Текст книги "Мария Каллас. Голос любви. Маленькие рассказы о большом успехе"

15. Уродливая толстушка

В 1936 году мать и дочь отправились в Чикаго – чтобы принять участие в конкурсе на местном телевидении. Мария заняла второе место. Первое досталось девочке, исполнившей незамысловатую детскую песенку, какой-то рождественский псалом. Члены жюри просто не поверили, что Марии всего тринадцать лет. Она выглядела намного старше и пела вполне «взрослым голосом». Закрыв глаза, можно было подумать, что перед вами оперная прима, а не юная самоучка…

Она пела прекрасно. И сама была прекрасна – как прекрасны все девочки в тринадцать-четырнадцать лет. Но сама Мария так не считала. Тщательно взращиваемый матерью Евангелией комплекс неполноценности разросся пышными кустами. Девочка была искренне убеждена в том, что она полная уродина.

Чем юный человек компенсирует переживания по поводу собственного несовершенства? Ясно чем – едой. В доме был забитый под завязку холодильник, в котором всегда было полно простой, но сытной еды. И Мария ела, ела, ела. В четырнадцать лет при росте в 168 сантиметров она весила около 80 килограммов. Дальше – больше. Она уже не просто чувствовала себя толстухой, она ею стала.

Зачем это нужно было матери? Чтобы окончательно утвердить свою власть над дочерью. Бог забрал у нее любимого сына? Так она возьмет реванш, сделав младшую дочь верным и постоянным источником дохода.

Как ни удивительно, но ее план удался.

16. Вундер-девочка

Способности Марии были, и в самом деле, феноменальны. Уже прозвучало лестное определение – «маленький гений». Многообещающее, еще мало чем подтвержденное, но… абсолютно истинное! Явление Марии было подобно явлению великого Карузо. Угасающий на фоне джазовой и эстрадной волн интерес к классической музыке, с ее стремлением к совершенству, к виртуозности исполнения, к чистой и глубокой музыкальности, получил мощный толчок. На сцену выходила звезда мировой величины – Мария Каллас… Но до поры об этом никто не догадывался.

Она была слишком юна, чтобы состояться в образе оперной певицы. А вокруг была Америка. У Моцарта в Америке было бы ничтожное количество шансов. Эта страна признает, прежде всего, прикладную сторону искусства. Оценить нюансы вокала по силам только людям, отвлеченным от проблем выживания. Для этого нужна определенная степень внутренней свободы. И определенное воспитание…

Это очень хорошо понимала матушка Евангелия. Марию она представляла не как исполнительницу сложнейших оперных арий, а как чудо-девочку. Мол, посмотрите, как она поет в тринадцать лет. В тринадцать! Это же чудо чудное.

И это было чудом. Все, кто слышал голос совсем еще молоденькой Марии, сохранили это впечатление на всю жизнь. Голос, вообще, многое в жизни Каллас упрощал и объяснял. Ее вокалом восхищались даже враги и люди, которые оставили в жизни певицы черный след. Восхищалась ее голосом и мать. Но – с жестокой усмешкой. Мол, надо же, уродина, а как поет…

17. Детство, которого не было

Детские годы Каллас вспоминала с неизменной горечью. Она говорила, что отрочества у нее не было вовсе. И что только в то время, когда она пела, Мария чувствовала себя полноценным человеком.

Но восхищение слушателей и аплодисменты для ребенка – утешение ничтожное. Растущей девочке нужна, прежде всего, любовь – матери, отца, родных людей. А отец, уже окончательно отдалившийся от жены, гладил по голове младшенькую дочь украдкой от матери. Иногда вступался дед, но всегда пасовал под натиском матери. Позже Леонидас скажет, что был поражен жестокостью дочери по отношению к младшей внучке. Но понимал мотивы, движущие этой властной и расчетливой женщиной. Сам же вмешиваться опасался – чтобы попросту не выгнали из дома. Он был так стар и в одиночестве бы ни за что не выжил…

У Марии не было ни игрушек, ни близких друзей. Время, когда завязывается главная в жизни дружба – школьная, детская, Мария провела за пианино. Ее не выпускали погулять и поиграть во дворе. Каждая свободная минута была посвящена совершенствованию вокала и постижению музыкальной грамоты. Мать муштровала дочь, как туповатый исполнительный капрал муштрует новобранца.

