Текст книги "Мария Каллас. Голос любви. Маленькие рассказы о большом успехе"

Мария Каллас. Голос любви
Маленькие рассказы о большом успехе
Николай Яковлевич Надеждин

© Николай Яковлевич Надеждин, 2024

ISBN 978-5-0064-4214-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Николай Надеждин

«Маленькие рассказы о большом успехе»

Мария
Каллас

Голос любви

2024

Введение

На полке с записями классической музыки не так много дисков, как следовало бы. Рахманинов. Бетховен (на главном месте любимая Седьмая симфония). Чайковский. Кто еще? Верди. Вагнер. Хачатурян. Чаплин и Гершвин, которых я по своему невежеству тоже отношу к классике.

Из исполнителей Рихтер. Тот же Рахманинов (обожаю). Горовиц. Наши виртуозы – Спиваков и Петров.

Из великих оперных певцов Шаляпин (отреставрированная запись, которую удалось заполучить совершенно случайно). И еще с десяток имен – в основном, итальянцы.

Из великих певиц только Мария Каллас.

Для меня, дилетанта в классической музыке, голосом Каллас исчерпывается вся палитра колоратурных партий. Мне кажется, что она лучше всех – хотя в искусстве понятие «лучше» отсутствует по определению (коль речь идет о высоком искусстве). Ну, что поделаешь, люблю я Каллас. И не я один.

Часто поглядываю на ее портрет. Почему она считала себя дурнушкой? По-моему, красивая женщина. Очень… Вкусовщина чистой воды, разумеется. Но говорю же – я ее люблю. И все ее недостатки, мнимые или реальные, для меня не имеют ровно никакого значения.

А какая непростая судьба. А какое крушение надежд в конце жизни…

Говорят, что все сюжеты уже давно написаны. Да, после того как ушла Каллас – действительно, все. И больше добавить, пожалуй, нечего. Во всяком случае, до тех пор, пока на свет божий не явится вторая Каллас.

Но это, к сожалению, невозможно…

1. Аптека в Афинах

Те, кто побывал в Греции, наверняка обратили внимание на обилие в этой удивительной стране аптек. Они на каждом шагу, словно главным занятием греков является забота о собственном здоровье. Аптечный бизнес очень распространен в этой стране, которая, к слову, с древних времен славится своими докторами…

В начале двадцатого века, сразу после мировой войны, на одной из тихих улочек Афин стояла небольшая аптека Георгеса Калогеропулоса. Заведение было чистеньким, приятным на вид и пользовалось у местных жителей популярностью. Аптека торговала всякой медицинской всячиной и поместной традиции было своеобразным вечерним клубом, где собирались посудачить жители соседних домов.

Дела у Калогеропулоса шли неплохо. О каком-то богатстве говорить не приходилось, но и угроза нищеты отодвинулась настолько далеко, что сам Георгес уже считал себя человеком вполне обеспеченным. Правда, его оптимизма не разделяла супруга Евангелия. Но Георгес относился к этому спокойно – сколько ни зарабатывай, а женщине все будет мало. Оттого и пилит по вечерам, что любит ходить по магазинам… А что еще замужней женщине надо?

Впрочем, Георгес знал, что ей надо. Достаток в доме – раз. Сам дом – два. И обязательно дети. Без детей какая семья?

Человек трудолюбивый и предприимчивый, Георгес Калогеропулос считал себя счастливчиком. Вот денег бы, действительно, побольше… Говорят, аптекари процветают в Америке. Кто говорит? Да, все!

2. Семья Калогеропулосов

В каждой семье есть и моменты счастья, и собственная трагедия. Своя трагедия была и у Калогеропулосов…

Через год после свадьбы у молодых супругов родилась первая дочка Синтия. Это случилось в 1917 году. И Евангелия, едва оправившись после родов, буквально расцвела. Уж как она носилась с дочкой, как ее лялькала, да ублажала. А материнская любовь способна на многое. Прошло несколько лет, и все увидели – какая же красавица растет в доме аптекаря. Чудо, а не девочка.

Но Георгес хотел наследника – мальчишку, с которым он мог бы поговорить, как отец с сыном и как мужчина с мужчиной. Дело молодое, спустя три года после рождения Синтии Евангелия подарила мужу сыночка Вассилиоса.

