Текст книги "Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Первых сорок четыре года. Маленькие рассказы о большом успехе"

30. Состоятельный человек

Как преображает человека успех… В дорогом костюме, с цепочкой от золотых часов на жилете, с огромным рубином на среднем пальце левой руки Скотт выглядел нуворишем. И что самое поразительное, чувствовал себя так, словно был наследником нефтяных королей. Куда подевались месяцы полуголодного существования, безысходность и отчаяние?

Скотт отправился домой в вагоне первого класса. Он курил ароматную сигару и прихлёбывал из миниатюрной серебряной фляжки старый «Курвуазье». У него оставалось всего одно, но очень важное дело. Пожалуй, самое главное в жизни…

Ещё в Нью-Йорке он написал в Алабаму грустное письмо. «Милая, милая Зельда», – писал он. – «Помнишь ли ты меня? Любишь ли? Или твоё сердце уже занято другим?.. Я сдержал своё слово, моя девочка. Я богат. Богат настолько, что смогу обеспечить твою жизнь и жизнь наших детей, если ты выйдешь за меня замуж, и у нас будут дети… Могу ли я приехать, чтобы хотя бы увидеть тебя?».

В Сент-Поле его ждал ответ от Зельды.

«Конечно, приезжай! Я очень этому рада. И ты наверное знаешь, что я безумно рада…».

Чёрт побери, что это всё значило?!

Скотт снова засобирался в дорогу, на этот раз в Монтгомери. Мать, которая не верила своим глазам и без конца плакала – не от горя, от счастья, что её Скотти стал таким богатым и, как он говорит, скоро станет знаменитым на всю Америку – только спросила:

– Куда ты едешь, сынок?

И Скотт ответил:

– Жениться.

31. Снова невеста

Долгие месяцы разлуки не охладили любовного пыла Скотта Фицджеральда, но как-то странно сказались на Зельде. Нет, она не унывала, не маялась в душевных муках, вспоминая своего неудачливого, как она полагала, жениха. Она просто жила, как жила. Принимала ухаживания, флиртовала. От безделья снова занялась плаванием.

Однажды, поднявшись на вышку, откуда Зельда любила прыгать, она вдруг задержалась. Мужчины, наблюдавшие за ней, замерли, задрав головы. А Зельда вдруг ни с того, ни с сего, сдёрнула с себя закрытый купальник и осталась в чём мать родила.

У присутствующей в бассейне публики отвисли челюсти. Такого в провинциальном Монтгомери ещё не бывало. Эксцентричные особы, конечно, попадались. Но чтобы эксгибиционистки, любительницы показать своё тело всем, кто этим интересуется. А Зельде было, что показать – к 20 годам она расцвела и превратилась в роскошную молодую женщину, полную сил и нерастраченной любви.

Скотту, конечно же, всё сразу рассказали, стоило ему лишь появиться в Алабаме. Но он лишь отмахивался.

Зельде он привёз новое обручальное колечко. И она его приняла…

Скотт ликовал. На этот раз он был предусмотрителен. И как ни рвался к Зельде, всё же выждал время, дождался первых экземпляров книги, чтобы преподнести их отцу невесты.

Энтони Сейер был впечатлён. Он и не предполагал, что Скотт сдержит обещание и разбогатеет. Да, ещё и таким неожиданным образом.

32. Женитьба

Свадьба состоялась в апреле 1920 года. Многочисленным гостям и родственникам Зельды Скотт был представлен, как «популярный писатель, потомок того самого Фрэнсиса Скотта Кея, поэта и писателя из Балтимора».

На счёт своей популярности Фицджеральд особых иллюзий пока не питал. Были деньги, остальное приложится. Не в популярности, в общем-то, дело… А что касается Кея, то это была святая правда. Отец Скотта принадлежал знатному аристократическому роду. И вполне могло статься, что Фрэнсис Кей мог быть двоюродным прадедом Фицджеральду-младшему. Во всяком случае своё имя – полностью оно выглядит, как Фрэнсис Скотт Кей Фицджеральд – Скотти получил именно в честь знаменитого поэта, о чём вспоминал при каждом удобном случае. Впрочем, он не тяготился и происхождением матери. И рода Макмилланов вовсе не стеснялся. Это же Америка, страна, где булочник способен стать аристократом, а бывший аристократ – бездомным…

26 марта в свет вышел роман «По эту сторону рая». И это было как нельзя кстати – Скотт раздарил по экземпляру самым близким родственникам. Книгу, правда, мало кто прочёл, но это было неважно. Главное – младшенькая Зельда выходила за восходящую звезду, настоящую знаменитость.

