Текст книги "Наполеон Великий. Том 2. Император Наполеон"

Вот так под Эсслингом Наполеон впервые проиграл генеральное сражение, причем опять-таки впервые, по данным А. Лашука, понес гораздо более существенные потери, чем его противник: до 35 тыс. человек против 24 тыс. у австрийцев. Впрочем, Д. Чандлер полагает, что австрийцы потеряли здесь 23 тыс. 340 человек, а французы – около 22 тыс. Ж. Гарнье определил потери австрийцев в 23 тыс., французов – в 21 тыс. человек[645]645
  Ср.: Лашук А. Цит. соч. С. 432; Чандлер Д. Цит. соч. С. 437; Dictionnaire Napoléon. T. 1. P. 760.


[Закрыть]. Как бы то ни было, эрцгерцог Карл по праву объявил себя «победителем непобедимого», хотя сам Наполеон саркастически признавался, что победил его не генералиссимус Карл, а «генерал Дунай», снесший французские понтоны[646]646
  Д’Абрантес Л. Цит. соч. Т. 12. С. 226.


[Закрыть].

Самой тяжкой для Наполеона потерей в битве при Эсслинге и, пожалуй, из всех его боевых потерь была смерть маршала Жана Ланна, которого император ставил выше всех своих военачальников и считал самым близким своим другом[647]647
  Подробно о ранении и смерти Ж. Ланна см.: Марбо М. де. Цит. соч. С. 336–337, 340–341; Воспоминания о Наполеоне, собранные и приведенные в порядок Э. М. де Сент-Илером. М., 1840. С. 209–210 (фрагмент воспоминаний барона Ж. Пеле).


[Закрыть]. Во время отступления от Эсслинга на Лобау австрийское ядро раздробило Ланну колени обеих ног. Наполеон, увидев его, смертельно раненного, на носилках, бросился к нему, упал перед ним на колени и, задыхаясь от рыданий, обнимал его так, что белый жилет императора окрасился кровью маршала, – обнимал и твердил: «Ты будешь жить, мой друг! Ты будешь жить!» Увы!.. Первые четыре дня Ланн был еще в сознании, а Наполеон каждое утро и каждый вечер навещал его, вновь плакал над ним («как Ахиллес над Патроклом», сравнит их Д. С. Мережковский) и пытался сквозь слезы ободрить его; даже у себя, по воспоминаниям мамлюка Рустама, «за завтраком, за обедом, когда император ел суп, его слезы капали в тарелку»[648]648
  Цит. по: Кастело А. Цит. соч. С. 217.


[Закрыть]. Но в следующие дни у Ланна началась гангрена; он скончался на рассвете 30 мая 1809 г. Тело его бальзамировали и доставили в Париж. Там он был похоронен в Пантеоне великих людей Франции.

Наполеон, тяжело переживший смерть Ланна, окружил трогательной заботой жену (Луизу Генёк) и пятерых детей маршала. Кстати, один из сыновей маршала Наполеон Огюст в 1858 г. станет чрезвычайным и полномочным послом Франции в России.

Поскольку Ланн был единственным из соратников Наполеона, кто мог, что называется, резать правду-матку в лицо императору, историки спорят, действительно ли перед смертью маршал упрекал императора в деспотизме и «ненасытных амбициях»[649]649
  См.: Villette L. Le maréchal Lannes. Un d’Artagnan sous l’Empire. P., 1979. P. 236.


[Закрыть]. А. З. Манфред склонен был принять такую версию за истину, но Андре Кастело и Жан Тири ее отвергают, ссылаясь на свидетельства баронов М. Марбо, Ж. Пеле и других лиц, которые не отходили от постели раненого маршала с первого и до последнего его часа[650]650
  См.: Манфред А. З. Цит. соч. С. 577; Кастело А. Цит. соч. С. 216–217; Марбо М., де. Цит. соч. С. 336–337; Пеле Ж. Указ. соч. С. 210.


[Закрыть].

Эсслинг вызвал в Европе куда более громкий резонанс, чем Байлен и Синтра, вместе взятые. Ведь на этот раз был побежден сам дотоле непобедимый Наполеон, а не какой-нибудь рядовой генерал, вроде Дюпона или Жюно. Мало того, с Наполеоном под Эсслингом были его лучшие маршалы – Ланн и Массена, но и с ними он не смог победить. Наполеон пытался ослабить столь нелестное для него впечатление от Эсслинга среди друзей и врагов. В специальном (за № 10) Бюллетене Великой армии он восславил доблесть французских солдат при Эсслинге, а их отступление объяснил происками стихии, неожиданным и злосчастным разрушением мостов через Дунай[651]651
  См.: Correspondance de Napoléon. T. 19. № 15246. P. 34–38.


