Текст книги "Нежнее неба. Собрание стихотворений"

«Еще стеклярусные нити…»

 
Еще стеклярусные нити
Протянуты к земле из туч,
Но чувствуется уже в зените
Подкрадывающийся луч.
 
 
А это знак, что дождь недолог,
Каких-нибудь минуты три
И солнца сверкающий осколок
Тучу пропорет извнутри.
 
 
И взору подарив отраду,
Зажгутся на другом краю
Лучам навстречу полосы радуг
Бледными светами семью.
 
 
И будет бисером унизан
Каждый листок и зазвенит
Жемчуг соскальзывая с карниза
И разбиваясь о гранит.
 

1919

«Забита будка у ворот…»

 
Забита будка у ворот,
Не слышно бубенцов на гривах,
И бронзового фавна рот
Не мечет в урну струй игривых.
 
 
И ковыляющих утят
Не провожают всхлипы лая,
А листья медленно летят,
Холодным пламенем пылая.
 
 
И в огороде за плетнем
На перерытых грядах пусто,
Лишь у стены прижавшись в нем
Торчит лохматая капуста.
 
 
И убаюканный мечтой,
Вновь проскитаюсь целый день я
Под сенью рощи золотой
В очарованьи запустенья.
 

1919

К. Д. Бальмонту («Твой яркий дар – чудесная певучесть…»)

 
Твой яркий дар – чудесная певучесть,
Слух чаровать тебе присуждено;
Твои стихи – прекрасное вино,
В них нежный вкус и сладостная жгучесть.
 
 
Поэтом быть твоя земная участь,
В сплетеньи строк низать к звену звено
И птицей петь – о чем не все ль равно? —
Легко-легко, не сетуя, не мучась.
 
 
Ты все воспел: полночный бред луны,
И страсть огня, и холодность волны,
Любовь и смерть, норвежца и японца,
 
 
Простор полей и зоркий горизонт,
И завещал быть пламенным как солнце…
Привет тебе, наш солнечный Бальмонт!..
 

1920 г. 25 марта. Четверг.

Москва

Послание К. Д. Бальмонту («Бальмонт прекрасный!..»)

 
Бальмонт прекрасный!
          К тебе сгорая
От неги страстной,
          В преддверье рая
Я возлетела
          Как пылкий кочет,
Трепещет тело
          И кровь клокочет.
Дрожу как лань я,
          Моя мечта ты!
Прими посланье
          Влюбленной Таты.
 

1920 г. 29 марта. Понедельник.

Москва

3. Н. Ивановой («Сережа задремал в кровати…»)
В альбом

 
Сережа задремал в кровати,
Со службы «прапорщик» пришел,
И Вы велели быстро Кате
К обеду накрывать на стол.
 
 
А мне довольно скучно было,
Зевоты я сдержать не мог,
Присел, взял ручку и чернила
И написал Вам восемь строк.
 

1920 г. 5 мая. Среда.

Москва

О. Л. Леонидову. В альбом («Промчится быстро жизнь неистовая…»)
В альбом

 
Промчится быстро жизнь неистовая
И на закате Ваших лет,
Страницы эти перелистывая,
Вы мой найдете легкий след.
 
 
Черемухой повеет в комнате
И вздоха Вам не уберечь,
И с умилением Вы вспомните
Минуты наших ранних встреч.
 

1920 г. 8 мая. Суббота.

Москва

«Прозрачно небо… Даль ясна…»

 
Прозрачно небо… Даль ясна…
День напоен теплом и светом…
Какою нежною весна
Явилась к нам в апреле этом!
Окутал ветки свежий пух,
И окна и сердца раскрылись,
И юркий крошечный лопух
Из-под ворот на солнце вылез.
Во всем восторг и торжество,
День отдала весна во власть им,
И счастьем веет от всего,
И даже воздух пахнет счастьем.
 

<28 июля 1920 г. Среда.

