Текст книги "Теория катастрофы"

Робби влез с объяснениями:

– Самолёт стреляет вниз невидимым лучом из инфракрасного лазера и с точностью сантиметров определяет координаты точки отражения луча…

– Я это знаю, – нетерпеливо перебила его Никки. – У меня есть лидарный сенсор в ожерелье, которое подарил Джерри. Я всё могу вокруг измерить.

– Правильно, – согласился Робби, – но вокруг тебя всё мельтешит – особенно когда ты сама носишься как угорелая – а географический рельеф неизменяем и солиден.

Девушка решила собрать для требовательного профессора трёхмерную коллекцию береговых структур, используя лидарные данные. Нашла в Техасе загадочный уступ высотой в метр, тянущийся по суше в нескольких километрах от береговой линии Мексиканского залива. Граница древнего океана во время прошлого потепления? Можно отнести её к береговым рельефам? Пожалуй, да – в порядке дискуссии.

В Сибири Никки заметила лесную реку – очень извилистую. Робби пояснил, что речной поток размывает рыхлые берега, что приводит к нестабильности русла. Никки убрала лидарные отражения от деревьев и оставила лишь точки земной поверхности. Словно другая планета возникла перед её глазами!

На обнаженной земле стали видны русла ручьев, углубления тропинок и придорожных канав. Старые рудники, развалины зданий, пещеры и какие-то геометрически правильные траншейные узоры – массу тайн скрывал густой лес. А вокруг нынешней реки обнаружились десятки петель сглаженных сухих русел. Они клубились на многие километры вокруг реки. Кто жил на древних берегах? Кто пил воду давно пересохших рек?

«Это узоры истории реки, как годовые кольца на срезе дерева!» – подумала Никки. Но Робби не смог датировать бывшие берега – двести, пятьсот лет назад?

– Не хватает информации, – признался он. – Нужно знать прочность пород, скорость и глубину реки. Да и повозиться с моделированием разрушения берегов придётся. А у меня и так хлопот полон рот! – блеснул пословицей Робби. Заразился у своего приятеля Вольдемара, любителя афоризмов.

Никки с удовольствием добавила переплетения речных русел в домашнюю работу, аккуратно обойдя вопрос их возраста.

В башне Леопардов давно посапывала ночь. Но реферат рос быстро. На экране мелькали лесистые горы и долины, в следующее мгновение теряющие зелёный покров и показывающие свои тайны. Жерла вулканов, метеоритные кратеры, застывшие лавовые реки – Никки с трудом отрывалась от заманчивых геологических зрелищ, стараясь оставаться в заданных берегах.

Вот взгляд девушки зацепился за край карибского острова Пуэрто-Рико. Обычно вдоль его берега тянулась одинокая песчаная дюна, отмечая край прибойных волн. Но на южном полуострове, под содранными зарослями обнаружилось более десятка древних дюн, параллельных берегу: сильно сглаженные гребни отстояли друг от друга на сотню метров. Друзья долго ломали извилины мозга и электронные цепи над многорядным рельефом, пока Никки не осенило.

– Это ураганные дюны! Я видела профили берегов после урагана: он разрушает обычную дюну и создаёт новую, вдали от берега, где её не достаёт рядовой прибой. Этот ряд дюн связан с сильными ураганами!

– Почему же их так много? – скептически откомментировал Робби. – Каждый новый ураган должен разрушать прошлую штормовую дюну.

– Правильно, но из-за течений и роста коралловых рифов площадь этого пляжа увеличивается, и береговая линия отодвигается в океан. Поэтому новый ураган не размывает старую дюну, а лепит рядом свою. Этот набор дюн может быть геологической летописью крупнейших ураганов Карибского моря! За последние века или за тысячи лет?

Увы – Робби снова не смог датировать отдельные песчаные гребни.

Но это не помешало прибрежным дюнам занять достойное место в заключительной части реферата.

– Не уверен, что здесь замешаны ураганы, – пробурчал Робби. – Это лишь гипотеза. А может, за многорядную дюну отвечают колебания уровня океана или периоды ускоренного роста кораллов?

– Не будь занудой, – ответила девушка. – Конечно, гипотеза. Школьная работа – не диссертация, не будем много на себя брать.