[Закрыть]. Но никакие объяснения не могли ни сгладить, ни оправдать зловещего факта: битва при Эсслинге проиграна! «После Байлена и Синтры Эсслинг был воспринят как свидетельство кризиса империи», – справедливо заключает А. З. Манфред[652]652
  Манфред А. З. Цит. соч. С. 570.


[Закрыть]. Впервые с 1799 г. в Париже, включая императорский двор, возникло ощущение неустойчивости. Парижская биржа объявила о падении всех курсов. Любимая сестра императора Полина в те дни восклицала: «Если он погибнет, что станет со всеми нами? Нас попросту перережут». «Эти слова перепуганной принцессы, – читаем у А. З. Манфреда, – охотно передавали из уст в уста все недруги империи»[653]653
  Там же.


[Закрыть].

Да, «недруги империи» оживились повсюду. «Пруссия волнуется, – писал об этом А. Вандаль. – Часть ее войск дезертирует, хочет на свой страх принять участие в войне, сформироваться в мятежные банды и начать партизанскую войну. Возникает опасность общего восстания Германии»[654]654
  Вандаль А. Цит. соч. Т. 2. С. 80.


[Закрыть]. Майор Фердинанд Шилль с частью гусарского полка, которым он командовал, действительно начал что-то похожее на партизанскую войну против французов. Глава Военного министерства и Генерального штаба Пруссии Г. И. Д. Шарнхорст предложил королю Фридриху-Вильгельму III «воспользоваться благоприятным моментом и объявить войну Франции». Король ответил благоразумно: «Еще одна победа Австрии, и я выступлю»[655]655
  Кастело А. Цит. соч. С. 219.


[Закрыть].

В такой ситуации на европейском континенте очень многое зависело от России, а точнее – от Александра I. Российский самодержец внимательно следил за ходом австро-французской войны. Он знал, что войну начала Австрия и, стало быть, Россия просто обязана по Эрфуртской договоренности выступить на стороне Франции, но не спешила выполнить свои обязательства. Лишь 18 мая, уже после того как Наполеон занял Вену, Александр приказал выступить в поход трем своим дивизиям численностью до 32 тыс. человек[656]656
  См. об этом: Шильдер Н. К. Цит. соч. Т. 2. С. 240.


[Закрыть]. Командовать ими был назначен генерал князь Сергей Федорович Голицын – более придворный, чем военный (племянник фельдмаршала З. Г. Чернышева, женатый на племяннице светлейшего князя Г. А. Потемкина), с 1794 г. ни в каких военных действиях не участвовавший. Он и теперь (явно с одобрения царя) воевать не спешил. Только 3 июня войска Голицына перешли границу, а далее «с каждым днем их переходы делались короче, зато стоянки продолжительнее. Через каждые три дня они отдыхали по меньшей мере день, как будто все их усилия были направлены к потере времени. Их отряды блуждали наудачу, выбирая всегда самый длинный путь и заботясь о том, чтобы заблудиться»[657]657
  Вандаль А. Цит. соч. Т. 2. С. 106. Об этом «странном походе русских войск» см. также: Шильдер Н. К. Цит. соч. Т. 2. С. 240; Скотт В. Цит. соч. Т. 1. С. 627.


[Закрыть]. После Эсслинга Александр I, вероятно, как и Фридрих-Вильгельм III, ждал «еще одной победы Австрии». «Они все, – с раздражением говорил тогда Наполеон генералу Р. Савари о феодальных монархах, – назначили себе свидание на моей могиле, да не смеют собраться»[658]658
  Цит. по: Вандаль А. Цит. соч. Т. 2. С. 100.


[Закрыть]. Вся российская помощь Наполеону в кампании 1809 г. выразилась в том, что между одним из отрядов Голицына и австрийцами «произошла (и то по ошибке) лишь одна ночная стычка (с австрийской стороны погибли 3 человека)»[659]659
  Залесский К. А. Наполеоновские войны 1799–1815. Биографический энциклопедический словарь. М., 2003. С. 269.


