Текст книги "Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Первых сорок четыре года. Маленькие рассказы о большом успехе"

15. Маленькая принцесса

Зельда родилась в 1900 году в семье известного юриста Энтони Сейера, в будущем судьи и даже председателя Верховного суда Алабамы. В том году матушка Минни разрешилась последним шестым ребёнком. И маленькая Зельда стала всеобщей любимицей.

Имя, странное даже для слышавшего и не такие имена американского уха (не будем забывать о том, что США страна эмигрантов со всего света), Минни Сейер выдумала сама. Точнее, она вычитала его из какого-то романа. В семье за девочкой сразу закрепилось прозвище Зизи, которое сама Зельда не особенно любила, поэтому, когда подросла, от него избавилась.

Детство девочки прошло в доме, который можно описать двумя словами – «полная чаша». Судья штата – должность очень авторитетная. И Энтони Сейер с годами скопил очень хорошие деньги. Роскошный дом – целая усадьба. Богатый экипаж, а потом, конечно же, и автомобиль. По новой моде – загородная вилла (хотя дом и так стоял на окраине города, утопая в огромном яблоневом саду).

На каждый день рождения Зельды в дом созывали ребят из самых богатых семей. И девочку неизменно одевали в воздушное платье принцессы. Её и называли принцессой – даже в обыденной жизни.

Ей не отказывали ни в чём. Да, и как отказать – девочка росла милой, ласковой, послушной. И училась очень хорошо – под её чарами не могла устоять ни одна преподавательница.

16. Первая красавица

Следует заметить, дети быстро привыкают ко всеобщему вниманию и лести. Особенно девочки. И подросшая Зельда превратилась в умную, но очень капризную особу, которая прекрасно знала себе цену и умела пользоваться вниманием окружающих.

В колледже Монтгомери, в которой она училась, ежегодно проводили конкурс красавиц. И не было года, когда бы Зельда ни стала его победительницей.

В неё поочерёдно влюблялись все знакомые мальчики. Но шансов у них было очень немного – папа устроил настоящую слежку за дочерью, отсекая все возможные поползновения со стороны потенциальных женихов. Способ был очень простой – задушевный разговор с отцом соискателя. Эти нравоучительные беседы брал на себя помощник мистера Сейера. Получалось так, что судья вроде был не в курсе происходящего. Помощник говорил:

– Вы же понимаете, папе это очень не понравится. А вам в этом городе жить и жить…

В тот же вечер напуганный до смерти папаша брал в руки ремень и охаживал сына по мягкому месту. И безответная мальчишечья влюблённость проходила в один момент, быстрей, чем простудная хворь от здоровенного горчичника.

В младших классах Зельда занималась балетом. В колледже ей наняли тренера по плаванию. Потом её интересы переключились на модные платья. Потом – на глянцевые журналы.

Чего в ней не взрастили в принципе, так это скромности и способности трезво оценивать собственную персону. Зельда росла настоящей принцессой… Судейской принцессой.

17. Бедный Скотт

Пришёл день, и Фицджеральд решился… Он отправился к Сейерам, чтобы поговорить с родителями…

Энтони Сейер сидел в кресле, мрачно склонив голову и глядя на молодого человека исподлобья. Он не предложил Скотту присесть, не говоря уже о виски, в котором Скотт явно в этот момент нуждался.

Фицджеральд путано изложил суть дела. Чем больше он говорил, тем бессвязней становилась его речь. Скотт с тоской думал о том, что в кармане его лейтенантского кителя лежит специально заготовленная бумага, на которой всё расписано вплоть до интонаций – здесь подпустить туману, здесь надавить на жалость, здесь место оптимистическому финалу… Но заглянуть в текст он не мог. А из головы всё вылетело в тот самый момент, как он взошёл на крыльцо судейского особняка.

Если бы Зельда помогла ему хоть словом, хоть улыбкой. Но она молчала и смотрела в окно, словно это её вовсе не касалось…

Судья вздохнул и поднял голову. Его взгляд не обещал Скотту ничего хорошего.