Никки надиктовала последнюю строчку, утомлённо откинулась в кресле:

– Я и не знала, что подавляющее большинство людей на Земле живут на берегах – океанов, озёр или рек.

– Ты поднаторела в географии!

– А ты знаешь, что все люди на Земле – родственники?

– Конечно, знаю – это следует из кроличьих чисел Фибоначчи и теории вероятности. Тебе интересен факт, что ты десятиюродная внучка одного из французских президентов? Или что японский рыбак из Кобе твой кузен в пятнадцатом колене?

– Да! Когда на лекции по демографии я услышала про это всемирное родство, то у меня закружилась голова. Оказывается, у меня такая огромная семья…

– Они не считают тебя родственником и равнодушны к факту твоего существования.

– Ну… у всех в семье свои недостатки. И, думаю, ты преувеличиваешь взаимное равнодушие людей. Если японский рыбак увидит, что я голодна и у меня нет денег, разве он не поделится со мной выловленной рыбой?

– Ну… может, и поделится.

– Вот я и говорю: мы – родственники. Я тоже, когда представится случай, позабочусь и о японском рыбаке, и о французском президенте.

– Нужна ты им очень!

– Нужна, даже если они не подозревают об этом.

Никки встала из-за рабочего стола, потягиваясь и смотря на карту мира. Возможно, под влиянием усвоенной лавины географических данных, девушка вдруг ужаснулась:

«Как они там выживают, бедняги? Они строят своё жильё и жизнь на крышке кипящего котла! Континенты расползаются, как скользкие льдины; землетрясения ломают земную кору; вулканы заливают города огненной лавой и засыпают горячим пеплом… А торнадо и наводнения? А сезонные кошмары – так называемые зима и лето? То жара с засухой навалится, то снегом и льдом засыплет. Жить на Земле могут только герои. Из дома страшно выходить без скафандра высокой защиты – на тебя могут броситься крокодил или автомобиль, грипп или град. Космический астероид – это тихая заводь по сравнению с Землёй».

– Ложись спать, – приказал Робби. – А то завтра будешь бродить как привидение.

– Я хочу попасть на Землю побыстрее… – невпопад своим мыслям сонно пробормотала Никки, проваливаясь в такой заслуженный, но такой короткий сон.

Утомлённой девушке приснился старый кошмар: родители уходят куда-то навсегда, даже не замечая её. Она хорошо знала, чем кончится сон – глухой дверью одиночества, но всё-таки, безъязыкая и бессильная, отчаянно тянула руки вслед родителям – и вдруг увидела, как мама обернулась. Сердце девочки забилось быстрей птичьего – и она мигом сбросила ярмо слабости. Родители взяли её за руки, и они пошли вместе.

Она была так счастлива, что смотрела только на маму и папу и не обращала внимания – куда они идут.

А шли они долго. Говорили и смеялись. Наступил вечер – тёмный и даже моросящий, но девочка была готова идти под дождём всю жизнь.

Не одна! Не одна!

Дорога кончилась у стены из тёмно-красного кирпича. Каблуки маминых туфель, звонко простучав по мокрому асфальту, остановились возле открытой двери.

За ней клубился лишь слабо светящийся туман.

Никто не сказал ни слова – лишь отец торопливо сжал плечо Никки и подтолкнул её вперёд.

Она переступила порог и обернулась. Родители стояли с той стороны двери и улыбались сквозь слёзы и тревогу. В прошлом осталась и пустынная ночная улица с неяркими жёлтыми фонарями.

Девушка поняла, что родители не могут перейти порог, но желают ей столько счастья, сколько может вместить душа человека.

И ещё она поняла, что вернуться назад невозможно и не нужно, ведь её дорога – впереди. Она чувствовала, что сейчас поймёт что-то важное, от чего вся её жизнь приобретёт смысл и значение.

Вокруг светился жемчужный туман, завивающийся в столбы и воронки. Он странно и хорошо пах.

«Куда дальше?» – подумала Никки, глядя на клубящуюся под ногами дымку.

Что скрывает туман? Паркет, капкан, пропасть?

Пока не пойдёшь вперёд, не узнаешь.

