Текст книги "Пиратские войны"

Когда с едой было покончено, старый ротмистр снова принялся допрашивать казака.

– Кузьма! Докладывай, как ты тут очутился? – с подозрением спросил Степанов. – Ведь ты был матросом на флагманском корабле Барбозы. Что потом приключилось с тобой, Худойконь?

Услышав еще раз смешную фамилии казака, произнесенную с таким выражением, Серж не удержался и громко прыснул. Еще бы, ну и фамилия досталась человеку. Добро бы Резвыйконь, Добрыйконь или Буйныйконь, а то – худой!

– Не смейся, ваше сиятельство! Повторяю, я происхожу из старинной казацкой фамилии. Мой прапрадед был сподвижником Ермака, а я – последний мужик в нашем роду. Боюсь, на мне оборвется казацкая линия.

– Не обижайся, чудная фамилия, вот и смеюсь, – примирительно сказал Серж.

– Наша фамилия пошла от клички, которую пращуру Федору дал Ермак Тимофеевич! У него после зимовки на Тоболе под седлом была самая исхудалая кляча. Ермак пошутил, мол, Федька худ и конь худой, неизвестно, кто кого первым съесть сумеет. Предок мой коня не съел, а атаман все шутковал и шутковал. Мол, идут двое: Федька, худой, как конь, и худой конь Федьки. Федоров в ватаге было четверо, чтобы их различать, в ход пошли прозвища. Так и прилипло к нему на всю жизнь – Федор Худойконь. Постепенно прозвище стало нашей фамилией.

Строганов покачал головой, удивляясь этой истории, и извинился за свои насмешки. Худойконь покусал ус и продолжил:

– А как я оказался на этом фрегате? Да очень просто. Корабль этого барбоса Барбозы был потоплен двумя военными фрегатами английского флота. Я опять попал к англичанам на каторгу, работал недолго в каменоломне, снова бежал. Подобрали меня залетные пираты, которые приплыли с Мадагаскара. С этими лихими ребятами я не раз грабил торговые корабли, брали их, конечно, с боем, штурмовали крепости и торговые фактории. Несколько раз был ранен, однажды едва не умер. Голодал и подхватил лихоманку. Вылечился, окреп и вновь за дело. На пиратской бирже полгода назад нанялся на это судно. Я уже говорил, прозвище капитана корвета – Волк Келли. Этот злодей ирландец бил за любой пустяк всех подряд, без разбора и без жалости. Сам сказочно богат, а по отношению к другим скупердяй – хуже не бывает. Я очень рад, что встретил вас, православные, и что вы меня не успели убить во время абордажа!

– Кузя, ты помни об этом! Никогда не поздно исправить ошибку, если меня предашь! – назидательно произнес ротмистр.

– Оправдаю доверие! Не посрамлю, даю слово казака! – заверил Худойконь.

– Вот и хорошо! А теперь, друзья мои, давайте доведем начатое дело до конца. Нужно пробраться до прилива в кладовую в пещере, убедиться в гибели пиратов и перевезти ту часть сокровищ, которая осталась в сундуках, на наш корабль. Да, на наш собственный корабль!

Ротмистр с наслаждением произнес последнюю фразу. Именно теперь, когда есть это надежное плавсредство, старый русский дворянин сможет наконец-то вернуться на Родину после двадцати лет мытарств и ожиданий! Ура!

Все согласились с предложением старика и начали готовиться в путь. Возник только один вопрос: кто в этот раз остается на корвете? Решили после недолгого препирательства, что теперь корабль будет охранять Ипполит Степанов.

– Да и девицы под его охраной будут в полной сохранности, – рассмеялся Кузьма.

– Не угадал! Девки сядут с вами на весла! – хмуро заявил Ипполит. – Груз слишком ценный и тяжелый. Нужно больше гребцов, втроем вы не справитесь с лодкой, а вшестером – авось и сумеете выполнить задачу.

Женщины в шлюпку по трапу спускаться не стали, они вначале прыгнули в море, чтобы освежиться в морской воде, слегка побарахтавшись, вскарабкались на лодку и стали грести. Оказалось, что не все местные дамы умеют это делать, пришлось сесть попарно, к каждому веслу мужчина и женщина. Туземки переняли нехитрую науку быстро, гребли старательно, уж очень им хотелось жить, так что все доплыли и не перевернулись.

