявлять «блатников», рассказывать людям правду о том, что происходит в городе, республике и стране, в том числе, выпуская и распространяя листовки. Местное руководство КГБ «раскрыло» их случайно.

В то время в Караганде было построено новое здание областной типографии. Некто из «молодых коммунаров», проходя мимо груды имущества, выгруженного при переезде учреждения, увидел типографский шрифт и прихватил его с собой, якобы в расчёте печатать листовки. Пропажа шрифта в стране, где даже печатные машинки для личного пользования подлежали обязательному учёту, стало предметом разбирательства органов безопасности.

Так все «молодые коммунары» были выявлены и наказаны.

Некоторые были исключены из комсомола, отчислены из вузов.

Пятикурсникам намеренно ставили самые низкие оценки по выпускному экзамену по истории КПСС и научному коммунизму (были такие предметы в то время). Дело «молодых коммунаров», говорят, стоило должности и первому ректору КарГУ академику Евнею Арстановичу Букетову.

Я нашёл в архиве протокол заседания комитета комсомола университета по этому поводу. Копию его страниц мы наклеили на куски ватмана и развесили на стенах фойе главного корпуса Каргу. Несколько дней там толпились люди, читая неизвестные им страницы нашей пока ещё недалёкой истории.

Ко мне приходили, кстати, некоторые участники того заседания из числа профессоров и требовали снять «этот антисоветский опус».

Их задевало то, что там подробно излагались их собственные слова, клеймящие «антисоветчиков-«младокоммунаров», а они в настоящем на тот момент времени были уже «видными деятелями перестройки». К мудрости тогдашнего руководства университета, их жалобы не достигли целей, а я отказал им в настойчивых просьбах.

Все решения комитета комсомола с наказаниями участников того объединения «молодых коммунаров» были отменены. Одному из них, исключенному из комсомола и отчисленного из вуза, я лично вручил новый комсомольский билет. Он к тому времени уже работал в Жезказгане, специально приехал в Караганду вместе со своей дочерью. В последствие он работал на разных должностях государственной службы, в том числе, и в администрации президента.

В то время я нередко выезжал на съезды, совещания и встречи, которые проводили ВЛКСМ и комсомол Казахстана. Воочию видел и слушал выступления «перестроечных лидеров» – Михаила Горбачева, Егора Лигачева, Нурсултана Назарбаева, Гавриила Попова, Анатолия Чубайса и многих других.

Помнится, на ХХI внеочередном съезде ВЛКСМ в кулуарах общались мы с членами украинской делегации, в которой были и будущие звёзды политического олимпа Незалежной – министры, премьер и даже президент.

О грядущей судьбе этих людей тогда, естественно, никто и не догадывался. Тем не менее я запомнил их как всегда кричащих о чём-то людей, балагуров, уже тогда глумившихся на гране фола над происходящим. Ну, например, украинская делегация вывесила на балконе зрительного зала гостиницы «Россия», где проходил всесоюзный комсомольский съезд, лозунг: «Регламент! Кончил, не кончил – слазь». В то время это даже забавляло и было нонсенсом в устоявшейся традиции проведения советских форумов.