Вполне здоровая и необычайно одаренная девочка ощущала себя инвалидом – с тем лишь отличием, что инвалида жалеют и никогда над ним не насмехаются. И кто – собственная мать. Человек, от которого Мария всю жизнь ждала только одного – материнской ласки. И… не дождалась…

18. Великая депрессия

А в США тем временем бушевала Великая депрессия.

Аптека отца пришла в полный упадок. Совсем еще недавно роскошное здание вблизи деловых кварталов Манхэттена, привлекавшее многочисленных покупателей и желающих недорого перекусить прохожих (Георгес устроил аптеку на американский лад, в ней можно было купить аспирин и выпить чашку кофе, выбрать лекарство и съесть котлету), опустело. На полках пылились склянки с просроченными лекарствами. Плита на кухне не включалась неделями. Георгес был вынужден уволить повариху – ее стряпню некому было есть.

Наконец, он был вынужден признать очевидное. Георгес разорился. Аптека была продана за копейки. Семья снова переехала на другую, самую дешевую квартиру.

Это был очень тяжелый период в его жизни. Никогда не унывающий, предприимчивый, веселый Георгес стал молчалив и печален. Упреки жены он старался не замечать. Каждый день куда-то уходил, как потом выяснилось, на биржу труда. Но поиски работы были безрезультатны. Бывший предприниматель превратился в нищего безработного. Выхода он не видел.

Вырученные от продажи аптеки и запасов товара деньги разошлись очень быстро. Надо было искать источник дохода. Иначе семье Калогеропулосов пришлось бы голодать…

Он видел множество таких же неудачников, слоняющихся по улицам Нью-Йорка. Лишившиеся работы, дома, семьи они жили воспоминаниями о прошлом. Но и в прошлом у Георгеса не было ни легких денег, ни любви. Эта женщина, Евангелия, его попросту добивала.

19. Несостоявшееся самоубийство

Переживала и сама Евангелия. Еще как переживала. В Америку она поехала вовсе не для того, чтобы закончить свои дни в нищете. И ведь поверила, поверила этому пустому и никчемному человеку… Разве это мужчина? Разве был в ее жизни хоть один достойный мужчина? Только сын, которого она так рано потеряла…

Настроение, апатия, душевная депрессия. Однажды Мария не смогла разбудить мать. Женщина спала и спала – более суток. Рядом с ее кроватью валялся пустой пузырек снотворного, который Евангелия украла у мужа.

Мария испугалась. Побежала к отцу, который жил уже отдельно от семьи, снимая угол у приятеля. Георгес поспешил домой, нашел жену в бессознательном состоянии. Всю ночь он отпаивал ее чудовищным количество кофе, тормошил, накладывал на ее голову холодные компрессы.

Евангелия очнулась только на следующий день. Открыла глаза и ненавидящим свистящим шепотом произнесла:

– Снова ты… Даже умереть мне не дал.

– Что ты говоришь, Евангелия! – закричал Георгес. – А как же дети?

– Будьте вы все… – огрызнулась женщина и повернулась на другой бок.

Пройдут годы и уже сама Мария Каллас повторит рискованный опыт матери, пытаясь поставить в жизни финальную точку. И у нее тоже ничего не получится.

Жизнь – слишком сложная штука, чтобы разделаться с ней в два счета. А людям не дано выбирать момент собственной смерти, иначе на земле давно бы не осталось ни одного человека.

20. Обратно в Афины

В 1936 году Мария закончила восьмилетнюю школу. Она умела читать и писать, знала основы самых необходимых в жизни наук. О продолжении образования она не помышляла. Ей не нужен был ни аттестат о среднем образовании, ни институтский диплом. Все, что она хотела от жизни, так это петь на профессиональной сцене.

Окончание дочерью школы стало для матушки Евангелии сигналом к действию. Летом того же года после очередной бурной сцены, устроенной ею мужу, Евангелия заявила, что подает на развод и, забрав девочек, возвращается в Афины. И что не хочет видеть Георгеса ни при каких обстоятельствах и никогда в жизни.

Для Марии распад семьи был настоящим ударом. Отец, как она полагала, был единственным человеком на свете, который ее любил. Мария и представить не могла, что никогда больше не увидит отца. И устроила такую истерику, что победила мать. Та пообещала, что когда-нибудь пригласит Георгеса погостить. А пока им всем надо вернуться на родину – раз в Америке ничего не получилось… Парадокс заключался в том, что Греция была родиной только для матери и старшей сестры. Для Марии родиной была Америка.

