Текст книги "Маргарет Митчелл. Роман века. Маленькие рассказы о большом успехе"

43. Мелани и Скарлетт

Если образ Эллен уже более-менее сложился, то со второй героиней Пегги буквально мучилась. Что-то не складывалось, не получалось. Казалось бы – порядочная женщина, которая в любой ситуации ведёт себя так, как и должна вести себя настоящая леди. Но образ получался каким-то уж очень… карамельным. Не святая же она, в конце концов? Пегги хотела описать жизнь обычной земной женщины, а не превращать её в икону.

Может, дело в имени? В первоначальном варианте рукописи героиню звали Пермелия. И это было смешно. Вместо убедительного описания характера получалась карикатура… Пермелия – с ума сойти…

Пегги переписала целую главу, заменив имя Пермелия. На этот раз она назвала героиню Мелизанда. Ещё раз перечитала и… разорвала исписанные страницы в клочья.

Нет, имя Мелизанда звучало лучше, но как-то уж слишком торжественно, почти царственно. Как Клеопатра.

Маргарет взяла блокнот и стала исписывать его страницы самыми разными женскими именами. Наконец, само собой возникло имя Мелани. Пегги прочитала его вслух и решила, что ударение нужно поставить на первом слоге. Мелани – какое чудо… И образ сразу ожил. И всё стало получаться…

С Эллен было несколько проще – это имя нравилось писательнице. Правда, оно не очень вязалось с ирландской фамилией О`Хара. Ну, да ладно… Пегги точно знала, что у Эллен ирландско-французские корни – как и у самой Маргарет. Только девичья фамилия матери Эллен – Д`Артиньяк была слишком уж аристократичной. Однажды Пегги, даже не задумываясь, написала – Робийяр. И это было здорово.

44. Ретт Батлер

А вот с именем главного героя проблем не возникало. Батлер, конечно же – Батлер. Имя – Ретт. Необычно, красиво, хорошо запоминается.

Образ Батлера, как и образ Эллен (будущей Скарлетт), был собирательным, вобравшим в себя черты характера множества мужчин, с которыми сталкивала Пегги жизнь. Вот кого в нём не было, так это отца Юджина Митчелла и мужа Пегги Джона Марша. Их черты она придала другим героям – папеньке Эллен О`Хара и ей супругу. Марш узнал себя в этом образе и нисколько не был обижен, даже напротив, обрадовался.

Больше всего Ретт Батлер походил на… первого мужа Маргарет, мафиози и дебошира. Когда Апшоу не пил, то выглядел настоящим джентльменом и душкой. Правда, Батлер и в подвыпившем состоянии вел себя по-мужски. Но сделать с этим Пегги ничего не могла, хотя временами своего придуманного Батлера просто ненавидела.

О, как бы она врезала Батлеру-Апшоу – навела бы на него пьяного хулиганов, поставила в смешную ситуацию, опозорила вчистую. Но Батлер жил собственной жизнью. Он рисовал себя сам, отнимая у Маргарет писательскую инициативу.

Как-то раз в пылу работы Пегги вдруг заметила, что плачет. Это была глава о Батлере. Маргарет накрыла машинку полотенцем и, накинув летнее пальто, вышла на улицу.

На Атланту опускалась тёплая осенняя ночь. Играли неоновые огни реклам. По улице проезжали редкие автомобили.

Пегги подняла глаза к небу. На неё, помигивая, смотрели бесконечно далёкие звёзды.

«Ретт Батлер», – прошептала она. – «Мужчина, которого я придумала… Что же ты со мной вытворяешь, Ретт?»

45. Детка, это гениально!

За дверью раздался родной голос:

– Пегги, девочка моя, быстро открывай! Я хочу тебя обнять, Пегги!

Маргарет быстро накрыла машинку, бросила поверх полотенца конторский козырёк и бросилась в прихожую.

