Текст книги "Хроника духовного растления. Записки офицера ракетного подводного крейсера «К-423»"

Принудительный отгул

К этому времени мой авторитет грамотного и ответственного специалиста значительно укрепился как в нашем экипаже, так и в глазах командования 19-й дивизии. Вместо однокомнатной квартирки в доме № 48, который называли «Бастилией», я получил оборудованную телефоном двухкомнатную квартиру в адмиральском доме № 60. По иронии судьбы я стал жить в одном подъезде с командующим 3-й флотилии подводных лодок Северного флота и начальником гарнизона Гаджиево адмиралом Львом Матушкиным. В этом же доме, но в другом подъезде жил и член Военного совета флотилии и бессменный глава политотдела адмирал Сидоренко, которого все мы между собой звали «Салазаром». По понедельникам, с утра и до обеда, даже в доке весь экипаж участвовал в политзанятиях, и никаких доковых работ не проводилось. В этот понедельник Стрельцов пришел ко мне домой раньше шести утра и спросил, есть ли у меня «шило». На флоте «шилом» называли неразведенный спирт. Каждый уважающий себя командир боевой части корабля имел домашний запас этого горячительного напитка. Не был исключением и автор этих строк. Я достал из шкафа и поставил на кухонный стол полную трехлитровую банку «шила» и спросил, что случилось. Оказалось, что Александр Сергеевич отмечал в воскресенье семейный праздник, плохо себя чувствовал, и ему требовалось «поправить здоровье», а проще говоря, похмелиться. Я быстро нарезал хлеб и выложил на стол закуску из холодильника, но старпом категорически не захотел пить в одиночку и предложил мне поддержать его застолье. Я отказался. Так как надо было 25 километров ехать до Полярного, а потом еще и спиртным запахом с утра раздражать подчиненных матросов и офицеров на политзанятиях. Тогда Стрельцов позвонил командиру корабля и попросил освободить на день его самого и начальника РТС Мальцева от служебных обязанностей и предоставить нам отгул. Командир сочувственно отнесся к просьбе старшего помощника, и я неожиданно для себя оказался в однодневном отпуске. Да еще и в компании Стрельцова, жаждущего приступить к распитию «шила» для поправки собственного здоровья. Своих сослуживцев мы отправили на попутный транспорт, жену я проводил на работу, обещая ей, что мы скоро закончим застолье, а сами приступили к снятию стрессовых нагрузок через обильный прием спирта. Конечно же, мы никуда не разошлись и не закончили застолье ни в 10 часов утра, ни в 16 часов вечера, а по русскому обычаю сидели за столом до тех пор, пока не выпили всю трехлитровую банку спирта. После того, как прикончили эту банку, мы так и остались сидеть за столом, так как не было сил, чтобы выйти из-за стола и достать вторую банку или принять горизонтальное положение в комнате на диване.

Жена, вернувшись к вечеру с работы, обнаружила нас в том же положении, в каком и оставила утром, только трехлитровая стеклянная банка на кухонном столе была абсолютно пустой, а мы продолжали сидеть за столом и что-то «мычали» невразумительное. Жена быстро позвонила жене Стрельцова, чтобы она забрала своего мужа домой, а меня отправила спать. Как ни странно, но я помню некоторые элементы беседы, которые в основном касались нашего поражения БПК «Адмирал Пантелеев», а также опустошенную банку на столе и склоненную голову старпома. Никто из нас не заболел и не пострадал. Мы хорошо выспались, а утром, как ни в чем не бывало, отдохнувшие и посвежевшие отправились в 6 утра в Полярный, чтобы к подъему флага попасть на корабль. По разовому количеству выпитого спирта это застолье в день политзанятий оказалось для меня абсолютным рекордом, перекрыть который мне больше не представлялось случая. Напомню, что говорю я об этом случае не ради хвастовства, а ради правды. Не только мы со старпомом, но и многие подводники в свободное время снимали стресс хорошей пьянкой. Пусть никто не пытается повторить наш рекорд, так как без определенной психологической подготовки, высокого душевного напряжения и просто без тренировки повторение такого рекорда может закончиться смертью от отравления алкоголем. Если уж я начал говорить об Александре Стрельцове, то расскажу еще о двух эпизодах из нашей совместной подводной службы. По-моему, эти эпизоды произошли перед последним походом Александра Сергеевича в качестве старшего помощника командира первого экипажа ПЛ «К-423». После этого похода он был назначен командиром другого экипажа, и мы с ним больше не встречались.