Девушка смело сделала первый шаг – и почувствовала прочную и одновременно мягкую поверхность. Что-то вроде лужайки, поросшей короткой травой.

Никки откуда-то поняла, что секунду назад под ногами ничего не было. Это её шаг создал опору.

Она уверенно двинулась в жемчужную дымку, и, обгоняя её шаги, вперёд устремилась надёжная земная твердь.

Девушка взмахнула рукой – и в тумане возник прямой как стрела тоннель, нацеленный вверх. Секунда – и в туманном окне засияло голубое небо. «Да будет свет!» – подумала Никки и раздвинула небо пошире.

Очередной взмах вывел на небо горячее солнце. Девушка прищурилась, засмеялась и обернулась на родителей. Они были уже далеко, в маленьком прямоугольнике дверей, плавающем в тумане. Отец махал ей одной рукой, а другой держал маму за плечи. Мама плакала и улыбалась. За их спинами мягко мерцали светляки уличных фонарей.

Никки поняла, что всё делает правильно.

Горячее солнце разгоняло туман и открывало просторное поле, заросшее сочной лохматой травой. Движение ребром ладони – и на лугу возник ручей, искрящийся на солнце. Он прыгал и оскальзывался на мокрых валунах.

Туман рассеивался и отступал. «Эй, приятель, послужи ещё!» – решила девушка, поймала уползающие куски тумана и слепила из них деревья и лес.

Сорвала веточку клёна, смяла её в кулаке, а потом расправила в жёлтую птичку. Выпорхнувшая из ладони птица засвистела что-то радостное и знакомое.

И под утреннюю песню канарейки Никки проснулась. Переполненная чувством своего могущества. «Смысл жизни человека – стать богом», – подумала она.

Поправилась: «Создателем!» – и быстро вскочила с кровати. Лежать было совершенно невозможно от распиравшего сердце восторга.

Родители взяли её с собой! Они были с Никки до конца, и они любят её.

Ей больше никогда не приснится кошмар брошенного ребёнка.

На доске объявлений появилось красное и суровое:

3—11 января для второкурсников состоится плановая учебная экскурсия на Марс.

Явка всех обязательна!

Школьники, не желающие лететь на Марс, должны принести объяснительные записки от родителей. Уклонившиеся от посещения Марса получат дополнительный тест по планетологии и горько пожалеют, что пренебрегли экскурсией!

Отправление 3 января, в 7 часов утра.

Время в полёте: 75 часов – туда и 72 – обратно.

Пребывание на Марсе включает однодневные экскурсии в Марсополис, на ферму Большого Каньона и в пещеры Северного ледника.

Ответственный преподаватель,

тренер-профессор Бенто Нджава

Никки показала Джерри на объявление:

– Летим?

– Конечно. Это интересно. Да и объяснительные записки для нас писать некому…

Никки только вздохнула. Такая же мысль рождалась у неё всегда, когда в Колледже появлялись сообщения о родительских собраниях или ещё о чём-нибудь, где требовалось участие матерей и отцов.

Невероятные счастливчики – те, у кого есть и мать, и отец.

Никки могла заработать миллиарды, Джерри мог сотворить умнейшего робота.

Они вдвоём могли свернуть горы, но ни он, ни она не могли вернуть родителей.

Родители – это необратимое счастье.

Профессор Тур приняла Никкину работу по береговым рельефам, похвалив студентку следующим образом:

– Не ожидала такой прыти от такой невежды!

Потом помолчала и спросила:

– А вы не хотите серьёзно заняться географическими исследованиями?

– Хочу, – с готовностью сказала Никки. – Но, к сожалению, не могу. Спать хочется всё больше и больше.

Профессор географии не удивилась.

– А вы не возражаете, если я поручу другим студентам изучить происхождение многорядной дюны? Очень любопытная структура.

– Не возражаю, если потом расскажете её историю.

– Если сумеем расшифровать эту тайнопись, то непременно!

В глазах профессор Тур зажегся огонёк энтузиазма, и она посмотрела на зал, полный притихших школьников.

– Ну, кто из вас хочет провести зимние каникулы на Пуэрто-Рико?

Каникулы приближались верхом на черепахе со связанными ногами.

