Текст книги "Избранное. Том 1"

Нет, пожалуй, ни одной отрасли знания, о которой было бы так много сказано и написано за последние четверть века, как о кибернетике. В то же время едва ли найдется еще одна такая общепризнанная сфера научной деятельности, предмет которой был бы очерчен столь расплывчато. Н. Винер, давший новой науке название, определил ее как науку «об управлении и связи в животном и машине». Это определение в силу своей лаконичности оставляет простор для самой широкой и свободной интерпретации: от конструирования автоматов, обладающих некоторыми чертами поведения животных, до понимания кибернетики как «искусства обеспечивать эффективность действия».

Однако было бы несправедливо ставить в вину Н. Винеру слишком общий характер его формулировки и последовавшие за этим разнотолки в определении предмета науки. Здесь «виновата» сама кибернетика, возникшая на стыке нескольких наук и вызвавшая интерес к себе со стороны специалистов самых различных профессий. Каждый из них предъявлял к новой отрасли знания свои специфические требования, и в то же время каждый искал что-то такое, чего он, но всей видимости, не мог найти в своей области научной деятельности.

Известный французский ученый П. Косса, анализируя это явление, сделал следующее интересное замечание: «Те, кто занимается кибернетикой – будь они математиками, нейрофизиологами, физиками, экономистами или социологами, – почти все перешли из их собственной области в область философии науки»[52]52
  Косса П. Кибернетика. М.: Иностранная литература, 1958. С. 20.


[Закрыть].

Развитие науки объективно порождает дифференциацию знаний, все более узкую специализацию ученых.

И здесь таится опасность, на которую обратил внимание еще Бернард Шоу в известном парадоксе «о специалисте, который познает все лучше и лучше все более и более узкую область, так что, в конце концов, он знает все… ни о чем». Сужение кругозора ученого стало тормозом развития науки, и она «ответила» возникновением кибернетики.

Существуют две интересные попытки выделить класс кибернетических систем, исходя из признака сложности и из особенностей поведения системы.

Одна принадлежит Стаффорду Биру, другая – Норберту Винеру и его сотрудникам[53]53
  См.: Бир С. Кибернетика и управление производством. М.: Физматгиз, 1963; Винер Н. Кибернетика. М.: Советское радио, 1966.


[Закрыть].

С. Бир, приняв за критерий классификации степень сложности, выделяет три больших класса систем: простые детерминированные системы, сложные системы, поддающиеся полному описанию, и очень сложные вероятностные системы. Как видим, здесь «вехами» классификации являются количество элементов, входящих в систему, и содержание связей между ними. Нарастание числа элементов и усложнение связей дают определенные качественные скачки. Существен качественный переход от детерминированной системы к вероятностной и затем последовательное усложнение вероятностных систем, приводящее к появлению новых качественных моментов при их описании и организации функционирования.

Таблица 1

Классификация систем

Таблица 1 – схема, приведенная С. Биром в качестве иллюстрации к вводимой им классификации систем, причем системы, находящиеся в ее крайней правой части, и являются, по мнению автора, предметом изучения кибернетиков. Это очень сложные вероятностные системы.

С иной точки зрения рассматривает проблему Н. Винер. Его интересуют принципы поведения различных систем. Такой подход часто называется бихевиористическим (от англ, behavior – поведение). Последовательно выделяя все более и более сложные виды поведения, Н. Винер предлагает следующую классификацию систем (см. рис. 1).

Н. Винера как кибернетика интересуют в первую очередь именно те системы, которые способны к предсказывающему поведению с обратной связью. Естественно, что способностью к поведению подобного рода характеризуются системы очень сложные по своей структурной организации. Таким поведением обладают, в частности, мозг человека или централизованно управляемая экономика. Следовательно, и у С. Бира, и у Н. Винера речь идет об одних и тех же системах, но в одном случае рассматривается их внутренняя организация, а в другом – характер реакций на воздействие внешней среды.

