Текст книги "Теория катастрофы"

– Вы мне угрожаете? – пренебрежительно поднял брови Дитбит.

– Самым непосредственным образом, – кивнула Никки. – Я брошу все свои ресурсы на борьбу с вами и вашей династией. Если вы не захотели сказать о своей непричастности к этим тёмным делам из-за глупой гордости, то я даю вам последний шанс избегнуть крупных проблем – просто скажите, что вы тут не при чём.

– Я не буду играть в ваши детские игры! – сказал Дитбит чуть более напряжённым голосом.

Никки встала во весь рост. Лицо её было строго и величественно, как у судьи, объявляющего приговор.

И она на самом деле его объявила.

– Дитбит, я приговариваю вас к уничтожению. Ваша династия и ваши союзники тоже будут ликвидированы.

– Говорите больше, глупая девчонка, – засмеялся Дитбит, – вы уже наговорили на много лет тюрьмы.

– Всё-таки вы болван, Дитбит, – засмеялась в ответ Никки, – несовершеннолетнего не посадят в тюрьму за угрозы, а у моих адвокатов зубы не короче, чем у ваших. Не забывайте, что разговариваете с основателем и главой новой династии.

– Состояние Дитбитов во много раз значительнее, чем у вашего новорождённого клана, – пренебрежительно огрызнулся король.

– Я одна заработала за лето денег больше, чем вся ваша династия за сто лет, – усмехнулась Никки. – И вы скоро убедитесь, что список моих сюрпризов не исчерпан.

– Мисс Гринвич, – сделав над собой огромное усилие, умиротворяюще заговорил Дитбит, – эти детские угрозы ни к чему хорошему не приведут. Вы стали богаты, так живите и радуйтесь жизни. Между династиями не приняты публичные скандалы. Вы ещё новичок в… нашем кругу, поэтому послушайтесь моего совета – не замахивайтесь на невозможное. Никакого заметного вреда ни мне, ни моей династии вы нанести не сможете и не пытайтесь.

Никки улыбалась, и её улыбка ужасала, как гримаса рычащего леопарда.

– Вы сейчас действительно королева, – признал Дитбит, – только поэтому я сейчас так терпеливо разговариваю. Ваши угрозы я расцениваю как блеф. Я думаю… даже уверен… что лично вам уже ничто не угрожает. Почему бы нам не заключить пакт о нейтралитете?

– Вот как вы запели, – продолжала зловеще улыбаться Никки. – Дитбит, вы изображаете из себя крутого небожителя, но это может впечатлить только ваших подхалимов. На самом деле, вы выросли между перинами и няньками и даже не представляете – на какой острый риф напоролись своим мягким брюхом, решив поиграть в вершителя чужих судеб и сбить «Стрейнджер»… Ваше физическое уничтожение – это системная задача третьего порядка. Ваша смерть без каких-либо юридических последствий для меня – задача четвёртого порядка с граничным условием гладкости. Разрушение вашей династии – это формально социосистемная задача восьмого порядка. Среди экспертов она считается неразрешимой, но я знаю фокус, как понизить её до решаемой проблемы шестого порядка.

Король слушал внимательно, не перебивая.

– Жаль, что вы человек невежественный, – сказала, высоко подняв голову, Никки, – сейчас как раз пора испугаться всерьёз…

– Зачем вы это мне говорите? – хмурясь, сказал Дитбит.

– Я подбрасываю материал для ваших аналитиков, – усмехнулась Никки. – Они дадут оценку и моей убеждённости, и моей правдивости. Это должно подействовать даже на самых величественных болванов.

– Если вы решили меня уничтожить, зачем предупреждаете? – настаивал, игнорируя оскорбления, озабоченный Дитбит, которому аналитические экспресс-системы уже успели сообщить о серьёзности Никкиных угроз.

– Ваша предупреждённость не меняет порядок задачи по вашему уничтожению – вы и так защищены выше головы. Это не волнует меня. Но как убийца моих и Джерриных родителей вы заслуживаете чувства страха и обеспокоенности перед разорением и смертью. Это наш последний разговор, Дитбит, – сказала Никки, – но эхо от него будет греметь для вас всё громче, пока не грянет погребальным звоном.