Свадьба, наконец, отшумела. Куда теперь? На этот вопрос и Скотт, и Зельда теперь уже Фицджеральд, а не Сейер, в один голос заявили:

– Как – куда? Конечно, в Нью-Йорк!

Родителям казалось – в свадебное путешествие. Но потом оказалось, что на долгие годы…

33. Чета королевских кровей

Они не стали подыскивать квартиру, а поселились всё в том же роскошном отеле «Ритц». Только номер был побольше – две спальни, гостиная и кабинет.

Нью-йоркские репортёры словно поджидали Фицджеральда. Набросились разом – по городу бродили самые невероятные слухи об авторе нашумевшего романа, бившего все мыслимые рекорды продаж. Книга рассказов тянула роман, роман тянул книгу рассказов – в магазинах их продавали одним комплектом. И Фицджеральд купался в деньгах.

Те жалкие 90 долларов в месяц, что он получал в рекламном агентстве, были забыты. Новая жизнь – красивая, эффектная, полная самых изысканных удовольствий – ждала его и Зельду. И Скотт воспринял это, как должное, как награду за долгий упорный труд, не подозревая, что это ещё и счастливый случай, улыбка фортуны, которая завтра может превратиться в усмешку.

Он ухаживал за юной супругой по-королевски. И по-королевски щедро раздавал интервью. Позволял репортёрам положительно всё. Если бы его, к примеру, в то время попросили позировать вместе с женой фотографу в неглиже, он бы согласился и на это. Впрочем, до этого не доходило, во всяком случае, пока…

Ринг Ларднер, известный журналист и писатель, назвал чету Фицджеральдов принцем и принцессой своего поколения. И в этом не было преувеличения. Или почти не было.

34. Счастье, способное сжечь

Они прожили в этом дивном тумане успеха около года. И вдруг стало ясно, что Фицджеральды несколько заигрываются. Оба – и Скотт, и Зельда.

Ещё вчера размышлявший перед журналистами о секрете успеха, о судьбах американской литературы и культуры вообще, о преимуществах и опасностях «великой американской мечты», Фицджеральд вдруг стал балагурить, пошловато шутить, говорить несуразные вещи. Раз, два, потом всё чаще и чаще.

Он снова начал пить, приучив к коньяку и виски Зельду. Перед журналистами Скотт появлялся теперь под хмельком. Приглашал их в номер. Сидел перед ними в кресле в наглухо запахнутом банном халате. А когда очередное интервью заканчивалось, резко вставал, сбрасывая халат и демонстрируя безупречный строгий костюм, в который был одет. Это был один из излюбленных трюков Скотта.

Однажды кто-то из репортёров, которых Фицджеральд уже знал по именам, спросил:

– Мистер Фицджеральд, вы не боитесь… сгореть?

Скотт удивлённо вскинул брови.

– То, что вы называете счастьем, опасная штука. Оно способно и чувствительно обжечь, и даже сжечь… Разве не так?

Писатель задумался.

– Да, вы правы. В этой жизни возможно всё… Но всё же это счастье, верно? Пусть и такое, как вы выразились, опасное…

Он был беспечен и, наверное, даже наивен, полагая, что тот образ жизни, в который всё больше погружались Скотт и Зельда, не оставит на них своего следа.

35. Прожигатели жизни

Всё это были невинные шалости… Пока не наступило время настоящих головокружительных «фокусов».

Скотт продолжал работать – по утрам, когда Зельда ещё спала. Но к моменту её пробуждения, а она вставала не раньше часу дня, Скотт уже успевал пропустить полбутылки вина или рюмку – другую виски. Собственно, без глотка спиртного он уже не мог работать. Ему трудно было сосредоточиться. Страдая от абстиненции, он «лечился» тем же, от чего жестоко заболевал – говоря проще, постоянно похмелялся, вгоняя себя в непрекращающийся алкогольный туман.

Но всё же – работал… Однако после работы, когда Зельда просыпалась и приводила себя в порядок, они спускались в ресторан. Завтракали, неизменно заказывая бутылку самого дорогого шампанского. Потом ехали развлекаться – либо к Тиффани, покупать золотые безделицы. Либо в очередной ресторан.

Его пьяные шутки становились всё более развязными, а смех всё более вызывающим. Однажды Скотт, заявив, что ему жарко, прыгнул в фонтан, устроенный прямо в зале роскошного ресторана.

В другой раз он под безумный хохот жены обрушил гору тарелок, которую нёс официант. Перепачкав посетителей в деликатесах, Скотт принялся скользить по полу, размазывая соус. Упал, сам перепачкался. И всех насмерть перепугал.