Рис. 1

Таким образом, кибернетики концентрируют свое внимание на системах чрезвычайно сложных по уровню как внутренних, так и внешних взаимодействий. Естественно поэтому, что элементы, обеспечивающие организационное единство системы, ее целостность, оказываются непосредственно в поле их зрения. Кибернетика исходит из необходимости изучения объекта как единого целого, системного анализа всей совокупности взаимосвязей, организующих составные элементы объекта. М. Аптер в книге «Кибернетика и развитие» приводит следующий образный пример: «Пусть а необходимо для b и с, взятых вместе, b – для а и с, с – для a и b. Никакие два из этих членов не могут существовать без третьего, поэтому любая попытка построить такую систему последовательным прибавлением членов оборвется на первом же шаге. Другими словами, система такого рода может существовать только как целое или вовсе не существовать. Сказанное можно подытожить так: кибернетика занимается системами на уровне их организации…»[54]54
  Anmep М. Кибернетика и развитие. М.: Мир, 1970. С. 15.


[Закрыть]

В соответствии с таким подходом к изучению систем в кибернетике можно выделить три основных аспекта исследований. Это, во-первых, информационный аспект, охватывающий изучение всей совокупности вопросов организации «сигнальной» системы, обеспечивающей функционирование организма или объекта как единого целого. Во-вторых, это проблемы общей теории управления, поскольку поведение кибернетических систем может быть интерпретировано как целенаправленное. И, наконец, в-третьих, это теория моделирования систем. Биологи и психологи уже давно пришли к выводу, что в целостном организме редко удается следить за изменением одной определенной переменной в «рафинированном» виде. Изменение одного параметра, как правило, влечет за собой взаимосвязанное изменение множества других, которые в свою очередь влияют на первый. Для того чтобы преодолеть эту трудность, необходимо создать некую модель изучаемого объекта, которая улавливала бы лишь наиболее существенные взаимосвязи и имитировала на абстрактном уровне поведение объекта.

Здесь уместно заметить, что приемы моделирования при анализе сложных систем еще задолго до биологов, психологов и социологов использовали экономисты. Достаточно вспомнить знаменитые «Экономические таблицы» Ф. Кенэ и глубокий анализ закономерностей воспроизводственного цикла, проведенный К. Марксом на схемах простого и расширенного воспроизводства. Другие аспекты кибернетических исследований (информационный и управленческий) тоже с давних пор служат предметом забот экономистов. Так уж не являются ли экономисты первыми кибернетиками?

Вопрос этот, может быть, и неожиданный, но, на наш взгляд, не лишенный оснований. Во всяком случае, между экономикой и кибернетикой значительно больше общего, чем между «домоводством» и «искусством вождения кораблей», что соответствует буквальному переводу этих терминов с древнегреческого. На кибернетический характер экономических проблем специальное внимание обратил известный польский экономист О. Ланге, который писал: «Один из героев Мольера, г-н Журден, с удивлением узнает, что он всю жизнь говорил прозой. Нечто подобное имеет место в экономической науке и кибернетике. Экономисты еще на заре политической экономии изучали проблемы, которые ныне определяются как кибернетические. Они рассматривали процессы управления и регулирования систем, состоящих из связанных друг с другом элементов, прежде, чем эти вопросы возникли в других областях – в технике, в биологии, и задолго до того, как они были сформулированы в общетеоретическом плане новой наукой – кибернетикой»[55]55
  Ланге О. Введение в экономическую кибернетику. М.: Прогресс, 1968. С. 7.


[Закрыть].

Экономика относится кибернетиками к разряду сложных систем. Однако само понятие системы до сего времени вызывает множество вопросов у представителей различных областей науки, применяющих, тем не менее, этот термин. Несмотря на исключительную важность этого понятия для современной науки, в настоящее время не существует единого общепризнанного определения системы[56]56
  Существует множество определений понятия «система» – от сравнительно простых, но расплывчатых до, быть может, более строгих, но использующих усложненную аксиоматику. Например, одно из определений системы выглядит так: «Совокупность элементов, определенным образом связанных между собой и образующих некоторую целостность» (Краткий словарь по философии. М.: Политиздат, 1970. С. 286). Иное определение встречаем мы у А. И. Уемова: «Вещи т образуют систему относительно заданного отношения R и свойства Р, если в этих вещах существуют свойства Р, находящиеся в отношении R» (Проблемы методологии системного исследования. М.: Мысль, 1970. С. 76).