Георгес в сыне души не чаял. Таскал без конца в свою аптеку – чтобы постоянные посетители видели, кто здесь будет хозяином, когда Калогеропулос состарится. А мальчик рос живым и очень подвижным. Мог так нашалить, что вся аптека вверх дном. Другой бы папаша отшлепал сорванца, но у Георгеса не поднималась рука. Он лишь сердито бормотал, ползая среди опрокинутых склянок и тщательно скрывая от мальчишки улыбку…

Беда грянула неожиданно. В двадцать третьем Базиль захворал тифозной лихорадкой и… умер. Ему было всего три годика. Невинное дитя, которое ничего еще в этой жизни не видело.

После смерти сына отец помрачнел и даже замкнулся. А Евангелия еще несколько лет была безутешна. Она так любила этот теплый добрый комочек… За что бог наказывает невинных?

3. Новые американцы

Евангелия была на сносях – ждала очередного ребенка. И вдруг совершенно неожиданно для всех Георгес объявил, что они уезжают в Америку.

– Когда? – удивленно вскинула брови Евангелия.

– Послезавтра, – ответил муж и показал конверт с билетами на пароход.

Отец Евангелии Леонидас Ланцаунис не нашелся что сказать. Лишь спросил:

– А меня-то куда?

– Поедете с нами, – хмуро ответил Георгес…

Месяц спустя они въехали в старенькую квартиру на Манхэттене – Георгес и слышать не хотел ни о каком другом городе, кроме Нью-Йорка. Поначалу пришлось несладко. Калогеропулосы жили на деньги, вырученные от продажи афинской аптеки. А Георгес целыми днями пропадал в городе, подыскивая здание для новой аптеки, выбивая кредиты и ссуды, знакомясь с будущими компаньонами и, вообще, занимаясь организацией собственного бизнеса.

Дед Леонидас возился с внуками, стараясь не мешать зятю. А тяжело переносившая беременность Евангелия жаловалась, что не может сходить в церковь помолиться за здравие будущего сына. Слишком уж мало было в Нью-Йорке православных храмов… В том, что у нее родиться мальчик, Евангелия не сомневалась ни минуты.

Георгес, действительно, вскоре открыл аптеку. Но маленькую и незаметную. Продал и купил новую – семье пришлось сменить квартиру на более дешевую. Снова продал – и снова переезд на другую квартиру.

Настоящую большую аптеку, такую, о которой Георгес мечтал всю жизнь, он открыл лишь в 1927 году. Он считал ее лучшей в Нью-Йорке, а может, и во всем мире…

4. Маленькая Мария

2 декабря 1923 года, через четыре месяца после переезда семьи в Нью-Йорк, Евангелия почувствовала схватки. Она легла в постель и отослала мужа на улицу – взять такси. Через два часа в родильном отделении больницы, что располагалась в трех кварталах от дома, она родила… девочку.

Это был очень неприятный сюрприз. Когда Евангелии сообщили, что у нее дочь, она замахала руками.

– И слышать ничего не хочу! У меня должен быть мальчик… Вы подменили ребенка!

Она так кричала, что пришел главный врач. Вместе с акушеркой и сестрой, доктор еле уговорил женщину успокоиться. И она вроде бы успокоилась… Но четыре дня не подпускала к себе ребенка – не кормила, не брала на руки и даже не смотрела на дочь, надеясь, что она умрет… Не умерла.

А потом Евангелия смирилась. И домой вернулась с крошечным сверточком, в котором мирно спала… кто? Как назвать дочь? После недолгих размышлений и препирательств с мужем, Евангелия согласилась, что девочку будут звать Марией. Точнее – Сесилией Софией Анной Марией Калогеропуло. У греков бывают не менее длинные имена, чем, скажем, у испанцев или португальцев.

5. Нелюбимая дочка

В чем повинен ребенок, которого в семье не любят? Как может трехлетняя девочка завоевать расположение и любовь родной матери? Мария чувствовала особое неприязненное отношение матушки Евангелии всю жизнь. Именно отсюда, из раннего детства, их сложные отношения, которые были похожи, скорее, на вражду, чем на родственные чувства…

Она донашивала старые платьица старшей сестры. Сласти получала только после того, как они переставали интересовать Синтию. Игрушки, книжки – все детские радости Марии доставались только после сестры, если доставались вообще. Мать словно мстила младшей дочери за смерть единственного сына и за то, что Мария родилась… девочкой. Удивительно слеп и глух бывает взрослый человек – будто сам когда-то не был маленьким ребенком.

