Текст книги "Наполеон Великий. Том 2. Император Наполеон"

Последствия капитуляции Дюпона при Байлене усугубила капитуляция генерала А. Жюно (давнего личного друга Наполеона) при Синтре в Португалии, хотя она выглядела менее позорной и имела гораздо меньший резонанс по сравнению с Байленом[546]546
  Подробно об этом см.: Лашук А. Цит. соч. С. 342; Чандлер Д. Цит. соч. С. 368–369, 381; Скотт В. Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. М., 1995. Т. 1. С. 581–582.


[Закрыть]. Дело в том, что еще осенью 1807 г. Наполеон решил наказать Португалию за ее отказ участвовать в континентальной блокаде. Португальский регент принц Жуан[547]547
  Будущий (с 1816 г.) король Португалии Жуан VI (1769–1826) с 1792 г. фактически правил страной в качестве регента из-за психического расстройства своей матери, королевы Марии I.


[Закрыть], игнорируя давление со стороны Наполеона (вплоть до угрозы объявить Португалии войну!), продолжал торговать с англичанами и даже предоставил им Лиссабон в качестве базы для операций против Тулона и Марселя. Наполеон, хорошо информированный о том, насколько слабы вооруженные силы Португалии, отправил в поход на Лиссабон «весьма жалкую армию молодых рекрутов»[548]548
  Кастело А. Цит. соч. С. 169; Лашук А. Цит. соч. С. 357–360; Чандлер Д. Цит. соч. С. 396–398.


[Закрыть] (посчитав ее достаточной) под командованием Жюно. Действительно, Жюно, почти не встречая сопротивления, 30 ноября 1807 г. вступил в Лиссабон, а принц Жуан и весь его двор на английских кораблях бежали в Бразилию. Но, к несчастью для Жюно, пока он «наводил порядок» в Лиссабоне, неподалеку, севернее португальской столицы высадились английские войска. Командовали ими генералы Брент Спенсер и Артур Уэлсли – будущий фельдмаршал и (с 1809 г.) виконт, а затем граф, маркиз, герцог Веллингтон. 21 августа 1808 г. Жюно проиграл им бой при Вимейро, запросил перемирие и 30 августа в Синтре, близ Лиссабона, подписал капитуляцию, правда, на почетных условиях: англичане обязались доставить во Францию все 26 тыс. солдат Жюно (вместе с ним самим), их оружие, включая артиллерию, снаряжение и даже трофеи, все это в обмен на полную эвакуацию французов из Португалии. Байлен не повторился: англичане, в отличие от испанцев, выполнили все условия капитуляции.

Теперь Наполеон понял, что без него ни в Испании, ни в Португалии французам не обойтись. Очень занятый урегулированием отношений с Россией (включая личные переговоры с Александром I в Эрфурте с 27 сентября по 14 октября 1808 г.[549]549
  Об этих переговорах специально и подробно речь пойдет в следующем параграфе.


[Закрыть]), он тем не менее внимательно следил за испанскими делами. Едва вернувшись из Эрфурта в Париж, император распорядился направить в Испанию дислоцированные на территории Франции и Германии три свежих корпуса Великой армии (маршалов Ж. Ланна, М. Нея и Н. Ж. Сульта) и, главное, гвардию. Вместе с теми соединениями, которые уже действовали против испанской герильи (корпуса маршалов Ф. Ж. Лефевра, К. П. Виктора, А. Ж. Монсея и генерала Л. Гувиона Сен-Сира, а также кавалерийский резерв Ж. Б. Бессьера), численность французских войск в Испании достигнет 200 тыс. человек. Сам Наполеон выехал из Парижа 29 октября, 3 ноября был уже в Байонне, а еще через день вступил в испанский город Виторию. Далее события стали развертываться с поразительной (для Наполеона привычной) быстротой.

10 ноября Наполеон разгромил под Бургосом Эстремадурскую армию под командованием графа Х. Бельведера и пошел с гвардией, корпусами Нея и Сульта и кавалерией Бессьера прямым курсом на Мадрид, тогда как маршалы Ланн и Виктор обеспечивали его фланги. Позади и справа от императора уже 11 ноября под Эспиносой Виктор нанес поражение Галисийской армии, которой командовал генерал Х. Блейк (ирландец по происхождению), а впереди, слева под Туделой 30 ноября корпус Ланна сразился с Андалусской армией во главе с лучшими полководцами Испании К. Кастаньосом (победителем при Байлене) и Х. Палафоксом. Несмотря на более чем двойной перевес противника в численности (45 тыс. испанцев против 20 тыс. французов), Ланн одержал победу – самую блестящую в его военной карьере. Остатки разгромленной Андалусской армии бежали к Сарагосе, где им еще предстояло вновь встретиться с Ланном.