Кантаурово, Нижегородская губерния.>

Истинное происшествие («Я вышел от прелестной Вари…»)

 
Я вышел от прелестной Вари
И, Сивцев-Вражек миновав,
Сел на Пречистенском бульваре
Вдыхать осенний запах трав.
 
 
И замирая от блаженства,
Я был душой почти в раю
И думал: «Варя – совершенство!
Она украсит жизнь мою!..»
 
 
Изнемогая в страстной дрожи,
Я все на свете позабыл,
Тот миг мне был всего дороже,
Я на десятом небе был.
 
 
Но вдруг на самом сладком месте
Блеснула мысль в уме моем,
Что Тата с Катечкою вместе
Теперь на даче и вдвоем.
 
 
Они целуются бесспорно,
Воркуя словно голубки,
И я, рассвирепев, упорно
Стирал о гравий каблуки.
 
 
Моя душа набухла злостью,
В ней стало сыро и темно,
И я огрев скамейку тростью
Поехал к музам в «Домино».
 

1920 г. 18 августа. Среда.

Москва

«Томительные дни сомнения и лени…»

 
Томительные дни сомнения и лени…
От жуткой пустоты душа изнемогла…
Перед грядущей тьмой клоню в тоске колени
В уединении домашнего угла.
 
 
А осень шелестит шелками покрывала,
Шуршит валежником по травам шлейф влача;
Тупая боль души еще не миновала
И сердце ночи ждет как смертник палача.
 
 
И хочется вослед за стаею утиной
Покинуть берега для глуби мутных вод;
Бестрепетен покой под выцветшею тиной
И сладок поцелуй забвения… И вот
 
 
Не верю, не ищу, не знаю даже надо ль
Надеждою встречать улыбку поутру,
Когда моя душа как лиственная падаль
Мятется, трепеща, на жизненном ветру.
 

<23 августа 1920 г. Понедельник.

Москва>

«О, неизбежность наших встреч!…»

 
О, неизбежность наших встреч! —
В прозрачной влаге пена яда…
Как трудно сердце уберечь
От слишком ласкового взгляда!
 
 
Прикосновенья жадных рук
Еще робки, но не случайны,
И с каждой встречей уже круг
Под покрывалом сладкой тайны.
 
 
Душа предчувствием жива,
Надежды скрыты не в кольце ли?
И рвутся мыслей кружева
Не достигая самой цели.
 
 
Движенья медленные лгут,
Они должны быть нежно-грубы,
Когда так близко стерегут
Слегка накрашенные губы.
 

<24 августа 1920 г. Вторник.

Москва>

«Истомной лени я…»

 
Истомной лени я
          Не одолею,
В тупом томлении
          Мечту лелею.
 
 
Душа взволнована,
          Ей сон неведом,
Уже давно она
          Пленилась бредом.
 
 
Томишься в зале ты
          Ненужной верой,
И чувства залиты
          Тоскою серой.
 
 
Ах, если можно мы,
          Готовя встречу
С пустыми ножнами
          Пройдем сквозь сечу.
 
 
И алый прах от ног
          Стряхнем легко мы,
В просторах бархатных
          К любви влекомы.
 

1920 г. 26 августа. Четверг.

Москва

«Какие силы водят мной?!…»

 
Какие силы водят мной?!.
Зачем иду к тебе я, осень?!.
В саду тоскливо и темно,
А только без четверти восемь.
 
 
Глядят из каждого угла
Насторожившиеся тени;
Душа любви не сберегла
И обессилела в смятеньи.
 
 
И вот – остывшая – одна,
Она в самодовольстве лживом
Ничьим волненьям не родна
И не близка ничьим порывам.
 
 
О, как ничтожен жребий мой:
Отдать поклон соседке-деве
И не спеша идти домой,
Когда часы покажут девять!..
 

<27 августа 1920 г. Пятница.