– Во-первых, позвольте заметить, что война закончилась, в связи с чем смею предположить, что вас на фронт уже не отправят и, соответственно, не убьют. Впрочем, я этому только рад. Но не могу радоваться тем слухам, которые донеслись до меня из «Шеридана». Вы, дорогой Скотт, большой любитель выпить, не так ли?

– Но сэр…

Фицджеральд опустил глаза и покраснел.

18. Когда я разбогатею

– Ладно, пьянство понять ещё можно. Молодой офицер, кровь играет… Но почему вы бросили университет? Вас призвали? А у меня другие сведения – вы отправились на призывной пункт сами, в качестве добровольца.

Фицджеральд, не поднимая глаз кивнул.

– А какая у вас, позвольте спросить, профессия? На что вы будете содержать мою дочь? Сколько у вас денег, Скотт, уж простите мне этот бестактный вопрос. Но я же отец.

– Я заработаю, мистер Сейер. Вот увидите! – с горячностью заговорил Скотт.

– Заработаете – приходите, – отрезал судья.

– Мистер Сейер… А если всё-таки заработаю, вы благословите наш брак?

Энтони Сейер с усмешкой посмотрел на Фицджеральда.

– Я вам уже сказал.

– Тогда я просто обещаю и вам, и Зельде. Я разбогатею. Причём, скоро…

Он был в отчаянии. Он шёл по пыльной дороге в свой проклятый лагерь, а рядом шла Зельда.

– Зельда, милая, – сказал он, останавливаясь и взяв девушку за руки.

– Скотти, я очень тебя люблю. Но ты слышал, что сказал папа. Он прав. Я не могу и не хочу быть нищей. Это даже представить невозможно.

– Я разбогатею, милая. Только ты дождись, ладно? Обязательно дождись. Ты увидишь, я очень талантливый. И впереди у нас счастливое и обеспеченное будущее.

Зельда обняла его и заплакала. Не удержался от слёз и он…

Вернувшись в лагерь, он отправился прямо к командиру.

– Сэр, – сказал он, – когда я могу подать рапорт об увольнении из вооружённых сил?

– Да хоть сейчас.

19. Рекламное агентство

Ни один отец, если он приличный человек, не пожелает своей дочери плохого. Смягчилось сердце и Энтони Сейера. Незадолго до отъезда Фицджеральда из Алабамы, он дал согласие на помолвку дочери. Матушка, которая ещё больше переживала из-за бедности будущего зятя, поплакала, но всё же смирилась.

И несчастный Скотт сел на поезд. В руках у него был скромный фанерный чемодан. А на перроне рыдала безутешная Зельда. А рядом печально возвышались две фигуры – матушки и папеньки Сейеров. Они-то уж наверняка надеялись, что Скотти уедет в свой Нью-Йорк и не вернётся. А Зельда постепенно забудет своего воздыхателя. Сколько приличных парней вокруг…

Фицджеральд устроился в рекламное агентство при нью-йоркской железной дороге. Снял грошовую комнатку, продав полевой бинокль. Зарабатывал копейки, но всё же в марте 1919 года отправил в Монтгомери золотое обручальное кольцо.

Он посылал ей милые безделицы, отдавая за них всё, что получал в агентстве. Очень много писал, но продать свои рассказы не мог. Это была юмористика – талантливая, но мало чем выделявшаяся на общем фоне подобной литературы.

А Зельда отвечала ему нежными любовными письмами. Они не были ещё близки, это более всего и мучило Фицджеральда. Девушка на выданье, томимая страстями и желаниями – он видел, видел её настроение, её жажду любви. И он… жутко её ревновал. Боялся потерять. Умирал со страху каждую ночь, представляя свою Зельду в объятиях другого мужчины.

20. Забавы Зельды

А что Зельда? Она тоже любила несчастного Скотта, который готов был ради неё на любые лишения и подвиги. Но… она оставалась Зельдой Сейер, взбалмошной и своенравной девчонкой.