Незафиксированная авария на ПЛ «К-423»

Первое и последнее серьезное аварийное происшествие произошло в третьем или даже в четвертом длительном плавании, когда на место ушедшего на повышение старпома Холода к нам старпомом был назначен Стрельцов Александр Сергеевич. Случилось это в понедельник перед обедом и началом обычных еженедельных политзанятий. Было около 11 часов утра. Лодка закончила боевое патрулирование, личный состав очень устал от непрерывных двухмесячных вахт и тревог без всплытия на поверхность, и многие члены экипажа были сонными и вялыми, исполняя свои обязанности, как сомнамбулы или лунатики. Длительное плавание подходило к своему завершению и дней через десять мы были должны форсировать Фареро-Исландский противолодочный рубеж и всплыть у родного острова Кильдин, расположенного напротив входа в Кольский залив. Чтобы по узкости залива войти в бухту Ягельную. Прежде чем началась авария, я уже, по крайней мере часа два, спал в своей четырехместной каюте после смены с утренней четырехчасовой вахты, завтрака и перекура. Никакой тревоги не было. Но из-за огромного дифферента на нос я во сне свалился с койки на палубу каюты и очнулся ото сна стоящим на сильно накренившейся в сторону носового отсека палубе. Без помощи рук, которые автоматически вцепились в лежак моей койки, устоять на ногах было невозможно. Через мгновение я понял, что лодка с дифферентом примерно в 20 градусов на нос стремительно погружается в пучину океана. Как начальник РТС я знал, что мы сейчас находимся примерно в центре Атлантического океана, где глубины лежат в пределах от 5 до 6 с половиной километров. Как был, в разовых трусах и без формы «РБ» я, как в гору, побежал в сторону переборочного люка между вторым и третьим отсеками. Перешел в третий отсек и, плотно задраив переборочный люк, по инстинкту самосохранения и по правилам подводного плавания быстро поднялся на центральный пост. Вахтенным командиром был старпом Стрельцов. Его лицо было напряженно, но совершенно спокойно. Я заметил, что вахтенного механика не было на месте, а его обязанности выполнял старшина команды трюмных машинистов. Рулевой каждые пять метров докладывал о стремительном увеличении глубины погружения подводной лодки. Когда я вбежал на центральный пост, то глубина погружения составляла 200 метров и продолжала стремительно нарастать. Рулевой доложил, что лодка «тяжелая» и горизонтальных рулей не слушается. Старпом тут же отреагировал на доклад рулевого и приказал вахтенному трюмному дать «пузырь» в носовую цистерну главного балласта. На деле это команда прозвучала так: «Вахтенный, дать «пузырь в нос» продолжительностью 35 секунд». Вахтенный повернул манипулятор на пульте «Шпата», и воздух высокого давления, который хранится в забортных баллонах под давлением 400 атмосфер, с шипением и «напругой» стал выдавливать воду из носовой цистерны главного балласта, создавая подводной лодке положительную плавучесть. В это время на центральный пост пришел командир. Видимо, о состоянии лодки старпом доложил ему в каюту по громкоговорящей связи. Командир был спокоен и не вмешивался в действия старшего помощника. Он приказал боевую тревогу пока не объявлять. За счет 130-метровой длины подводной лодки создавался момент силы, где корпус лодки играл роль рычага. От воздушного пузыря нос лодки получил положительную плавучесть. Дифферент на нос стал уменьшаться, и проваливание также было остановлено. На глубине 235 метров. Рулевой доложил: «Лодка стала на глубине 235 метров. Дифферент на нос 7 градусов, дифферент быстро уменьшается». Если я смотрел на все происходящее, как баран на новые ворота, не понимая, что происходит, то командир и старпом не только понимали, что происходит, но и предвидели, что будет происходить далее, и как будут развиваться события. На максимальной глубине 235 метров командир тихо скомандовал мне доложить обстановку по надводным целям и подготовить комплекс радиотехнической разведки «Залив-П» к открытию вахты.