Забрав у мужа последние крохи, распродав все, что можно было распродать, Евангелия купила четыре билета на пароход до Афин и тем же летом 1936 года, вместе с отцом и дочерями третьим классом отбыла на родину.

21. Королевская консерватория

Денег хватило на то, чтобы снять небольшую квартирку в Афинах. Затем Евангелия обратилась за помощью к многочисленным родственникам. Полученных денег хватило ровно на то, чтобы не голодать. Затем матушка Евангелия занялась устройством судьбы младшей дочери.

Ее целью была Королевская консерватория в Афинах, где Мария могла бы получить профессиональное музыкальное образование. Проблема заключалась в том, что на двухгодичный курс принимали только девушек и юношей, которым исполнилось 16 лет. А Марии на тот момент едва стукнуло 14.

Пришлось подделать документы и приписать Марии два года. Вступительные экзамены она сдала моментально и без особого напряжения. Собственно, это были и не экзамены вовсе, а прослушивание. Члены комиссии, услышав арию из «Кармен» в исполнении Марии выразились единодушно – талантлива несомненно и вполне достойна пополнить собой ряды слушателей консерватории.

Вообще, все было не так уж и просто. Обучение в Королевской консерватории стоило денег, которыми Евангелия не располагала. Но были и бесплатные места – совсем немного. Они были распределены заранее. И втиснутся в ряды претенденток было почти невозможно. Евангелия проявила чудеса дипломатии, нашла старых знакомых и даже дальних родственников, которые, в свою очередь, замолвили словечко, ходатайствуя за одаренную девочку.

Евангелия была очень целеустремленной женщиной. И всегда добивалась своего. Уж в этом ей не откажешь.

22. Эльвира де Идальго

Два года обучения Марии в консерватории были тесно связаны с именем знаменитой испанской оперной певицы Эльвиры де Идальго, которая стала наставницей юной Каллас. Поднявшись на вершину славы, Каллас не забывала о своей учительнице, называя ее главным преподавателем своей жизни. Мария Каллас говорила: «За всю свою подготовку и за все мое художественное воспитание как актрисы и человека музыки я обязана Эльвире де Идальго».

Это были два чудесных года. Мария, для которой музыка стала уже настоящим смыслом жизни, пропадала в консерватории с раннего утра до позднего вечера. Выходные и каникулы для нее были сущим наказанием. Рядом уже не было отца, от которого девушка получала хоть немного тепла и ласки. А матушка продолжала наседать, обвиняя дочь во всех смертных грехах – лени, нежелании трудиться и в неблагодарности.

О, Евангелия знала, на что надавить! Она постоянно попрекала дочь в том, что та ест хлеб, который зарабатывает ее мать. И это было совершенно несправедливо. Старшая сестра Синтия не работала и не училась, хотя ей уже было за двадцать лет. Но никогда не получала подобных попреков. Матушка постоянно ставила Синтию в пример, хотя прекрасно понимала, что та не обладает какими-либо талантами. Женская логика – она находила недостатки только у младшей дочери. И злилась на нее все больше, считая, что та слишком неадекватная компенсация за утраченного сына.

23. Профессиональная певица

Уроки де Идальго не прошли напрасно. Бывшая прима сумела передать начинающей певице главное – то волнение, которое охватывает солистку при выходе на сцену. И умение мгновенно сосредоточиться, войти в образ и… завоевать зал.

Благодаря Идальго, Мария быстро нашла себя в оперном исполнении. Ее чистый сильный голос был создан самой природой для сложных колоратурных партий. Когда через два года Мария вышла на сцену консерватории, чтобы выступить в качестве одной из участниц выпускного конкурса, жюри, состоявшее из преподавателей и известных музыкантов, пришло к единогласному мнению – Мария победительница. Она получила первую премию, счастливые слезы любимой преподавательницы и диплом профессиональной оперной певицы. Ее уникальное сопрано покорило и жюри, и приглашенных на конкурсе зрителей. Зал приветствовал Марию стоя…

Да, она стала профессиональной оперной певицей в шестнадцать лет. Но этого до поры никто не знал – все считали, что Марии уже восемнадцать… Но ей не хватало жизненного опыта. На сцене Афинского лирического театра выступала совсем юная девушка с потрясающим голосом. Однако образ, который она играла, не складывался. Чтобы играть несчастную любовь, Мария должна была полюбить сама. Девушка должна была превратиться в женщину. И ее юное сердце должно было стать сердцем ее героини. До этого момента нужно было прожить целых десять лет.