[Закрыть].

Тем временем с конца мая по начало июля 1809 г. Наполеон и эрцгерцог Карл недалеко от Вены готовились к новому сражению, которое должно было стать решающим для исхода войны и судьбы Австрийской империи. Наполеон призвал к себе корпуса своего пасынка, вице-короля Италии Евгения Богарне и маршала Бернадота с верховьев Дуная, а также генерала Мармона из Далмации; эрцгерцог Карл – несколько дивизий ландвера со всех концов Австрии и корпус своего брата, эрцгерцога Иоганна из Венгрии, но Иоганн прийти на помощь брату не успеет. В результате к моменту решающей битвы у селения Ваграм в 16 км к северо-востоку от Вены (а от Эсслинга – в 8 км) Наполеон имел, по данным А. Лашука, немалый численный перевес над австрийцами: 180 тыс. человек и 544 орудия против 125 тыс. человек и 414 орудий[660]660
  Лашук А. Цит. соч. С. 439, 442. Примерно такие же цифры приводятся у В. Слоона в его «Новом жизнеописании Наполеона I» (М., 1997. Т. 2. С. 346) и в российской литературе.


[Закрыть]. Правда, Д. Чандлер насчитал против 180 тыс. французов 155 тыс. австрийцев; Х. Беллок находил соотношение сил при Ваграме примерно равным (по 180 тыс. человек), а у А. Кастело австрийцы даже численно превосходят французов: 160 тыс. человек против 150 тыс.[661]661
  Чандлер Д. Цит. соч. Схема «Ваграмское сражение»; Беллок Х. Цит. соч. С. 270–271; Кастело А. Цит. соч. С. 220.


[Закрыть]

Главной базой подготовки к сражению и плацдармом для наступления Наполеон сделал остров Лобау. Он был превращен в настоящий военный лагерь: здесь собирались десантные суда, которые, кстати, патрулировали остров, охраняя его базовый статус; отсюда наводились прочные (не в пример майским) мосты через левый рукав Дуная. Дезориентируя противника, Наполеон изображал видимость переправы на одном (северном) берегу острова, а устроил ее с другого (восточного) берега[662]662
  В 1812 г. он использует тот же прием на р. Березине.


[Закрыть], причем – для большей части своих войск за одну ночь, с 4 на 5 июля, потрясающе быстро и организованно. 5 июля битва «началась, – цитирую Е. В. Тарле, – не так, как ждал эрцгерцог Карл, и не там, где можно было с большим вероятием ее ждать; у Наполеона было твердое правило: не делать того, чего может ждать враг»[663]663
  Тарле Е. В. Наполеон. С. 266–267.


[Закрыть].

Надо отдать должное эрцгерцогу Карлу и его войскам: они в первый день битвы при Ваграме отразили все атаки французов и сами не без успеха контратаковали. Но для Наполеона смысл этих атак и контратак состоял в том, что он прощупал особенности позиций, а главное, оборонительных и наступательных действий противника и нащупал их слабые места. На следующий день, 6 июля, когда эрцгерцог Карл, довольный ходом дел первого дня, с 4 часов утра начал общее наступление своих войск, излишне растянутых по фронту, Наполеон осуществил гениально задуманный маневр с заключительным, просто нокаутирующим ударом.

Император приказал маршалу Массена выстоять перед атакой австрийского правого фланга, а маршалу Даву – встречно ударить по левому флангу противника. В то же время против центра австрийцев была выставлена мощная батарея из 104 орудий под командованием А. Ж. Б. Лористона – бывшего однокашника Наполеона по Парижской военной школе и будущего посла Франции в Петербурге. Главную роль в управлении этой батареей сыграл Антуан Друо (1774–1847 гг.) – директор артиллерийских парков Императорской гвардии, уже к тому времени многократно отличившийся, а впоследствии, от Бородина до Ватерлоо, всемирно прославивший себя так, что Наполеон на острове Святой Елены скажет: «Я считаю, что во всем мире не было двух таких офицеров, как Мюрат в кавалерии и Друо в артиллерии»[664]664
  О’Мира Б. Голос с острова Святой Елены. М., 2004. С. 380.


[Закрыть]. Батарея Друо обрушила на австрийский центр буквально шквал снарядов, между тем как Массена сдерживал атаки правого крыла австрийцев, а Даву взял штурмом Руссбахские высоты на их левом крыле.