Отвечая жениху нежными письмами, Зельда не забывала зорко посматривать вокруг. Она по-прежнему была не прочь завести новое знакомство, принимала ухаживания молодых соискателей на её сердце. И однажды увлеклась молодым красивым парнем – спортсменом одного из американских колледжей. Увлечение зашло так далеко, что Зельда отправилась следом за новым возлюбленным в Атланту, где тот принимал участие в соревнованиях.

Но её новая любовь очень быстро прошла – Зельда поняла, что этот парень вовсе не умница Скотт. Парень же так не считал. И на прощанье подарил девушке милую золотую безделицу в надежде, что теперь-то она его уж точно не забудет.

Зельда не забыла, но решительно отвергла. И в ответ на его пылкое письмо отослала назад золотое украшение, сопроводив его письмом, в котором она говорил прямо – нет, я люблю другого. И поэтому должна вернуть твой подарок. Прости, прости…

Золотая финтифлюшка была упакована в конверт вместе с письмом. Конверт отнесён на почту и отправлен – вместе с другими письмами.

Зельда всё сделала правильно. Только чуточку перепутала. Письмо Скотту она отправила в Атланту. А письмо с золотой безделушкой и объяснениями – в Нью-Йорк…

21. Чужое письмо

Состояние Фицджеральда после того, как он дрожащими руками вскрыл письмо Зельды, можно описать двумя словами – ужас и отчаяние. Он всё понял. Пока он здесь, в Нью-Йорке, боролся за их будущее счастье, его невеста крутила любовь с каким-то парнем. И, очень может быть, не с одним… О, боже!

Скотт тут же бросился на вокзал и утром следующего дня уже был в Монтгомери, у дверей дома родителей Зельды. Открыл отец, но Скотт даже не поздоровался, отодвинул папашу, как неодушевлённый предмет, и ринулся в дом.

Увидев Зельду он не выдержал, расплакался. А потом набросился на неё с упрёками. Энтони Сейер посмотрел на эту сцену, да и махнул рукой. Только и сказал:

– Разбирайтесь, ребята, да только не в моём доме. А я умываю руки.

Выбежавшей на шум матери он сказал:

– Успокойся, Молли. Похоже не только дочка у нас сумасшедшая, но и будущий зять…

А Скотт твердил лишь одно:

– Зельда, мы должны пожениться. Прямо сейчас. Если ты не согласишься, то я тебя потеряю. Ты выскочишь замуж, и я должен буду… покончить жизнь самоубийством. Ты понимаешь, Зельда? Я застрелюсь!

И Зельда, сама непосредственность, плакала, целовала бедного Скотти и говорила:

– Стреляйся, любимый. Но сейчас наш брак невозможен. Ты беден, я бедна. Как мы будем жить?

И снова плакала…

Убитый горем Скотт поплёлся на вокзал. Зельда осталась дома. В руках Фицджеральда поблёскивало золотое обручальное колечко. Зельда вернула его. Помолвка была расторгнута.

22. «Я покончу с собой»

На работу в рекламное агентство он больше не пошёл. А когда из конторы прислали курьера, чтобы узнать, что произошло с Фицджеральдом, тот нашёл Скотта лежащим ничком на застеленной кровати и курившим одну за другой дешёвые сигары.

– Убирайся вон, – сказал Скот, едва скосив взгляд на вошедшего.

– Тебя уволят, – сообщил курьер.

– Хоть десять раз, – усмехнулся Фицджеральд. – Я и сам уже уволился…

Он всерьёз задумался о самоубийстве… Хотя, что значит – «всерьёз»? Для своего возраста Скотт Фицджеральд вёл себя, как капризный ребёнок. Его всегда отличало романтическое, восторженное отношение к жизни. И жил он всегда на грани и даже немножко за гранью общепринятой нормы. Если любил, то до умопомрачения, если пил, то до полной утраты самоконтроля.