Студенты изнемогли, ожидая конца семестра.

Наконец, черепаха доползла, виновато улыбаясь беззубым ртом.

Уф-ф!

Рождественский Бал! Рождественский Бал!

Вся школьная мучёба была мгновенно забыта, и время помчалось ошалевшим зайцем. Бал завтра, а костюм ещё нужно ушить, а туфли ещё не прибыли, а платье оказалось тесным в талии и везде, а пояс – не в тон, а фасон каблуков – от мамонта, а на носу не только бал, но и прыщик! А-а-а!

Вечером в холле десятого этажа башни Леопардов собрались Джерри, Дмитрий и Бим. Джентльмены ожидали своих дам, поправляя в сотый раз бабочки и галстуки, то и дело, а то и без дела, поглядывая на часы и на дверь с изображением девочки с зонтиком.

Наконец дверь открылась, и выпорхнули сразу трое: Никки, Изабелла и Лора.

Возгласы возмущения застыли на губах, и юноши молча зашли за девушками в лифт.

Дмитрий перевёл дух и сказал жалобно:

– Как вам удаётся превратиться из обычных девушек в стайку богинь?

– Глупыш! – величественно сказала крупная Лора в апельсиновом платье и с пышной смоляной причёской. – Мы – всегда богини! Исключительно из жалости к вам, мы в рабочие дни превращаемся в обычных девушек. Чтобы вы могли сфокусироваться на учёбе.

Бим принюхивался сразу к трём духам, и глаза его разбегались за ноздрями.

Никки надела голубое платье с серебряными полосками, струящимися в таком прихотливом узоре, что взгляд гипнотически следовал их изгибам.

Джерри смотрел на Никки и бестактно не обращал внимания на других девушек, хотя Изабелла в чёрном платье с обильным золотым шитьём была весьма эффектной. Её белокурые волосы были собраны модельером Луизой в конструкцию с такой причудливой топологией локонов, что, при смене ракурса, прическа Изабеллы выглядела минимум как пять совершенно новых причёсок.

Изабелла выглядела отлично, но не для Джерри – он ничего с собой сделать не мог, одержимый бедняга. И не хотел.

Он видел только свою драгоценную Никки, которая светилась в его глазах.

Он ощущал в воздухе только запах её любимых жёлтых роз.

Никки, улыбаясь и не отрываясь, тоже ласково смотрела на юношу.

Изумительная поездка в волшебном лифте – наедине в шумной компании друзей. Видеть только друг друга, выстраивать серебряные ажурные мосты, посылать своё горячее дыхание и обжигаться ответом, опутывать и запутываться в прозрачных крепких паутинках.

Лифт остановился и с облегчением выпустил из себя шестерых молодых людей, окружённых облаком ароматов и ещё каких-то сияний и искр.

Юноши провели своих дам в зал приёмов. На пороге все дружно охнули и остановились.

Нынешний Рождественский Бал превзошёл все предыдущие.

Зал был разбит на четыре зоны. В одном углу раскинулся рождественский парижский Монмартр – в сияющих деревьях, увитых гирляндами лампочек, и в уютных кафе, где и в самом деле можно было закусить. В другом углу высилась легендарная Русская Ёлка – вся в расписных национальных игрушках. Засмотревшийся на чудесное дерево имел шанс попасть ногой в полынью в антарктическом углу зала, где ледяные гроты и скалы образовывали полупрозрачный сверкающий дворец, по коридорам которого бродили пингвины и носились на коньках студенты. Ещё один угол зала выглядел нью-йоркским Таймс-сквером со знаменитым стеклянным шаром, разбивающимся с двенадцатым ударом новогодних часов. В лунном Таймс-сквере и вокруг Русской Ёлки студенты уже вовсю танцевали, а в пещерах ледяного дворца с визгом развернулись подозрительные игры – то ли прятки, то ли догонялки.

Зал изнуряюще благоухал модным запахом «Цветок винограда» и блистал цветными платьями девушек и элегантными костюмами юношей – полной коллекцией фраков и смокингов. Немало высадилось, прискакало и присеменило карнавальных пиратов, ковбоев и придворных щёголей разных эпох.

