Текст книги "Хроника духовного растления. Записки офицера ракетного подводного крейсера «К-423»"

Наряды и службы

Кроме дежурства по кораблю, дежурств по живучести, по оружию, плановых ремонтов и осмотров технических средств экипаж нес и гарнизонные наряды, а также наряды по камбузу и убирал территорию вокруг казарм и в военных городках. Практически каждый офицер экипажа заступал на какую-нибудь вахту через два дня на третий, а иногда и через день. Матросы срочной службы несли наряды и дежурства через день, а в некоторых обстоятельствах несли на берегу корабельные вахты ежедневно без смены. Времени на теоретическую и боевую подготовку не хватало. Для личного состава никаких увольнительных не выдавали. Иногда моряков срочной службы строем водили в дом офицеров посмотреть кинофильм или полюбоваться на заезжих артистов. Даже участники флотской самодеятельности ходили в дом офицеров строем без увольнительных, под руководством офицера. Мичманы к личному составу не допускались, даже небольшие строи моряков срочной службы водили только корабельные офицеры. Наряды и вахты не только физически переутомляли подводников и держали их в постоянном перенапряжении и недосыпании, но и превращали боевую и специальную подготовку офицеров и личного состава в бумажную фикцию. Ежедневно составлялся корабельный план боевой подготовки, а все командиры боевых частей имели журналы боевой подготовки, в которых отмечали все занятия и семинары, проведенные в течение учебного года. Всякий проверяющий прежде всего брал твой журнал боевой подготовки и сверял его с суточными планами. Мероприятия суточных планов должны были совпадать с отметками ЖБП о выполнении занятий и семинаров. Конечно же, все командиры боевых частей и старший помощник командира скоро поняли важность этой бумажной боевой подготовки и прямо говорили, что лучше не провести занятие, но включить его в план как проведенное, чем провести занятие фактически, но не включить его в бумажный отчет о выполнении. Однако честно скажу, что по факту бумажные планы едва ли исполнялись на 10–15 процентов, и дело здесь не в добросовестности корабельных офицеров. В реальности не было никакой физической возможности выполнить все громадье плановых мероприятий из-за многочисленного расхода офицеров, мичманов и личного состава нарядами и вахтами, не связанными с обеспечением повседневной и боевой деятельности подводной лодки. По сути дела, потогонная система внекорабельных вахт и нарядов не только изматывала человека физически и духовно, но еще и приучала постоянно лгать себе самому и командованию, заменяя реальную боевую подготовку и занятия по специальности бумажными отчетами о проведенных мероприятиях.

Условия жизни и быта. Гарнизонные «партизаны»

Нам повезло, за десять лет службы первый экипаж подводной лодки «К-423» все торпедные и ракетные стрельбы выполнял с положительными оценками и получал необходимые зачеты по боевой и практической подготовке. Другим экипажам такого везения не было. Получив ряд двоек по торпедным или ракетным стрельбам, экипаж снимался с корабля и на полгода отправлялся в учебный центр, расположенный в Палдиски. Конечно, я не занимал высоких командных должностей на подводной лодке, но отчетливо понимал, что причина неудовлетворительных оценок по ракетным и торпедным стрельбам кроется не в том, что экипажи слабо подготовлены, а в том, что им физически не давали в условиях гарнизона нормально подготовиться к практическим стрельбам, отвлекая их на гарнизонные работы и наряды. Наш экипаж провел обучение в учебном центре Палдиски лишь однажды, после своего формирования в 1968 году. Когда мы прибыли в начале 1970 года в гарнизон, чтобы закрепить теоретическую подготовку практической отработкой в качестве дублеров действующих корабельных экипажей, то в гарнизоне было всего только 20 жилых домов. Проблема с жильем для корабельного состава действующих экипажей подводных лодок была просто катастрофической. Жилье строили военные строители, которых в гарнизоне называли «партизанами». Это действительно был крайне недисциплинированный и разболтанный отряд военных строителей. Солдат из этого отряда можно было встретить в любое время суток блуждающими по военному городку группами или поодиночке в совершенно расхлябанном виде. Они крали с объектов строительства все, что плохо лежит, и продавали за спирт жителям поселка. За десять лет моей службы в гарнизоне Гаджиево военные строители построили 30 типовых пятиэтажек, на два подъезда каждая, но дефицит жилищного фонда так и не был устранен. Я совершенно убежден, что если бы командование ВМФ прислало вместо военных строителей для возведения жилых домов гарнизона гражданских строителей, то темпы строительства были бы многократно увеличены, а государству это обошлось бы значительно дешевле. Нельзя забывать, что эти блуждающие по гарнизону «партизаны» разлагающе действовали и на дисциплину матросов срочной службы плавсостава, а также на офицеров и мичманов, проживающих в гарнизоне. Вольно или невольно, но они приучали человека к воровству, так как всю сантехнику, краски, цемент, обои и другие отделочные материалы для ремонта своих квартир жители гарнизона были вынуждены покупать у «партизан».