24. Война

Началась Вторая мировая война. Далекая от политики и мало что понимающая в происходящем вокруг Мария работала в Афинском лирическом театре на вторых ролях. Время было очень тяжелое. Греция была оккупирована фашистами. В стране царили голод и разруха. А Мария была единственной в семье, кто работал и хоть что-то зарабатывал.

Но театр был полон зрителей. В эти трудные времена люди нуждались в моральной поддержке и в некоем отвлечении от трагических будней. Отдохновение афиняне находили в старых, как мир, любовных историях Тоски, Джульетты, Нормы. Опера, мир чистого чарующего звука и живых страстей, заменял в то время кино, телевидение и радио. Все это было, было, но не в завязшей в кровопролитной войне Европе… О дальней родине, об Америке, Мария в те годы не думала. Она работала и старалась выжить, только и всего.

Она сама шила сценические наряды, перешивая старые платья матери. Денег, что она получала, было очень мало и не хватало ни на что. Первых ролей ей не поручали – в театре была целая очередь, в которой девушка по своей молодости стояла в самом хвосте.

Потрясающий голос? А кто его в оккупированных Афинах мог тогда оценить? И кому он был нужен, вообще, кроме… самой Каллас?

Она пережила войну вместе со своим народом. И делала то, что могла и должна была делать – пела, пела, пела. Не для новых властей, не для офицеров в чужой черной форме. Для греков, для таких же простых людей, какой была и она сама.

25. Голод

Годы войны, как рассказывала сама певица еще в военном 1944 году, стали для нее испытанием на физическую выносливость. Многолетние уроки, преподанные ей матерью, не позволяли Марии даже подумать о том, чтобы потратить драхму-другую на саму себя. Все заработанное она несла домой. А сама… сама голодала.

Позже она признавалась, что по дороге домой рылась в мусорных баках, пытаясь выудить хоть что-то съестное. Оперная певица, талант которой не ставился под сомнение абсолютно никем из окружающих! Юная девушка. Растущий человек…

Когда Каллас попыталась разобраться в причинах своего заболевания булимией, она пришла именно к этому времени – к первым годам войны. Постоянное чувство голода помноженное на привычку «заедать» свои комплексы и обиды стало самой настоящей пыткой. Уже состоятельная дама, которая могла позволить себе любые деликатесы, Каллас была крайне бережлива в еде. Она ни в чем себя не ограничивала, но не могла выбросить кусочек высохшего торта или корочку хлеба. Даже если та заплесневела, Каллас счищала плесень ножом и… съедала хлеб.

Вместе с ней голодала и семья. Но не будем забывать – две взрослые здоровые женщины, мать и сестра Марии сидели дома и, практически, ничего не делали. А молоденькая Мария работала, как вол, стараясь прокормить всех, включая и деда.

Однако… стоит ли искать в войне справедливости? Это же война – дело жестокое и несправедливое по своей сути.

26. «Тоска»

Первая большая роль в театре и первый большой успех случились в жизни Марии в 1941 году. На сцене афинского лирического театра ставили «Тоску» Джакомо Пуччини. Марии досталась главная роль – Флории Тоски, певицы.

Это была ее роль, ее партия и ее голос. И первая драматическая удача. Роль певицы играла певица. Еще совсем юная девушка, не познавшая любви, но хорошо знающая, что такое страдания.

Спустя двенадцать лет, в 1953 году, Каллас запишет пластинку с «Тоской», которая войдет в золотой фонд мирового оперного искусства. Именно эта запись тиражируется до сих пор и является одним из главных произведений Каллас. Именно эта пластинка доносит до нас впечатление от того первого исполнения «Тоски», которое мы не слышали и уже никогда не услышим…

Молодая полная девушка, невысокого роста, густо загримированная, почти нелепая в своем сценическом костюме, вышла на сцену. По залу прокатился шелест – вид Марии вызвал улыбки зрителей. И тут она запела. Зал мгновенно затих.

Когда занавес закрылся, зрители повскакивали со своих мест и устроили такую овацию, какой стены театра не знали и в мирные годы. Мария выходила на поклоны пять раз. Затем в ее уборную, которую девушка делила с тремя молодыми исполнительницами, принесли конверт от директора театра. Мария открыла его. На стол гримерки выпали купюры. За то премьерное исполнение оперы она получила столько денег, сколько еще не держала в руках – шестьдесят пять долларов (в греческой валюте, разумеется). Эти деньги позволили продержаться семье несколько месяцев.