А отец Марию жалел. И девочка это очень остро чувствовала. В детстве мать была для нее сущим наказанием, средоточием насилия и зла. А отец, с которым Евангелия вскоре рассталась, был окутан ореолом святой любви. Как же она ошибалась – и на счет матери, и на счет отца. Не так все происходит в жизни – скучней, тусклей, обыденней. Но Мария была максималистской. Полутонов для нее не существовало – и в отрочестве, и во взрослой жизни.

Марии исполнилось два года, когда ее окрестили в Греческой ортодоксальной церкви. Ее отношение к религии сформировалось уже в раннем детстве. Будущая великая певица Мария Каллас была религиозным человеком.

6. Переезды, переезды…

Дела у отца Марии не ладились. И от былого благополучия афинского аптекаря в Америке ничего не осталось. Георгес постоянно занимал и перезанимал деньги, вкладывал их в сомнительные предприятия и неизменно прогорал. Он перепробовал все, в чем хоть что-то понимал. И вскоре пришел к выводу – никакой он не торговец, не владелец парикмахерского салона и не тайно практикующий терапевт. Он – аптекарь. И его может вытащить из затягивающей трясины только собственная аптека – такая, какая была у него в Афинах. А то и лучше – Нью-Йорк есть Нью-Йорк, город великих надежд и безграничных возможностей…

Расплачивалась за неудачи отца семья. Евангелия все чаще закатывала мужу скандалы, заявляя, что ей нечего надеть и нечем накормить детей. Георгес помалкивал. А что он мог возразить? Евангелия была права… Даже старый дед Леонидас нашел себе дело. Он ходил к более зажиточным соседям ухаживать за их крошечным садиком, разбитым за домом. Но денег его работа почти не приносила.

Однажды, после очередного провала, Георгес пришел домой в приподнятом настроении.

– Собирайся, – сказал он жене, – мы переезжаем.

– Куда? – проворчала Евангелия, которая проклинала себя за то, что согласилась покинуть Афины в обмен на призрачное и, как ей казалось, несбыточное заокеанское счастье.

– В другой дом, – ответил Георгес. – Поверь, там лучше, чем здесь. И дешевле…

За восемь последующих лет они переезжали из квартиры в квартиру девять раз.

7. Хочу быть… дантистом!

Марии было четыре года, когда семья в очередной раз переехала на новую квартиру. Переезды были достаточно обременительными – у любой семьи (да еще с двумя детьми) накапливается множество нужных и не очень нужных вещей, которые приходится таскать за собой. Правда, Георгесу удавалось найти квартиру по соседству – как бы часто Калогеропулосы ни переезжали, за пределы Манхэттена они не выбирались. Именно этот остров, сердце Нью-Йорка, стал для Марии той территорией детства, к которой мы возвращаемся мысленно всю жизнь.

На этот раз соседом Калогеропулосов стал очень добрый старик-дантист, державший частную зубоврачебную практику. Он очень быстро понял беды этой семьи греческих эмигрантов и стал в меру сил помогать. Нет, он не предложил Георгесу деньги, он и сам был очень небогат. Но по очень щадящей цене вылечил детям зубы.

У этого человека были очень чуткие руки. Мария не почувствовала абсолютно никакой боли, когда он поставил ей две пломбы и вырвал болевший молочный зуб. В благодарность девочка пришла к старику еще раз – просто так, поболтать и поиграть. Потом пришла еще и еще. А потом семья снова переехала. И этот старик потерялся из виду…

Когда девочку спрашивали кем она хочет стать, когда вырастет, она убежденно отвечала – дантистом. Да, да, таким, как этот добрый дедушка, вылечивший зубы ей и Синтии.

Матушка на эти заявления лишь криво улыбалась. У нее на дочь были собственные планы.

8. И явилась музыка…

А годом раньше, когда Марии исполнилось всего три года, папаша Георгес, пытаясь умилостивить разбушевавшуюся жену, купил патефон и кучу пластинок. Половину из них (те, на которых были записи джазовых композиций, приводивших Евангелию в бешенство) женщина разбила непосредственно на голове супруга. А другую половину, с записями классической музыки, слушала и слушала десятки раз. Слушала эти пластинки и Мария. Голоса Карузо, Шаляпина, оперных певиц начала двадцатого века сделали свое дело. Очень скоро малышка дня не могла прожить, чтобы не послушать оперную арию… И матушка Евангелия поняла – это именно то, что нужно.