Скоро должен был начаться прилив, надо было спешить. Женщин взяли с собой в пещеру, чтобы не сбежали и не спрятались на острове, ведь каждая пара рук на счету. Сергей с факелом вошел в пещеру первым, за ним Худойконь, следом туземки и замыкал шествие юнга. Первая часть пещеры была сухой, вода плескалась где-то внизу, она постепенно прибывала. Прямо за перемычкой Серж наткнулся на два мертвых тела, видимо, эти пираты шли последними и поэтому сумели вырваться из одной ловушки, но вместо спасения попали в другую и захлебнулись. На воде внизу, в самой узкой части лабиринта, покачивалось еще одно мертвое тело. Значит, выскочить из сокровищницы сумели трое, они и нашли тут свою смерть. И все, никто не вырвался из пещеры живым? Вроде бы нет. Хорошо бы, если так.

Сквозь мелкие щели во втором гроте продолжала сочиться вода. Гийом прислонил к камням предусмотрительно захваченную с собой лестницу, взобрался, заглянул в «бассейн» и вскоре крикнул товарищам:

– Темно. Нужен факел, иначе ничего не видно!

Ему подали факел, Гийом осветил подземную кладовую и едва не сорвался вниз от суеверного ужаса, охватившего его. Трупы лежали, как живые, с открытыми глазами, в россыпях золота, усыпанные серебром, жемчужинами и драгоценными каменьями.

Искатели сокровищ пробрались в сокровищницу и окончательно убедились в том, что все до единого корсары мертвы. Большая часть ларцов, ящиков и сундуков была погребена под слоем ила и глинистой жижи. Только два высоких сундука остались на поверхности. Приятели сбили с них крышки, набрали полные мешки золота, драгоценных камней и побежали к выходу.

Вода постепенно прибывала. Люди успели вернуться и вновь нагрузиться сокровищами. Особенно понравилась Сергею та жемчужная корона неизвестного туземного царька. Он водрузил ее на голову, так как руки были заняты, казак прихватил какую-то штуку наподобие гетманской булавы, сделанную из чистого золота. При второй ходке все нагрузились до предела, знали, что третьего раза сегодня не будет.

Вода быстро прибывала, теперь можно будет забраться в грот только после отлива. Но это еще сутки жизни на острове. А может, достаточно? Столько сокровищ и в царских кладовых не увидишь! Люди начали выбираться из лабиринта по колено в воде, а под конец погрузились уже по грудь. Невысокие туземки и вовсе наглотались соленой воды. К полузатопленному проходу все успели вовремя, и едва последний искатель приключений выбрался наружу, как море полностью скрыло вход в пещеру. Мужчины и женщины отползли на возвышенность, на сухое место, и там довольно долго лежали, жадно хватая ртом воздух, словно выброшенные на берег рыбы.

Итак, главное было сделано! Пираты погибли – это точно, часть сокровищ вынесена. Позднее можно будет вернуться за оставшимися драгоценностями. Придется только немного повозиться, очищая их от ила. А куда спешить? Остров и корабль оставались в их полном распоряжении!

А может, все-таки пусть лежит это добро до лучших времен?..

Глава 7
ПРОЩАЙ, ОСТРОВ ПЕТРОПАВЛОВСК! ПОДНЯТЬ ПАРУСА!

Постоянная смертельная опасность, неимоверные физические нагрузки и стремительная смена событий так измотали наших героев, что они едва двигали веслами. На последнем дыхании, скрипя зубами, они гребли к фрегату. В это время старый ротмистр, как раненый зверь, метался по палубе, ругаясь последними словами, и рвал на себе седые волосы. Ведь старик не знал, что произошло на острове, пока он поджидал здесь товарищей, которые выбрались из пещеры, когда уже спустились вечерние сумерки. Пока передохнули, погрузились, не забыв прихватить с собой и несколько голов скотины, пока отчалили, наступила тропическая ночь. Остров погрузился в беспросветную тьму, пронзительно-черную, какая бывает только в южных краях.