– Да? И как же вы собираетесь меня уничтожить? – криво усмехаясь, спросил король Дитбит.

– Самым неотразимым оружием – создав будущее, в котором вас нет, – жёстко сказала Никки.

Её лицо вдруг исказилось судорогой, и девушка схватилась за шею. Никкин голос стал тихим и грозным, перегруженным болью и гневом:

– Мерзавец, я предрекаю тебе ужасную смерть, какой погибли мои родители… ты умрёшь в тоске, не зная, смог ли ценой своей жизни спасти собственного ребёнка…

Дитбит открыл рот, собираясь что-то сказать, но Никки уже отвернулась.

– Джерри, – сказала девушка другу, следившему за разговором с экрана без передатчика, – посмотри на убийцу своих родителей.

Джерри встал плечом к плечу с Никки. Его глаза горели ненавистью.

– Будьте вы прокляты! – хрипло сказал он человеку на экране.

И Никки отключила связь.

Глава 9
Рождественская клятва

Никки оставалась оптимистом в самых тяжёлых ситуациях. Возможно, это было необходимым условием выживания на астероиде – пессимист умер бы от ужаса перед космической горой проблем.

Но иногда и оптимизм уставал и куда-то отлучался. Наваливалась тоска, улыбка сбегала с лица Никки, и девушка чувствовала себя утопающей в холодном море бесчисленных дел и забот.

В это утро всё не заладилось. Голова болела, и завтрак Никки проспала, велев Робби заткнуться с его нудным бормотанием насчёт вставания.

Заспешив, попробовала выпить кофе у себя в комнате – разбила красивую фарфоровую чашку и залила ковёр. И грязь развела, и осталась голодной.

– Да что с тобой сегодня? – спросил Робби. – Мне что, всё время вмешиваться в твои неуклюжие движения? Ты тогда совсем утратишь естественную координацию.

– Хватит читать мне нотации! – вспылила Никки.

Одеваясь, девушка заметила, что чрезмерно обросла и пора записаться в очередь к парикмахеру Луизе. Она попробовала скрепить длинные космы волос какими-то дурацкими проволочными вилками – ничего не получилось. Чертыхнулась и вышла как есть – лохматая. Хорошо было на астероиде – чикнешь пару раз плазменным резаком по отросшим волосам, зажатым в кулаке, – и причёска готова. Только долго пахнет палёной шерстью…

В холле её подстерегала кареглазая первокурсница-Леопард. Она всегда раздражающе восторженно таращилась на Никки.

Первокурсница робко сказала:

– Ваше величество, могу я с вами поговорить?

– Какого чёрта ты меня так зовёшь? – рассердилась Никки-в-разгаре-кризиса-отсутствия-оптимизма. – Я сейчас спешу!

Девочка открыла рот и проводила королеву к лифту испуганным ореховым взглядом.

Спускаясь в кабине, которая была сегодня особенно клаустрофобичной, королева тоскливо бормотала:

– Всем от меня что-то нужно… Все чего-то хотят… Как мне это надоело!

Выскочив из ворот башни Леопардов, девушка не пошла на лекцию, которая вот-вот должна была начаться, а села на скамейку в густых парковых зарослях, уткнув лицо в ладони и не замечая красивых цветов вокруг.

Никки принялась себя жалеть.

Она чувствовала себя совершенно несчастной. Голодной, злой и никому по-настоящему не нужной. У неё всё валится из рук, и ничего толком не получается. Счастливый случай улыбался ей несколько раз, но сейчас отвернулся. Отныне она начинает карьеру неудачницы. Недолгую – король Дитбит с радостью позаботится об этом.

На поверхность чёрного уныния всплыл золотой пузырёк. «Джерри! Ему нужна только я, а не мои деньги и королевские возможности».

Девушка убрала ладони с лица. Возникла вторая цветная мысль: «Он без колебаний встанет между мной и смертельной опасностью».

У Никки засветился в груди тёплый огонёк. Девушка поднялась со скамейки и оглянулась по сторонам. Вдохнула пряный запах цветущих кустов, услышала нежное птичье бормотание в зелёном сумраке.