Москва>

«И тишина… И слабо пахнет мятой…»

 
И тишина… И слабо пахнет мятой…
И полумрак ревниво озаря,
Ее косы растрепанной и смятой
Сквозь тюль гардин касается заря.
Ах, после ласк любовь еще дороже,
Ясней глаза и щеки розовей,
И гуще синь в мгновенья легкой дрожи
Под траурными нитями бровей.
 

<23 сентября 1920 г. Четверг.

Москва>

«Самое близкое сердцу – осени, зимы и весны…»

 
Самое близкое сердцу – осени, зимы и весны,
Самое лучшее в жизни – сумерки, ночи и дни;
Пусть майским утром деревья благоуханны и роены,
А в сентябре на закате ржавы и чахлы они.
 
 
Есть красота и в недуге; мне одинаково милы
Шумная вешняя радость, строгий осенний покой;
О, чаровница-природа, прелести символ и силы,
Вечно была ты прекрасной, вечно и будешь такой!
 
 
Где в этом мире лукавом лучше найду я подругу?
Кто беззаветней полюбит? Кто приласкает нежней?
Ты лишь одна улыбнешься в миг безнадежности другу,
Ты лишь одна не изменишь мне до конца моих дней…
 

<9 октября 1920 г. Суббота.

Москва>

«Вчерашний день казался мне пустым…»

 
Вчерашний день казался мне пустым,
Я тщетно ждал, чтоб нежное светило
Издалека сияньем золотым
          Меня слегка озолотило.
 
 
Но день был сер и властвовала мгла,
Текли часы и капали минуты,
И все душа смириться не могла,
          Что к свету ей пути замкнуты.
 

1920 г. 22 ноября. Понедельник.

Москва

«Слова корявы и скрипучи…»

 
Слова корявы и скрипучи,
          Хромает стих
          И рифма не верна;
Не отыскать в навозной куче
          Творений сих
          Жемчужного зерна.
 

1920 г. 6 декабря. Понедельник.

Москва

П. И. Вагину. Записка («Нет, невозможно слушать на ночь…»)

 
Нет, невозможно слушать на ночь
Подобную галиматью!..
Своей поэмой, Петр Иваныч,
Долбит он голову мою.
 
 
Такой сверхбарабанной дроби
Слух не выдерживает мой,
Я весь в поту, в жару, в ознобе,
А потому бегу домой.
 

1920 г. 20 декабря. Понедельник.

Москва

«Весною сны – последний талый снег…»

 
Весною сны – последний талый снег…
Сны осенью – тоска о первом снеге…
Воспоминать испытанные неги
Животворит живительнее нег
Дань сентября – пленительная лень;
В аллеях блеклых стынет воздух тленный,
Как поцелуй, на лбу напечатленный,
И каждый лист – затравленный олень.
За парником у выцветшей стены,
Средь паутин и чахнущих растений,
Шевелятся уродливые тени
В причудливые сети сплетены.
Закатный пыл впивает виноград,
И гаснет луч на гроздьях винограда;
И мне дана великая награда: —
Не ожидать заслуженных наград…
 

1920

«Воздух пахнет росою и сеном…»

 
Воздух пахнет росою и сеном,
Легкой сыростью веет овраг;
Хорошо по прохладной росе нам
В полусветлый идти полумрак.
 
 
Вдалеке за притихнувшим полем
Звонкий голос плетет кружева;
Мы к молчанью себя не неволим,
Но сейчас неуместны слова.
 
 
Заблудилась в потемках дорога,
Повернув наугад на восток,
И стоит покосившись немного
Огороженный палками стог.
 
 
Каждый миг то прозрачней, то звездней
Полусонного неба атлас,
И никак не поймешь это поздний,
Или ранний предутренний час.
 

1920

«Восторги встреч и горести разлук!..»

 
Восторги встреч и горести разлук!
Душа, как прежде, вами лишь томима;
Еще держу в прицеле верный лук,
Но дни летят моей засады мимо.
Слежу с тоской за бешенством погонь,
Восходов жарких, пламенных закатов;
Не для меня пылающий огонь,
Мой мутен день и вечер будет матов.
И меркнет взор, и никнет голова,
И память бережная бредит вами…
Как больно знать чудесные слова
И не уметь их выразить словами!..
 