Сигнальный факел гребцы на шлюпке не зажгли, по причине страшной усталости они просто забыли про него. Но им повезло, на корабле горели огни, поэтому искатели сокровищ плыли в верном направлении, не блуждая зигзагами по заливу.

Наконец Степанов услышал близкий плеск весел и громко закричал:

– Ну, вы, проклятые! Смерти моей желаете? Я ведь волнуюсь! Меня кондрашка едва не хватила! Почему не шумнули издали?

– Как мы должны были тебе шумнуть? – хохотнул казак-разбойник. – Воздух громко испортить? Так сил нет даже на это.

– Кидай конец, старый ворчун! – скомандовал Серж, который опасался, как бы нежданная волна не перевернула их лодку, ищи потом сокровища на дне морском.

– Какой я тебе ворчун! – обиделся Степанов.

– А что здесь такого? Ворчун и ворчун, – буркнул себе в усы казак. – Радовался бы, что никто старым болваном не называет.

Плаватели пришвартовались, разгрузились, подняли на борт животных, забрались на палубу и рухнули без сил. Отдышались, побранились, но без злобы, для разрядки, затем перекусили, чем Бог послал, то есть опять солониной, сухарями и сыром. Теперь можно было расслабиться и выпить чего-нибудь покрепче, чем вода. Мужики напоили даже девиц. Оказывается, спиртные напитки им нравились, туземки к ним пристрастились за время плавания на пиратском корабле и теперь с удовольствием трескали и ром, и джин, и вино. Во время плавания для них это была единственная возможность уйти от кошмарной реальности, состоящей из сплошного насилия. Кузя пояснил, что девиц пленили неделю тому назад.

Внезапно подвыпившие аборигенки воспылали желанием отблагодарить своих спасителей. Серж сразу увильнул от ласк пылких темнокожих наложниц. Он до сих пор не мог забыть, как атаковали его шоколадные красотки на острове амазонок, к тому же образы любимых жен его гарема постоянно всплывали в памяти, в его воспоминаниях они были как живые. Чувство утраты и вины по-прежнему не давало ему покоя.

– Ребята, я – пас, ничего не хочу, буду мирно спать. Развлекайтесь, раз изголодались. Я сегодня – четвертый лишний. Девиц как раз три, так что соображайте без меня.

– Вот и ладно, не будет споров, – обрадовался казак и увлек за собой самую пышнотелую туземку.

А юнга ни с кем не спорил, он уже давно жадно впивался в губы самой юной темнокожей красотки, нежно поглаживая ее упругое, стройное тело. Пока старшие товарищи только рассуждали о развлечениях, он уже торопливо стягивал с себя одежду, а девушку одетой и назвать было нельзя.

– Не спеши, а то опозоришься, – предостерег его многоопытный дядя Ипполит. – До девки не успеешь добраться. Эх, молодость, где мои семнадцать лет.

Седовласому и седобородому Степанову, самому нерасторопному из всех, досталась та аборигенка, на которую никто из товарищей не позарился. Это была туземка с пухлыми отвислыми губами, тощая и длинная, словно жердь, но со здоровенным толстым задом, словно взятым напрокат у какой-нибудь толстушки. Но, как сказал ротмистр, с лица воды не пить, а зад – будем мять. Оказалось, что в любовных утехах девица знала толк и была неутомима, как скаковая лошадь. Она до утра не могла угомониться и буквально заездила старого мерина. Таким вот образом компания победителей пиратов праздновала свою победу до самого рассвета. Пирушка плавно перешла в оргию. Юнга, робкий и не шибко опытный в таких делах, под конец так разошелся, что пришлось его усмирять, во избежание полного истощения молодого организма.

А Серега, добравшись до кровати, мирно спал в каюте капитана. Впервые за год или даже больше он отдыхал на настоящей кровати, на мягком матрасе, положив голову на подушку. Какое это несказанное блаженство – отдых с комфортом!

«Интересно, как дела у экипажа „Баунти"? Как здоровье бедняги Флетчера? Вероятно, тоже резвится при свете костра с юными таитянками», – какое-то время размышлял Строганов, лежа в постели, но вскоре он крепко уснул, несмотря на громкие стоны и визг девиц.