«Он обещал, что всегда будет рядом со мной. А Джерри никогда не обманывает».

Откуда ни возьмись подбежал оптимизм, виляя пушистым хвостом и виновато повизгивая.

– Нашлялся, лохматая скотина? – добродушно сказала Никки. – А я без тебя уже на людей стала бросаться.

И девушка, повеселев, отправилась на лекцию в гуманитарный корпус.

В среду вечером «Веганские гоблины» обсуждали проект межзвёздного корабля.

Встречались в холле башни Леопардов. Пока собирались, Артемида смазывала лекарством синяки Феба и ругалась:

– Нужна была тебе эта дуэль с Дмитрием? Он чемпион своего курса по боксу.

– Он сомневался, что английский бокс изобрели древние греки! Этого я стерпеть не мог.

– И кто оказался прав в споре? Вернее, кто победил в дуэли?

– Сложно сказать, – признался Феб. – Дмитрий сказал, что он продал мне фунт какого-то лиха. Но я ему тоже показал, где зимуют… – юноша напрягся, вспоминая, – …кузькины матери.

Дзинтара, зашедшая послушать народные межзвёздные мысли, чуть не села мимо кресла.

– С каких пор ты заинтересовался русскими поговорками? – смеясь, спросила она.

– Поговорки – душа народа, – небрежно сказал Феб. – У меня появился один… русский проект.

И юноша зашипел от боли: Артемида добралась до очередной ссадины. Сестра лечила брата и ворчала:

– Ты уже ухитрился со всеми поссориться…

Феб возразил:

– Вовсе нет. Как благородный человек, после дуэли я протянул Дмитрию руку дружбы. Он охотно пожал её и сказал, что со мной хочет подружиться ещё и Люпус из Тамбова.

Дзинтара видимо что-то уронила на пол, сползла под кресло и там несколько раз на кого-то хрюкнула.

К удивлению Никки, на собрание пришёл рослый плосколицый Мин-Дракон. Он заметил её взгляд и с вызовом спросил:

– Ты против?

– Нет, – спокойно сказала Никки. – Алоха, Мин.

– В нашем проекте он занимался проблемами радиационной безопасности, – поспешила сказать Изабелла.

Мин-Дракон отвернулся и сел в уголок холла.

Изабелла перечислила собранию почтенных гоблинов основные трудности, стоящие перед путешественниками, мечтающими покорить немыслимое расстояние до другой звезды, куда даже свет летит многие годы.

Изабелла, очень стеснительная раньше, сейчас вела себя гораздо увереннее. Только красные пятна цвели на её щеках.

– Проблема номер один: топливо. Для комфорта и максимальной скорости ракета должна лететь с ускорением в одно «же». Требуется гигантское количество реактивного топлива, даже если оно используется с предельной эффективностью – выбрасывается из дюз с относительной скоростью, близкой к световой. Топливо нужно брать с собой или добывать в полёте.

– Как это – в полёте? – спросил Борм-Сова.

– Например, собирая по пути межзвёздный водород… – сказал Смит Джигич мрачным голосом.

Дзинтара удивилась:

– А я думала, что главная проблема полётов к звёздам – их длительность: до другой звезды смогут долететь только потомки космонавтов, улетевших с Земли.

– При постоянном ускорении в одно «же» скорость корабля быстро приближается к световой, – уточнила Изабелла, – и если расстояние до звезды десять световых лет, то корабль будет лететь до неё немногим больше десяти лет.

– У ближайших звёзд нет удобных для человека планет, поэтому нужно рассчитывать полёт на расстояние в два-три десятка световых лет, – отозвался Смит.

Никки внимательно слушала выступающих, но сама молчала.

Изабелла добавила:

– Благодаря релятивистскому эффекту замедления времени для астронавтов на корабле время будет течь гораздо медленнее, чем на Земле.

Борм-Сова с энтузиазмом замахал руками:

– Если корабль будет поддерживать ускорение в одно «же» в течение десяти лет по субъективному времени астронавтов, то корабль улетит на расстояние десять тысяч световых лет! За время торможения он преодолеет ещё десять тысяч световых лет. Люди смогут покорить галактику в течение жизни одного поколения астронавтов. А до соседней звезды космонавты долетят совсем быстро – и припасов нужно не очень много.