В этот момент битвы при Ваграме Наполеон и применил – впервые в истории войн – удар тараном по центру противника[665]665
  См. об этом специальное исследование: Camon H. La manoeuvre de Wagram. Nancy; P., 1926.


[Закрыть]. Роль тарана сыграла в тот день сразу ставшая знаменитой колонна Макдональда. Эту колонну в 90 шеренг из 30 тыс. пеших и 16 тыс. конных воинов возглавил лично генерал Жак Этьен Макдональд талантливый военачальник Французской революции, при Наполеоне оказавшийся на время в тени из-за своих непримиримо республиканских убеждений. После убийственной для австрийцев артподготовки с батареи Друо колонна Макдональда устремилась вперед, «протаранив» австрийский центр, все сокрушая на своем пути. Наполеон сразу понял, что битва выиграна и будто бы (согласно распространенной легенде), приказав своему мамлюку Рустаму постелить прямо на земле медвежью шкуру, «заснул на 20 минут под неумолкающий гром орудий»[666]666
  Лашук А. Цит. соч. С. 462.


[Закрыть].

Австрийцы сражались в тот день не менее героически, чем под Эсслингом и Асперном, но не могли противостоять мощным атакам французов и вынуждены были повсеместно отступать. «Не все бежали врассыпную, часть их сохранила строй, – так писал об этом Е. В. Тарле. – Разгром, который потерпела австрийская армия под Ваграмом, был ужасающим, не меньше, чем под Аустерлицем»[667]667
  Тарле Е. В. Наполеон. С. 267.


[Закрыть]. Явное преувеличение. Все основные источники свидетельствуют, что австрийцы от Ваграма не бежали, а именно отступали – в порядке, без паники. Французы со своей стороны, в отличие от Арколе, Маренго и Аустерлица, под Ваграмом поначалу даже не преследовали их, если не считать опрометчивой атаки, которую предпринял во главе своих гусар и по собственной инициативе один из лучших кавалерийских генералов Великой армии, герой Риволи, Пирамид и Штеттина Антуан Лассаль (он при этом был убит пулей в голову). Вот когда Наполеон мог пожалеть, что нет с ним Мюрата, который вообще не участвовал в кампании 1809 г., будучи занят политическим, социальным и экономическим благоустройством своего (Неаполитанского) королевства.

Потери сторон в битве при Ваграме были велики, как никогда ранее в войнах коалиций с Францией, хотя данные о них у разных авторов разнятся: французы потеряли от 30 тыс. (М. Франчески и Бен Вейдер) до 40 тыс. человек (Д. Чандлер), австрийцы – от 37 тыс. (Е. В. Тарле) до 50 тыс. человек (Ж. Тюлар).

8 июля, дав отдохнуть своим солдатам меньше полутора суток, Наполеон начал преследовать австрийскую армию и настиг ее 11-го у г. Цнайм. Здесь генерал Мармон разбил арьергард противника. Казалось, не миновать еще одного сражения, но эрцгерцог Карл, уже получивший к тому времени все полномочия от императора Франца, тотчас прислал к Наполеону генерал-адъютанта князя И. И. Лихтенштейна с новым предложением о перемирии. Теперь Наполеон принял это предложение, но обставил его жесткими предварительными условиями: «…все те части Австрии, куда проник к моменту перемирия хоть небольшой отряд французов, очищаются немедленно австрийцами и остаются в залог у французов, пока не будет заключен окончательный мир»[668]668
  Тарле Е. В. Наполеон. С. 267.


[Закрыть]. Император Франц был согласен на все.

Зато маршалы Наполеона – и старые, и новые (Массена и Даву, Макдональд и Удино), – вдруг запротестовали против мира с Австрией, этим «заклятым врагом Франции», полагая, что следует «раз и навсегда раздавить Габсбургов и уничтожить остатки австрийской регулярной армии». Наполеон выслушал их и объявил: «Довольно пролитой крови»[669]669
  Лашук А. Цит. соч. С. 466.


[Закрыть].