Во сне он видел прекрасные лица своих погибших туземных жен.

На рассвете, естественно, никто не поднялся и не заступил на вахту. Впрочем, и ночью на вахте никто не стоял. Такой анархии и безалаберности ни в коем случае допускать было нельзя. Строганов понимал это лучше других. Голова полковника трещала с похмелья, он пригубил вина, и ему заметно полегчало. Сотоварищи лежали на палубе в обнимку с ночными подругами, замысловато переплетаясь черными и белыми телами, и беспробудно дрыхали. Все немало поработали этой ночью.

«Хорошо же они тут порезвились», – подумал Серж.

Его крики, тычки и пинки на собутыльников абсолютно не подействовали. Тогда Строганов зачерпнул забортной прохладной морской водицы и плеснул ее из ведра на почти бездыханного казака. Атаман был самым крепким и выносливым среди всех гуляк, но он и выпил больше других, поэтому вид у него был страшный и одновременно смешной. Худойконь не очнулся, а лишь ругнулся во сне и пуще прежнего захрапел. Очухался от вылитого на больную голову ушата воды только ротмистр. Юнга после аналогичной освежающей процедуры даже не шевельнулся. Степанов, сидя на баке, тряс больной головой, стонал, обхватив ее обеими руками, и раскачивался, словно маятник, тупо уставившись на грязную палубу.

Серега воротился в каюту, принес оттуда наполненный портвейном серебряный бокал, потому что стоявшая на палубе бочка с вином давно опустела, и протянул живительный напиток ротмистру. Старик с жадностью выпил и потребовал еще порцию. Темнокожая девица жалобно пискнула и тоже потянула руку к чаше с чудодейственной жидкостью.

– Будя! Хватит лакать! – буркнул Степанов, но все же сжалился и плеснул вина прямо в рот худосочной туземки.

Постепенно очухался атаман, и только молодой француз, сраженный наповал, продолжал спать, растянувшись на палубе.

– Рановато он познал вкус вина и женского тела. Быстро выдохся, сопляк, – надсадно прохрипел Степанов, теребя седую шевелюру.

– Это точно, слюнтяй! – согласился Кузьма Худойконь. – Французишка! Ни один европеец по-людски пить не может!

– Сами виноваты, совратили мальчонку, – сердито выговаривал им Сергей. – Столько дел не закончено, а вы ночь напролет бражничаете!

– И не только! – поправил полковника Худойконь. – Мы еще и гарцевали.

– Ловеласы! Первым делом… – Сергей чуть не брякнул «самолеты», но вовремя спохватился. – Сокровища-то еще не все вывезли!

– Не жадничайте, граф! – урезонил Сергея казак. – Давайте оставим их покоиться в пещере. Про запас. Там столько грязи, что понадобится лопатами орудовать несколько недель, чтобы достать эти драгоценности. И того добра, которое мы уже вывезли, на наш век вполне хватит!

На том друзья и порешили – не стоит жадничать. Они поели, посовещались и без долгих споров выработали общий план действия: следует пополнить запас воды и провизии, а потом уплывать как можно дальше отсюда. Время поджимало, так как где-то рядом, по словам бывшего пирата Кузьмы, дрейфовали в открытом море еще два пиратских корабля из соперничающей шайки.

Но как вывести захваченный корвет из узкой бухты? Кузьма Худойконь не матрос, он замечательный канонир, хороший абордажный боец и опытный кавалерист. И если с горем пополам палубу помыть он еще сможет, то управление парусами для него почти неразрешимая задача. Юнга к морскому делу еще во французском флоте был приучен, но в одиночку со снастями ему не совладать. Нужны помощники. А дед Степанов, тот, конечно, сможет управиться с парусами, но уже довольно стар, чтобы ползать по вантам, да и вообще его дело – руководить экипажем, прокладывать курс и вести корабль. Сергей был готов взобраться на любую мачту, лазить по канатам, но навыков в морском деле у него не было никаких, как и у Кузьмы.