Был такой случай. У командира корабля треснул в квартире унитаз, и он, выдав три литра спирта мичману со своего экипажа, приказал ему найти и установить в квартире новый унитаз взамен треснувшего. Вечером командир увидел новый сверкающий унитаз и отпустил мичмана на корабль. Через час раздался звонок в дверь квартиры. На пороге стоял «партизан» или военный строитель, который попросил пропустить его в туалет для осмотра только что установленного унитаза. Пройдя в туалет, «партизан» молотком расколотил унитаз в мелкие кусочки, а на вопрос командира корабля, зачем он это сделал, пояснил, что мичман не рассчитался с ним за сам унитаз и за сделанную работу. Оказывается, мичман обещал выдать солдату-партизану литр спирта, а когда тот выполнил работу, то просто выгнал его, решив использовать весь полученный спирт для собственных нужд. Вот за жадность и лживость своего подчиненного командир и получил возмездие в виде уничтоженного унитаза. Такие бытовые истории мелкого воровства и постепенного растекания этой заразы по гарнизону можно приводить до бесконечности. Командование и политотдел флотилии по своему служебному положению не могли не видеть всех этих безобразий и принять меры, чтобы заменить «партизан» гражданскими строителями. Но видимо, духовное разложение моряков корабельного состава входило в тайные планы политического руководства страны, поэтому никаких конструктивных реформ по улучшению бытовых условий плавсостава и освобождения его от тяжкой кабалы гарнизонных работ и нарядов, мешающих исполнению прямых стратегических функциональных обязанностей, не происходило. Наоборот, с каждым годом обстановка с пьянством, воровством и грубыми нарушениями дисциплины в гарнизоне ухудшалась. Вместо реальных изменений к лучшему происходило увеличение физических и психических нагрузок на боевые экипажи подводных лодок, которые были связаны не столько с плотным графиком несения боевых служб и патрулирований, сколько с распылением сил корабельных составов на второстепенные наряды и работы.

Вера и чувство Родины как истоки духовной и физической стойкости

Скажу по совести, что мне лично да, наверное, и другим офицерам, мичманам и личному составу позволяла перенести физические и духовные сверхнагрузки полная уверенность в необходимости нашего ратного труда для безопасности нашей родины. Мы кожей ощущали на себе огромную ответственность за подводную лодку и вверенную технику. Мы понимали, какое грозное термоядерное оружие нам доверила родина и как важно вовремя и правильно применить оружие по вероятному противнику. Кроме того, мы непосредственно взаимодействовали с разведывательными и поисковыми силами США и стран НАТО в районах боевой подготовки в Баренцевом море и заливах Кольского побережья. А также с поисково-ударными силами авиации и корабельного состава США на переходах и в районах несения боевой службы у атлантического побережья американского континента. Даже когда нас вели средствами наблюдения, мы не чувствовали страха, но испытывали желание поскорее избавиться от наблюдения, чтобы при необходимости выполнить задачу ответного удара ценой собственной гибели. Смелость нам придавало чувство ответственности не только за свою родину, но и за весь мир. И это чувство ответственности и смелость питались от веры, что наша страна никогда первой не обрушит ракетно-ядерного удара на США, даже если Америка устроит международную провокацию и начнет конфликт с СССР и странами Варшавского блока неядерными силами. Мы можем применить ядерное оружие своих подводных лодок только в ответ на ядерное нападение США. А в этом случае не будет спасения как нам, несущим боевую службу, так и врагу рода человеческого, посмевшему применить ядерное оружие в политических целях. В то же время лично я ощущал нервозность и страх военного командования и политической элиты США от нашего присутствия в водах Атлантического океана. Ведь не требует никаких объяснений, что военного уничтожения Ирака и Югославии никогда бы не произошло, если бы политическая элита КПСС не развалила Варшавский блок, а затем и СССР, нарушив международный паритет биполярного мира.