И сейчас он думал о том, какой способ ухода из жизни лучше выбрать. При этом наблюдал за собой, словно со стороны. И поражался холодному расчёту, трезвой усмешке, которой он оценивал собственное отчаяние.

«Хочешь умереть?» – говорил он сам себе. – «Ну, ну… Хотел бы в самом деле, просто взял бы и умер. А не лил бы тут позорных для мужчины слёз».

Скотт поднялся с кровати, подошёл к окну. На углу улицы, который он видел из своего окна, стояла проститутка. Он видел, как ей было холодно – с утра лил дождь, а у женщины не было ни плаща, ни зонта.

Фицджеральд открыл окно и крикнул:

– Эльза! Подойди ближе к окну… Лови!

И бросил к ногам уличной женщины обручальное кольцо Зельды.

23. Запой

К вечеру Скотт заставил себя одеться и выйти на улицу. Он зашёл в ближайшую продуктовую лавку и купил две бутылки самого дешёвого виски – пойла, которого терпеть не мог. Но… какая разница?

Что было дальше, он не запомнил.

Скотт вернулся домой и, рухнув на кровать, влил в себя добрую половину бутылки. В голове сразу зашумело. Стало легко и весело. Он отхлебнул ещё и… засмеялся.

Любовь? Какая ещё любовь? Нет любви. Её не бывает вообще. Он уже проверял… А что вместо любви? Острое психическое заболевание на фоне похоти. Мерзость и полное унижение. Душевная мука, у которой нет объяснимой причины…

Он должен это записать. Не сейчас – потом. Он не забудет. Не-е-ет. Теперь уж точно не забудет…

Скотт выпил ещё. Стены комнаты покачнулись и поехали в сторону. Фицджеральд вскочил. Он чувствовал острую потребность двигаться. И он затанцевал, время от времени запрокидывая голову и с радостным отвращением проглатывая жгучую жидкость…

Он пил неделю. И очнулся лишь после того, как хозяин дома вызвал полицию. Приехавший наряд нашёл Скотта спящим.

– Он вам угрожал? – спросил полисмен.

– Нет, что вы, – замахал руками хозяин. – Просто я испугался, что он допьётся до смерти.

– Допьётся, тогда и звоните. А сейчас не мешайте нам работать. В городе твориться чёрт знает что…

Полицейский приблизился к кровати и потряс Скотта за плечо.

– Ты живой? Что пьёшь-то? Фу-у-у…

24. Возвращение в Сент-Пол

После таких запоев, а они с того времени вошли у Фицджеральда в привычку, он чувствовал облегчение и даже просветление. К спиртному не прикасался неделями, чтобы потом снова нырнуть в эту хмельную бездну…

Ему нечего было заплатить хозяину квартиры – Скотт пропил всё, что у него было. Тогда Фицджеральд вывалил на кровать содержимое армейского чемодана и предложил хозяину забрать всё, что тот пожелает. Хозяин поворчал, но всё же забрал – всё, что предложил Скотт. Оставил лишь кипу исписанной бумаги.

Это был отвергнутый издательством роман, о котором Фицджеральд почти забыл. Что с ним делать? Как что? Дописывать, конечно!

Это был тот самый выход, который Скотт искал и никак не находил. Решение созрело мгновенно. К чёрту Нью-Йорк, к чёрту поиски работы. Сюда он ещё вернётся, но не в таком ничтожном положении. А сейчас – домой. И за стол, работать.

Он собрал разлетевшиеся по полу листы. Засунул их в чемодан. Затем надорвал внутреннюю атласную обивку и достал оттуда неразменную сотню долларов – деньги большие, но до поры им прибережённые. На чёрный день. На непредвиденный случай. Например, для бегства из этого мрачного города в родной Сент-Пол… Видел бы эту картину хозяин квартиры…

Скотт вышел на улицу. Он направился на вокзал, намереваясь купить самый дешёвый билет до Сент-Пола.