В дверях стояли двое – отец Пегги и её брат. Отец сиял, а брат выглядел чрезвычайно сконфуженным.

– Пегги, это бесподобно! Это чертовски хорошо! Нет, это просто гениально!

– Господи, что случилось? – засмеялась Маргарет.

Она и понятия не имела, о чём идёт речь.

– Проходите, я сейчас заварю чаю, – захлопотала Пегги.

Отец приходил к дочери крайне редко. Чаще Марш и Маргарет навещали родительский дом. Потеряв жену, Юджин Митчелл сильно сдал. Он был седым, как лунь, плечи его опустились, походка стала бессильно-шаркающей. За последние девять лет Пегги ни разу не видела отца смеющимся. И вдруг – такое преображение.

На кухню, где Маргарет возилась с чайником и готовила бутерброды, вошёл брат.

– Пегги, ты должна меня понять. Я знаю, ты очень на меня сердишься…

– Да что случилось, Стив? – недоумевала Маргарет.

– Я дал отцу почитать главу твоего романа, – упавшим голосом произнёс брат.

Пегги опустилась на табурет. Горестно сложила руки на коленях. А потом сказала:

– Стив, это форменное свинство с твоей стороны.

Брат лишь кивнул в ответ.

А в гостиной, где работала Пегги, бушевал отец.

– Пегги, девочка моя, когда придёт Марш? Я хочу с ним выпить за твоё здоровье! Я подарил ему не просто чудесную жену. Я подарил ему лучшую женщину на свете!

46. Философия случая

В очередной раз перечитывая «Унесенных ветром», задаёшь себе вопрос – как писательнице удалось сделать придуманную жизнь убедительней жизни реальной. В чём секрет?

Лучше других на этот вопрос ответил брат писательницы Стивенс Митчелл. Дело в том, что, конструируя сюжетную канву романа, Маргарет пошла от обратного, отступив от классического канона. Она не ограничивала поступки героев общепринятыми правилами. Наоборот, она исследовала эти поступки один за другим и из их логики выстраивала правила, которые и определяли эти самые поступки.

В молодости Пегги всерьёз увлеклась психологией. Она, действительно планировала отправиться в Австрию, разыскать Зигмунда Фрейда и уговорить его взять Маргарет на работу в качестве ассистентки или ученицы. Этому не суждено было случиться, но интерес к психологии Маргарет сохранила на всю жизнь.

Именно познания в психологии и природная наблюдательность позволили ей описать действия героев, исходя не из того, как они должны были поступать в определённой ситуации, а так, как они бы поступили в жизни, движимые собственными представлениями о происходящем, настроением, спонтанным побуждением.

Юрист по образованию, Стивенс называл это «философией индивидуального случая» и приводил примеры из юриспруденции, когда на основе анализа преступлений и вынесенных приговоров выводится общее правило, а не наоборот – на основании написанных кем-то законов определяются правила правосудия.

47. Не упусти свой шанс

И ещё один элементарно простой вопрос… О чём эта книга? В чём её главная идея?

Если попытаться уложиться в несколько слов, то роман «Унесённые ветром» – книга о значении случая в жизни человека.

У каждого из нас в жизни возникает тот единственный шанс, которым мы должны воспользоваться, но… чаще его упускаем. В жизни Скарлет О`Хары и Ретта Батлера был шанс на любовь и семейное счастье. Но оба его не разглядели. Оба повели себя так, как им подсказывала совесть и разум. В результате – грустный финал.

И это тоже «философия случая». Если бы Скарлетт вела себя согласно установленным правилам, она бы не потратила годы на завоевание сердца Эшли Уилкиса. Если бы действовала вопреки правилам, то наверняка бы отбила Эшли у Мелани, сделав её несчастной. Но Скарлетт действовала ни по правилам, ни вопреки им. Потому и получилась абсолютно живой, похожей на нас, реальных людей…

Работая над романом, Маргарет Митчелл не старалась избежать дидактики. Напротив, она всеми силами стремилась противопоставить эгоистичной и капризной Скарлетт добродетельную Мелани. Показать, какой следует быть достойной женщине, и как поступать не следует. Но ничего не получилось. Образы Скарлетт и Мелани получились полифоничными, сложными, а от дидактики не осталось и следа.