1920

«Тянет жадная бездна…»

 
Тянет жадная бездна,
Тщетны слезы, молитвы и жалобы
И борьба бесполезна:
Только сердце она раздражала бы.
 
 
С каждой новой минутой,
Непонятною силою движимы,
По спирали замкнутой
В неизбежность спускаемся ниже мы.
 
 
Что же в том, что возможно
Пережить золотые мгновения?
Все ненужно и ложно
Если нам не уйти от забвения…
 

1920

«О, радость обрести в пути единоверца…»

Е. П. Павлову

 
О, радость обрести в пути единоверца!
Тщету земных дорог и ты, как я презрел;
Нам дан один удел: пронзить чужое сердце
Певучим острием неотразимых стрел.
 
 
Пусть вехами нам путь никто не обозначит
Провиденных вершин достигнем и одни,
И никакой туман в лохмотьях мглы не спрячет
Сиянья наших солнц в назначенные дни.
 
 
Мы, обреченные, одним подвластны узам,
Одной волною нас в безбрежность унесло;
Что розы и шипы для тех, кто служит Музам
Словами музыки и музыкою слов?
 

1920

«О, сладость уз желаемого плена…»

 
О, сладость уз желаемого плена!..
Словам любви не вырваться из строк,
В одном певучем имени – Елена
Сплелись концы всех нитей и дорог.
 
 
Еще не мне твое очарованье
И трепетная женственность твоя,
И нежность губ, и глаз твоих сиянье
Еще не мне, но твердо знаю я, —
 
 
Мне будет все в назначенные сроки,
Моя любовь не может не найти,
И каждый путь и узкий и широкий
Нас приведет к единому пути.
 

1920

«О, тайная, о нежная услада…»

 
О, тайная, о, нежная услада,
В предчувствии чудесного конца,
Не отрывать восторженного взгляда
От разгорающегося лица.
 
 
Пускай сейчас другой целует руки,
Не для него, что мне присуждено,
Но тяжело в бессмысленной разлуке
Таить любви готовое вино.
 
 
А сердце молит: будущим живи,
Тот близок день, когда кудесник-случай
Вас принесет одной волной зыбучей
К пленительному берегу любви.
 

1920

«Окончу скоро ли волненья странствий?!…»

 
Окончу скоро ли волненья странствий?..
Где отдохну на полпути ль, в конце ль?..
Здесь на земле иль в мировом пространстве
Существования моего цель?..
 
 
Иду, куда душа мечтой влекома,
Ласкают мхи и тернии язвят,
Мне чуждо все и все давно знакомо
И чад любви и ненависти яд.
 
 
Грядущий день приветствуется песней,
Вчера за мной как перейденный ров;
И есть ли здесь, что проще и чудесней
Привычной смены утр и вечеров?
 
 
Вопрос звучит, но нет еще ответа,
Жизнь не ответ, и к вечности спеша,
Лишь тайну зорь, игру теней и света
Не устает приветствовать душа.
 

1920

«Плетутся сумрачные дни…»

 
Плетутся сумрачные дни
Однообразные как вишни;
В душе погасли все огни,
И все надежды стали лишни.
 
 
И с каждым часом все скучней,
Бессмысленней и безобразней
Влачить ярмо ненужных дней
В годину варварства и казней.
 
 
Но не решиться, не уйти,
Не досягнуть того предела,
Где можно бросить все пути
У остывающего тела.
 

1920

«Подошла и разнежила взглядом…»

 
Подошла и разнежила взглядом…
Как не верить, что есть чудеса!
О, блаженство быть вместе, быть рядом
Хоть на краткие четверть часа.
 
 
Этот голос певучее скрипки,
Эта поступь легка и горда,
А пленительней этой улыбки
Я не видел еще никогда.
 
 
Тайный вздох не сумел удержать я, —
Ах, любовь, заколдован твой круг! —
Так волнующи были пожатья
Мной еще не целованных рук.
 