[Закрыть].

В отличие от буржуазной экономической науки, которая по существу не смогла выполнить задачу классификации систем в экономике, ученые-марксисты при использовании понятия «система» опираются на прочный фундамент исторического и диалектического материализма. В марксистской науке всесторонне развиты понятия о социально-экономических формациях, закономерностях их развития и последовательной смены в ходе общественного прогресса. Каждая формация, возникшая на основе определенного способа производства, обладает соответствующим ей базисом и надстройкой.

Понятие «социально-экономическая формация», естественно, шире понятия «экономика». Поэтому последняя выступает как подсистема по отношению к формации в целом. Со своей стороны, общество с определенной классовой структурой, политическим устройством, культурным уровнем, моральными и этическими оценками, юридическими нормами представляет с точки зрения экономики своеобразную социальную «внешнюю среду», с которой хозяйственная система находится в непрерывном взаимодействии. Характер этого взаимодействия давно раскрыт марксистской наукой.

Отношение участников экономической деятельности к средствам производства (форма собственности на основные средства производства) оказывает определяющее влияние на формирование надстройки. В свою очередь надстройка тоже оказывает сильное обратное воздействие на соответствующий ей базис. Практика деятельности коммунистических партий в странах социализма убедительно свидетельствует об огромных возможностях формирующего воздействия идеологического и политического факторов на характер и темпы социального и экономического прогресса. В тоже время этот опыт ни в коей мере не противоречит основополагающему положению марксизма о ведущей роли базиса в общественной жизни.

Таким образом, специфика отношений, возникающих в обществе в связи с экономической деятельностью ее членов, делает плодотворным рассмотрение экономики как подсистемы общественно-экономической формации, что отнюдь не отрицает определяющей роли этой подсистемы в характеристике социального облика всей формации. Проводя аналогию с биологическими системами, можно сказать, что мозг человека – «подсистема» по отношению к человеку. Однако едва ли кто-нибудь будет отрицать, что мышление – одна из основных характеристик человека. Во всяком случае, применяя к понятиям «социально-экономическая формация» и «экономика» термины «система» и «подсистема», следует, на наш взгляд, всегда иметь в виду, что речь идет о соотношении целого и части целого, в то время как при анализе категорий базиса и надстройки мы имеем дело с взаимосвязью по линии «сущность – форма проявления».

Рассматривая экономику под углом зрения ее взаимодействия с элементами общественной надстройки, нельзя забывать также и другую сторону вопроса – уровень развития производительных сил. В этом смысле совокупность производственных, природных, трудовых ресурсов, технологических способов, научных знаний и т. и. выступает для экономики как один из существенных элементов, с которым она также находится в самом тесном взаимодействии.

При анализе влияния «внешних» факторов на экономику следует выделить сторону, которую можно условно назвать «технической» или «биологической» (совокупность природных и географических факторов и производственного потенциала), и сторону социальную. Социальная сторона имеет решающее значение для науки об управлении. Именно она определяет в значительной мере мотивацию или цели развития экономической системы и вместе с тем формирует условия самого этого развития.

Выход экономической системы есть не что иное, как производство средств для удовлетворения потребностей общества, т. е. создание совокупности материальных благ и услуг, обеспечивающих достижение требований основного экономического закона социализма. Выход экономической системы отражается тем или иным путем на общественной структуре. Экономика, предъявляя определенные требования к работникам (квалификация, профессиональные навыки, расселение по территории страны), изменяя уровень удовлетворения потребностей различных групп трудящихся и структуру потребления, оказывает мощное обратное воздействие на все стороны общественной жизни.