Тем временем Наполеон с главными силами ускорил марш на Мадрид. Последней преградой на его пути к испанской столице стало ущелье Сомосьерра с перевалом высотой в 1500 м. Его защищали 9 тыс. испанцев с четырьмя артиллерийскими батареями, расставленными одна за другой на пути возможной атаки противника так, чтобы в случае захвата одной батареи он оказывался под огнем второй, третьей, четвертой. Здесь 30 ноября генерал и будущий граф Луи Пьер Монбрен возглавил кавалерийскую атаку на позиции испанцев, которую А. Жомини назвал «одной из блистательнейших во всех войнах Наполеона»[550]550
  Цит. по: Лашук А. Цит. соч. С. 360. Подробно об этой атаке см.: Там же. С. 357–360; Чандлер Д. Цит. соч. С. 396–398; Марбо М., де. Цит. соч. С. 276277.


[Закрыть]. Ударный отряд Монбрена, в составе которого отличился эскадрон польских легионеров во главе с полковником Яном Козетульским, ворвался на перевал. Легионеры устремились в атаку с громогласным кличем «Niech żyje Cesarz!» (польск. «Да здравствует император!»), в котором, как заметил Макс Галло, Наполеону «послышался акцент Марии Валевской». Сметая с пути пехоту и вырубая, словно кустарник, испанских канониров, атакующие захватили все четыре батареи, после чего уцелевшие защитники Сомосьерры бросились спасаться бегством по дороге в Мадрид. Их начальник Х. Бенито де Сан-Хуан пытался задержать беглецов, но был убит собственными солдатами. Монбрен за этот подвиг получит титул графа и станет одним из кандидатов в маршалы Франции, но погибнет в Бородинской битве, так и не успев получить маршальский жезл.

К Мадриду Наполеон подошел с армией в 30 тыс. человек 2 декабря – в очередную годовщину своей коронации и победы при Аустерлице. Заняв высоты Чамартина у самых стен Мадрида, он послал в город Бессьера с ультиматумом: Верховная хунта (так называло себя самоназначенное после бегства Жозефа Бонапарта правительство Испании) должна сдать Мадрид французам, иначе – штурм с неизбежными и неисчислимыми жертвами. Хунта ответила: «Нет!» Испанское правительство рассчитывало на героизм не только солдат гарнизона, но и, главное, 40 тыс. (!) окрестных крестьян, собравшихся в столице с решимостью защитить ее[551]551
  См.: Лашук А. Цит. соч. С. 360–361.


[Закрыть]. С 9 часов утра 3 декабря французская артиллерия пробила бреши в городских стенах, а пехота пошла на штурм и вломилась в город, не щадя никого и ничего. Теперь хунта сама запросила перемирия, и в 5 часов вечера 4 декабря ее представители подписали акт о капитуляции, выразив при этом Наполеону свою покорность. Таким образом, заключает Анри Лашук, «чтобы разбить три испанские армии и взять Мадрид, Наполеону потребовался всего один месяц!»[552]552
  Там же. С. 362.


[Закрыть]

Французские войска вступили в Мадрид, но Наполеон сохранил свою ставку в Чамартине, облюбовав для себя местный дворец герцога Оссуно. С высот Чамартина он и начал провозглашать декреты о реформах, которые должны были покончить с средневековыми порядками в Испании. Упразднялась на вечные времена инквизиция с передачей ее имущества государству, отменялись феодальные привилегии и декретировалось сословное равенство всех испанцев; сокращалось на две трети количество монастырей, а их владения переходили в общественное пользование, причем монахам и монахиням, согласным вернуться к светской жизни, назначалась пенсия; ликвидировались таможенные барьеры между провинциями, и вся устаревшая налоговая система, находившаяся в хаотическом состоянии, была цивилизованно пересмотрена в интересах большинства нации[553]553
  Лашук А. Цит. соч. С. 362–363.


[Закрыть]. Все это сулило Испании исторически необходимый рывок из феодальной отсталости к всестороннему прогрессу, но… Согласимся с А. З. Манфредом: «Мадридские декреты Наполеона 1808 г. имели ярко выраженное антифеодальное содержание; их прогрессивный характер не вызывает ни малейших сомнений. Недостаток этих декретов был не в их характере, а в способе, которым они навязывались испанскому народу <…>. Испанский народ отверг их с порога: он их не принимал не потому, что они были плохи или могли быть лучше, а потому, что это были законы завоевателей»[554]554
  Манфред А. З. Цит. соч. С. 614–615.


[Закрыть].