Перемирие было подписано в тот же день, 11 июля. А пока готовились и шли (до середины октября) переговоры о мире, Наполеон вернулся (нет, не в Париж) в Вену и там шумно праздновал свою очередную, на этот раз особенно трудную победу. 15 августа, в день своего 40-летия, он вручил маршальские жезлы сразу трем генералам. То были Макдональд, О. Ф. Мармон и Ш.-Н. Удино, который после смерти Ланна принял командование его корпусом, но ничем выдающимся себя не проявил. Кроме того, еще три маршала были удостоены княжеских титулов: Массена стал князем Эсслингским, Даву – Экмюльским, а начальник Императорского штаба Бертье – Ваграмским. В армейских кругах эти награды были восприняты неоднозначно: многие шептались о том, что титул Массена звучит двусмысленно (ведь битву при Эсслинге французы проиграли), а Бертье свой титул вообще не заслужил. Главное же, как подметил А. З. Манфред, герои Регенсбурга и Ваграма сомневались, «могут ли три новых маршала заменить одного погибшего Ланна?»[670]670
  Манфред А. З. Цит. соч. С. 574.


[Закрыть]

Тем временем австрийский император Франц I, укрывшийся с семьей и всем своим двором в скромном городке Эрлау далеко на восток от Вены, не просто страдал; он даже выглядел как побитая собака – побитая в четвертый раз за последние 12 лет одним и тем же противником. Кстати, дочь его Мария-Луиза, которая на следующий год станет женой Наполеона, так писала после Ваграма о возможной встрече со своим будущим мужем: «Видеть этого ужасного человека для меня равносильно самой страшной муке из всех мук»[671]671
  Цит. по: Кастело А. Цит. соч. С. 229.


[Закрыть]. Виновником своего унижения Франц посчитал эрцгерцога Карла (родного брата!), которого почему-то не любил. Эрцгерцог и генералиссимус Карл – один из лучших в Европе полководцев наполеоновской эпохи, а в истории Австрии лучший из всех, после Евгения Савойского[672]672
  Евгений Савойский (1663–1736) – принц, фельдмаршал, главнокомандующий австрийскими армиями в войнах с Францией и Турцией 16961718 гг.


[Закрыть], – попал в опалу и в 1809 г. навсегда оставил военную службу. «Он никогда уже не обнажил с тех пор меча своего»[673]673
  Полевой Н. А. История Наполеона. СПб., 1844. Т. 4. С. 110.


[Закрыть], хотя ему было тогда всего 37 лет, и он прожил еще 38. Зато Наполеон, узнав об увольнении Карла и отдавая ему должное как полководцу, послал ему орден Почетного легиона – высшую награду Франции[674]674
  См.: Наполеон. Годы величия. С. 273.


[Закрыть].

Итак, прогноз Наполеона «разоружить Австрию» за два месяца оказался довольно точным, хотя, как подчеркивал Альбер Сорель, «Наполеону, союзнику России, труднее оказалось в 1809 г. побеждать одних только австрийцев, чем в 1805 г. австрийцев и русских, бывших в союзе»[675]675
  Сорель А. Европа и Французская революция. СПб., 1908. Т. 7. С. 296.


[Закрыть]. Секрет такого парадокса очевиден: с 1808 г. часть сил Наполеона всегда была занята в Испании. Тем более значимой оказалась его победа 1809 г. над пятой коалицией. Тот же А. Сорель обоснованно предполагал, что если бы после Эсслинга решающую битву выиграла Австрия, «тогда для Наполеона все рушилось бы: и русский союз, и главенство над Пруссией, и Рейнский союз, и Итальянское королевство, и королевство Испанское»[676]676
  Там же. С. 299.


[Закрыть].

Мирный договор между Францией и Австрией был подписан 14 октября 1809 г. в Шёнбрунне. Переговоры вели министр иностранных дел Франции Жан Батист Шампаньи (сменивший на этом посту Ш. М. Талейрана в августе 1807 г.), который, собственно, лишь озвучивал указания Наполеона, и от другой стороны – посол Австрии в Париже, назначенный министром иностранных дел незадолго до подписания договора, Клеменс Венцель Лотар Меттерних. Они же подписали договор. Вот его главные условия[677]677
  См. текст договора: Recueil des traités de la France. Ed par de Clercq. P., 1880. T. 2. P. 293–299.


[Закрыть].