Скажу более, в интересах службы многие офицеры сознательно пренебрегали мерами личной радиационной безопасности. Выше я говорил, что подводники атомных лодок должны переодеваться в отдельном здании санпропускника, который был расположен в зоне радиационного контроля, общей для всех 15 причалов, на которых стояли атомные подлодки 19-й и 31-й дивизии 3-й флотилии Северного флота. Когда лодка базировалась на дальнем причале от камбуза и санпропускника, то требовалось больше часа времени, чтобы личному составу, перейти, например, с корабля до берегового камбуза для приема пищи. Четыре ежедневных перехода от казармы до корабля и от корабля до столовой занимало пять часов полезного времени. Для тех, кто не любил корабль, это очень хорошо потому, что он не только соблюдает правила радиационной безопасности, но и еще 5 часов в день гуляет по свежему воздуху. Большинство офицеров и мичманов в ущерб собственному здоровью, и в нарушение правил радиационной безопасности носили грязную одежду «РБ» в собственных портфелях. Я поступал так же. Когда мне все-таки дали первую маломерную однокомнатную квартиру с крошечной кухней в доме, который назывался «Бастилией» за маленькие оконца и откровенную схожесть с тюремным зданием, то грязную одежду «РБ» я стал носить с собой в портфеле и в эту квартиру. У меня к этому времени были две малолетние дочери. Я полностью понимал всю личную ответственность за их и свое здоровье, но сознательно нарушал режим радиационной безопасности от полной безысходности и для экономии времени.

Чтобы успеть к подъему флага и прибыть на построение в 7 часов 45 минут утра, не заходя на санпропускник, мне надо было встать в 6 часов 45 минут утра, а с заходом в санпропускник я должен был вставать в 5 часов 30 минут ежедневно. Час утреннего сна для молодого организма дороже собственной радиационной безопасности. В обед, переодеваясь прямо на корабле, я через тридцать минут приходил на камбуз и сразу же после обеда шел на корабль. Это давало возможность больше времени заниматься не самой боевой подготовкой, а оформлением документов о несостоявшихся занятиях и семинарах как о состоявшихся и проведенных. Все проверки флотских и московских комиссий перед выходом на боевую службу моя радиотехническая служба проходила без крупных замечаний. Потому, что документы были в полном порядке. Правда, и знания личного состава хотя и не отличались глубиной, но были достаточными, чтобы помнить наизусть свои обязанности по книжке «боевой номер».

Элита флота – гидроакустики

Мне подчинялись и гидроакустики, которые считались элитой флота, так как от практических навыков гидроакустиков по обнаружению и распознаванию целей (по характеру их шумов) зависели скрытность и безопасность подводной лодки. Сколько копий сломано, чтобы гидроакустики меньше несли на базе корабельные и не корабельные вахты и наряды и больше тренировались в гидроакустических кабинетах! Но перегрузка на базе была такова, что мои гидроакустики иногда неделями не могли попасть в кабинет, так как непрерывно заступали в дежурную смену корабельной вахты или сменялись для того, чтобы заступить в караул по гарнизону или рабочими по камбузу. Завершая рассуждения о нарушении режима радиационной безопасности, надо сказать, что пример в этом подавало командование корабля и командование дивизии. Никто из моих командиров никогда не переодевался на санпропускнике, а переодевались в грязное «РБ» или на лодке, или в аппаратных по проверке радиационной безопасности, которые были установлены на каждом пирсе.

Эти аппаратные обслуживали береговые моряки химической службы. Когда лодка надолго пришвартовывалась к какому-нибудь постоянному пирсу, то за бутылку спирта береговые моряки срочной службы разрешали переодеваться в их аппаратных не только командованию корабля, но и командирам боевых частей. Штаб дивизии и флагманские специалисты при выходе в море или при проверке подводной лодки также приходили на лодку со своим «РБ» и переодевались на месте или получали одежду «РБ» от корабельного интенданта. Конечно, от личного состава офицеры требовали жесткого исполнения правил радиационной безопасности. В любых ситуациях моряки срочной службы переодевались в грязную одежду «РБ» только на санпропускнике.