Тучи над городом разошлись. Показалось солнышко. Жизнь продолжалась…

25. Работа над романом

Приехав домой, Скотт сразу попал под навязчивую опеку матери. Но Фицджеральд изменился. Это был уже не тот беспечный наивный мальчик, каким Молли Фицджеральд знала сына ещё год назад.

Наткнувшись на тоскующий взгляд Скотта, мать осеклась на полуслове. Сын направился в свою комнату. По дороге, мимоходом, похлопал по плечу отца. И это тоже было нечто новое, непривычное. Скотт стал взрослым…

И он с головой окунулся в работу. Пять месяцев с раннего утра и до позднего вечера сидел за стареньким письменным столом и стучал на машинке, которую купил на деньги матери, попросив взаймы. Мать деньги, конечно, дала, хотя и не чаяла получить их обратно. Но она не знала своего сына. Долгов он больше не забывал…

Скотт сам не понимал, что получается в итоге. Он изменил название романа – теперь книга называлась «По эту сторону рая». Убрал из текста все невнятные места. Некоторые главы переписал полностью, некоторые частично. Потом вычитывал, правил, снова вычитывал.

Иногда он замирал на полуслове. Взгляд его туманился. Бумажный лист, зажатый в тонких нервных пальцах, дрожал. А в голове Фицджеральда проносилось лишь одно имя – Зельда. И это было подобно вспышке яркого света. И острая боль – вот здесь, у самого сердца.

Но у него хватало сил снова сосредоточиться на работе. И наваждение отступало.

26. Издательство «Скрибнер»

В конце 1919 года Фицджеральд поставил последнюю точку. Он упаковал пачку машинописных листов в конверт и выслал почтой в Нью-Йорк – в издательство «Скрибнер». В сопроводительном письме он и словом не обмолвился, что уже посылал первый вариант романа. Решил – если книга хорошая, то она пройдёт все инстанции издательства и вызовет интерес редактора. Если нет, значит… нет.

Отослав роман, он словно избавился от тяжкого груза. Мир вокруг снова стал ярким и красочным. Настроение Скотта заметно улучшилось. И он снова сел за стол – на этот раз за старые рассказы.

Он писал эти рассказы в разные годы и никогда никому их не предлагал. Но сейчас, закончив роман и почувствовав, что умеет (умеет!) писать, он решил, что кое-что среди его прежних работ достойно издания. И действительно, среди старых рассказов он нашёл дюжину очень нестыдных и ещё две просто хороших. Выбрав самый на его взгляд удачный рассказ Скотт принялся его переписывать с первого до последнего слова.

Он быстро привык к пишущей машинке и бойко набивал текст, почти не глядя на клавиатуру. Чистая, аккуратная машинопись придавала стройность и самому произведению… Но не в машинке было дело – в нём самом. Отрешившись от своих страстей, Фицджеральд впервые за много месяцев обрёл способность трезво мыслить. И мысль его понеслась, понеслась вперёд. И руки не успевали фиксировать всплывающие в мозгу слова. И рассказы получались восхитительные. Он это чувствовал сам.

27. Первый рассказ в «Сатердей Эвенинг Пост»

Для публикации рассказа Скотт выбрал одну из авторитетнейших газет Нью-Йорка – «толстый» еженедельник «Сатердей Эвенинг Пост». По слухам, это издание платило своим авторам головокружительные гонорары. Поэтому и подбор авторов был на зависть другим газетам и журналам.

В том, что это не просто слухи, Фицджеральд вскоре убедился лично. Спустя неделю в Сен-Пол пришла телеграмма, подписанная главным редактором «Сатердей Эвенинг Пост». Слов ней было совсем немного. Собственно, всего одно слово – «Браво». И подпись.

Скотт засобирался в Нью-Йорк. Деньги снова пришлось занимать у матери. Правда, Фицджеральд пообещал, что через неделю вернёт её тысячу вместо тех трёхсот долларов, что брал у неё взаймы – на портативную машинку «Корона» и на эту поездку в Нью-Йорк. Матушка, конечно, не поверила, но не в деньгах же было дело. Она радовалась, что сын выбрался из той душевной трясины, в которую погрузился вдали от отчего дома (как это произошло, Молли даже не догадывалась – сын ничего не рассказывал).