Проводить в жизнь реформы императора Наполеона должен был король Жозеф. Он вернулся в «свою» столицу и скромно занял под королевскую резиденцию небольшой замок в Пардо (пригороде Мадрида). Тем временем Наполеон обратился к народу Испании с прокламацией, в которой провозглашалась амнистия всем, кто сложит оружие в месячный срок. Мало того, он предал гласности приказ по собственной армии: «Любой военнослужащий, независимо от звания, кого уличат в грабеже, кражах и грубом обращении с жителями, будет немедленно расстрелян»[555]555
  Цит. по: Лашук А. Цит. соч. С. 363.


[Закрыть]. Теперь – с надеждой на умиротворение и торжество нового порядка в Испании – Наполеон приступил к решению новой задачи: выгнать с Пиренейского полуострова англичан и вернуть под свой контроль Португалию, которую легко завоевал и с еще большей легкостью потерял Жюно.

Дело в том, что английская армия, не довольствуясь отвоеванной у французов Португалией, к середине октября 1808 г. начала операцию в Испании, чтобы соединиться с испанскими войсками и партизанами. Командовал этой армией генерал Джон Мур (17611809 гг.) – участник войны в Северной Америке, осады Тулона в 1793 г. – до появления там Наполеона – и войны в Египте – после отъезда Наполеона. Корифей английской военной историографии Дэвид Чандлер считает Мура «безусловно самым талантливым из всех генералов союзных войск в то время на Пиренеях» и даже «одним из величайших полководцев Англии» вообще[556]556
  Чандлер Д. Цит. соч. С. 387, 407.


[Закрыть].

В Португалии Мур имел 35 тыс. солдат. Из них он взял с собою в Испанию более 20 тыс., рассчитывая на соединение не только с испанскими войсками, но и с 10-тысячным английским экспедиционным корпусом баронета Д. Бейрда, который действительно вторгся в Испанию и присоединился к Муру, причем Бейрд стал его заместителем. 19 декабря Наполеон получил депешу от маршала Сульта: войска Мура идут от Асторги (северо-запад Испании) к Вальядолиду прямиком на Мадрид. Реакция Наполеона была мгновенной: 20 декабря он во главе 40 тыс. своих «орлов», включая гвардию, выступил из Мадрида навстречу «красномундирникам». Мур до тех пор не знал, что сам Наполеон с гвардией в Мадриде. Узнав об этом, он сразу повернул назад к Асторге, Наполеон – за ним. Так началась запечатленная в истории наполеоновских войн «погоня за Муром»[557]557
  Подробно о т. н. «погоне за Муром» см.: Там же. С. 398–407; Лашук А. Цит. соч. С. 367–376; Соколов О. В. Погоня за Муром или маленький простой, обернувшийся трагедией // Империя. 2002. № 3. С. 25–33.


[Закрыть].

Отступление войск Мура скоро превратилось в беспорядочное бегство. «Никогда не видели ничего подобного. Враг бежит быстрее пруссаков после Йены», – говорили в те дни ветераны Старой гвардии Наполеона. Сам Джон Мур написал 13 января 1809 г. в Лондон военному министру Р. С. Каслри: «Я никогда не думал, что британская армия может разложиться столь быстро»[558]558
  Цит. по: Лашук А. Цит. соч. С. 371.


[Закрыть]. Позднее Вальтер Скотт заметит: «Это отступление – тяжелая и позорная страница английской военной истории»[559]559
  Скотт В. Указ. соч. Т. 1. С. 598.


[Закрыть].

Наглядный пример такого позора – судьба нескольких тысяч женщин, которые в большинстве своем были законными женами солдат и унтер-офицеров[560]560
  Английским солдатам XVIII–XIX вв. традиционно разрешалось брать с собою в военные походы жен и детей.


[Закрыть]: все они (иные с детьми) брели за армией Мура, но скорость отступавших, а точнее бежавших, солдат оказалась многим из них не под силу, и они были попросту брошены в районе Асторги. Цитирую очевидца, барона Марбо: «Когда здесь мимо императора проходили его войска, из одного огромного сарая послышались крики. Его открыли. Там было 1000 или 1200 английских женщин и детей <…>. У них не было больше сил идти за армией генерала Мура, и они укрылись в этом сарае, где провели уже двое суток и ели только сырой овес! <…>. Они сразу же окружили императора, которого тронул их плачевный вид. Их устроили в городе, они получили еду. Наполеон послал парламентера к английскому генералу с сообщением, что, как только позволит погода, женщины и дети его солдат вернутся в армию»[561]561
  Марбо М. де. Цит. соч. С. 282.


[Закрыть].

К тому дню 2 января 1809 г., когда Наполеон («под ледяным дождем») вступил в Асторгу, французы уже настигали англичан. Казалось, армии Мура грозила верная гибель: ведь она уступала французам не только в численности, но и практически во всем остальном. Увы! В тот самый день именно в Асторге Наполеон получил тревожные депеши из Парижа, с одной стороны, о военных приготовлениях Австрии, а с другой – об интригах и возможном заговоре против него со стороны Талейрана и Фуше – двух протобестий, ненавидевших друг друга и вдруг помирившихся. Наполеон понял: надо возвращаться в Париж без промедления. Уже на следующий день, 3 января, он помчался в Бургос и далее, через границу, в Байонну с отдельным эскортом гвардии. Перед отъездом император поручил возглавить «погоню за Муром» маршалу Сульту.