Австрийская империя лишилась 300 тыс. кв. км своей территории с населением в 3,5 млн человек: Зальцбург был передан Баварии, северная Галиция с Краковом и Люблин – Великому герцогству Варшавскому, Тарнопольский округ – России (как лакомый кусок в дар за союзническую «помощь» в войне). Все Иллирийские провинции от Каринтии до Далмации были присоединены к Французской империи; тем самым Австрия лишилась выхода к Адриатике. Кроме того, Австрия выплачивала контрибуцию в 85 млн франков, сокращала армию до 150 тыс. человек и признавала все завоевания Наполеона в Испании, Португалии, Италии. Наконец, она обязалась порвать все сношения с Англией и присоединиться к континентальной блокаде.

В общем, по меткому определению Ярослава Шедивы, Австрийская империя «буквально на другой день (после этого договора. – Н. Т.) превратилась во второстепенную державу». Правда, здесь же Я. Шедивы делает оговорку: «…в конце концов Наполеон милостиво обошелся с Габсбургами – ведь в его силах было просто свергнуть их»[678]678
  Шедивы Я. Цит. соч. С. 107–108.


[Закрыть]. Как бы то ни было, Ваграм и Шёнбрунн означали конец пятой антифранцузской коалиции. Шёнбруннский договор укрепил доминирующие позиции Наполеона в Европе. Поэтому такие всемирно авторитетные историки, как француз Луи Мадлен и россиянин Е. В. Тарле, несколько абстрагируясь от «испанского синдрома», считали зенитом могущества наполеоновской империи годы 1810–1811, т. е. время от Шёнбруннского мира с Австрией до войны с Россией[679]679
  См.: Тарле Е. В. Наполеон. Гл. XI: «Император и империя в зените могущества (1810–1811)».


[Закрыть].

После Ваграма враги Наполеона в континентальной Европе, приуныв, присмирели. Но Англия как вдохновитель и организатор пятой коалиции не складывала оружия и очень старалась сорвать мирные переговоры Австрии с Францией. В конце июля она даже снарядила экспедиционный корпус численностью в 40 тыс. человек под командованием генерала А. Чатама в Голландию. Корпус высадился на остров Вальхерен близ устья реки Шельда с целью атаковать Антверпен, надеясь вдохновить противников Наполеона на борьбу с ним. Но французы, для которых Антверпен был, по выражению Наполеона, «пистолетом, направленным в грудь Англии», блокировали Вальхерен так, что 11 сентября Чатам, потеряв 100 человек в боях и более 4 тыс. от «вальхеренской лихорадки», вынужден был приступить к эвакуации своего десанта с Вальхерена[680]680
  См. об этом: Сорель А. Цит. соч. Т. 7. С. 310–312; Скотт В. Цит. соч. Т. 1. С. 629–631; Джемс Д. История Великобританского флота от времени Французской революции по Наваринское сражение. Николаев, 1845. Т. 5. С. 137–147.


[Закрыть].

Не оправдались надежды англичан и на восстания против Наполеона в зависимых от него странах Европы. За время от битвы при Эсслинге до мира в Шёнбрунне Наполеон, между прочим, подавил два слабых очага таких восстаний. Майор Ф. Шилль со своим отрядом, хотя и занял Штральзунд (германский порт на Балтике), намереваясь отплыть в Англию, был 31 мая атакован французами, разбит, он сам убит, а его соратники по требованию Наполеона были осуждены прусским военным судом на смертную казнь за «бандитизм»[681]681
  См.: Тарле Е. В. Наполеон. С. 315.


[Закрыть]. Что касается А. Гофера, то его отряд был разбит в октябре, сам Гофер бежал в Мантую, но там местные власти схватили и выдали его французам, в ноябре 1810 г. он был расстрелян.

Наполеон считал вполне естественным, что ни вооруженные силы всей Австрийской империи, ни 40-тысячный английский десант, ни тем более повстанческие отряды Шилля и Гофера не могли поколебать могущества его империи. 12 октября 1809 г. он был потрясен, осознав, что его империя, которую он олицетворял собой, может погибнуть от руки одного человека, вооруженного… кухонным ножом.