27. Ангел-хранитель

Чтобы выжить, Мария бралась за любую работу. «Тоску» вскоре после премьеры закрыли. Спектакль не продержался и одного сезона – время было такое, что слушать оперу было попросту некому.

Мария не гнушалась выступать в кафе и ресторанах. Несколько раз выезжала на фронт – петь перед солдатами. Во время последней поездки в зону боевых действий она едва ни погибла…

Вечером солдаты расположились в полуразрушенном артиллерийскими обстрелами доме, который освободили от мебели. Внутри дома соорудили некое подобие сцены. Из местной школы притащили пианино, под которое должна была петь Мария.

Концерт прервался сразу после начала. Мария успела спеть первую арию. И тут загрохотали разрывы снарядов. Солдаты по команде выбежали на улицу и бросились к окопам. За ними побежала и девушка. В сгущающихся сумерках она все перепутала и побежала не в тыл, а к передовой. Наткнувшись на вторую, пустующую линию окопов, она побежала вдоль нее, пытаясь отыскать какое-нибудь укрытие и людей. Её фигурку разглядел противник и открыл шквальный огонь. Немецкие солдаты стреляли в Марию, а она бежала, бежала под свист ружейных пуль.

И… уцелела. Кто-то из офицеров увидел ее, выскочил из укрытия, повалил на землю, а затем оттащил в безопасное место.

Каллас потом говорила, что ее спас ангел-хранитель. Свое спасение она приписывала «божественному вмешательству». Кто знает, может, так и было…

28. Мать…

К концу войны отношения дочери и матери испортились окончательно. Мария повзрослела и уже знала себе цену. А Евангелия вела себя так, словно перед ней по-прежнему была 12-летняя девочка.

Пройдет несколько лет, и они разругаются окончательно. И Мария в течение 24 лет, до самой своей кончины, ни разу не увидит мать. Не захочет увидеть. Не сможет переступить через свои детские обиды… Но не бросит! Все эти годы Мария ежемесячно отсылал деньги по трем адресам – отцу, сестре и матери. Но только Евангелия жаловалась на скупость Марии Каллас. Старая женщина была ненасытна, хотя Мария не скупилась никогда. Просто Евангелия считала, что имеет эксклюзивные права на собственную дочь. И право на все ее доходы, а Каллас в зените славы зарабатывала баснословные деньги, только грампластинки с записями ее арий приносили певице около миллиона долларов в год.

Все это закончилось так, как и должно было рано или поздно закончится – разрывом любых отношений. При этом мать, которая пережила свою знаменитую дочь, не пропускала случая облить Марию грязью и обвинить в неблагодарности. К сплетням, которые окружали Каллас в пятидесятые годы, матушка Евангелия имела непосредственное отношение.

Мстила она дочери? Но… за что? За собственную жадность? За собственное равнодушие? За жестокость?

Как же темна и загадочна человеческая душа…

После смерти дочери престарелая Евангелия получит половину состояния Каллас – шесть миллионов долларов.

29. …и мачеха

Была в жизни Марии Каллас одна попытка обрести родного человека, который мог бы заменить мать. Это произошло помимо ее воли. В 1945 году Каллас вернулась в Нью-Йорк, чтобы устроить свою профессиональную карьеру. Ее мысли занимал отец. Все последние годы, если тому не мешала война, Мария писала отцу, а Георгес аккуратно ей отвечал. Девушка знала, что отец не один. После разрыва с матерью, дела отца понемногу наладились. И он познакомился с женщиной, американкой, которая стала его второй супругой.

Формально эта женщина была Марии мачехой. Но Каллас и представить не могла, что ее права на отца придется делить с кем-то еще. С первого момента знакомства с этой женщиной между нею и Марией пробежала черная кошка.

Преодолев океан без гроша в кармане, оказавшись в родном, но уже ставшем чужим городе, не представляя, где можно преклонить голову, Мария вошла в дом отца уставшей и немного подавленной. И что же сказала новая жена Георгеса Калогеропулоса? «Кого это еще принесла нелегкая?».

Мария старалась быть приветливой и улыбчивой. Жена отца отвечала угрюмым молчанием. Мария никогда не просила при ней у отца денег, хотя в первое время нуждалась в материальной поддержке и уж точно имела на то право. Но супруга Георгеса все понимала без лишних слов. И тут же говорила: «Нет у нас денег, девочка. Разве что пара долларов на черный день…».