Несанкционированное всплытие в «позиционное» положение

Вахтенный третьей смены пульта командира 101К и он же вахтенный КП-1-Р, командир гидроакустической группы Виктор Пахольченко доложил, что гидроакустический горизонт в режиме шумопеленгования чист, надводных и подводных целей не обнаружено. Я же быстро спустился в рубку радиоразведки, включил комплекс «Залив-П» на прогрев и приказал радиометристу быть готовым к поднятию антенного устройства «Залива-П» и открытию вахты. Когда я после исполнения приказания командира поднялся на центральный пост, то лодка, получив положительную плавучесть от «пузыря в нос», также не слушалась горизонтальных рулей и стремительно всплывала, но уже не с дифферентом на нос, а со значительным, градусов в 5–7, дифферентом на корму. Уже стало ясно, что удержать лодку в подводном положении не было никакой возможности. Положительная плавучесть от «пузыря в нос» неудержимо выталкивала лодку в позиционное положение. Командир так же тихо приказал черновой вахтенный журнал не вести и быстро поднялся в ходовую рубку. В это время на центральный пост прибыл обеспокоенный представитель КГБ старший лейтенант Коля Недолушко. Он спросил у старпома, что происходит, и старпом объяснил, что лодка из-за незначительной неисправности всплывает под перископ и через минуту снова погрузится на заданную глубину. На глубине 30 метров командир дал приказание поднять перископ и антенну «Залива-П». Лодка потеряла глубину и заметно стала раскачиваться под действием океанской волны. Вахтенный трюмный доложил, что подняты выдвижные устройства «Залива-П» и перископа. На минуту на центральном посту установилась напряженная тишина. Последовал доклад рулевого: «Глубина 17 метров». Через минуту вахтенный радиометрист доложил, что радиолокационный горизонт чист и тем самым снял тревожное напряжение. Этот доклад означал, что над нами нет никаких самолетов, а поблизости нет никаких кораблей, которые могли бы обнаружить наше всплытие работающими радиолокаторами. Вслед за радиометристом командир сообщил: «Целей не наблюдаю, волнение моря 5 баллов, видимость 10 кабельтовых, сплошная облачность». Рулевой доложил, что глубина уменьшается и лодка всплывает в позиционное положение. Тут же последовала команда командира: «Принять балласт в носовую группу, опустить выдвижные устройства, увеличить скорость до двенадцати узлов и погружаться на глубину 50 метров с дифферентом 0 градусов».

Командир плотно задраил за собой кремальеру нижнего рубочного люка и спустился на центральный пост. Лодка нехотя оторвалась от поверхности океана, и, теряя положительную плавучесть, последовала под управлением рулей и повышенной скорости на заданную глубину погружения. Командир о чем-то тихо поговорил с представителем КГБ Недолушко, дал распоряжения о ремонте трубопровода девятого отсека, приказал на период ремонта держать глубину 50 метров и снова ушел в свою каюту. Я последовал вслед за командиром. Никто не обратил никакого внимания, что я был на центральном посту босиком и в разовых трусах. Хотя боевая тревога не объявлялась, но все средства моей индивидуальной защиты, в том числе и теплое белье, находились на центральном посту, рядом с прибором командира 101К, за которым командир практически никогда не сидел, а сидели или я сам, или офицеры РТС. Хотя тревога не объявлялась, но дифферент в 20 градусов на нос говорил о нестандартной ситуации, а в любой нестандартной ситуации подводник может максимально проявить свою полезность, если он будет не в чужом отсеке, где он только спит и принимает пищу, а на своем боевом посту. То, что я мгновенно, не раздумывая, прибежал на боевой пост, говорило не о моей трусости, а говорило о том, что я еще не «расхолодился» и не потерял бдительность. Механик спит прямо под центральным постом, в каюте на средней палубе третьего отсека, но он прибежал на секунду позже меня и тоже без одежды «РБ», а лишь все в тех же разовых трусах и разовой нательной рубашке. Некоторые командиры разрешали даже нести вахты в длительном плавании в такой облегченной одежде, так что ничего зазорного в этом не было.