Дальше – больше. Следом за Скоттом принялась выкидывать пьяные фортели и Зельда. Она то бросала в посетителей ресторана сласти, то пыталась снять китель с официанта, то украшала свою причёску соломинками от коктейлей…

36. Проделки Фицджеральда и Зельды

Газеты наперебой расписывали безумства супругов. А они лишь подливали масла в огонь…

Зельда нырнула в фонтан вслед за супругом. При этом рассчитала всё до мелочей – мокрое платье так облепило её фигурку, что Зельда предстала перед репортёрами, которые не оставляли Фицджеральдов ни на шаг, практически обнажённой.

Скотт её переплюнул, сняв с себя одежду прямо в ходе… театрального представления! В тот день на Бродвее давали «Скандалы». Фицджеральды явились на спектакль в изрядном подпитии. И в самый разгар представления Скотт взял, да и разделся – на радость публике и репортёрам и к ужасу актёров, которые тут же поняли – спектакль провален.

Зельда ответила тем, что запустила бутылкой шампанского в окно ресторана, выбив огромное витринное стекло. Перепуганному хозяину она вручила чек на четыре тысячи долларов – в несколько раз больше, чем стоила работа по замене стекла.

Скотт подрался с полицейским. Набросился на него с кулаками, совершенно не соображая, кто он и где находится. Полисмену не стоило труда скрутить писателя и надавать ему тумаков. Зельда при этом дико хохотала, прыгала вокруг дерущихся и кричала:

– Бей его!

Не уточняя при этом, кого, собственно, бить…

О, это была сумасшедшая семейка. А когда репортёры расспрашивали трезвого Фицджеральда о деталях его проделок, тот лишь смущённо улыбался и виновато пожимал плечами, чтобы к вечеру выкинуть новый «номер».

37. «Прекрасные, но обречённые»

Спустя два года немыслимых безумств, развлекая прессу и любопытствующую публику, Фицджеральды «доигрались» и до наркотиков.

Однажды они отправились на такси на прогулку по Манхеттену. Но в пути заскучали, остановили машину. После чего, заткнув рот обалдевшему таксисту пачкой денег (точнее, ворохом, доллары просто разлетались по асфальту), Скотт вылез из машины и уселся на капот. А Зельда взгромоздилась на крышу. В таком виде они пожелали продолжить путешествие. И продолжили – до первого полицейского.

А в другой раз они исчезли на три дня, переполошив друзей и администрацию отеля, решившую, что бедовый мистер Фицджеральд сложил голову в каком-нибудь наркопритоне. И действительно, «сложил» – супругов нашли совершенно обкурившимися и не понимающими, где они находятся…

И в таком состоянии в 1924 году Фицджеральд снова «выстрелил дуплетом» – выпустил ещё один роман и ещё одну книгу рассказов.

Второй роман «Прекрасные, но обречённые» поразил всех своей пронзительностью и честностью. В главных героях книги все сразу узнали самого Скотта и Зельду. Фицджеральд детально описал путь, по которому шли супруги. И путь этот вёл в пропасть пресыщенности, безверия и цинизма.

Он словно предсказывал собственную судьбу. Читающая Америка ахнула. Этот человек и его жена сжигали себя… Во имя чего?!

38. Второй сборник рассказов

Сюжет романа «Прекрасные, но обречённые» – история супружеской пары, которая прожигает жизнь в ожидании наследства. Они испытывают все удовольствия, какие только возможны в этой жизни. Совершают самые безумные безумства. И когда всё же добиваются своей цели и получают деньги, теряют вкус к жизни. И долгожданное богатство оказывается напрасным…

Путь деградации стал темой и второго сборника рассказов «Сказки века джаза». Он пользовался колоссальным успехом, которому способствовала и малая литературная форма, которой воспользовался Фицджеральд.

Не будем забывать, что энергичная деловая нация эмигрантов ещё и очень занятый народ. Американцы постоянно трудятся, не упуская ни цента, если его можно получить тем или иным законным способом. Времени не остаётся ни на что. В результате в американцах можно разглядеть нацию недоучившихся специалистов, людей с небольшим кругозором и ограниченными интересами. Поэтому-то там так популярны комиксы – романы в картинках… Рассказы Скотта Фицджеральда о молодых прожигателях жизни легли в щедро удобренную «великой американской мечтой» почву. Их читали как руководство к действию, как истории мгновенного головокружительного успеха, как мечту о весёлой беззаботной жизни. Хотя, Фицджеральд писал предупреждение… Но сам ему до поры не следовал.

Пророк, не видящий бревна в собственном глазу.