– Возможность инерционного полёта не исключена, хотя бы в аварийном случае, – не согласилась Изабелла. – Поэтому нужно, чтобы корабль обеспечивал себя всем необходимым в долгом полёте: продовольствием, водой, кислородом… – Девушка запнулась и покраснела сильнее. – Нужны также условия для семейной жизни и рождения детей, ведь это не просто экипаж, а колонисты. Ещё необходимы школа и университет.

– Так что, целый город с собой тащить? – воскликнул Мин.

– Это оптимальный вариант, – живо подтвердила Изабелла. – В большом экипаже легче решать психологические трудности длительного полёта.

– Человек волку глаз не выклюет! – согласился Феб.

– А сейчас выступит Смит Джигич, который руководил группой по решению проблемы топлива и ресурсов, – сказала Изабелла.

Смит сразу взял быка за рога:

– Проблему топлива не решить простыми способами! Собирать водород по пути – нужны слишком большие ловушки, да и этот водород – горячая штучка! – сам по себе головная боль: он создаёт зубодробительно сложную проблему лобовой радиации!

– Подтверждаю, – важно сказал Мин. – На околосветовых скоростях межзвёздный газ превращается в опасное излучение: экипаж погибнет не от старости, а от радиации!

– Верно! – сказал Джигич. – Мы долго ломали голову – и не нашли ничего лучшего, как предложить лететь к другим звёздам на ледяной комете. В центре кометы делаем пещеру, толстый слой льда защищает экипаж от облучения. Талая вода с примесью минеральной пыли снабжает корабль топливом и ресурсами в течение всего полёта.

– Хорошая идея, – сказала Никки. – Прилетаем на комете к другой звезде, выводим её на астроцентрическую орбиту – и сразу получаем обжитую базу. Только город в пещере мне не очень нравится. И психологически тяжело, и геологически небезопасно, особенно при ускорениях. А нельзя ли сделать купол города снаружи, по ходу полёта? Там будет самое приемлемое направление ускорения.

– Нельзя! – сердито возразил Мин-Дракон. – Такой город окажется как раз на пути радиационного потока из набегающего газа. Я проверял существующие материалы куполов – нет таких, какие бы полностью защитили от радиации и от многолетнего обстрела межзвёздной пылью.

Изабелла вздохнула:

– Идея населённой кометы обостряет проблему двигателей – где взять такие мощные, чтобы разогнать комету до субсветовых скоростей?

– Нам позволили не трогать двигатели – давайте забудем о них и попробуем разрешить остальные сложности… – сказала Никки.

– Ну, если не волноваться о мощности двигателей, – саркастически сказал Мин, – тогда нужно взять сразу две кометы: одна будет лететь впереди и защищать собой город на вершине второго ледяного тела. Можно найти и двойной транснептун – их множество на краю Солнечной системы.

– Отличная идея! – Никки с уважением посмотрела на Дракона. – Второй кометой-щитом можно загораживаться от столкновения с блуждающим астероидом, от галактического шторма космических лучей и даже от вспышки Сверхновой. А в случае каких-то проблем на фазе торможения можно обойтись одним транснептуном – ведь город уже будет не на носу кометы, а сзади…

Мин удивлённо раскрыл рот, но ничего не сказал.

Наконец обсуждение иссякло – все устали спорить. Изабелла закрыла собрание, велев каждому прислать свои соображения по сети.

Никки сказала одобрительно:

– Вы разработали отличный проект – он решает основные проблемы межзвёздных сообщений.

– Интеллект – не шило, в мешке не утаишь! – довольно сказал Феб.

– Но как мы будем двигать огромные кометы – почти планеты? – сказал Смит скептически.

– Поживем – увидим, – беспечно сказала Никки. – Пока, согласно официальному условию конкурса, мы имеем право игнорировать проблему двигателей.