Командование корабля и командиры боевых частей кроме переходов на береговой камбуз в течение рабочего дня могли быть вызваны на ПКЗ-145 в штаб дивизии – на занятия или консультации к флагманским специалистам. Могли по необходимости посещать плавмастерскую или вызывать из жилого городка гарантийные бригады по ремонту технических средств. Если бы всякий раз командование корабля и командиры боевых частей переодевались на санпропускнике, то они не успели бы в полной мере исполнять свои функциональные обязанности. Но эта двоякость, когда моряков срочной службы заставляют что-то исполнять в обязательном порядке, а командование корабля игнорирует эти требования на глазах своих подчиненных, не способствовала корабельной дисциплине, а способствовала воспитанию той же духовной двуликости и фарисейства.

В то же время во время автономного плавания, как и при любом выходе в море, офицеры обязаны были прибывать на прием пищи в кают-компанию не в грязной одежде «РБ», а переодеваться в желтые форменные рубашки с погонами. Да и при стоянке на базе часто офицеров собирали в кают-компании в повседневной офицерской форме, без одежды «РБ».

Радиация и грязная одежда «РБ»

Когда ты полностью уверен, что на корабле нет никакой радиации, то переодевание в грязную одежду превращается в чисто формальный акт и исполняется не как мера безопасности, а как необходимость приведения корабельной формы одежды к единому образцу. Я до сих пор не понимаю, за что меня штрафуют, когда, например, я еду в машине один и не пристегнут ремнем безопасности? От такой небрежности при аварии пострадает только моя собственная жизнь и ничья другая. Государство, штрафуя меня за непристегнутый ремень, якобы заботится о моей безопасности, а на самом деле пополняет собственный бюджет за счет автовладельца.

Дело в том, что, будучи пристегнутым, я надеюсь на ремень как на спасительную панацею и совершаю рискованные маневры, а вот без ремня безопасности я становлюсь в десять раз более осторожным и внимательным, так как надеюсь только на собственную реакцию и внимательность. При выходе в море начальник химической службы раздавал каждому члену экипажа подводной лодки дозиметры. Мы их были обязаны постоянно носить при себе, а затем сдавать начхиму для учета индивидуальной дозы радиации. Этот прибор, похожий на авторучку, постоянно напоминает тебе, что ты находишься в зоне радиации. Но ведь прибор ничего не может изменить, если на лодке начнет распространяться радиация. Дня через три после первого выхода в море я сдал дозиметр начальнику химической службы и больше уже никогда не брал его за все десять лет службы на атомных подводных лодках 19-й дивизии. Точно так же поступали и большинство корабельных офицеров. Я не считаю такое поведение бравадой, а полагаю это совершенно необходимым для собственного духовного спокойствия и равновесия. В основе такого поведения не бравада, а абсолютная уверенность в надежности нашей техники. Те члены экипажа, которые тщательно берегли свое здоровье, постоянно думали о вредном последствии радиации, носили дозиметры, бегая к начальнику химической службы для их проверки, а также соблюдали все правила радиационной безопасности, чтобы не получить радиоактивного заражения, – скоро заболевали какой-нибудь хронической болезнью (типа язвы желудка), вовсе не связанной с радиацией. Они жили в состоянии духовного неравновесия и дисбаланса от близости с двумя работающими атомными реакторами и угнетали свою психику страхом радиационного заражения, что и стало причиной появления у них хронических заболеваний организма. Конечно, весь экипаж подводной лодки ежегодно подвергали медицинской диспансеризации и хронические заболевания духовно слабых людей тут же устанавливались. Их списывали на берег и переводили в другие места службы. Но в своем большинстве защитные силы организмов подводников были мобилизованы так, как будто мы находились не в мирных, а во фронтовых условиях. Хотя, может быть, и диспансеризация была чисто формальным мероприятием, и реагировала только на тех, кто предъявлял жалобы на свое здоровье. Приведу такой пример. Однажды перед сдачей анализов мочи и крови мы со штурманом Епифановым Виталием Ивановичем выпили вечером по бутылке неразведенного спирта в надежде, что наши анализы окажутся не в норме. Утром мы сдали анализы мочи и крови, а через день в наши медицинские книжки «влепили» ярлычки с анализами, где все показатели были в абсолютной норме.