39. Век джаза

Название второй книги рассказов набирающего силу и в то же время по-человечески явно деградирующего мастера дало название целой эпохе. Это, действительно, был «век джаза». Двадцатые годы прошлого столетия…

Разбогатевшая на военных поставках Америка явила новых миллионеров и приумножила богатство прежних нуворишей. Магазины были переполнены дешёвыми товарами. Америка села на автомобиль, который был доступен положительно всем. Машину мог купить более-менее квалифицированный рабочий – с двух или трёх зарплат.

И великая нация с головой окунулась в удовольствия. Это был пир в преддверии чумы. Один за другим открывались бесчисленные дансинги, ночные клубы, рестораны. Частные магазинчики, торгующие всякой всячиной, стремительно богатели и превращались в модные салоны. Рекой лилось спиртное – в прессе и в конгрессе стали поговаривать о том, что нация элементарно спивается.

Там, где деньги, там преступность и коррупция. Страна неуклонно катилась к катастрофе, но сама того ещё не осознавала. Впереди замаячил обрушительный, невообразимый кризис изобилия, кризис перепроизводства. От сытости тоже умирают… Кто бы мог подумать?

Но Америка танцевала, пела, веселилась. Зажигательные ритмы, новые мелодии. Именно тогда возник феномен эстрадной звезды. До середины 20-х годов певцам и певицам никто и не думал платить. С ними расплачивались хозяева оркестров, которые нанимали вокалистов. И вдруг оказалось, что за пение со сцены можно получать неплохие деньги.

40. Король скандала

Очень скоро имя Фицджеральда стало синонимом слова «скандал». О проделках взбалмошной пары ходили легенды. Их имена появлялись то на первой, то на последней странице каждой газеты. Дни, когда Нью-Йорк был лишён возможности потешиться над выходками мистера Фицджеральда, можно было пересчитать по пальцам.

«Мистер Фицджеральд упал с моста». Мисс Фицджеральд плюнула полицейскому в лицо». «Пожарным пришлось снимать с дерева сумочку Зельды Фицджеральд, которую её муж закинул на высоту в двадцать футов». И так далее…

В этом было много откровенного вранья, но было и много горькой правды. В этом человеке оказалось столько саморазрушительной силы, что он, похоже, готов был уничтожить и себя, и супругу… И опять – во имя чего? Вопрос, на который не мог ответить и сам Фицджеральд.

Однажды он в очередной раз угодил в полицейский участок. Обычно его не забирали, лишь охаживали дубинками, чтобы он побыстрей очухался и перестал нести околесицу. Но на этот раз Фицджеральд был особенно агрессивен. Алкоголь превращал его в монстра. Пьяный, он воображал себя силачом и забиякой. Но драться не умел совершенно. Чтобы его успокоить, достаточно было точного удара в нос. Кровь его моментально отрезвляла.

Проспавшись в кутузке, Фицджеральд был выпущен на волю. Возвращая ему документы, пожилой полицейский, годящийся Скотту в отцы, укоризненно сказал:

– Что же ты вытворяешь, сынок? Какой позор…

И Скотт вдруг заплакал. От стыда.

41. Рождение дочери

Он нашёл в себе силы остановиться. Пусть ненадолго, но всё же…

Причиной стала беременность Зельды. Он прочитал об этом в газете. Мол, миссис Фицджеральд заметно подурнела и прибавила в весе. Уж не следствие это её беременности? Или она просто… спивается?

Скотт бросился к супруге.

– Третий месяц, – сообщила она.

– Что же ты молчишь? – изумился Скотт. – Всё, никаких похождений, детка. Мы должны подумать о малышке.

И они, действительно, прекратили свои безумства, тем более что доктора предупредили – если будете продолжать в том же духе, можете получить неполноценного ребёнка.

На седьмом месяце беременности Скотт почти насильно отвёз жену к своим родителям в Сент-Пол. Зельда сопротивлялась, считая, что муж только и хочет, что превратить её в ничтожную домохозяйку. Скотт торжественно пообещал сразу после рождения малыша нанять гувернантку.

Втайне он надеялся, что Зельда родит сына. Но семейство Фицджеральдов пополнилось девочкой, которую назвали в честь отца Франс Скотт. Фицджеральды всю жизнь называли её Скотти.

Счастливый папаша сдержал своё слово – едва молодая мать оправилась после родов, он нанял няньку. Выбирал тщательно, среди десятков кандидаток. Ему нужна была работящая, умеющая готовить особа, рядом с которой Зельда не знала бы особых забот.