– Получим премию – куплю «мазератти», – размечтался Мин-Дракон. – Давно о ней думаю, да разве родители что-нибудь понимают в продвинутых машинах…

Космические гоблины расходились. Феб наклонился к Дзинтаре и тихо спросил:

– Правда, что у русских есть зазнобушки – девушки, от которых бросает в ознобную дрожь?

Дзинтара долго не могла ответить. Наконец, выбравшись из припадка радостных всхлипываний, она сказала шатающимся голосом:

– Эту тайну загадочной русской души я никогда не выдам!

– Чертовая упрямка!

Кентавр поймал Никки возле лифта. Девушка выслушала сообщение и резко отказалась:

– Не пойду!

Посланник сделал длинную паузу и сказал:

– Я доложил о ситуации директору Колледжа. Он передаёт вам, что в случае неявки к школьному психоаналитику вы будете вызваны на дисциплинарную комиссию.

Никки поняла, что ей не отвертеться от визита к пренеприятному доктору Фростману, и со вздохом отправилась вслед за кентавром. Он привёл её к низкой торцевой двери в полутёмном коридоре.

«Переселился психоаналитик, что ли?» – удивилась девушка.

Но за дверью был не кабинет, а комната, которая освещалась лишь нервными разноцветными бликами. Переливчатые странные пятна бегали по стенам и сопровождались не менее странными звуками – то тягучими и плаксивыми, то резко бьющими по нервам. В носу возникло какое-то щекотание.

«Бурдюк Козерога! Доктор изобрёл психоделический предбанник!» – усмехнулась Никки и поспешила за кентавром к противоположной двери, задерживая дыхание и стараясь не всматриваться в навязчивые узоры и не вслушиваться в раздражающие взвизги. Когда девушка открыла следующую дверь, сумбурные звуки за её спиной выстроились в отчётливый и неприятный хохоток.

Новая комната выглядела гораздо лучше. Она ярко освещалась настенным экраном, похожим на окно: залитый солнцем пляж, скрипуче кричат чайки, невысокие морские волны шипят на горячей гальке. Никки даже почувствовала терпкий йодистый запах сухих водорослей.

Доктора не было и здесь.

На экране появилась маленькая девочка, бегущая к морю. Она забежала по колено в воду, счастливо взвизгнула и обернулась…

Никки оцепенела.

Это была она. Ещё с белокурыми, не стеклянными волосами. Ещё беззаботная, как дети и птицы. Но она никогда не была на море!

Девочка на экране играла вперегонки с набегающими волнами, а камера медленно подплывала к ней, одновременно поднимаясь. И вот Никки смотрит на маленькую девочку сверху, с высоты человеческого роста – глазами неслышно подкравшегося взрослого.

Тень упала на ребёнка. Маленькая Никки обернулась и подняла глаза, щурясь от солнца. Улыбка на её лице быстро таяла.

Фильм был сделан мастерски: взрослой Никки так безумно захотелось закричать: «Беги!», что она закусила губу.

Девочка с испуганным лицом загородилась рукой – от солнца, или от невидимой опасности.

Камера резко спикировала.

Крупный план детской руки. На тонком запястье с хрустом возник рваный разрез. Обильно брызнула кровь, залив экран. Йодистый аромат моря сменился на пронзительный медицинский запах.

Раздался крик. Никки не поняла, кто кричал – она сама или девочка на экране. Но нашла она себя на полу.

Робби тоже вопил ей что-то прямо в уши, но она не могла разобрать его слов в невыносимом грохоте: на экране уже возник огромный механический молот, бьющий по раскалённой светло-малиновой металлической болванке. Она послушно сплющивалась – толчками, осыпая темнеющую окалину. Никки оглушило, обдало жаром и испарениями горячего металла. Огненная глыба так надвинулась на девушку, что вызвала нестерпимое желание отстраниться.

Девушка не успела перевести дух – и снова смена картинки: вечер, прохладный ветерок, горящие свечи на столе в кафе. Букет пахучих цветов. Две молодых руки ласково соединились… и вдруг на глазах постарели – покрылись морщинами, вздувшими венами и старческими пятнами. Цветочный запах сменился душной вонью стариковского белья.

– Выбираемся отсюда! – наконец разобрала она голос Робби.

Никки с трудом встала на ноги.