Объяснить это можно лишь талантом, заставляющим работать больше интуитивно, чем исходя из трезвого расчёта. И тем, что роман получился слишком большим, чтобы тщательно выстроить все сюжетные линии. Книга, в самом деле, жила своей жизнью.

48. Книга, написанная задом наперёд

– Джон, я больше не могу, – сказала Пегги и залилась горькими слезами. – Это невыносимо. Роман сведёт меня с ума.

– Ну что ты, детка, – произнёс Джон, обнимая жену и гладя её по голове. – Ты необыкновенная умница. Ты со всем справишься. Я в тебя верю.

– Не говори глупости, Джон! – закричала Маргарет, отталкивая мужа и смахивая со столика гору исписанных листов. – Я не справлюсь! И мне… не нужны твои телячьи нежности! Я тебя ненавижу!

Она бросилась на диван ничком и зарыдала.

– Пегги, непослушная девочка, – миролюбиво гудел Марш.

Он присел рядом с плачущей женой и ухватил её за узкую ступню. Пегги отчаянно дёрнула ногой и заехала мужу в нос.

– Боже мой, Пегги, я-то в чём виноват? – спросил Джон.

– Ты у меня всю жизнь будешь виноват! – воскликнула Пегги, вскидывая залитую слезами голову.

Марш посмотрел на неё и… улыбнулся. И Маргарет сквозь слёзы ответила ему улыбкой. А потом села, помотала головой и принялась… смеяться.

Они хохотали до упаду. Марш весело подхрюкивал, а Пегги заливалась, как ненормальная. Потом они обнялись.

– В чём трудности? – спросил Джон, не отпуская Пегги.

– Я запуталась. Весь роман шиворот навыворот. Есть финал, есть середина, а начала нет… Середины, впрочем, тоже ещё нет, Джон. И, представь, всё это в трёх разных вариантах.

– Значит, будем это хозяйство приводить в порядок.

– Что значит – будем? – недоверчиво спросила Пегги.

– А то и значит, что я буду помогать тебе редактировать книгу.

49. Старый «Ремингтон»

Её рабочими инструментами были пишущая машинка и простые карандаши. Чернилами она не пользовалась – от руки уже не писала много лет, а править рукописи удобней карандашом, поскольку любое слово легко стереть ластиком.

Во время работы Пегги имела привычку грызть карандаш. Рядом со столиком из-под швейной машины, за которым Маргарет работала, стояла корзина для бумаг. К вечеру она была доверху заполнена мятыми листами бумаги и огрызками карандашей.

Однажды Пегги сказала мужу, что за три года работы над романом она съела несколько сотен карандашей. Мнительный Марш тут же обратился за консультацией к врачу. И тот, выслушав Джона, ответил:

– Ничего страшного, по крайней мере, от карандашей она не растолстеет.

Увидев, что Марш шутки не понял, доктор тут же перешёл на серьёзный тон:

– Нехорошо, конечно. В карандашах, если я не ошибаюсь, содержится свинец. Попробуйте подсунуть ей крекеры. Некоторым творческим натурам помогает.

В результате Пегги пристрастилась к крекерам, которые поедала пачками – после того, как сгрызала очередной десяток простых карандашей…

А свой портативный «Ремингтон» она любила, как любят самую необходимую в доме вещь или самый необходимый рабочий инструмент. Пегги сама смазывала и настраивала машинку. Регулярно чистила забивающиеся бумажной крошкой литеры.