Старик чуть не взвыл от досады. Корабль есть, и команда тоже какая-никакая, казалось бы, плыви, куда пожелаешь, хоть в Россию, хоть в Европу, да хоть в Америку… А на самом деле есть только два более-менее обученных мореплавателя, старый да малый, а все остальные ничего не могут. Эх-х-х!

– Эй, бездельники и неучи! Как быть? Ну, выйдем мы с вами в открытое море, а дальше что? – принялся ворчать Ипполит. – Первый шторм – и мы без парусов!

Строганов вспомнил, что читал в детстве приключенческую книгу Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан», и стал рассказывать старому ротмистру о том, как юноша управлялся со шхуной в одиночку. Ротмистр тут же поднял его на смех.

– Один сопляк при парусах и за штурвалом?! Экий же враль твой бумагомарака! Я всегда говорил, что чтение этих французских романов до добра не доведет! От этих немцев, англичан и особливо французов нам, русакам, один только вред и никакой пользы! А читать их глупые романы и вовсе нельзя! Я вот за свою жизнь прочел только три большие книги – и ничего, ничуть не страдаю. Всегда жил своим умом, а теперь вот еще и богат как Крез!

Строганов ухмыльнулся на слова об успешно прожитой жизни ротмистра, испытавшего опалу, ссылку, бега, отшельничество на затерянном острове, но возражать старику не стал, решив не тратить силы на бесполезную перепалку.

Опытный моряк Ипполит Степанов решил перво-наперво поднять якорь и довериться течению, затем частично поставить паруса на грот-мачте и на бизани, а по ходу дела заняться парусами на фок-мачте. Общими усилиями вытянули якорный канат и закрепили якорь. Мужчины матерились нещадно, ибо их, окончательно не протрезвевших, все еще заметно штормило после вчерашней попойки.

Отдышавшись, все полезли к снастям. Аборигенки по вантам карабкались лучше, чем мужчины, но проку от них не было никакого. Языка они не знали, а жестами нельзя обучить работе с парусами. Это ведь не ноги раздвигать. Поэтому работали только мужчины, втроем, понукаемые снизу ехидным Степановым, а женщины весело и соблазнительно раскачивались на канатах, словно макаки в джунглях. Строганов по ходу дела осваивал морские и корабельные термины, постепенно узнавал и запоминал, что такое гик, пайол, стаксель, румпель и прочая, прочая, прочая.

За час акробатических перемещений на верхотуре, без всякой страховки, Сергей проклял все на свете. Уж кем-кем, а обезьяной быть он не подряжался и в канатоходцы не записывался! Да и у казака дела шли не лучше, крупный и нескладный Худойконь даже едва не сорвался, но в последний момент, уже падая, успел ухватиться за свисающий сверху конец. Степанов стоял у штурвала и посмеивался над незадачливыми марсовыми.

По мере того как ветер крепчал и надувал паруса, корвет все лучше слушался руля. Вода прибывала, и ротмистр уверенно вел корабль по направлению к естественному проходу в рифах. Пройдя его, он приказал снова встать на якорь и убрать паруса, ожидая попутного ветра и начала отлива, чтобы уйти в открытое море. Степанов молил Бога о хорошем ветре и семи футах под килем.

Только тут мореплаватели вспомнили про скотину, доставленную накануне в лодке. Три голодные козы жалобно блеяли, а подсвинок неистово хрюкал. Больше животных с фермы брать вечером не стали – чем их кормить на корабле? Солонина в дороге пригодится, рацион-то небогатый, но и соли-то было совсем мало. Оставшихся животных Сергей вчера выпустил из загородки свободно пастись на острове, пусть себе кормятся и размножаются.

Ротмистр занялся ревизией припасов на корабле. На большую команду продовольствия было маловато, а на семерых – вполне достаточно. Пресной воды только четыре полных пятиведерных бочки, зато много рома, джина, портвейна и мадеры. Можно было пополнить запас воды из источника на острове, но из этого родничка один литр набирался за час, большой пресный водоем превратился в лужицу мутной жижи, а из маленького озерца они поили коз и свиней. Кому же хочется стать козленочком? Никому. Цедить в час по чайной ложке – некогда. Спиртного в бочках и бочонках, в бутылях и бутылках находилось никак не менее полутонны. Значит, мучительной смертью от жажды никто не умрет. Вино – это тоже жидкость. Продуктов в кладовых было достаточно, к сухарям, плесневелому сыру и пиратской солонине с душком добавили привезенные с берега фрукты. Кроме того, живая скотина тоже скоро станет пищей.