В редакции газеты его приняли очень хорошо. Редактор назвал рассказ «превосходным» и посоветовал готовить к выпуску целый сборник – «если все ваши рассказы такого же качества». Затем редактор стал выписывать чек. Но бросил быстрый взгляд на Фицджеральда, оценивая состояние его одежды, и… спрятал чековую книжку в стол. Вместо неё он достал бумажник. Отсчитал купюры. И протянул их Скотту.

Фицджеральд вышел на улицу. Его слегка пошатывало. В его кармане лежали деньги на ничего себе автомобиль.

28. «По ту сторону рая»

Можно было возвращаться домой, но Скотт не торопился. Он зашёл в магазин галантереи, выбрал объёмистый бумажник. Затем отправился к Тиффани, где купил изящный перстень с большим рубином и карманные золотые часы. В магазине готового платья он оставил свои унылые одежды, переодевшись в новенький, с иголочки, элегантный костюм. Купил две сорочки на смену, саквояж, кое-что по мелочи. Потом заглянул в парикмахерскую. А оттуда, заказав такси, поехал в отель «Ритц».

Он снял дорогой номер с огромной спальней и отдельным кабинетом. На письменный стол он водрузил свою верную «Корону», хотя в этот раз так машинку и не раскрыл. Заказав в номер бутылку шампанского, Скотт залез в ванну. И, нежась под струёй восхитительно тёплой, ласковой воды, откупорил бутылку и отпраздновал свой первый успех.

На следующее утро, ровно в десять часов, он позвонил в издательство «Скрибнер». И в ответ услышал:

– Мистер Фицджеральд? Куда вы пропали? Мы с ног сбились, разыскивая вас… В Сент-Пол выехал наш агент. Но это ничего не значит – приезжайте, приезжайте обязательно. Мы ждём вас, мистер Фицджеральд…

В издательстве Скотту сообщили, что роман абсолютно готов к публикации. И что это потенциальный бестселлер, который будет выпущен начальным тиражом в сто тысяч экземпляров. И что книгу ждёт необыкновенный успех, если – тьфу, тьфу-тьфу – не случится ничего экстраординарного. Вы же знаете, как рискован издательский бизнес.

Из «Скрибнера» Фицджеральд вышел по-настоящему богатым человеком…

29. Первый сборник рассказов

В бумажнике Фицджеральда покоился чек на пятьдесят тысяч долларов. И это было просто чудесно. Однако, чудеса только начинались. «Скрибнер» не сомневался в успехе романа «По эту сторону рая» и предложил Скотту закрепить успех.

– Могли бы вы написать ещё один роман на ту же тему? – вкрадчиво спросил редактор. – Или несколько рассказов, если вам нужно отдохнуть… Я же понимаю, работа проделана большая.

– У меня есть готовый сборник рассказов, – ответил Скотт.

Он протянул редактору гранки «Сатердей Эвенинг Пост», которые получил в редакции газеты. Пояснил, что рассказ выйдет недели через две. Редактор попросил прощения, вызвал секретаршу, чтобы та угостила мистера Фицджеральда кофе, предложил Скотту превосходную доминиканскую сигару, а сам углубился в чтение…

– Да, это нечто, – глухо произнёс он, возвращая лист Скотту. – Если вы не против, можно заключить договор на сборник рассказов. На тех же условиях.

Фицджеральд кивнул. Условия были очень хорошими.

Редактор поинтересовался, как будет назван сборник – мол, это требуется для оформления договора, хотя название потом можно изменить.

Скотт задумался. А потом сказал:

– Назову этот сборник… «Распутники и философы».

– Отлично! – воскликнул редактор. – Мистер Фицджеральд, простите моё любопытство… Где вы учились?

– В Принстоне, – ответил Скотт.

– Тогда понятно…

– Но был изгнан за тупость, – добавил Фицджеральд.