Сущность взаимодействия общества и экономической системы, двоякая роль человека в общественном производстве как агента производственного процесса и как объекта, ради которого этот процесс совершается, была вскрыта еще К. Марксом. По его определению, производство создает «предмет потребления, способ потребления и влечение к потреблению. Точно так же потребление порождает способности производителя, возбуждая в нем направленную на определенную цель потребность»[57]57
  Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 46. Ч. I. М.: Политиздат, 1968. С. 29.


[Закрыть].

Естественно, что, анализируя экономику как сложную систему, нельзя говорить об экономике «вообще», отвлекаясь от ее социальной природы, от господствующей формы собственности на средства производства. Подход к объекту с позиций общей теории управления может быть успешным только на основе изучения его социального содержания и значения. Без учета социальноисторической ступени развития способа производства не может быть понята ни организационная структура объекта, ни система информационных потоков, ни природа внутренних стимулов развития. К. Маркс писал: «…есть определения, общие всем ступеням производства, которые фиксируются мышлением как всеобщие; однако так называемые всеобщие условия всякого производства суть не что иное, как эти абстрактные моменты, с помощью которых нельзя понять ни одной действительной исторической ступени производства»[58]58
  Там же. С. 24.


[Закрыть].

Подлинно научный системный анализ экономики возможен лишь на базе исследования специфики всей совокупности факторов, определяющих социальное содержание элементов системы. Это относится к рассмотрению любого уровня организационной структуры – будь то предприятие, отрасль, отдельный регион или народное хозяйство в целом, поскольку условия, характеризующие отличительные черты социально-экономической формации, оказывают определяющее воздействие на формирование системы функционирования всех элементов изучаемого объекта.

Невозможно рассматривать капиталистическую фирму и социалистические объединения как однородные объекты. Такая «тощая абстракция» не позволяет уловить существеннейшие стороны экономической системы, будем ли мы рассматривать механизмы управления, внутреннюю структуру, взаимосвязи с внешней средой, мотивы поведения и т. д. Еще более принципиальные различия возникают при исследовании проблем управления на народнохозяйственном уровне. Социалистическая экономика является централизованно управляемой общественной системой. И в этом своем качестве, не говоря уже о социально-классовой природе и содержании, она также существенно отличается от систем, организованных на началах частной или государственно-монополистической формы собственности на средства производства.

Эффективность функционирования централизованно управляемых экономических систем доказана самой жизнью. Плановой экономике принадлежит настоящее и будущее. Практика становления и развития плановой социалистической экономики показала также, что централизованно управляемые системы обладают существенными свойствами сложных систем большой размерности: они не являются жестко детерминированными, имеют иерархическую структуру, обладают способностью к самоорганизации и самосовершенствованию на базе внутренних источников генерирования новой информации и механизмов адаптации к изменениям внешней среды.

Все эти моменты проявлялись в самых различных формах на каждом историческом этапе становления и развития советской экономики. Применительно к конкретной обстановке менялось соотношение прав и ответственности хозяйственных руководителей и плановых органов, использовались различные организационные структуры управления народным хозяйством, что позволяло органически сочетать отраслевые и территориальные аспекты планирования и находить оптимальное для каждого периода количество управляющих звеньев системы.

Вместе с тем накопление новой информации в социалистической системе требует постоянной работы по совершенствованию хозяйственных отношений, методов планирования и управления.

Создание механизма управления социалистической экономикой предполагает:

1) уяснение (познание) объективных закономерностей внутренней организации экономической системы и ее взаимодействия с «внешними» факторами;

2) формулировку этих закономерностей и взаимосвязей в категориях целенаправленного поведения;

3) построение оптимальной (отвечающей объективным закономерностям) системы управления экономическими процессами.

Разграничение первых двух этапов, на наш взгляд, чрезвычайно важно как в теоретическом, так и в практическом аспекте. Дело в том, что сама по себе категория управления тесно связана с понятием целенаправленности. Однако, рассматривая централизованно управляемые системы, к числу которых несомненно относится социалистическое общество, следует, на наш взгляд, четко разделять понятия целенаправленности управленческой деятельности социалистического государства и «внутренней цели» развития окружающего нас мира.