А на экране уже красавец-олень поднял точёную морду от воды и посмотрел на девушку грустными глазами. С морды капала вода. Томми? И сразу – мёртвый олень с вздувшимся животом и растопыренными ногами. В нос ударил запах падали. Пространство заполнилось жужжаньем сотен мух. Картинка приблизилась, и гниющая плоть оленя превратилась в скользкие холмы, густо усеянные сине-зелёными бронированными гигантами. Насекомые обернулись волосатыми, шипастыми монстрами, а Никки смотрела на них фасеточными глазами такого же чудовища. Жужжанье перешло в низкий гул, а трупный смрад перетёк в густой карамельный запах.

«Неужели доктор решил, что я буду подопытной крысой в его лабиринте?»

Никки толкнулась назад – закрыто! Тогда она решительно бросилась к двери напротив. Кентавр куда-то исчез. Девушка надавила на дверь – та тоже была заперта. Никки обрадовалась: «Доктор думает, что меня может остановить какая-то дверь?» Она отошла на пару шагов – чтобы вышибить преграду к чёрту. И тут приятный женский голос сказал:

– Здравствуй, Никки! Как ты живёшь?

Никки замерла и обернулась. На экране появились…

…её родители!

Мать – красивая, молодая – ласково смотрела на девушку.

– Никки, девочка, как ты выросла!

Это говорил уже её отец.

Родители держались за руки и улыбались девушке. Никки понимала, что это всё проделки доктора Фростмана, но была не в силах оторвать взгляд от двух самых родных лиц в мире.

– Что же ты молчишь, дочка? – спросила мать, нахмурившись. – Почему не отвечаешь?

Никки не могла ничего сказать, но краешком сознания подумала, что мать никогда не называла её дочкой. Обычно – Никки. Сердито – Николь. Ласково – Николетта.

– Не кричи на неё, – грубо рявкнул отец.

Робби требовал, чтобы она уходила, но ошеломлённая девушка продолжала смотреть, как родители стремительно рассорились и начали кричать друг на друга.

А потом случилось непредставимое…

…отец ударил мать.

Та упала на пол и истерически зарыдала.

Взрослая девушка Никки понимала, что смотрит просто невозможный кино-кошмар; что всё это – гнусные опыты доктора Фростмана. Но маленькая девочка в ней истошно ревела, видя, как самые любимые люди ненавидят и ранят друг друга. Зрелище ссорящихся родителей разрывало непонимающее сердце ребёнка пополам.

Никки наконец послушалась Робби, повернулась и врезалась всем телом в дверь. Та сразу распахнулась, и девушка, потеряв равновесие, влетела в кромешную тьму.

С разбитой душой Никки лежала на полу и, невзирая на все свои суперчувства, не могла сориентироваться и найти выход. Вдруг в чернильной тьме раздались леденящий скрежет разрываемого металла и пронзительный детский визг.

Он резанул по сердцу, и шея Никки вспыхнула огнём.

Девушка не смогла встать на ноги и двинулась в темноте ползком и наугад. Робби явно помог – и Никки вскоре вывалилась в дверь, сопровождаемая беспрерывным и сокрушительным собственным визгом из прошлого.

Это был уже знакомый кабинет Фростмана. Вот и сам доктор – за столом в дальнем углу.

ПАУК.

Возле него стоял кентавр и держал в клешне парализатор. Доктор был готов к неожиданностям.

Девушка встала на дрожащие ноги и крикнула:

– Зачем вы это делаете, мерзавец?!

Доктор молча улыбался. Между ним и Никки стояло до чёрта мебели – какие-то стеллажи и столики, с кучей стеклянных ваз и колб на каждом.

Никки одним ударом сокрушила круглый стол с цветочным горшком и сервизом.

Психоаналитик пришёл в полный восторг:

– Прекрасный эпизод для сенсационного фильма о дикой королеве!

Этот восторг остановил Никки сильнее наручников. Если твой враг радуется – значит, ты делаешь что-то не то.

Фростман же веселился вовсю:

– Великолепно! Отличный сброс подсознательного напряжения! Мы продвинулись сегодня очень далеко в понимании нашей проблемы.