Сульт в принципе выполнил поставленную перед ним задачу. 11 января англичане, потеряв за время поспешного отступления до 10 тыс. человек, вошли в город-порт Ла Корунья, но из-за шторма не смогли сразу погрузиться на свои корабли. А на следующий день к Ла Корунье подоспел Сульт, навязал англичанам и выиграл сражение, причем Джон Мур был убит, но его потрепанное войско все-таки погрузилось на суда и отплыло в море. Таким образом, Сульт выгнал англичан с Пиренеев, но не сумел использовать, как это сделал бы Наполеон, реальную возможность для уничтожения их армии. Примерно 18–19 тыс. солдат Мура спаслись во многом благодаря полководческому искусству их генерала. Кстати, смерть Мура оплакивала не только Англия. В России это сделал замечательный поэт Иван Иванович Козлов, которого очень ценил близко знакомый с ним А. С. Пушкин. Его знаменитый перевод стансов ирландского поэта Ч. Вольфа «Не бил барабан перед смутным полком, когда мы вождя хоронили», – это своего рода реквием в честь Джона Мура[562]562
  Козлов И. И. Стихотворения. Л., 1956. С. 128.


[Закрыть].

Решение отдельной задачи Наполеон перед возвращением из Мадрида в Париж доверил Ланну: принять на себя командование двумя армейскими корпусами, которые безуспешно осаждали Сарагосу, взять наконец эту, уже прослывшую неприступной, крепость и затем присоединиться к императору на случай войны с Австрией[563]563
  Подробно о действиях Ж. Ланна под Сарагосой см.: Марбо М. де. Цит. соч. С. 284–290; Лучицкий И. В. Цит. соч. С. 50–52. Обороне Сарагосы 18081809 гг. посвящен исторический роман классика испанской литературы Бенито Переса Гальдоса «Сарагоса».


[Закрыть]. До Ланна осадой Сарагосы (с июня 1808 г.) руководили, сменяя друг друга, генералы Ж. А. Вердье и Ш. Лефевр-Денуэтт, а затем маршалы А. Ж. Монсей и Э. А. Мортье. Сарагоса не сдавалась! К тому моменту, когда Ланн возглавил осаду города, число его защитников превысило 80 тыс., включая местный гарнизон, бежавшие сюда остатки войск К. Кастаньоса, разбитых Ланном в битве при Туделе, и массы вооруженных чем попало крестьян, которые собирались тогда в городах, чтобы защищать их от «чудовищ ада», то бишь французов. Начальствовал в Сарагосе над всем и вся генерал Палафокс (полное имя: Хосе де Реболледо де Палафокс-и-Мельси: 1775–1847 гг.), более придворный, чем военный, личный друг короля Фердинанда VII, тоже участник битвы при Туделе, национальный герой Испании и, как назвал его Д. Чандлер, «человек из легенды» (для испанцев, конечно)[564]564
  Чандлер Д. Цит. соч. С. 386.


[Закрыть]. Он, кстати, и родился в Сарагосе (умер в Париже).

Ланн принял в свое распоряжение под Сарагосой 30 тыс. солдат. После тщательной подготовки штурма он 27 января ворвался в город, «но тут, – цитирую Е. В. Тарле, – произошло нечто такое, чего не бывало ни при какой осаде: каждый дом превратился в крепость, каждый сарай, конюшню, погреб, чердак нужно было брать с бою»[565]565
  Тарле Е. В. Цит. соч. С. 260.


[Закрыть]. Солдаты Ланна убивали даже женщин и детей, ибо женщины и дети Сарагосы убивали солдат с такой же яростью, как и мужчины. В результате французы вырезали на улицах Сарагосы до 20 тыс. военных и более 32 тыс. «мирных» граждан[566]566
  Там же. Те же цифры называет В. Скотт в его цит. соч. (Т. 1. С. 571).


[Закрыть], которые тоже сражались против «чудовищ ада», как львы. «Чудовища» потеряли при этом около 3 тыс. убитыми и ранеными[567]567
  По данным И. В. Лучицкого и А. Лашука.


[Закрыть]. 21 февраля 1809 г. Сарагоса капитулировала перед Ланном. Проезжая по улицам города, буквально заваленным трупами и залитым кровью, Ланн – этот, как и Наполеон, «человек из гранита», «не знавший, – по выражению Е. В. Тарле, что такое означает слово “нервы”», – был потрясен увиденным. Он прямо написал Наполеону в рапорте о взятии Сарагосы: «Это – совсем не то, к чему мы привыкли в прежних войнах. Такая война приводит меня в ужас и содрогание»[568]568
  Цит. по: Лучицкий И. В. Цит. соч. С. 50.