В этом году среди девушек вошли в моду волосы цвета чёрного жемчуга – всех оттенков чёрности, зелёности и жемчужности. А самой писк-причёской считались зеркальные волосы a'la «ртутный цветок». Слишком блестящие причёски ослепляли окружающих, и некоторые юноши позволяли себе ехидные шуточки.

Но быстро жалели об этом.

Студенты ели, танцевали и развлекались. В парижском кафе «Таверна» Олени поздравляли именинницу в бледно-лиловом платье. Девушка с раскрасневшимся лицом дула на торт со свечами. В соседнем кафе компания Леопардов дискутировала о полётах и машущих крыльях. Кто-то кричал, что сил человека не хватит на долгий машущий полёт даже на Луне; другие возражали, что никто не против восходящих термиков, позволяющих парить, но взмахи крыльев дадут пилоту маневренность и свободу. Группка спорящих Драконов стояла возле красивого светящегося фонтана, но не обращала на него внимания, углубившись в сложный политический спор. Раскрасневшиеся Драконы давно вышли за рамки дипломатического протокола; из фонтанного булькания выныривали отдельные колкие реплики:

– Слава богам, я – не шотландец!

– Я, шотландец, тоже этому рад…

– Ты беспробудно туп!

– Вижу, что себя прощать легко и даже приятно…

– Взрослые – они взрослые и есть. Что с них взять, кроме генетического материала…

– Инфляция, амплификация… иллюзия понимания – это главный враг понимания…

– Я бы купил твой мозг для исследования. Он меня заинтересовал!

Все преподаватели тоже пришли на Рождественский Бал.

Профессор Дермюррей, одетый в унылый коричневый костюм, брюзгливо осмотрел сложную причёску и замысловатый наряд из жемчужной парчи профессора Майсофт и высказался:

– Теперь я понимаю, почему вы вовремя не предоставили полугодовой отчёт!

Эксмин, стоявший неподалёку, быстро обернулся и сказал:

– Как удачно, что ношение шпаг вышло из моды – мужчины теперь могут безбоязненно хамить дамам.

Майсофт поглядела на профессора Эксмина с таким чувством благодарности, что воздух между ними засветился.

– Не учите меня этике! – вспыхнул Дермюррей.

Профессор Эксмин презрительно скривил губы:

– Мне это не под силу – насколько я наслышан об известной бразильской истории. Речь идёт всего лишь об этикете. Это должно быть не очень сложно даже для вас.

Дермюррей побагровел, резко развернулся и ушёл.

Профессор Майсофт влюблённо смотрела на своего рыцаря.

На балу Никки обступила группа девушек – преимущественно, Дракониц, но там были и пара Сов, и даже первокурсница из Леопардов – та самая, всегда смотревшая на Никки с раздражающим обожанием.

– Нам нужно серьёзно поговорить, ваше величество! – первой начала Тина-Дракон.

– К чему такие церемонии? – удивилась Никки. – Давайте поговорим.

– Ты стала королевой, и тебе нужны настоящие подруги и помощницы! – решительно сказала Тина.

Группа девушек смотрела на Никки с ожиданием. Самая прямолинейная или просто тупая, Кора-Дракон сказала:

– У королев всегда есть фрейлины! Они тоже живут в королевских дворцах!

Кандидатки во фрейлины покосились на Кору и заговорили все сразу:

– Тебе нужна политическая поддержка…

– Мы будем сортировать почту и отвечать твоим поклонникам…

Кора-Дракон:

– Может, среди них найдутся симпатичные мальчики…

Девушки деловито оглядывали платье Никки:

– Мы будем работать над твоим имиджем!

– Ты должна быть самой красивой и элегантной…

– Ты такая умная и интересная…

Кора-Дракон:

– Особенно интересно – почему ты такая умная?

Фрейлины дружно шумели:

– Ты ещё столько не знаешь…

– Мы тебе поможем во всём разобраться!

Кора-Дракон опять была откровеннее всех:

– И ты нам когда-нибудь поможешь!

Никки с сомнением слушала обступивших её девушек и уже совсем было собралась расстроить планы будущих фрейлин, но потом спохватилась и подумала, что королеве надо уметь находить общий язык со всеми людьми и использовать их сильные стороны. А эйнштейнианцами тем более пренебрегать не стоит. Может, придумать этому клубу фрейлин какое-нибудь толковое занятие в Гринвич-Центре? Помощь детям-сиротам?