42. Дом в Грейт-Нек

Когда девочка чуть-чуть подросла, Фицджеральды вернулись в Нью-Йорк. Без привычных кутежей они жизни уже не представляли. Правда, с жизнью в отеле пора было кончать. Скотт объездил весь Нью-Йорк и нашёл хороший дом в пригороде – в Грейт-Нек. Сняв и обставив дом новой мебелью, Фицджеральд перевёз сюда всё семейство – супругу с дочкой и няню.

А вскоре всё вернулось на круги своя. Маленькую Скотти супруги оставляли на попечение няни, а сами брали такси и ехали в центр Нью-Йорка, на Манхеттен. И снова – рестораны, дансинги, клубы. Пить он стал реже и меньше. И чудачества его носили не столь дерзкий характер. Репортёры, привыкшие к эпатирующим выходкам писателя, уже решили, что Фицджеральд остепенился. Но тут он в очередной раз нырнул в фонтан…

Дом в Грейт-Нок вполне мог стать семейным гнездом Фицджеральдов. Однако, не стал… Почему?

Он был ещё очень молод. Слава и деньги обрушились на него, когда ему исполнилось всего 26 лет. Избалованный всеобщим вниманием, Скотт Фицджеральд считал, что это внимание и есть конечная цель. Что это и есть его счастье, к которому он так стремился.

Он не созрел для своего гнезда. И отцом был, если честно, неважным. В раннем детстве Скотти почти не видела отца. Не видела она и мать, сопровождавшую Фицджеральда в его увеселительных поездках по Нью-Йорку.

Душа любой компании. Весёлый, остроумный, любящий как следует выпить… Что же будет с тобой, Скотт? К чему приведёт тебя эта непредсказуемая дорога?

43. Умирающее счастье

Зельда никогда не упускала случая, чтобы пощекотать нервы Скотту. Он был патологически ревнив, но не до такой степени, чтобы в отчаянии влезть в петлю или обидеть жену. А Зельда словно его испытывала – постоянно заигрывала с другими мужчинами, стараясь, чтобы Скотт не пропустил этого волнующего зрелища. Она сама распускала о себе слухи, роняя в разговоре с местными сплетницами пикантные намёки на свои якобы имевшие место любовные похождения. Слухи доходили до Скотта и приводили его в бешенство. Зельде это, как ни странно, нравилось…

Но что-то изменилось. Вместо настойчивого интереса мужчин Зельда вдруг обнаружила вежливое внимание. Вокруг неё, где бы она ни появлялась, распространялись невидимые флюиды сексуальности. Она была идеальной любовницей – будоражащей воображение и неприступной. Ещё шаг, и она твоя. Но шага этого она никогда не делала, удерживалась на краю, безжалостно играя чувствами и желаниями.

Зельда стала задерживаться у зеркала. После родов она располнела и подурнела. Куда делось былое изящество? И кокетство её, совсем недавно беспроигрышное, точное, бьющее прямо в цель, сейчас было пошловатым жеманством.

Всё изменилось. Только Скотт по-прежнему любил её такой, какая она была… Или она ошибалась?

Это был первый звонок. Зарница далёкой грозы. Сигнал беды. И они его услышали.

44. Америка меняется

Не по себе в эти дни было и Фицджеральду. Чтобы обеспечить семье безбедную жизнь, ему нужно было работать. Издатели требовали всё новых рассказов. И Фицджеральд писал блистательные вещи, которые… редакторами отвергались.

– Мы должны быть на шаг впереди, мистер Фицджеральд, – говорил ему редактор «Сатердей Эвенинг Пост». – Брызги шампанского, блеск золота и чарльстон – это мило и увлекательно. Но.. поищите другие темы. Нельзя же писать об одном и том же.

И Скотт с обезоруживающей улыбкой отвечал:

– Но я ничего другого не знаю…

Эта сцена повторялась в каждом издании. Фицджеральда ещё публиковали, но всё реже и реже. Он и сам понимал, что Нью-Йорк, а вместе с ним и вся Америка, меняется. Но суть перемен уловить пока не мог.

На дансингах и в ночных клубах всё так же гремел джаз. Всё также мельтешили фигуры танцующих. Вино лилось рекой. В воздухе стоял терпкий аромат сигарного дыма… Но это были уже не те весельчаки, черпающие из чаши жизни полной пригоршней. Это была молодёжь – с иными жизненными устремлениями, с иными принципами и, наконец, с иными доходами. Дети тех, кто танцевал на этих площадках до них? Нет. Прошло слишком мало времени. Это были те, кто в те времена бедствовал, а сейчас немного поднялся. Они торопились урвать свою порцию мимолётного счастья.

И хуже всего было то, что Фицджеральд был не их писателем.