К слову, машинка доставляла определённые проблемы. Удобная для работы в пути, дома, на столике, она стояла не лучшим образом. Пегги приходилось тянуться руками к клавиатуре. И это отдавалось болями в спине.

50. Тяжелей, чем рыть окопы

В 1929 году Маргарет Митчелл узнала, что причиной её непонятных болей был повреждённый во время автомобильной аварии позвоночник. Оказывается, сама об этом не подозревая, она его всё-таки сломала. Раздробленный позвонок сросся (перелом оказался удачным, без смещения и защемления позвоночного столба), но боли время от времени возвращались. В эти дни Пегги не поднималась с постели.

Марш заботился о ней, как мог. Но он был не в силах избавить жену от главного – от изматывающей, ужасно утомительно работы над романом. Это была её добровольная каторга. Схима, самоистязание, беспричинная пытка.

Только с головой погрузившись в свой расползающийся роман, Пегги поняла, насколько тяжела работа писателя. Причём, тяжела не только психологически, когда человека мучает мысль о собственной бесталанности и неподъёмной грандиозности поставленной перед собой задачи, а тяжела физически. Работу за машинкой Маргарет Митчелл сравнивала с рытьём окопов.

Однажды в юности она помогала копать силосную яму. И на всю жизнь сохранила память о чудовищной усталости нетренированных мышц, о кровавых мозолях на слабых девичьих руках. Ощущения от целого дня, проведённого за машинкой, были ничуть не лучше.

Нет ничего плохого в том, чтобы работать ради пропитания. Во всяком случае, у этого труда есть веская причина. Но ради чего она писала этот проклятый роман?!

51. Библиотека Атланты

– Миссис Митчелл, здравствуйте.

– Добрый день, Маргарет!

– Пегги, ты снова здесь?

В главной библиотеке Атланты Маргарет давно считали своей. Её пускали в закрытое хранилище, позволяли брать домой самые редкие издания. Она часами пропадала у стеллажей. И всё чаще отказывалась таскать домой неподъёмные связки книг, предпочитая работать с ними прямо в читальном зале. Самое важное она переписывала в блокнот или садилась за библиотечную пишущую машинку.

Поначалу регулярные посещения библиотеки вызывали у библиотечных работников любопытство. Но потом к ней привыкли. А что тут удивительного? Читает человек. Или учится… Какие тут могу быть вопросы?

Иногда она засиживалась в цокольном этаже библиотеки допоздна. Так случилось и на этот раз, когда она в который уж раз копалась в тяжеленных пыльных подшивках старых газет.

– Пегги, ты что здесь делаешь?

– Читаю, Джонни.

Маргарет подняла голову и посмотрела в дальний конец зала – туда, где за совсем уже дряхлым библиотечным сторожем скрипнула входная дверь. Дядюшка Джонни выплыл из полутьмы, словно бестелесный дух. Его иссиня-чёрная кожа сливалась с мраком цокольного зала.

– Наверное, и не ела ничего? Я видел, когда ты пришла – ещё утром.

– Я ещё немного почитаю, можно?

– Только встань с пола, а то простудишься.

– Мне так удобней, Джонни. Подшивки такие огромные…

– Что ты там ищешь?

– Про рабство. И про старые времена.

– Про рабство я могу рассказать, малышка. Я помню…

– Расскажите.

– Только если ты съешь вот эту кукурузную лепёшку. Договорились?

52. Книга закончена

Поздней осенью 1929 года, после трёх лет ежедневной каторжной работы Маргарет поставила последнюю точку. Спрятала стопку листов в конверт и сказала мужу:

– Всё, Джон. Баста. Роман закончен.

– Совсем закончен? – обрадовался Марш.

– Ну, в общих чертах. Нет первой главы. Дырка в середине. И я так и не выбрала, какой из трёх вариантов текста будет окончательным.

– И что теперь?

– А ничего. Все конверты в печку и – забыть, как дурной сон.