Музыкальный дар девочки проявился очень рано. Совсем еще кроха, она моментально запоминала все повороты виртуозных арий и безошибочно и воспроизводила их своим смешным тоненьким голоском. Пластинки стали ее любимыми игрушками. Других-то, в общем-то, и не было – все куклы доставались старшей сестре…

В пять лет девочка начала брать уроки игры на фортепиано. Маленький инструмент отец купил на распродаже, а учитель музыки запросил очень недорого – в Нью-Йорке живут далеко не только миллионеры и звезды первой величины. Бедных людей здесь гораздо больше.

9. Голос

Прошло три года. Мария так освоила инструмент, что к восьми годам свободно играла самые сложные партии. Матушка заставляла дочь проводить за пианино все свободное время. Пришла из школы – за инструмент. Устала – отдохни пять минут, а потом – снова за занятия.

Менялись учителя музыки, менялось и мнение Евангелии на счет таланта дочери. Сначала женщина решила сделать из Марии профессиональную пианистку. Но этим планам не суждено было сбыться. Один из учителей, сам профессиональный музыкант в большом оркестре, сказал:

– Мария вряд ли станет выдающейся исполнительницей. Для этого у нее нет данных. Посмотрите на ее руки…

– Толстуха, м прошипела мать.

Это слово девочка слышала от Евангелии постоянно. Толстуха, а еще – уродка. И очень огорчалась (а кто бы на ее месте ни огорчился?).

– Но девочка очень талантлива, – продолжал учитель музыки. – У нее потрясающий голос…

Голос! Конечно – голос. Как Евангелия не поняла это сама. И через несколько дней жизнь Марии уплотнилась и усложнилась – в доме появилась новая учительница, на этот раз пения.

10. Автокатастрофа

В 1930 году с Марией случилась беда. После школы она коротала время на улице. Был редкий день, когда дома ее не ждали занятия музыкой. И девочка бегала со сверстницами, гоняя мяч.

Улица была совершенно пустынна. Мяч выкатился с тротуара на проезжую часть. Девочка бросилась за ним. Удар. И – темнота…

В этот трагический момент на пустынную улицу свернул легковой автомобиль. Водитель машины на мгновенье отвлекся, раскуривая сигару. Поэтому, сбив шестилетнего ребенка, ничего не почувствовал. Огромная высокая машина просто подмяла хрупкую фигурку. К счастью, под колеса девочка не угодила – она застряла под днищем машины.

Автомобиль проехал целый квартал. Водитель дал по тормозам только тогда, когда увидел отчаянно машущих ему прохожих. Вышел из машины. Заглянул под порог. И… рухнул в обморок. Под машиной лежало бесформенно обмякшее, изуродованное тело ребенка. Мария была вся в крови.

Ее привезли в больницу. Бросились искать родителей. Мария была без сознания.

Приехавшая Евангелия рыдала и извергала проклятия… нет, не на водителя, на дочь – за то, что она «болталась, черт знает где». Георгес ничего не говорил. Он плакал.

11. «Удачливая Мария»

Двенадцать дней девочка не приходила в сознание. Возле ее кровати постоянно дежурил отец и изредка появлялась мать. Георгес умолял врачей спасти дочь, предлагая любые деньги. На самом деле денег у него не было. Большая аптека, открытая им на последние сбережения и на ссуду, полученную в банке под немыслимые проценты, дохода не приносила – в стране бушевал экономический кризис. В одночасье разорялись и не такие бизнесмены, как эмигрант Калогеропулос. Но он был готов залезть в любые долги, продаться в рабство сам (если бы это было каким-либо образом возможно), лишь бы вытащить Марию из цепких лап смерти.

На тринадцатый день она очнулась. На лице девочки играла улыбка. Опасных ран на ее теле не оказалось – только ссадины, кровоподтеки и тяжелая контузия. Мария не помнила, что с ней случилось. Сам момент катастрофы в ее детской памяти не удержался.

Еще через десять дней ее выписали. Отец отнес дочь домой на руках. А дома Марию ждала мать, которая устроила девочке жестокую выволочку. И, возможно, даже избила бы, если бы ни вмешательство отца.

В этот день «семейная лодка» Калогеропулосов накренилась и дала течь, чтобы спустя шесть лет окончательно развалиться на куски и затонуть.

После этой катастрофы за девочкой закрепилось прозвище «удачливая Мария». Она сумела не просто выжить, а отделаться легкими травмами, хотя должна была погибнуть. «Ты родилась в рубашке», – сказал доктор, провожая девочку домой.