1920

«Заглох мой сад и неуютен терем…»

 
Заглох мой сад и неуютен терем,
Мне ничего весна не принесла,
И выброшенный жизнью из русла,
Я счет забыл обидам и потерям.
 
 
А дни не ждут… Из робкого зерна
Встают ростки, напор их смел и дружен;
Все изменило, я обезоружен,
Лишь память мне по-прежнему верна.
 
 
Не тот грустит, кто грусть слезами мерит,
Мне слез не знать, как их я ни зови;
Что для того предчувствие любви,
Кто, разлюбив, в любовь уже не верит?..
 

1920

«Насквозь пронзают иглы стужи…»

 
Насквозь пронзают иглы стужи,
И ветер в исступленьи злом
Сдавил нагие ветки туже
Нерасплетаемым узлом.
Холодный дождь жесток и жёсток,
Он воздух наискось сечет,
И дрогнет шалый перекресток,
Давно забыв ударам счет.
И солнцу скрученному в тучах
Упорства их не одолеть,
Не разогнать громад летучих,
Взнеся пылающую плеть.
Дорога тяжела и взрыта,
И мглистой ночью по краям
Роятся звездами корыта
Водой наполнившихся ям.
 

1920

«Как ненужны слова…»

 
Как ненужны слова
          Перед блеском заката!..
          Вдоль дороги у ската
Серебрится трава;
Глубока синева
          И на ней розовата
          Тучка виснет как вата,
Проплывая едва.
 
 
Меркнет палевый след,
          Отцветая и тая,
          Блекнет даль золотая,
Гаснет розовый свет;
Вот и дня уже нет,
          Мгла нависла густая…
          Не раскрою уста я,
Не промолвлю ответ!..
 

1920

«Пускай мороз поутру злится…»

 
Пускай мороз поутру злится
И яростны его щипки,
И у прохожих скрыты лица
В поднятые воротники.
 
 
Пускай февральский ветер едок
И колет горстью вьюжных жал,
Я знаю, это напоследок:
Он от предчувствий задрожал.
 
 
Недаром чуткие капели,
Родившись в полдень от лучей,
Сегодня о весне запели
Настойчивее и звончей.
 
 
И облака сквозят недаром
Как тюлевые рукава,
И скрыта предвесенним паром
На горизонте синева.
 
 
Как ни крепи, зима, ты силы,
Каким морозом ни грози,
Уже всему в природе милы
К весне влекущие стези.
 

1920

«Слова любви что легкий шелест града…»

 
Слова любви что легкий шелест града,
Их назначенье зной охолодить,
И самая блаженная отрада
Из уст им путь устами преградить.
 
 
Расцвет души не каждый час возможен,
Цветов любви словами не дави,
Чем меч острей, тем ржавей облик ножен,
Чем меньше слов, тем более любви!..
 

1920

«Я проводил сегодня день улыбкой…»

 
Я проводил сегодня день улыбкой,
В мою печаль он вплел еще звено,
И вот душе взволнованной и зыбкой
На краткий миг раскрыться суждено.
 
 
Мне небеса светло проголубели,
И наяву держала Муза речь,
О том, что дар мне данный с колыбели
Я обречен от пошлости беречь.
 
 
Не мне кадить минутному кумиру
И возлагать фальшивые цветы
К его ногам и петь о славе миру
Во имя мишуры и суеты.
 

1921 г. 28 января. Пятница.

Москва

«Ах, в дуновеньи ли, в привете ли…»

 
Ах, в дуновеньи ли, в привете ли
Уста весны еще робки,
Но все-таки ее заметили
Воркующие голубки.
 
 
Душа надеждами окутана,
Подвластная весны рулю,
Уже не даст себя в лоскут она
Укрыть буяну-февралю.
 
 
Пускай колючими метелями
Он роет воздух в темноте,
Из нас никто не спросит те ли мы,
А каждый знает, что не те.
 