– Детка, – всполошился Джон, – так нельзя. Ты работала, как проклятая. Нельзя сжигать такую книгу. Это грех.

– Хорошо, – согласилась Пегги. – Я не буду её сжигать. Только конверты спрячу в кладовку. Они мне жутко надоели…

– Только не прячь слишком далеко, ладно? – попросил Джон.

– А что такое?

– Я ещё не закончил свою работу.

– Над чем? – удивилась Пегги.

м Над твоим романом. Я вычитываю страницу за страницей и ставлю свои пометки.

– А-а-а… – только и сказала Пегги…

Она и в самом деле убрала конверты, спрятала машинку в чемоданчик, переставила в комнате мебель.

Но её хватило лишь на две недели. После Рождества, в новогодний вечер, она сказала Джону:

– Что там с редактурой? Покажи мне эти чёртовы исправления.

И Марш полез в кладовку доставать нужный конверт. Потихоньку от жены он переложил фрагменты рукописи так, чтобы самому разобраться что там к чему. Некоторые из конвертов были так истрёпаны, что из них выпадали листы.

53. Ах, этот вечно жалующийся Джон

Как-то раз, уже после триумфа «Унесённых ветром», один из дотошных репортёров спросил Маргарет, кто её литературный секретарь. И Митчелл, не желая попасть впросак, небрежно ответила:

– Так, один старательный юноша.

– Как его зовут?

– Джон.

– А фамилия?

– Ах, я уже и не помню… Что вы там спрашивали о романе?..

Любящий муж Джон Марш был для Маргарет ещё и надёжным другом, и настоящим литературным секретарём. Он всегда открещивался от своего участия в подготовке рукописи романа. Джон считал, что все лавры должны достаться только Пегги, поскольку она этого заслужила. Свою же работу он считал делом само собой разумеющимся. Как он мог не помочь жене? Это же так естественно.

Марш составлял для жены информационные сводки, справки, таблицы. Он вычитывал рукопись, вылавливая несуразности, нестыковки и явные ошибки. Поначалу помалкивая, потом он вошёл в курс дела и действовал уже решительней.

– Пегги, детка, а что это за имя такое? Нет его у тебя нигде. Вот здесь появилось и исчезло.

– Надо подчистить. Наверное, подумала ввести новый персонаж, а потом забыла.

Джон стал её правой рукой. При этом он работал в банке и приходил домой, как выжатый лимон. Но – стакан чаю, любимая яичница. И Джон снова готов работать.

Он часто хворал. Жаловался на недомогание, на упадок сил. И Пегги говорила:

– Нельзя быть таким нытиком, Джон. Посмотри на меня. Я женщина, а не жалуюсь.

И Марш отвечал:

– Да, да, конечно. Сейчас, детка. Только полежу пять минуточек…

54. Гарольд Лэтэм

Верная подруга Лоис Коул вышла замуж и переехала с мужем в Нью-Йорк. Там её ждала работа в центральном офисе издательства «Макмиллан».

Пегги с тоской вспоминала посиделки с Лоис за чашечкой чаю. Разговоры о литературе, о провинциальных новостях, просто о всякой всячине. Без Лоис Пегги было одиноко…

И вдруг из Нью-Йорка от Лоис Коул пришло письмо. Оно было написано в подчёркнуто сухом тоне. Мол, миссис Митчелл, издательство «Макмиллан» в лице Гарольда Лэтэма будет радо ознакомиться с рукописью романа, над которым вы работаете, с целью изучения возможности его опубликования.

«Ах так», – подумала раздосадованная Пегги. И накатала такой же сухой ответ, смысл которого сводился к фразе – «спасибо, не надо».

Обиделась она совершенно напрасно. Письмо было написано на официальном бланке компании и носило вполне официальный характер. Но… сказано – сделано. Маргарет просто забыла об этом письме.