Никки отчётливо поняла, что у неё два выхода – пробиться к доктору и разорвать ему глотку, или уйти отсюда, проглотив издевательство над памятью родителей, и никогда больше не встречаться с Фростманом, не надеясь на свою выдержку.

А доктор был так счастлив, что даже вскочил из-за стола:

– Первая точка в кривой Торндайка! Вы оказались не самой умной крысой, которая прошла через мой лабиринт. Любите родителей, романтичны и горды? Прекрасное, хрупкое сочетание!

Никки прищурилась: «Если перед тобой только два выхода, и они тебе категорически не нравятся, то самое время искать третий».

Кентавр, стоящий возле доктора, вдруг затоптался на месте, потом повернул парализатор и выстрелил в бок Фростману. Тот, с застывшей улыбкой, грохнулся на пол, зацепив стеллаж с мемокристаллами. Синие кубики рассыпались по всему полу.

– Молодец, Робби, – неслышно сказала довольная Никки. – Связь есть?

– Да.

Никки зловеще улыбнулась и сделала лягающее движение ногой. В углу кабинета кентавр, стоящий над телом доктора, в точности повторил это движение, и пластиковое копыто врезалось в жирный бок доктора. Улыбающийся Фростман крякнул. Кентавр опустил ногу, и под широким копытом захрустели синие кубики.

– Прекрасный эпизод для фильма «Новый Франкенштейн». Спокойной ночи, доктор… – И девушка вышла из кабинета, сказав в дверях: – Робби, повтори десять раз!

В ответ донеслось размеренное кряканье доктора.

Всплеск энергии, вызванный финальной стычкой с доктором, быстро угас, и Никки еле доплелась до своей комнаты. Через пять минут в башню Леопардов прибежал Джерри, которому самовольно позвонил Робби. Юноша ужаснулся, увидев разбитую вдребезги девушку. Он напоил её чаем и приложил немало усилий, чтобы Никки пришла в себя.

Маугли рассказала другу, что произошло в кабинете психоаналитика. Переживая события ещё раз, она воскликнула:

– Негодяй использовал моих родителей для мерзких экспериментов!

Глаза девушки вспыхнули, и она спросила Робби:

– Доктор ещё в отключке?

– Да.

– Связь с кентавром осталась?

– Конечно.

Девушка улыбнулась, подняла ногу и энергично топнула – один раз, другой.

Джерри ничего не понял, но обрадовался довольному виду Никки.

На следующий день девушка посоветовалась с адвокатом, но тот дал неутешительный ответ.

– Психоаналитики – могущественная медицинская банда. За показ виртуальных сцен их не привлечёшь к ответу – любые свои действия они мотивируют медицинскими показаниями.

– Но он без моего разрешения проводил надо мной опыты! Записывая все мои реакции, которые эту сволочь интересовали! – воскликнула Никки.

– Его статус штатного медика Колледжа разрешает такие вещи… – сокрушённо развёл руками адвокат Дименс.

Никки подумала: «Неужели мне придётся жить в Колледже, терпя такого злобного вампира и шпиона, как доктор Фростман? Лучше бы он просто напал на меня с топором…»

Увы – знаменитый специалист по промыванию мозгов пользовался гораздо более опасным и болезненным оружием. Сцены, увиденные Никки в лабиринте доктора, ядовитыми занозами застряли в её сердце. Джерри чутко уловил состояние девушки и потратил всю свою ночь на добывание из Сети лекарства, которое должно было помочь.

Утром он разбудил Никки и посадил её перед экраном.

– Смотри!

И Никки с замирающим сердцем увидела реальные видеозаписи своих родителей, которые Джерри кропотливо собрал по всем закоулкам Инета.

Девушка на целый час погрузилась в яркий цветной мир, где двигались, улыбались и целовались два молодых, полных сил человека, а рядом с ними, держась за родительские руки, ковыляла и бегала, горько плакала и заливалась смехом их абсолютно счастливая маленькая дочь.

Смотреть эти кадры было непросто, но, когда запись закончилась, Никки вздохнула радостно и свободно. Профессионально-ядовитые имитации бесследно исчезли в сокрушительном свете безыскусной правды.