«Мы зашли бы слишком далеко, – писал Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге», – если бы занялись здесь исследованием того, в какой степени правомерно и уместно применение представления о целях и средствах к органическому миру. Во всяком случае, даже применение гегелевской „внутренней цели“, т. е. такой цели, которая не привносится в природу намеренно действующим сторонним элементом, например мудростью провидения, а заложена в необходимости самого предмета, – даже такое применение понятия цели постоянно приводит людей, не прошедших основательной философской школы, к бессмысленному подсовыванию природе сознательных и намеренных действий»[59]59
  Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 20. С. 67.


[Закрыть].

Марксистское понимание вопроса о взаимосвязи объективных законов исторического развития и сознательной деятельности людей с наибольшей полнотой изложено Ф. Энгельсом в работе «Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии». В природе, писал Ф. Энгельс, «нигде нет сознательной, желаемой цели: ни в бесчисленных кажущихся случайностях, видимых на поверхности, ни в окончательных результатах, подтверждающих наличие закономерности внутри этих случайностей. Наоборот, в истории общества действуют люди, одаренные сознанием, поступающие обдуманно или под влиянием страсти, стремящиеся к определенным целям. Здесь ничто не делается без сознательного намерения, без желаемой цели. Но как ни важно это различие для исторического исследования, – особенно отдельных эпох и событий, – оно нисколько не изменяет того факта, что ход истории подчиняется внутренним общим законам… Действия имеют известную желаемую цель; но результаты, на деле вытекающие из этих действий, вовсе не желательны. А если вначале они, по-видимому, и соответствуют желаемой цели, то, в конце концов, они ведут совсем не к тем последствиям, которые были желательны… Непоследовательность заключается не в том, что признается существование идеальных побудительных сил, а в том, что останавливаются на них, не идут дальше, к их движущим причинам»[60]60
  Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 21. С. 305, 307.


[Закрыть].

Действительно, ни один из фундаментальных законов окружающего нас мира не заключает в себе внутренней цели. Странно было бы искать «целесообразность» в законе сохранения энергии, законе всемирного тяготения или теории относительности. Правда, когда мы обращаемся к живой природе, то здесь в качестве «естественной» цели развития, на первый взгляд, выступает принцип выживания биологического вида. Однако было бы заблуждением рассматривать принцип выживания как элемент целенаправленности в эволюционном развитии растительного и животного мира, ибо содержание этого принципа исчерпывается необходимостью достижения некоего состояния системы в окружающей среде, которое может быть определено как устойчивое (статическое или динамическое) равновесие. Изменения внешней среды или случайные отклонения в самой системе (например, генетические мутации) могут явиться толчком к тем или иным качественным преобразованиям, которые обеспечивают сохранение сбалансированности между системой и средой. Однако «стремление» системы к устойчивости не есть процесс целенаправленного самосовершенствования этой системы.

Известно, например, что многие биологические системы, достигшие устойчивого равновесия с внешней средой, стабилизировались в своем развитии на многие миллионы лет (например, скорпионы, некоторые виды пресмыкающихся, секвойи и т. д.). Введение понятия цели, внутренне и объективно присущей процессу эволюции, означало бы по существу признание «божественного предназначения» в природе.

Отвергая правомерность общего телеологического подхода к познанию законов развития материального мира, следует иметь в виду возможность (а иногда и практическое удобство) описания процессов функционирования отдельных систем в категориях «цели и средства». Но при этом методологически важно помнить, что такое описание есть специфическое преломление в нашем сознании реального мира, а не буквальное отражение его объективных взаимосвязей. Понимание этого различия позволяет уяснить, что применение вариационных принципов механики в физике, естествознании и других науках отнюдь не означает утверждения в этих науках телеологического взгляда на объективный мир, в соответствии с которым, по остроумному замечанию Ф. Энгельса, «кошки были созданы для того, чтобы пожирать мышей, мыши, чтобы быть пожираемыми кошками, а вся природа, чтобы доказывать мудрость творца»[61]61
  Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 20. С. 350.


[Закрыть].