 
В томлении предвоскресения
Избытком бодрости дышу,
И взбудораженность весенняя
Влечет за стол к карандашу.
 

1921 г. 2 марта. Среда.

Москва

Черная любовь («Взлетает кверху хлопнувшая пробка…»)

 
Взлетает кверху хлопнувшая пробка,
Струится тук шипучего вина;
Я не один, со мною эфиопка,
Она черна, но все же недурна.
Ее привез из знойного Судана
Гуляка-парень, пьяница-матрос,
И отдал мне по просьбе капитана
На сутки за коробку папирос.
Наивная бессмысленна улыбка,
Приподнята лоснящаяся бровь;
Но кровь бурлит и сердце бьется шибко,
Испытывая черную любовь.
 

1921. 20 апреля. Среда.

Москва

Corona amoris. Венок сонетов

I. «Кому дана блаженная награда…»

 
Кому дана блаженная награда
Тот знает непечальную печаль;
Ему покинуть влажный сумрак жаль,
Нет сил уйти из блекнущего сада.
 
 
Замшенный грот, осенняя прохлада,
Сквозь ветки розовеющая даль,
Его зовут: К безмолвию причаль,
Оно одно – влюбленному отрада.
 
 
В глуши аллей, вздыхая, бродит он,
Шурша листвой и вдоволь упоен —
В который раз? – все теми же мечтами,
 
 
О том, что скоро минет срок разлук
И снова он почувствует устами
Мед знойных уст и свежесть нежных рук.
 

II. «Мед знойных уст и свежесть нежных рук…»

 
Мед знойных уст и свежесть нежных рук,
Зарницы глаз и облако-улыбка,
В вас явь и сон, правдивость и ошибка,
Туман и свет, молчание и звук.
 
 
Как лоно вод волнует стройный струг,
Вы мысль волнуете легко и зыбко,
И вот она – трепещущая рыбка —
Метнулась в сеть, отбившись от подруг.
 
 
Ах, кто пронзен Эротовой стрелою,
Чья грудь таит как уголь под золою
За каждый час, за каждый миг испуг,
 
 
Тот, дружеской не внемля укоризне,
Уходит прочь от шумных торжищ жизни,
Тот замыкается в чудесный круг.
 

III. «Тот замыкается в чудесный круг…»

 
Тот замыкается в чудесный круг
Своей любви, кто нежным болен бредом,
Знакомый путь ему теперь неведом,
Не верит он в незыблемость порук.
 
 
Ни славы, ни богатства, ни заслуг
Не ищет он, не тянется к победам,
И никаким случайностям и бедам
Не охладить в нем сердца жаркий стук.
 
 
Что радости, невзгоды и печали,
Когда в душе все струны зазвучали,
Когда мечты безудержно поют?
 
 
А больше ничего тому не надо,
Кто ласковый нашел себе приют,
Где милый образ – верная ограда.
 

30 апреля 1921 г. Суббота.

Москва

IV. «Где милый образ – верная ограда…»

 
Где милый образ – верная ограда
Там воздух синь и лучезарен день,
Журчит ручей и рядом, скрывшись в тень,
Спят пылкий фавн и робкая дриада.
 
 
Звенит бубенчиками козье стадо,
Полдневную не нарушая лень,
Мелькнет в кустах застенчивый олень
И через миг вновь скроется от взгляда.
 
 
Зной не томит, и ветер словно брат
Целует дев и юношей, он рад
Их освежить, а в пору листопада
 
 
Шипучий кубок поднося к устам,
Невольно восклицает каждый там:
О, сладкий сок хмельного винограда!..
 

1 мая 1921 г. Воскресенье.

Москва

V. «О, сладкий сон хмельного винограда…»

 
О, сладкий сок хмельного винограда,
Ты взбудоражил сонные мечты,
Твоя струя лазурней высоты,
Пьяней вина и гибельнее яда.
 
 
Как в душный день хотя бы с дробью града
Дождь радует зачахшие кусты,
Обрадовал безрадостного ты,
Твой пламень в жилах – жгучая услада.
 