[Закрыть].

Итак, героическая 8-месячная эпопея завоевания Сарагосы закончилась (Палафокс был взят в плен и доставлен во Францию, где оставался до 1813 г. на положении военнопленного). Мадрид выказывал (по крайней мере внешне) смирение перед Жозефом Бонапартом. Английская армия, потеряв своего вождя Джона Мура, бежала из Испании. Казалось, теперь у французов в Испании все пойдет на лад: «Ça ira!» «Дела в Испании окончены. Испанские армии уничтожены, англичане сброшены в море», – так писал Наполеон вице-королю Италии (своему пасынку) Евгению Богарне, королю Вестфалии (своему брату) Жерому и владетельным князьям Рейнского союза[569]569
  Цит. по: Лашук А. Цит. соч. С. 376.


[Закрыть].

Может быть, если бы Наполеон задержался в Испании еще на несколько дней, армия Джона Мура была бы уничтожена, французы вернули себе контроль над Португалией, и тогда английский парламент, как полагает О. В. Соколов, «не дал бы и ломаного гроша для финансирования боевых действий на суше»[570]570
  Соколов О. В. Указ. соч. С. 33.


[Закрыть]. Но 18–19 тыс. английских солдат уцелели и были снова задействованы (с необходимыми подкреплениями) в Испании, а вместо Мура там появился Веллингтон. С другой стороны, мог ли Наполеон ради «погони за Муром» задержаться в Испании хотя бы на считаные дни? Ведь он узнал, что Австрия, используя его затруднения в Испании (один Байлен чего стоил!), готова начать против него войну – четвертую за последние десять лет! Эмиль Людвиг резонно рассудил, что для Наполеона «по-настоящему справиться с Испанией возможно было только в том случае, если русский царь будет держать Австрию за горло»[571]571
  Людвиг Э. Наполеон. М., 1998. С. 274.


[Закрыть]. Русский царь, как мы увидим, на это не пошел.

В результате то, что Наполеон посчитал или, точнее сказать, старался представить в письмах к принцу Евгению и королю Жерому, окончанием испанского синдрома, оказалось, по меткому определению Мишеля Франчески и Бена Вейдера, «только ремиссией в раковом заболевании Испании, от которого уже нельзя излечиться»[572]572
  Франчески М., Вейдер Б. Наполеон под прицелом старых монархий. М., 2008. С. 166.


[Закрыть]. Народ Испании, изнывавший под гнетом своих феодалов, инквизиторов, коронованных «дегенератов», отвергал безоговорочно и всецело антифеодальные, глубоко прогрессивные реформы Наполеона, предпочитая отечественное ярмо навязанным извне свободам. Позднее Наполеон признал: «Я совершил ошибку, вступив в Испанию, поскольку не был осведомлен о духе нации. Меня призвали гранды, но чернь отвергла»[573]573
  Наполеон Бонапарт. Императорские максимы. М., 2003. С. 188.


[Закрыть]. Эта «чернь», т. е. именно народ Испании, который рабски терпел собственных угнетателей, по отношению к Наполеону как «освободителю» оказался нетерпим и был непобедим. К тому же на помощь испанцам вновь пришли англичане.

Оставшиеся в Испании маршалы Наполеона (Сульт и Журдан, Виктор и Мортье, Монсей и Мармон, некоторое время Ней и Массена) не смогли – отчасти из-за постоянных (в отсутствие императора!) дрязг между собой – усмирить испанцев и выдворить из Испании англичан. Только Сюше, один из всех, с 1809 по 1813 г. неизменно брал верх и над испанцами, и над англичанами; он не только бил противника в чистом поле при Мариа, Бельчите, Сагунте и штурмом брал города (тот же Сагунт, Таррагону, Лориду, Валенсию), но и умело, без лишней жестокости налаживал гражданское управление завоеванными областями. Наполеон в 1814 г. сказал о нем: «Если бы у меня было два таких маршала, как Сюше, я не только завоевал бы Испанию, но и сохранил бы ее»[574]574
  Цит. по: д’Абрантес Л. Записки или исторические воспоминания… М., 1837. Т. 14. С. 188.


[Закрыть]. Увы, другого такого маршала у Наполеона не нашлось (Ланн, так много успевший сделать в Испании от Туделы до Сарагосы за четыре месяца 1808–1809 гг., в 1809 г. погиб). Отныне и до конца Наполеон вынужден был содержать в Испании огромную армию (к 1812 г. – до 400 тыс. человек) и все свои новые войны, включая поход в Россию, вел как бы одной рукой – другая его рука оставалась занятой в Испании.