Надежды девушек на придворную карьеру были, если подумать, вполне логичными. Власть современного короля сопоставима с президентской, а то и превосходит её. Вокруг политиков такого класса всегда формируется команда помощников. С этой точки зрения, соученицам Никки было глупо упускать такую прекрасную возможность попасть в число приближённых лиц королевы. Маугли, понимая это, вздохнула и дипломатично сказала:

– Я подумаю.

Майсофт танцевала с Эксмином и жаловалась ему, что ничего не успевает, что преподавание и научная работа требуют столько времени… на личную жизнь его уже не хватает…

Грустные жалобы странно контрастировали с радостными интонациями в голосе молодой женщины. Профессор Эксмин умело вёл даму в танце и успевал её утешать хорошо поставленным голосом:

– Перечень того, что мы хронически не успеваем сделать в своей жизни, длинен и навевает тоску. Но взбодритесь, Элен! В конце концов, то, что мы успели сделать, – важнее.

В углу одного из парижских кафе сидела профессор Гуслик в обычной неопределённой одежде, посматривала на веселящуюся публику и потягивала изумрудного цвета коктейль – судя по всему, кислый.

Раздалась мелодия старинного вальса, и большинство танцующих отошли в сторонку. Лунный вальс не прост и требует немалой подготовки от танцоров. В центре зала остались кружиться лишь несколько пар, и среди них выделялась самая красивая и высокая – Дзинтара с Фебом. Ради бала русская принцесса сменила наряд гавроша на белое платье колоколом, а греческий бог оделся испанским идальго. Ловкость и грациозность этой пары вызвала всеобщее восхищение. После танца они были вознаграждены аплодисментами и градом конфетти из хлопушек.

Взаимоотношения между Дзинтарой и Фебом балансировали в точке ласкового сарказма и иронической нежности.

Они спорили всё время и обо всём.

Феб тоже был поэтом и тоже учился на биофакультете. Но, в отличие от Дзинтары, склонявшейся к ботанике, Феб занимался разделами нейронауки, посвящёнными человеческому восприятию и феномену интуиции.

Юноша часто выбирал принцессу подопытным кроликом.

Подав разгорячённой танцем Дзинтаре бокал с шипучим соком, он строго спросил:

– Ты знаешь, что у человека два зрения? Одно – фовеальное, а другое – периферийное?

Дзинтара молча пьёт сок и с подозрением смотрит на Феба.

– Внимательно вглядись в моё божественное лицо. Глаз не отводить! Видишь, что только моё лицо имеет для твоих глаз наивысшее разрешение?

Феб умел фокусировать на себе внимание!

– Моё изображение находится в самой чувствительной, фовеальной области твоей сетчатки. Если я отвожу в сторону руку, то она выглядит для тебя размытой. Чтобы увидеть, что я держу в руке, тебе придётся передвинуть пятно своего фовеального, наивысшего качества, зрения.

Дзинтара невольно перевела взгляд на отставленную руку Феба. На чёрном рукаве – серебряное испанское шитьё, а в ладони ничего нет. Жулик!

– Твоё зрение настроено верно – по сравнению с моим лицом весь остальной мир скучен и малоинформативен. Для него достаточно периферийного восприятия «на всякий случай»: способности замечать крупные и двигающиеся объекты, не отвлекаясь на мелочи.

Принцесса величественно повернула голову и остановила своё фовеальное зрение на Русской Ёлке. Но Феб не отпустил добычу. Он снова поймал взгляд принцессы и спросил голосом экзаменатора:

– У меня умные глаза?

– Да, – нехотя призналась она.

– А как ты догадалась? – потребовал он анализа. – По каким признакам?

Дзинтара сердилась, но не могла обосновать свой интуитивный вывод.

– Интуиция – совершенно загадочное свойство человеческого мозга, – провозгласил Феб. – Понимания именно этого феномена нам не хватает для создания человекоподобных по интеллекту компьютеров. Интуиция лежит в основе самых гениальных прозрений человека, а мы так и не раскрыли её природу!