 
Я долго шел по рытвинам дорог,
Я жаждал, я устал, я изнемог
В тисках тоски отчаянной и мрачной,
 
 
Не верил в сон, не ждал отлива мук,
Но, хмель любви глубокой и прозрачной,
Ты опьянил негаданно и вдруг.
 

1 мая 1921 г. Воскресенье.

Москва

VI. «Ты опьянил негаданно и вдруг…»

 
Ты опьянил негаданно и вдруг,
Любви благоухающий напиток,
Ты пробудил дремавших сил избыток
И сделал все прекраснее вокруг.
 
 
Ты снял с души сомнения недуг,
Извлек ее из плена нудных пыток,
И пухом серебристых маргариток
Покрыл проснувшегося сердца луг.
 
 
О, тишина – живительная влага!
Ты мне теперь единственное благо,
Тобой одной наполню свой досуг…
 
 
Как спорить нам с насмешницей-судьбою?
Сегодня счастлив дружбою с тобою,
Еще вчера я был веселью друг.
 

2 мая 1921 г. Понедельник.

Москва

VII. «Еще вчера я был веселью друг…»

 
Еще вчера я был веселью друг,
Мой светлый смех звенел друзьям и девам,
И как стрелой стремительным напевом
Моей души натягивался лук.
 
 
Еще вчера, наивно близорук,
Я предан был минутным королевам
Встречающим то милостью, то гневом,
Познавшим смысл единой из наук.
 
 
Не замечая гибельной рутины,
Я жил во тьме, сегодня паутины
Любовью словно ветром сметены;
 
 
Вчерашнее мне – горькая досада.
Вчера я так боялся тишины,
А нынче сердце тишине лишь радо.
 

3 мая 1921 г. Вторник.

Москва

VIII. «А нынче сердце тишине лишь радо…»

 
А нынче сердце тишине лишь радо,
Той тишине, которая одна
Дает познать глубины чувств до дна,
Очистив мысль от приторного чада.
 
 
Светильник снов, провидений лампада,
Маяк предчувствий брезжущих, она —
Прославленная издавна страна
Чудес в действительности – Эльдорадо.
 
 
Меня любовь к ней быстро привела,
С ее полей – прилежная пчела —
Я доверху наполнил медом соты,
 
 
И умилен смиренностью благой,
Я наяву узрел ее красоты,
Воскресший, просветленный и другой.
 

4 мая 1921 г. Среда.

Москва

IX. «Воскресший, просветленный и другой…»

 
Воскресший, просветленный и другой,
Сегодняшний, не прежний, не вчерашний;
Моя душа взрыхленной стала пашней,
Вспоенной всласть разлившейся рекой.
 
 
Не скрытая ни мглою, ни пургой
Мне даль ясна; гляжу вперед бесстрашней,
И кровь звенит по жилам бесшабашней
Чем колокольчик в поле под дугой.
 
 
С отвагою немыслимою прежде,
Доверясь обольстительной надежде,
Не пасынок, не пленник, не изгой,
 
 
Согрет и бодр, под небом бирюзовым,
Весне вослед, навстречу летним зовам,
Я путь начну уверенной ногой.
 

5 мая 1921 г. Четверг.

Москва

X. «Я путь начну уверенной ногой…»

 
Я путь начну уверенной ногой,
Не затеряюсь в праздном разговоре,
Не запылюсь в презрительном укоре,
Миную пруд с гниющею тоской.
 
 
С заботою и ласкою какой
Мне поутру затеплят небо зори,
А ночью звезды в бдительном дозоре
Постерегут мой праведный покой.
 
 
Кто всем родной, всему по-детски верит,
Не верстами, а чувствами измерит
Тот скудные житейские пути;
 
 
Черти спираль, стрижей горластых стая,
Ржаная нива, зыбься и цвети,
Мне суждена дорога золотая.
 

6 мая 1921 г. Пятница.

Москва