2. Эрфурт

Союз между Наполеоном и Александром I, так много значивший и (после Тильзита) еще более обещавший, был обречен на недолговечность. Александру сразу же пришлось иметь дело с угрожающей оппозицией тильзитскому курсу. Он, конечно, предвидел, что его союз с «антихристом» раздосадует дворянство и духовенство России, но не ожидал от них такого взрыва недовольства. Первой его вестницей стала императрица-мать Мария Федоровна. Она встретила сына после Тильзита вместо поцелуев словами: «Неприятно целовать друга Бонапарта»[575]575
  Валлоттон А. Александр I. М., 1991. С. 101.


[Закрыть]. Отовсюду к царю стекались донесения о невидальщине, которую Ф. Ф. Вигель определил не без преувеличений так: «От знатного царедворца до малограмотного писца, от генерала до солдата, все, повинуясь, роптали с негодованием»[576]576
  Вигель Ф. Ф. Записки. М., 2003. Кн. 1. С. 435.


[Закрыть]. Само слово «Тильзит», как заметит А. С. Пушкин, стало «обидным звуком» для русского слуха.

Повсеместный ропот порождал заговорщические толки, которые начались сразу после Тильзита и не смолкали вплоть до 1812 г. В придворных кругах нарекли Александра I «приказчиком Наполеона» и планировали «постричь императора в монахи», а на престол возвести его сестру Екатерину Павловну[577]577
  Из записной книжки А. Коленкура // Русский архив. 1908. № 2. С. 9.


[Закрыть], памятуя, что Екатерина Великая – эта, как назвал ее Д. Г. Байрон, «драчливейшая баба из цариц»[578]578
  Байрон Д. Г. Собр. соч.: В 4 т. М., 1981. Т. 1. С. 295.


[Закрыть] – была удачливой, тогда как воцарявшиеся после нее мужчины (и Павел I, и Александр I) оба оказались неудач никами.

Александр знал об этих толках если не все, то многое и должен был учитывать взгляды и планы оппозиции в своих отношениях с Наполеоном. В откровенном письме к Марии Федоровне (не ранее 26 августа 1808 г.) он, вероятно, с расчетом на то, что письмо прочтут, кроме адресата, другие оппозиционеры, объяснил: пока Франция обладает военным превосходством, Россия должна поддерживать «хорошие отношения с этим страшным колоссом, с этим врагом», должна «примкнуть на некоторое время» к нему в качестве союзника и под прикрытием союзного договора «увеличивать свои средства и силы», готовиться «среди глубочайшей тишины» к новой борьбе при более выгодном для России соотношении сил[579]579
  Полный текст письма на французском языке с русским переводом см.: Русская старина. 1899. Апрель. С. 17–24.


[Закрыть].

Исходя из этого, Александр назначил своим послом в Париже «твердого защитника интересов России» боевого генерала Петра Александровича Толстого – «цареубийцу» и (подобно его родному брату обер-гофмаршалу Николаю Толстому) врага Франции. Честный Толстой отказывался от этого назначения, ссылаясь на то, что он не дипломат. Царь заявил, что ему на месте посла при Наполеоне нужен «вовсе не дипломат, а храбрый и честный воин»[580]580
  Цит. по: Шильдер Н. К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. СПб., 1904. Т. 2. С. 218.


[Закрыть]. Толстой вынужден был принять назначение, хотя его жена пала перед ним на колени, умоляя его «не ехать к врагу рода человеческого»[581]581
  Борисов Ю. В. Шарль Морис Талейран. М., 1986. С. 239.


[Закрыть]. «Враг рода человеческого» устроил Толстому великолепный прием в Фонтенбло. Взяв посла под руку, он говорил ему, что дни, проведенные с Александром I в Тильзите, считает «лучшими в своей жизни» и что к русскому народу преисполнен «величайшего уважения»[582]582
  Шильдер Н. К. Цит. соч. Т. 2. С. 220.


[Закрыть]. Наполеон поселил Толстого в роскошном особняке, выкупив его у И. Мюрата за 1 млн франков[583]583
  См.: Вандаль А. Наполеон и Александр I. Франко-русский союз во время Первой империи. СПб., 1910. Т. 1. С. 196.


[Закрыть], приглашал его на приемы – в числе особо доверенных лиц – к себе и Жозефине, но Толстой не поддавался на все эти любезности, ни разу не позволил себе смягчить в разговорах с Наполеоном то ледяное, то скорбное выражение лица и вообще делал все от него зависящее, чтобы привести русско-французские отношения к разрыву.