Глава 7. Корабельная служба и роль в ней первого командира Кочетовского

В моей офицерской жизни Кочетовский Иван Иванович сыграл заметную роль и определил мою судьбу вплоть до 1980 года, когда после одиннадцати лет службы на атомном флоте меня вывели из штатной должности начальника РТС первого экипажа ПЛ «К-423» и перевели для дальнейшей службы на береговой подмосковный объект Дуброво. Расскажу только о двух случаях.

После завершения обучения в учебном центре города Палдиски экипаж прибыл в начале 1970 года на стажировку в гарнизон приписки – Гаджиево. Здесь я первым из офицеров экипажа сдал у флагманских специалистов зачеты на самостоятельное исполнение обязанностей командира электронно-вычислительной группы (ЭВГ) и через приказ по дивизии получил допуск к самостоятельному исполнению обязанностей командира ЭВГ. Заместитель командира по политчасти, рыжая бестия, капитан 2-го ранга Сергей Чирков не нашел ничего лучшего как поощрить меня избранием секретарем комсомольской организации экипажа. Я вообще не любил ни комсомольскую, ни партийную работу, хотя искренне верил, что если все мы станем честными и порядочными и откажемся от собственного двуличия, то вполне можем построить в своей стране коммунизм или его близкое подобие. Нужно было пережить полный развал социалистической системы, чтобы понять утопичность этой идеи. Полный грустных размышлений о своей будущей незавидной роли секретаря комсомольской организации в один из вечеров я пошел в дом офицеров, чтобы изрядной долей алкоголя снять духовную тоску и напряжение. По стечению обстоятельств, там я встретил своего однокурсника по училищу, замечательного и незаносчивого человека Володю Шибаева. Володя был сыном московского адмирала Шибаева, начальника минно-торпедного управления ВМФ, но мы с ним тесно дружили все пять лет учебы в училище и часто вместе ходили в увольнение и снимали стресс от военных наук и экзаменов приемом спиртного. Учился он на твердые тройки и четверки, даже иногда получал и двойки по отдельным экзаменационным предметам, но за представительный вид все однокурсники называли Володю Шибаева «Графом».

Кого-кого, но встретить «Графа», своего лучшего товарища по училищным пьянкам, я никак не ожидал. После выпускного бала мы ни разу не виделись, и нам было о чем поговорить. В училище, даже на пятом выпускном курсе мы получали около пятнадцати рублей ежемесячного денежного содержания, а на такие деньги много не нагуляешься. Имея в кармане офицерские зарплаты с надбавками за особые условия службы, мы щедро угощали друг друга и скоро сильно запьянели. Кто-то из нас подозвал в очередной раз официантку, заказал водки и сказал: «Закупаем все ваши блюда вместе с блюдоносицами».

Мы совершенно забыли, что кафе находится не в свободном Ленинграде, а в закрытом гарнизоне Гаджиево. Официантка обиделась и вызвала гарнизонный патруль. Вместо ожидаемого графинчика с водкой, перед нами предстал морской офицер с повязкой начальника патруля на левой руке и вежливо предложил рассчитаться и последовать за ним. Вскоре мы оказались на гарнизонной гауптвахте, где у нас отобрали удостоверения личности и все личные вещи и заперли в холодную камеру с голыми нарами. После я многократно стоял и дежурным по гарнизону, и начальником караула и хорошо изучил эту карательную кухню. По номерам частей установили нашу принадлежность к экипажам и немедленно позвонили или командиру, или замполиту. Видимо, командование Володи Шибаева сообщило дежурному по гарнизону о его кастовой принадлежности к семье московского адмирала и порекомендовало отпустить его в казарму, чтобы не было скандала и разбирательства по поводу законности или беззаконности его задержания. Ведь мы не проявляли никакой агрессии, а наше заявление о «блюдоносицах» можно расценить как глупую шутку.