Разбор аварии. Человеческие и технические факторы

Но что же случилось? Почему подводная лодка в нарушение режима скрытности выскочила в позиционное положение? Что явилось первопричиной, и могли ли быть трагические последствия у этой аварии? Со старпомом Стрельцовым мы всегда были в хороших дружественных отношениях, и уже на следующей совместной вахте он рассказал мне все тонкости и подробности этого аварийного происшествия. Началось все примерно в 10 часов 30 минут утра. Рулевой доложил, что на скорости 8 узлов лодка не держит глубину, не слушается горизонтальных рулей, которые заложены на всплытие, и медленно погружается с дифферентом на корму. Все эти признаки указывают на то, что в прочный корпус кормовых отсеков подводной лодки поступает большое количество заборной воды. Старпом дал вахтенному механику досрочную команду «осмотреться в отсеках». Дело в том, что такая команда на выходе в море повторяется через тридцать минут. Каждый вахтенный отсека, получив такую команду, должен тщательно осмотреть все механизмы и помещения отсека и только тогда докладывать о результатах. Вахтенный механик напомнил старпому, что отсеки осматривались десять минут назад и замечаний не было. Но старпом повторил свое приказание, и через пять минут все вахтенные доложили, что отсеки осмотрены и замечаний нет. Такого не могло быть! Теоретические знания старпома и физические законы остойчивости и плавучести свидетельствовали по поведению горизонтальных рулей и самой лодки, что корма потяжелела тонн на 20–30. Такое может быть только в том случае, если прочный корпус кормовых отсеков заполняется забортной водой. Значит, кто-то из вахтенных впал в состояние апатии и безразличия. Он не осматривает трюма и не осматривает вверенный отсек, а лишь докладывает об осмотре, не отрывая задницы от кресла. Проанализировав всю эту ситуацию мысленно, старпом для проверки своих мрачных предположений приказал вахтенному механику покинуть вахту и лично проверить состояние всех кормовых отсеков. Проскочив бегом до десятого отсека мимо изумленных вахтенных кормовых отсеков, вахтенный механик осмотрел 10 отсек, доложил, что замечаний нет, и перешел в 9-й отсек. Здесь, в трюме, он и обнаружил большое количество забортной воды, которая уже залила некоторые неработающие электродвигатели и подбиралась к работающим, угрожая пожарами и короткими замыканиями. Вахтенный механик доложил прямо из трюма о наличии воды в девятом отсеке и рекомендовал дать «пузырь в корму», чтобы облегчить корму и экстренно отдифферентовать подводную лодку. Пока по приказанию старпома вахтенный трюмный машинист давал «пузырь в корму», вахтенный механик обнаружил свищ в трубопроводе, через который забортная вода поступала в трюм 9-го отсека. Он перекрыл неисправный трубопровод и обесточил подтопленные электромоторы, тем самым не давая возможности дальнейшего развития аварии. Доложив о выполнении предварительных мероприятий, вахтенный механик попросил ГКП включить главные осушительные насосы (ГОНы) на осушку трюма девятого отсека.

Устранение последствий и опасная ситуация

Воздух высокого давления, выдавив воду из кормовой цистерны главного балласта, создал на корме силовой рычаг положительной плавучести. Инерционность подводной лодки, водоизмещение которой, а значит, и собственный вес составляют более десяти с половиной тысяч тонн, не позволяла подводной лодке быстро среагировать на положительную плавучесть кормы. ГОНы осушали трюм 9-го отсека и увеличивали эффект положительной плавучести кормы. В результате корма стала всплывать, а за счет хода в 8 узлов лодка стала быстро погружаться с нарастающим дифферентом на нос. Вот в это время максимального дифферента на нос я и слетел с койки. Была ли опасность неуправляемого провала подводной лодки на предельную критическую глубину, откуда нет возврата? Такой опасности не было, потому у нас имелся достаточный запас воздуха высокого давления. Но срочно прекратить провал лодки на глубину и выровнять дифферент можно было только за счет создания положительной плавучести носовой части подводной лодки. Старпом приказал дать «пузырь в нос», и тем самым не только корма, но и носовая часть лодки приобрела положительную плавучесть. Лодка стала легче воды, за счет положительной плавучести она получила подъемную силу примерно в 50 тонн, и эта подъемная сила неотвратимо и неизбежно выталкивала подводную лодку на океанскую поверхность. По сути дела, это неуправляемое всплытие было самым критическим моментом аварии. Если бы сверху над нами было какое-нибудь торговое судно или боевой корабль ВМС НАТО, то мы могли бы столкнуться с ними с непредсказуемыми последствиями для подводной лодки и для надводного корабля или какого-либо другого надводного объекта. К нашему великому счастью в этом пустынном уголке Атлантического океана не было международных морских путей, а нас не сопровождали ни авиация, ни противолодочные корабли вероятного противника. Не будем рассуждать на тему, нарушались ли при этом аварийном происшествии инструкции по борьбе за живучесть… Конечно же, нарушались хотя бы тем, что не была сыграна аварийная тревога, а факт всплытия подводной лодки не записывался в черновой вахтенный журнал, а значит, и не был отражен в журнале боевых действий несения боевой службы. Но кто может сказать, что аварийная тревога улучшила бы ситуацию? Кроме затягивания времени устранения аварии на 3–4 минуты, от аварийной тревоги не было бы никакого эффекта. Старпом и командир действовали в этой аварийной ситуации по оптимальному временному варианту и не только контролировали, но и четко предвидели последствия своих команд и приказаний.