– Ну, раз за эту проблему взялся ты, то волноваться больше не о чем! – изо всех сил старалась быть ироничной Дзинтара.

Феб снисходительно улыбнулся на её попытку уколоть.

– Дзинтара, признайся, что твоя жизнь была безнадёжно скучна до моего появления!

– Что ты будешь делать, если я откажусь это признавать?

– Я прощу тебе эту маленькую ложь!

– Феб, ты так долго любовался на своё отражение в небесных сферах, что приобрёл жуткий комплекс Нарцисса! Ты так самовлюблён и нахален!

– Дзинтара, ты так умна, неужели ты не видишь, что это лишь маска, под которой прячется робкий и застенчивый человек, неуверенный в себе? – звучным, располагающим голосом спросил Феб. – Не хочется ли тебе пожалеть и воодушевить его – хотя бы братским поцелуем?

Дзинтара с сомнением смотрела на Феба, сохраняющего невозмутимость на симпатичной физиономии. Шутит он или серьёзен? С ним нельзя быть ни в чём уверенным.

Рождественский Бал закончился, и все поаплодировали его изобретательным организаторам.

После бала Джерри отправился провожать Никки в башню Леопардов. Они шли медленно, и она держала его под руку.

Мир вокруг был цветным и душистым. Вспыхивающие светляки летали над вечерними лужайками, уворачиваясь от фыркающих струй поливальных фонтанчиков.

В ярко освещённом холле Леопардов Никки оглядела Джерри, одетого в серо-голубой пиджак и брюки цвета «кофе-и-много-молока». Светлая рубашка и бордовый галстук. Вроде обычный костюм, но он сидел на широких плечах юноши как-то очень привлекательно…

И Никки заявила:

– Мне все девчонки сегодня завидовали!

– А мне – все мальчишки! – в тон ей ответил Джерри, в свою очередь любуясь девушкой.

Джерри довёл Никки до лифта, но она неожиданно потянула юношу за собой.

– Ты такая оживлённая! – удивился Джерри, глядя на раскрасневшуюся Никки. – Наверное, ты сегодня Роббин алкогольный нейтрализатор не выпила – и тривиально навеселе!

Никки засмеялась и долго не останавливалась.

– Хороша! – сказал Джерри, наслаждаясь её лицом с блестящими глазами. Он проводил Никки до её комнаты. Но и тут девушка не отпустила его. Она закинула руки на шею Джерри, и уже через минуту юноша был пьян без всякого вина.

– Мы сейчас устроим дебош… – сказала Никки, прижимаясь к Джерри.

И они его устроили.

Они сбивали дыхания и смешивали сердцебиения, путали ориентиры и зажигали маяки, искали слова и забывали руки, взлетали без крыльев и проваливались в неожиданные измерения.

И не заметили, как туманная явь растворилась в ярком сне.

Джерри очнулся. Было уже утро. Жёлтая канарейка Гав-гав, как странно её называла Никки, уже свистела и заливалась своей знаменитой «Песней к завтраку». Свежая, с мокрыми волосами, Никки стояла над ним в белом махровом халате и улыбалась.

– Вставайте, сэр рыцарь, ваш кофе стынет!

– Никки… – радостно улыбнулся Джерри. Он оглянулся на растерзанную кровать и смутился: – Что мы тут натворили…

– Это ты натворил! – заявила Никки. – Соблазнил… почти!.. бедную девушку… Теперь ты должен, как честный человек, на ней жениться!

Джерри заулыбался и притянул Никки к себе.

Оторвавшись от самого длинного в их истории поцелуя, Никки кашлянула и сказала хриплым голосом:

– Кажется, ты согласен?

– Слово рыцаря, которое крепче жизни! Осталось узнать о твоём согласии, моя королева… – не менее хрипло ответил Джерри.

Никки просияла.

– Я подумаю! Мы, королевы, с бухты-барахты такие вещи решать не можем, – состроив величественную рожицу, сказала она.

– Но помните о вашей клятве, сэр рыцарь, и не отказывайтесь от неё! – это королева Никки сказала без всякой шутки, сверкнув глазами.

– Не откажусь! – торжественно и не менее серьёзно ответил сэр рыцарь.