Александр I, осознав, что он недооценил солдафонство Толстого, либо Толстой переусердствовал в своем солдафонстве, заменил его князем А. Б. Куракиным – столь же рьяным врагом Наполеона, как и Толстой, но, в противоположность Толстому, изысканным дипломатом. Весь в бархате и парче, в золоте и бриллиантах, Куракин, в отличие от Толстого, с почтительным интересом, неизменно излучая улыбку, которая очень шла к его бриллиантам, внимал каждому слову Наполеона и рассыпался перед ним в любезностях, но как только речь заходила о «встречных» шагах России и Франции, становился неуступчив, как и Толстой.

Александр со своей стороны выказывал верх благоволения к послам Наполеона. Первый из них – генерал Рене Савари, герцог Ровиго – был встречен петербургской знатью крайне враждебно не только как посол «антихриста», но и как участник расправы с герцогом Энгиенским. Придворные круги сторонились его, словно прокаженного, но царь, что бы там ни было, демонстрировал свое уважение к нему. Еще большим расположением Александр одарил второго посла – тоже генерала и герцога – Армана де Коленкура, который заменил Савари в декабре 1807 г. Коленкур явно превосходил Савари как дипломат и придворный и должен был, по мысли Наполеона, придать французскому представительству в России больше блеска, а главное – эффективности. С одобрения царя он поставил себя в Петербурге НАД дипломатическим корпусом. На дворцовых церемониях он шел впереди всех послов, садился в одном ряду с членами императорской фамилии и вообще, по воспоминаниям государственного секретаря А. С. Шишкова, «был первейшею особою, едва не ставившею себя наравне с Александром I»[584]584
  Шишков А. С. Записки, мнения и переписка. Berlin, 1870. Т. 1. С. 96.


[Закрыть].

Тем временем Наполеон во Франции успел разрекламировать договор, подписанный в Тильзите, и подсчитал, сколь велики вытекающие из него возможности, пока не увидел уже к началу 1808 г., что Россия уклоняется от выполнения главной статьи договора – о континентальной блокаде. Эта статья представляла собой нечто вроде мины замедленного действия, заложенной в русско-французский союз, первоисточник его кризиса. Вторым источником было стремление Наполеона обеспечить за собой (по праву двукратного победителя) роль ведущего партнера по отношению к Александру как ведомому. Александр, которого и без того уже собственные подданные называли «приказчиком Наполеона», не мог позволить себе такого унижения – прежде всего в глазах той же оппозиции, способной (как показала судьба Павла I) на многое, вплоть до очередного цареубийства. В результате через считаные месяцы после Тильзита союз Франции и России оказался в преддверии кризиса.

В такой ситуации Наполеон своевременно прибегнул к аварийным мерам и в феврале 1808 г. предложил Александру подобие второго Тильзита – свидание в любой точке на полпути между Петербургом и Парижем. Александр выбрал Эрфурт – город в южной части Германии на р. Гера. Испанские дела отвлекли Наполеона, а финляндские[585]585
  9(21) февраля 1808 г. Россия начала и 5(17) сентября 1809 г. победоносно закончила войну со Швецией, отняв у нее и присоединив к себе Финляндию.


[Закрыть] – Александра неожиданно для них надолго, тем самым лишь подтолкнув их друг к другу: оба (особенно Наполеон, который уже знал о вооружении Австрии) ощутили потребность во взаимной помощи. Разумеется, у каждого из них была при этом своя корысть. Наполеон хотел опереться на Александра в осуществлении континентальной блокады и в надвигавшейся войне с Австрией, Александр – на Наполеона в завершении трех войн, которые вела тогда Россия (одновременно!) против Швеции, Ирана и Турции. К чести Александра, он счел ниже своего достоинства страхи, которые пытались внушить ему Мария Федоровна и ее присные: они боялись, что Наполеон готовит для царя западню и устроит из Эрфурта вторую Байонну – увезет Александра, как ранее испанских Бурбонов, к себе пленником[586]586
  См.: Вандаль А. Указ. соч. Т. 1. С. 412.


[Закрыть].

Лишь 27 сентября 1808 г. оба императора съехались на свидание в Эрфурт. К тому времени Наполеон увяз в Испании и потерял только что завоеванную Португалию. Теперь, после Байлена и Синтры, значимость свидания с Александром для Наполеона резко возросла. Важно было показать Александру, что единичные неудачи отдельных генералов не отражаются на величии Французской империи. Поэтому Наполеон обставил эрфуртское свидание с умопомрачительной помпезностью. «Я хочу до начала переговоров, – сказал он Талейрану, – ослепить императора Александра картиной своего могущества. Это облегчает любые переговоры»[587]587
  Талейран Ш. М. Мемуары. М., 1959. С. 197.


[Закрыть]. В Эрфурт были приглашены все вассальные по отношению к Франции государи – короли, князья, герцоги, курфюрсты, маркграфы: «не существовало ни одного сносного дома, который не был бы предназначен для какого-нибудь государя с его свитой», – вспоминал о тех днях Талейран[588]588
  Там же. С. 194.