В тот же вечер забили животных, нажарили мяса, засолили сало, этим с радостью занялся Кузьма Худойконь. Мясо запивали вином, но в меру – неизвестно, что ждет впереди. Туземкам тоже дали передышку от ночной повинности, поэтому девицы впервые за все время жизни на корабле спали как убитые.

На утренней заре мужчины подняли якорь и доверились волнам. Попутный ветер крепчал, и на отливной волне горе-судоводители сумели отойти от острова. Плаванье в неизвестном направлении началось удачно. Фортуна явно повернулась к ним лицом.

Ротмистр по достоинству оценил захваченный корабль. Корвет был недавней постройки, замечательно слушался руля, с хорошим ходом, крепким корпусом, который еще не сильно оброс ракушками, паруса свежие, без заплаток. Но все эти прекрасные характеристики судна давали преимущество в маневре и в бою лишь подготовленной команде, а не дилетантам, которые по воле случая были вынуждены управлять этим замечательным для своего времени кораблем. Строганов долго не мог запомнить, что и как называется из снастей и такелажа, ротмистр и юнга над ним подшучивали, но терпеливо поясняли и рассказывали, что к чему и зачем.

Аборигенок временно перестали гонять к парусам, вместо этого им доверили ведение хозяйства. Пышнотелую дамочку по имени Куа приставили к камбузу, двух других, высокую Лоло и молоденькую Мими, определили в «подай-принеси» на палубе и в каютах. Девицы, уставшие жить в сексуальном рабстве, теперь, обретя свободу, беспрестанно сновали по всему кораблю, отсутствие на них одежды то и дело отвлекало от работы неугомонных казака и юнгу. Худойконь и Гийом не давали бабам скучать, время от времени уединяясь то с одной, то с другой туземкой в укромных местах, чем вызывали возмущение ротмистра, которому вполне хватило одной бурной ночи. Кузьма обещал, что еще раз-другой и он тоже прекратит шалить, присоединится к Степанову, станет таким же степенным и серьезным человеком и неизменно прибавлял: «Старый конь борозды не портит, если он не мерин!» А Гийом наотрез отказался умерить пыл, заявил, что придется подождать, пока он состарится. Строганов предложил закрепить каждому персональную женщину, прекратить извращаться, чтобы не дошло из ревности до мордобоя.

Казак отшучивался и просил не ревновать. Мол, старушку Лоло, тщедушную бабу, облюбованную дядей Ипполитом, он почти не трогает, ибо боится, что она совсем похудеет и тогда из-за мачты будет торчать только ее зад. Все весело подтрунивали друг над другом, пребывали в прекрасном настроении, и обстановка на корабле сложилась вполне доброжелательная. Все умерили любовный пыл и поделились на пары, только Строганов щедро отказался от права выбора в пользу товарищей.

В первый день плавания их остров был главной деталью на горизонте, но постепенно ветер усилился, скорость возросла, и Петропавловск уменьшился в размерах сначала до зеленого пятна, потом до темной точки, а затем земля обетованная и вовсе исчезла за горизонтом, словно канула в воду. Степанов сильно переживал утрату своих владений, он сиротливо стоял на мостике, курил длинную трубку, набитую трофейным табачком, и щурил глаза то ли от ветра, то ли от слез. Время от времени ротмистр прерывал свое молчание свирепыми окриками, руганью или отрывистыми командами, стараясь таким образом скрыть от товарищей нахлынувшие чувства.

Парусник скрипел корпусом и снастями, словно выражал презрение неумелому экипажу. День за днем шла учеба и тренировки. Постепенно у новоиспеченных матросов появились сноровка и умение, даже туземки стали справляться с обязанностями марсовых матросов. К скрипу снастей и шпангоутов все быстро привыкли, корабль, точно живой, разговаривал с ними на своем языке, и людям казалось, что они начинают его понимать.