В тот день Наполеон проводил очередной смотр своей гвардии перед дворцом в Шёнбрунне. Поскольку он всегда и везде возбуждал, по выражению Е. В. Тарле, «самое ненасытное любопытство», поглазеть на его смотры в Шёнбрунне обычно собирались толпы венских обывателей. Наполеон разрешал такие сборища венцев в награду за их абсолютную покорность. Смотр 12 октября был близок к концу, когда некий молодой человек интеллигентного вида, в штатском стал пробираться между лошадьми императорской свиты к лошади, на которой сидел император. В левой руке у него была бумага с каким-то прошением. Ему сказали, что он должен передать ее генерал-адъютанту Ж. Раппу, но проситель требовал допустить его к самому императору. Рапп, заподозрив неладное, велел арестовать, обыскать и допросить его. Арестованный ответил на все вопросы: зовут его Фридрих Штапс, он сын протестантского пастора из Наумбурга, студент университета в Эрфурте, ему 17 лет. При нем обнаружили большой и острый кухонный нож. Когда его спросили, для чего ему этот нож, он ответил, не сморгнув глазом: «Чтобы убить Наполеона»[682]682
  Подробно см.: Наполеон. Годы величия. С. 274–275; Манфред А. З. Цит. соч. С. 577–578; Тарле Е. В. Наполеон. С. 268; Мережковский Д. С. Наполеон. М., 1993. С. 202–203.


[Закрыть].

По окончании смотра Наполеону доложили о происшедшем, и он приказал доставить арестованного к нему в гостиную, где находились маршалы Л. А. Бертье и Ж. Б. Ж. Бернадот и генералы М. Ж. К. Дюрок и Р. Савари. Все они стали очевидцами сцены, которую запомнили на всю жизнь. «За что вы хотели меня убить?» спросил Наполеон. Штапс ответил: «За то, что вы приносите несчастье моей родине и всему миру». – «Я вам причинил зло?» – «Да, как всем немцам». – «Кто вас подучил?» – «Никто». – «Вас этому учат в университете?» – «Нет, государь». – «Я вас помилую, если вы попросите у меня прощения». – «Я не хочу прощения и очень жалею, что мне не удалось вас убить». – «Черт вас возьми! – воскликнул Наполеон. – Можно подумать, что преступление для вас ничего не значит!» Штапс возразил очень спокойно: «Убить вас – это не преступление, это мой долг». – «Ну, а если я вас все-таки помилую, будете вы мне благодарны?» – «Нет, я все равно вас убью».

«Наполеон остолбенел», – вспоминал один из свидетелей этой сцены. После долгой паузы, в течение которой император рассматривал своего незадачливого убийцу, как врач смотрит на безнадежного пациента, он вызвал своего лейб-медика Ж. Н. Корвизара и поручил ему освидетельствовать Штапса: не маньяк ли он? Корвизар, выполнив поручение, доложил, то Штапс умственно и душевно здоров. Когда Штапса увели, Наполеон обратился к Дюроку: «Узнайте, как он умрет, и доложите мне».

Военно-полевой суд тем же вечером приговорил Фридриха Штапса к расстрелу, а на следующий день приговор был приведен в исполнение. Штапс умер как герой. Перед смертью он успел прокричать: «Да здравствует свобода! Да здравствует Германия! Смерть тиранам!»

Наполеон запретил говорить и печатать что-либо об этом происшествии, но сам не мог забыть и понять Штапса до конца своих дней. Уже будучи в изгнании на острове Святой Елены, он все еще недоумевал: «Этот несчастный не выходит у меня из головы. Когда я о нем думаю, мысли мои теряются. Это выше моего разумения»[683]683
  Цит. по: Мережковский Д. С. Указ. соч. С. 35.


[Закрыть].

Думается, здесь налицо конфликт между различными категориями человеческого разума: глубоко рациональный гений Наполеона не мог постигнуть мыслительной специфики фанатика (чуть ли не помешанного на идее тираноубийства), поскольку искал в его самопожертвовании и не находил ни мотива, ни смысла, ни элементарной целесообразности.

Читатель видит, что за время мирных переговоров в Шёнбрунне, когда казалось, что после Ваграма Наполеона ждет тишь да гладь да божья благодать, ему пришлось пережить много неприятностей, связанных с именами Чатама, Шилля, Гофера и особенно Штапса. Но все это время любую неприятность скрашивало ему одно имя Мария.

Вскоре после Ваграма Наполеон получил письмо от Марии Валевской. Она спрашивала, можно ли ей приехать к нему в Вену. Наполеон ответил: «Приезжайте! Очень хочу Вас видеть и представить новые доказательства той нежной дружбы, которую я питаю к Вам. Покрываю Ваши прелестные руки тысячами самых сладких поцелуев и одним единственным – Ваши прекрасные уста»[684]684
  Кастело А. Цит. соч. С. 231; Манфред А. З. Цит. соч. С. 574.