[Закрыть].

Был, естественно, в этом скопище монархов и прусский король Фридрих-Вильгельм III. А вот император Австрии Франц I не получил приглашения, что его крайне встревожило. Он прислал в Эрфурт своего генерал-адъютанта барона К. Винцента с почтительными письмами к Наполеону и Александру и с заданием (в качестве соглядатая) «разузнать секрет обоих императоров, проникнуть в тайну их соглашений и, если возможно, вырвать Александра из-под влияния Наполеона»[589]589
  Вандаль А. Указ. соч. Т. 1. С. 423, 425.


[Закрыть]. Винцент довольно преуспел в соглядатайстве, поскольку очень помог ему Талейран. Но о роли Талейрана в Эрфурте речь еще впереди.

Вторым, кроме государей, компонентом наполеоновской свиты в Эрфурте были специально приглашенные знаменитости европейской культуры, включая самого авторитетного тогда в Европе литератора Иоганна Вольфганга Гёте и слывшего «Вольтером Германии» Кристофа Мартина Виланда, а также швейцарского историка Иоганна Мюллера. Из Парижа был вызван первый состав главного театра Франции «Комеди Франсез» во главе с великим Франсуа-Жозефом Тальма.

Сам Наполеон взял с собой в Эрфурт ряд высших чинов двора и дипломатии (в том числе М. Дюрока, А. Коленкура и Р. Савари) и несколько прославленных маршалов. Л. Н. Даву, Л. А. Бертье и Н. Ж. Сульт сопровождали императора по пути к Эрфурту из Парижа, а Ж. Ланн встречал Александра I на французских аванпостах в г. Фридберг. Герой битвы при Монтебелло (время Туделы и Сарагосы тогда еще не пришло) так понравился царю, что он наградил маршала орденом Св. Андрея Первозванного. В донесении Наполеону об этой встрече с Александром I Ланн сообщал: «Он повторял мне часто и от души: “Я очень люблю императора Наполеона и дам ему доказательства этого при каких угодно обстоятельствах”»[590]590
  Цит. по: Шильдер Н. К. Цит. соч. Т. 2. С. 230.


[Закрыть].

Утром 27 сентября, когда Наполеон был уже в Эрфурте, Александр в сопровождении великого князя Константина Павловича, канцлера Н. П. Румянцева, статс-секретаря М. М. Сперанского и других выехал к месту свидания из Веймара. Наполеон верхом на коне, со свитой встретил карету царя у въезда в город. Один император сошел с коня, другой вышел из кареты, и, по свидетельству Талейрана, «они бросились друг другу в объятия самым дружеским образом»[591]591
  Талейран Ш. М. Цит. соч. С. 196.


[Закрыть]. Затем Наполеон дал знак, чтобы Александру подвели коня, оседланного и убранного по-русски чепраком из горностаевого меха. Александр сел на него, Наполеон – на своего коня. Их свиты смешались в одну колонну, и все направились в город, уже подготовленный к торжественной встрече двух императоров. Цитирую Альбера Вандаля: «Войска в парадных мундирах были собраны у въезда в Эрфурт. Артиллерия гремела непрерывными залпами, а в промежутках между оглушительной пальбой в воздухе разносился со всех церквей, со всех башен торжественный звон колоколов. С высот, окружающих Эрфурт и представлявших народные трибуны, несметные толпы любопытных любовались величественным зрелищем, приближавшимся к городу»[592]592
  Вандаль А. Цит. соч. Т. 1. С. 421.


[Закрыть].

Первые дни встречи прошли без деловых разговоров. Все время занимали завтраки и обеды, парады и маневры, прогулки, балы, театральные спектакли. Наполеон в те дни находил особое удовольствие в общении с мастерами культуры. Если германских монархов он (иногда, казалось, намеренно) заставлял подолгу ждать в приемной, то с Гёте, Виландом, Мюллером, не говоря уже о Тальма (другом юности императора, с времени, когда император был еще лейтенантом) общался просто, без церемоний и намека на покровительство, как с равными. Наибольшее впечатление произвел на французского императора Гёте, творчество которого Наполеон знал и любил с юных лет, но лично познакомился только теперь. Император пригласил его к себе и долго беседовал с ним за завтраком, а потом в театре, после спектакля, «подошел к нему, как к старому знакомому»[593]593
  Там же. С. 450.


[Закрыть]. Кстати, на спектакле Гёте по приглашению Наполеона занял место в первом ряду партера. «Первый ряд предназначался только для коронованных особ. Монархи должны были смиренно потесниться»[594]594
  Манфред А. З. Цит. соч. С. 605–606.


[Закрыть].