Королеве Никки приходилось учиться больше других студентов – в её образовании всё ещё зияли огромные дыры. Например, юная Маугли почти не знала географию и стала лёгкой добычей для язвительной пожилой дамы, преподававшей в Колледже науки о Земле.

– Ну-ка, рекордсмен, вперёд! – Сегодня профессор Катарина Тур снова вызвала Никки к карте мира. – Покажите столицу Шотландии! С какой скоростью движутся ледники? Найдите крупнейший город мира! Из какого материала состоят океанские пляжи?

Никки не справилась ни с одним названием или заданием и попала под град насмешливых комментариев преподавателя географии.

– Вы даже не знаете принципиальной разницы между западным и восточным берегами Южной Америки? Фантастическое невежество!

И профессор нагрузила Никки чудовищным по объёму домашним заданием. Изабелла попробовала заступиться за Никки:

– Она никогда раньше не учила географию, за что её так наказывать?

Но только хуже сделала.

– И что теперь? Мисс Гринвич собирается и дальше оставаться дикарём? – вопросила грозно профессор и тут же добавила Никки дополнительный реферат о прибрежных рельефах.

– Сдать до Рождества! И чтобы мне было интересно читать эту работу! – надменно сказала профессор Катарина Тур, обращаясь к Никки. – Списать из учебника может даже дурак-компьютер. Найдите незатасканный подход к теме, иначе реферат не зачту!

Никки была вовсе не против изучения географии, но в сутках всего-навсего двадцать четыре часа, причем шесть-семь из них приходилось спать, иначе организм бунтовал – засыпал бесконтрольно и когда хотел.

Более того, Земля очень нравилась девушке. Это была планета-мечта, грустная из-за недосягаемости, но всё равно – светлая.

Маугли могла часами смотреть фильмы про болота Флориды, кишащие биоврагами и биодрузьями; про сумрачные влажные джунгли и просторные берёзовые рощи; про альпийские луга, жарко цветущие между скал под прохладным летним небом. Девушку восхищало всё: сползание стеклянно-зелёных антарктических ледников, затопивших до горла чёрные замороженные горы, и ещё более медленный рост Гималаев в зоне напряжённого противостояния тектонических плит. Андаманский архипелаг, Тирренское море, Кордильеры – эти чудесные имена звенели колокольчиками на ветру.

«Где здесь необитаемые острова, которые Джерри обещал мне показать?»

Рыбы, роящиеся в коралловых зарослях тёплых морей, поразили Никки. Девушка считала себя экспертом по рыбе. Она тщательно изучила её в количестве двух тонн! Никки исследовала рыбу в жареном, печёном, вяленом и – посмотрим правде в глаза – в сыром виде. Стремительная обтекаемая форма, мускулистое тело, элегантная и неброская окраска. Здравствуйте, я – рыба Эрик.

Виртуально нырнув в тропическое море, Никки попала на рыбий бал-маскарад: подводные жители то вытягивались полуметровыми глазастыми спицами, то сплющивались в плоские блины с поцелуйно вытянутыми губами, то выпускали из спин острые серпы или длинные нити, словно хотели поймать на удочку какого-нибудь плавающего собрата. Раскрашивались рыбы нагло – словно и не было на свете никаких хищников. Одни коралловые жители предпочитали однотонные цвета: канареечно-жёлтый, чёрный или томно-перламутровый. Другие пускались во все тяжкие, расцвечивая морды красно-зелёными пятнами, а бока – сине-оранжевыми полосами. Яркие рыбы почему-то очень смешили Никки – словно профессор Дермюррей несуразно нарядился в балетную пачку.

Когда же она увидит земные красоты своими глазами? Она поймала себя на составлении маршрута кругосветного путешествия, о котором они с Джерри мечтали.

Но кроме сладких снов о тёплых островах, был ещё и реферат по береговым рельефам. Наконец остался один день до его сдачи.

Весь вечер Никки лихорадочно искала свежий подход к берегам и рельефам. Даже пропустила ужин, ограничившись чаем и шоколадом у рабочего экрана. Наткнулась на информационный банк лидарных данных о высоте земной поверхности.