[Закрыть]. Она приехала, – как вычислил ее биограф Мариан Брандыс, примерно в последних числах июля. Наполеон приготовил для нее, по воспоминаниям Констана Вери, «чудесный дом в одном из предместий Вены». Сюда каждый вечер Констан приезжал за ней в закрытой карете, без гербов и ливрей, с одним лакеем, доставлял ее в Шёнбрунн и «провожал во дворец тайным ходом прямо к императору»[685]685
  Брандыс М. Мария Валевская. М., 1975. С. 432.


[Закрыть]. Дорога от «чудесного дома» Марии до Шёнбрунна была короткой, но неухоженной, с выбоинами на каждом шагу. В дождливые дни на такой дороге карета опасно скользила. Наполеон беспокоился, особенно с середины августа (читатель скоро поймет, почему): «Будь осторожен, Констан! Опять шел дождь, и дорога раскисла. Ты доверяешь кучеру? Карета в хорошем состоянии?»[686]686
  Там же.


[Закрыть] Так, вечер за вечером, пролетели для Наполеона и Марии два с лишним месяца любовной страсти. В ее объятьях он встретил свой 40-й день рождения.

И вот в один из таких вечеров, где-то в середине августа (не 15-го ли числа, в день рождения Наполеона?) Мария призналась ему, что ждет от него ребенка, причем уверена, что будет сын. Может быть, Наполеон и теперь, как в сцене со Штапсом, «остолбенел» (на этот раз от избытка иных чувств) и – это уже факт – вновь вызвал к себе Ж. Н. Корвизара. Лейб-медик императора освидетельствовал Марию и подтвердил факт ее беременности. Наполеон сразу же впервые ощутил себя счастливым отцом. Рождение сына (император и мысли не допускал о том, что возможна дочь) он считал для себя бóльшим счастьем, чем победа при Ваграме. Ведь это значило бы, что он станет основателем собственной династии, а сына сделает наследником императорского трона!

Да, а Жозефина?.. Наполеон все еще любил ее, хотя после его возвращения из Египта они поменялись ролями: теперь она хранила ему верность, а он изменял ей, причем по старинке ей же не доверял. «Не балуй по ночам, – внушал он ей 25 сентября в письме из Шёнбрунна, – так как вскорости сможешь услышать грохот моей кареты под твоим окном»[687]687
  Letters of Napoléon to Josephine. P. 203.


[Закрыть].

Именно в те дни он не просто подумал, а твердо решил развестись с Жозефиной – ради наследника. Но может ли стать наследником французского престола сын императора от польской графини?

Наполеон любил Марию и был безмерно благодарен ей за то, что она смогла доказать его способность к отцовству. Он окружил ее, а потом и общего их ребенка (как они оба предвидели – сына!) нежнейшей заботой. Но все больше мучила его мысль о том, что дитя их с Марией любви ни в качестве наследника монаршего престола, ни тем более в качестве императора не получит должного признания у европейских монархов. А. З. Манфред верно заметил, что лет 1520 назад, в пору своей якобинской юности, Наполеон поиздевался бы над такими соображениями[688]688
  Манфред А. З. Цит. соч. С. 575.


[Закрыть]. Теперь же он, будучи сам монархом, вновь и вновь возвращался именно к монархической и наследственной мотивации своего второго брака: наследником его трона и славы должен быть его сын от принцессы из самых авторитетных царствующих династий. Рассуждал он так: в мире, кроме Франции, еще четыре великие державы, надо выбирать из них. Поскольку Ганноверская династия в Англии остается его главным врагом, а династия Гогенцоллернов в Пруссии скомпрометирована тем страшным разгромом, которому он подверг ее в 1806 г., выбор невест сокращается для него до двух династий – либо российские Романовы (самый желанный вариант из всех возможных), либо, менее желательно, австрийские Габсбурги. И тех и других он тоже громил в войнах с ними – дважды Романовых и четырежды Габсбургов, но все-таки они держались более достойно, чем Гогенцоллерны. К тому же сегодня у него с Россией союз.

Вывод для Наполеона отсюда напрашивался сам собой: надо взять себе в жены принцессу из дома Романовых (он знал: их там незамужних – две), европейски обставить и разрекламировать этот русско-французский брак, а брачные узы еще сильнее скрепят политический союз двух самых авторитетных в мире империй – Франции и России.