12. Общественная школа

Марию отдали в обычную среднюю школу, где учились и дети небогатых коренных американцев, и дети эмигрантов из Европы. Дорога от школы домой занимала всего несколько минут. Но эти минуты были для Марии временем, когда она чувствовала себя свободной…

Дома ее ждали уроки музыки и недовольные окрики матери. И девочка училась, училась пению, игре на фортепьяно, заучивала наизусть сложные произведения, пела под патефонную пластинку арии из опер.

В девять лет ей удалось выступить в школьном концерте. Ее сверстницы пели детские песенки, а Мария спела арию Кармен. Учителя и ученики, родители и приглашенные на концерт гости были поражены голосом этой крохи, ее безупречным исполнением и знанием всех нюансов арии. Ей устроили овацию – впервые в ее еще такой короткой жизни. А когда стали расспрашивать, откуда у девочки такие познания, были удивлены еще больше – арию она выучила, что называется, в «прямом эфире», прослушав оперу по… радио.

К слову – у Каллас была феноменальная память. Потом эта способность поможет ей сделать карьеру и поспособствует ее популярности.

Как много сошлось в этом «гадком утенке». Сама Мария считала себя очень некрасивой всю жизнь и всю жизнь страдала от жесточайшего комплекса неполноценности – благодаря «заботам» матушки, разумеется. Воистину, Всевышний иногда бывает необыкновенно щедр…

А училась она средне – без видимых провалов и взлетов. Учителя особенно к ней не приставали. Взрослые прекрасно видели, кем будет эта стеснительная девочка.

13. Метрополитен-опера

Первое знакомство с великим театром, который станет для Каллас самым желанным и едва ли ни судьбоносным состоялось, благодаря радио. Услышав в девять лет радиотрансляцию оперы из зала нью-йоркского «Метрополитен-опера», девочка затем не пропускала ни одного концерта, которые в те времена передавали еженедельно. Это было не просто наслаждение, это была настоящая музыкальная практика. Мария попросила отца купить ей нотные сборники самых известных опер и слушала музыку с книжкой в руках.

Эффект не заставил себя ждать. Однажды отец заглянул в нотную книгу и был поражен. Ноты были испещрены рукой дочери.

– Что это, Мария? – изумился отец.

– Это места, где певцы наврали, – ответила девочка. – Они часто ошибаются, папа.

Георгес не поверил своим глазам. И во время очередной трансляции из «Метрополитен-опера» попросил дочь указать места, в которых исполнители поют по мнению дочери неверно. И тут же убедился – у его Марии абсолютный слух и острое чутье на фальшь.

А потом был первый поход на настоящую оперу в «Метрополитен-опера». Мария впервые увидела роскошную сцену, зрительный зал, ложи для почетных гостей. Услышала волнующие звуки голоса примы. И это волшебное действо, которое захватывает целиком и полностью уводит в другой, ирреальный мир…

Театр стал главной любовью и мечтой девочки. Отныне она видела себя только оперной певицей.

14. «Кармен»

И снова – то памятное выступление в школьном концерте с арией из оперы «Кармен»…

Много лет спустя школьный товарищ Марии сказал, что дети были потрясены ее исполнением. Совсем еще ребенок с неустоявшимся меняющимся голосом. Но исполнение было таким точным, таким чистым, а голос девочки был столь сильным, что некоторые слушатели прослезились.

Так бывает, когда в обыденной серой толпе прохожих взгляд выхватывает необыкновенно красивое женское лицо. И ты останавливаешься, словно пораженный громом. И не можешь оправиться после этого внезапного шокового впечатления. То же и с голосом. Неожиданно красивый глубокий голос способен тронуть человека до глубины души. И на глаза в эти моменты наворачиваются слезы. Словно душа напрямую обращается к богу…

После первого школьного успеха матушка Марии поняла – эту золотую жилу нужно срочно разрабатывать. Первое, что она сделала, стала убеждать дочь, что та поет из рук вон плохо. Палку не перегибала – чтобы не отбить охоту петь. Но убеждала, что Марии надо заниматься и заниматься – ежедневно, почти круглосуточно и ни в коем случае не жалея себя.

Затем она записала голос дочери в частной студии и отправила пластинку на радио в шоу «Большие звуки любительского часа». Это был не конкурс, а сборный концерт музыкантов-любителей. Чаще всего здесь звучали незатейливые песенки, которые люди поют за столом или у костра. На фоне этого непритязательного и часто фальшивого музицирования голос Марии выделялся, как бриллиант в куче навоза.