По существу именно этот взгляд на понятие целенаправленности спустя много лет был принят как отвечающий задачам кибернетического анализа систем Н. Винером и его сотрудниками А. Розенблютом и Д. Бигелоу. «Активное поведение, – писали они, – можно подразделить на два класса: нецеленаправленное (или случайное) и целенаправленное. Термин „целенаправленное“ здесь означает, что действие или поведение допускает истолкование как направленное на достижение некоторой цели, т. е. некоторого конечного состояния, при котором объект вступает в определенную связь в пространстве или во времени с некоторым другим объектом или событием»[62]62
  Винер Н. Кибернетика. С. 280.


[Закрыть].

В этом определении особенно интересны два момента. Во-первых, авторы рассматривают поведение с точки зрения выявления объективных закономерностей взаимодействия изучаемого объекта и окружающей среды, т. е. пытаются определить состояния, при которых объект вступает в определенную, и притом не случайную, связь в пространстве или во времени с другим объектом или событием. Во-вторых, они замечают, что выявленные закономерности допускают истолкование в терминах цели и средств их достижения. Этим как бы подчеркивается, что речь идет не о существовании объективной целесообразности в движении объектов в реальном мире, а о способности человеческого мышления трактовать закономерную связь как целенаправленную. Категория цели совершенно недвусмысленно вменяется не реальному миру, а человеческому сознанию. Отсюда следует, что не всякое поведение, которое может быть истолковано или описано как целенаправленное, преследует объективную, внутренне присущую данному объекту цель. Открытие законов движения нетождественно открытию цели движения.

«Перевод» взаимосвязей объективного мира на «язык», соответствующий принципам организации человеческого мышления, т. е. выражение выявленных закономерностей через категории «цели и средства», играет совершенно специфическую роль в теории управления общественными системами. Дело в том, что в социальных системах все процессы проходят сквозь призму человеческого сознания, ибо сами эти процессы есть не что иное, как взаимодействие отдельных социальных групп, производственных коллективов, отдельных индивидуумов.

Сознательное поведение есть поведение целенаправленное. Всякое разумное действие предполагает формулировку цели как представления о некотором конечном состоянии, которое должно явиться результатом этого действия. Однако направленность сознательного поведения не означает свободы от объективных закономерностей функционирования внешней среды и самого управляемого объекта, не означает произвольности в выборе цели. Как отмечал В. И. Ленин, «цели человека порождены объективным миром и предполагают его, – находят его, как данное, наличное. Но кажется человеку, что его цели вне мира взяты, от мира независимы („свобода“)»[63]63
  Ленин В. И. Поли. собр. соч. 5-е изд. Т. 29. М.: Политиздат, 1963. С. 171.


[Закрыть].

Таким образом, если, с одной стороны, закономерные взаимосвязи в общественных системах носят объективный и внутренне нецелесообразный характер (точно также, как в природных системах), то, с другой стороны, они необходимо должны быть затем сформулированы в терминах целенаправленного поведения, т. е. выражены в категориях, соответствующих осознанной активной деятельности. Эта необходимость особенно очевидна, когда речь идет о построении системы управления социалистическим обществом, его экономикой. Социалистическая собственность на средства производства обусловливает специфические формы коллективного поведения, характеризующиеся исключительным развитием общественного сознания, что находит выражение в интерпретации законов движения социально-экономической формации в терминах коллективных целей (критериев) и ресурсов для их достижения.

Однако было бы ошибочно на этом основании полагать, что познание законов развития социалистического общества и его экономики сводится к «угадыванию» какой-то априори, вне общественного сознания существующей цели.

Столь же неверным следует считать мнение, согласно которому социалистическое общество вообще не должно переводить осознанные закономерности своего развития в категориях «цели и средства». Такая точка зрения игнорирует то обстоятельство, что закономерности движения общественных систем могут проявляться лишь в активных сознательных действиях ее составных элементов и не существуют вне этих действий. В процессе целенаправленной деятельности человек вольно или невольно интерпретирует все многообразие окружающей среды в категориях «цели и средства». Это естественная предпосылка его преобразовательной деятельности.