Радостные последствия аварийного происшествия

К великой радости экипажа были отменены послеобеденные политзанятия, а вместо них все свободные от вахт матросы срочной службы были брошены на чистку трюма девятого отсека и на замену неисправного трубопровода. Замполита так запугали, что попросили и в следующий понедельник не проводить политзанятия, мистически связывая эту аварию с политзанятиями. И он согласился. До прихода на базу не было больше никаких политзанятий, чему были искренне рады все члены экипажа. Стрельцов в разговоре со мной гордился не тем, что он действовал в максимально быстром и оптимальном варианте при устранении этой аварии, а тем, что уговорил замполита не проводить больше политзанятий до прихода на базу.

Технической причиной аварии явилась усталость металла трубопровода, который в месте изгиба, от постоянных погружений и всплытий, которые меняли его физическую конфигурацию и создавали внутреннее напряжение, не выдержал и образовал небольшой свищ. Но эта технически непредотвратимая причина не могла бы развиться в аварию, если бы не человеческий фактор усталости, лени, лжи и безразличия. Я не знаю, когда и на какой день боевой службы вахтенный 9-го отсека соблазнился ленью и прекратил каждые полчаса осматривать отсек, довольствуясь ложью о его осмотре. Ведь и 10 августа 1985 года в дальневосточной бухте Чамжа, произошел тепловой взрыв атомного реактора ПЛ «К-431» только потому, что кто-то из рабочих поленился сразу же устранить перекос крышки реактора и сделал ложный доклад технологу и руководителю работ, что крышка села на место без замечаний. Он знал, что технолог не пойдет проверять его работу, так как он и никогда его не проверял, а верил на слово. Может быть, рабочему надо было срочно уйти домой, а для устранения перекоса требовалось время. Рабочий знал, что при испытаниях на герметичность этот перекос обнаружится, вот тогда он и устранит его со своими товарищами. Но обстоятельства сложились так, что во время устранения перекоса по бухте пробежал катер, и от его волны кран вместе с крышкой вытащил графитовые стержни аварийной защиты. И тепловой взрыв реактора стал реальной и неотвратимой неизбежностью. Вот точно так же и вахтенный 9-го отсека в какие-то сутки длительного плавания перестал фактически осматривать отсек, а довольствовался ложью о его осмотре. Действительно, он мог сотню раз, каждые полчаса осматривать отсек и каждый раз обнаруживать, что в отсеке все нормально. Эта рутинность и монотонность кого хочешь собьет с толку. Я даже не помню, как его наказали. По крайней мере, если было поощрение в виде 10 суток отпуска, то этот отпуск отменили. Возможно, что объявили строгий выговор или наказали по комсомольской линии. Все эти бумажные наказания являются для матроса срочной службы настолько ничтожными, что никто не обращал на них никакого внимания.

Но все-таки глобальная причина этой аварии заключалась в том, что любая человеческая ложь в период социализма не пресекалась, а нарастала, как снежный ком. Политическое двуличие порождало бытовое двуличие, а технические средства контроля над деятельностью человека не были развиты. Этот разрыв делал неотвратимым будущие тяжелые технические аварии, которые после 1985 года стали для нашей страны повседневной обыденностью.