Однако в начале апреля 1935 года Пегги получила ещё одно от Коул, уже вполне частного характера. Подруга просила принять в Атланте вице-президента издательства Гарольда Лэтэма, который на днях прибывает в город с целью знакомства с местными писателями.

Когда Лэтэм прибыл в Атланту, то в номере отеля, в котором он остановился, он нашёл приглашение на ужин в Атлетическом клубе. Это было в двух кварталах от публичной библиотеки и в трёх от дома Митчелл.

Там же на ужине они и познакомились.

55. Я ничего не написала!

Лэтэм прибыл в Атланту в надежде разыскать хорошую рукопись, которая принесёт издательству «Макмиллан» немалую прибыль. Только что завершился разорительный экономический кризис. Деловая жизнь Америки оживилась. Издательству нужно было восстанавливать утраченные позиции.

Лэтэм помнил слова Коул, которая говорила: «У миссис Митчелл есть готовая рукопись романа. Никто её не читал, кроме мужа. Но если она пишет так, как говорит, это будет не книга, а конфета!».

– Миссис Митчел, о какой книге рассказывала мне Лоис Коул? – спросил Лэтэм при первом удобном случае.

– Понятия не имею.

– Вы же написали большую книгу?

м С чего вы взяли? – засмеялась Митчелл. – Никакой книги я не писала. У Лоис богатая фантазия, вы уж на неё не сердитесь.

– Очень жаль, – ответил крайне разочарованный Лэтэм.

На следующий день они снова встретились – на торжественном завтраке в честь писателей Атланты, устроенном в одном универмаге.

– Послушайте, Маргарет, – сказал он, – только сегодня со мной разговаривали трое жителей Атланты. Они хлопочут о вашей рукописи, а вы говорите, что ничего не писали.

– Я ничего не писала, мистер Лэтэм, – снова сказала Митчелл.

И… пригласила его на автомобильную прогулку по городу.

Он ей понравился. Такой вежливый, обходительный. И говорит, словно священник – убедительно, осторожно (в будущем Лэтэм и в самом деле станет влиятельным деятелем Универсалистской церкви).

Машина ехала с черепашьей скоростью – за рулём была сама Пегги. Они говорили о всякой всячине. И тут Лэтэм сказал:

– Ладно, Маргарет, у вас нет книги. Но как только она появится, дайте слово, что я получу её первым.

56. Пока я не передумала

Всё произошло внезапно. За день до отъезда Лэтэма из Атланты у Маргарет Митчелл состоялся совершенно неожиданный разговор с одной, как ей казалось до сих пор, приятельницей. Дело происходило в автомобиле, на котором Пегги подвозила эту дамочку.

– Маргарет, а что, ты действительно написала большой роман? Извини, но об этом только все и говорят. Почему же ты не отдашь его мистеру Лэтэму?

Митчелл хорошо знала эту особу. Женщина была одержима идеей написать любовный роман, но сама эту работу явно не осиливала. Она без конца приставала к Маргаретт с просьбами написать ту или иную сцену, поправить диалоги, придумать новые сюжетные линии. И Митчелл ей постоянно отказывала, понимая, что у той, как у литератора, нет ни одного шанса.

Маргарет молчала, не желая продолжать разговор на эту тему.

– Знаешь, а я думаю, что ты ничего не написала. Как не стыдно, Пегги! Ты наверняка не обращалась ни к одному из издателей и не получала ни одного отказа. А я получала отказы от таких грандов! И роман мой явно тянет на Пулитцеровскую премию. Надо только уговорить мистера Лэтэма взять рукопись.

Маргарет остановила машину и принялась… хохотать. Она хохотала так, что её спутница выскочила из машины.

В тот же вечер Митчелл позвонила Лэтэму в отель.

Когда он, после ужина, спустился в холл, то увидел диван, заваленный коричневыми конвертами. И среди этой горы конвертов – хрупкую миниатюрную Маргарет.

– Забирайте, пока я не передумала, – сказала она.