Текст книги "Жанна Кальман, раскрытие секрета долголетия. Том II. Доказательства. Откуда мы знаем, что старейший человек лгал о своем возрасте"

ЗАПУСК «ЖАННЫ»

Биографы мадам Кальман хотели узнать о ранних событиях из ее детства, но было трудно заставить ее рассказать что-то из того времени, она даже не могла вспомнить своих школьных друзей. Три валидатора записывали интервью с 1992 года. До этого она часто говорила о своей сомнительной встрече с Ван Гогом. Несколько раз речь заходила о том, как отец Жанны спустил свой последний корабль, но до осени 1994 года эта история была лишена каких-либо подробностей.

Она также упомянула, что ее отец построил большую лодку, магону:

Последний отрывок мог относиться как к Николя, так и к Фернану. Из местной газеты от 8 марта 1896 года (за месяц до его женитьбы) мы знаем, что отец Ивонны был не из робкого десятка:

 
Господин Фернан Кальман, торговец тканями на улице Гамбетта, только что вернулся домой в среду вечером, когда ему показалось, что кто-то пытается открыть дверь; он подошел к окну первого этажа и увидел злоумышленника, пытавшегося проникнуть в его дом с набором отмычек в руках. Он выхватил пистолет и трижды выстрелил в преступника, который тут же скрылся вместе со своим сообщником.
 

На еще одной записи истории о последней лодке ее отца [7] (неизвестная дата 02:30) мадам Кальман говорила, что это был большой праздник. Ей было около 10 лет, и больше всего ей запомнилось ее платье с синим поясом. В этом интервью не было никаких упоминаний о том, что корабль назывался «Жанна».

Однако, история запуска была уже рассказана несколькими годами ранее в интервью Пари Матч 1988 года. Эта версия включала в себя название «Жанна» и описывает, как ветер надувал ее паруса [10, 11].

Возможно, Николя Кальман построил несколько парусников, но в первую очередь он участвовал в производстве барж, известных как шаланды и пенелли, для перевозки угля и других товаров. Такие суда ходили по водам Роны на протяжении многих веков. Они спускались по течению с грузами из шахт и карьеров, используя большое весло сзади для руления.

После опорожнения в пункте назначения их приходилось тащить обратно вверх по Роне с помощью больших команд лошадей. Около 1830 года появились паровые буксиры (реморкеры) с мощными двигателями, приводящими в движение большие гребные колеса. Они могли перевозить конвои пустых барж обратно вверх по реке, а также использоваться для доставки грузов вверх по течению.

Николя Кальман начинал как плотник, работая на набережной Тринкетай со своими дядями и братьями. К пятидесяти годам он стал успешным бизнесменом. В 1880 году местная газета «Ом де Бронз» сообщила, что он заключил контракт на строительство барж для железнодорожной компании, которая планировала новую линию от Алеса (родной город Люсиль Рэндон, старейшей француженки, не считая Кальман) до Роны для транспортировки угля.

Названия некоторых лодок, построенных восьмидесятью рабочими под его руководством в 1881 году, появились в печати:

 
  Шарбон, Минерай, Кокс, Марсельеза, Авиньоннеза, Эльзасьен, Альбигео, Ангумуа, Беарне, Ле-Лоррен, Тулоннез, Борделез, Лонгедосиен, Провансаль, Фламан, Пикар, Норманд и Гаскон.
 

В то время Николя Кальман и его партнер Жан Батист Кальман планировали расширение своего бизнеса. Городской совет частично удовлетворил их просьбу о предоставлении им большего пространства для строительных работ, и Кальманы получили право строить суда в средиземноморском порту Бук. К сожалению, Жан Батист умер в 1885 году в возрасте 36 лет.

В 1885 году железнодорожная компания обанкротилась, и Николя Кальман распродал речные баржи, построенные им в 1881 году.

Со временем железные дороги, которые принесли ему заработок, стали коммерческой угрозой для речного судоходства, и Николя воспользовался возможностью, чтобы вовремя уйти. Мадам Кальман рассказала, что впоследствии он занялся виноделием на своей ферме Руирон в Сен-Мартен-дю-Кро.

Николя купил ферму Руирон в 1888 году. Он также стал участвовать в местной политике, и в 1892 году был назначен администратором городского благотворительного офиса, где имел многочисленные столкновения со своими оппонентами, которые не считали его подходящим человеком для такой деятельности. В 1905 году его оппоненты заявили, что

 
Благотворительностью должны заниматься люди, которые являются примирительными, мягкими и беспристрастными, а не используют ее в качестве политического оружия против бедных,
 

и Николя был вынужден покинуть свой пост. Он продолжал отмечать себя как строителя лодок в переписи населения и справочниках. Возможно, он никогда полностью не оставил свое призвание, но некролог от 1931 года назвал его бывшим судостроителем и «инспектором паровых установок».

В 1994 году валидаторы готовили книгу о Жанне Кальман. Они хотели опубликовать ее в конце года к ее 120-летию, и ожидали сильного общественного интереса. В 10 часов утра 7 сентября Робин, Аллар и Лебр сели с мадам Кальман и выслушали замечательную версию ее рассказа о запуске «Жанны». Она вспомнила новые подробности, которые ранее не встречались на аудиозаписях. Стенограмма этой беседы заняла почетное место в начале их книги, которую они закончили два месяца спустя [2], стр. 38—45; [3], стр. 25—31.

Мы можем подтвердить, что диалог во французской версии книги валидаторов хорошо отражает аудиозапись интервью. Вот наша версия полной стенограммы:

Итак, сто лет спустя, мадам Кальман рассказала историю о последнем дне в карьере своего отца. Аллар и Робин были впечатлены ее воспоминаниями об этом событии и техническим жаргоном того времени, который она использовала. Она называла корабль «магоной» и описала, как рабочие выбивали «эпонтили», чтобы спустить ее на воду. Сторонники мадам Кальман отметили это как важное доказательство ее подлинности [29].

Была ли «Жанна» реальной или просто плодом воображения мадам Кальман? В статье для Ридерс Дайджест доктор Лебр утверждал, что она была запущена в воскресный день июня 1885 года [18]. Вероятно, у него был какой-то дополнительный источник информации, поскольку интервью не содержало этих деталей.

По просьбе Николя, последняя баржа, построенная для железнодорожной компании, была спущена в праздничный день, 14 июля 1881 года. Мы знаем, что первая шаланда называлась «Шарбон» (фр. уголь), но название лодки, крещенной в День взятия Бастилии, неизвестно. С тех пор, в газете «Ом де Бронз» не было найдено сообщений о кораблях Кальман.

Патрисия Кутюрье обнаружила заметку 1895 года, которая подтверждает существование корабля под названием «Жанна» в Арле. Баржа, перевозящая уголь по Роне, села на мель, и ее пришлось вытаскивать с помощью парохода.

Семья судовладельцев Бизалион была родом из Сент-Этьена и использовала свой флот для транспортировки угля оттуда. Хозяин «Жанны», Поль Бизалион, был известным промышленником в Арле и снабжал город газом, получаемым с помощью нагрева угля.

Мадам Кальман, описавшая Жанну как судно, которое приводилось в движение не паром, а углем, могла иметь в виду именно такую баржу для транспортировки угля. В то же время, имя «Жанна» часто встречалось у кораблей благодаря знаменитой Орлеанской деве, и позже Бизалион приобрел другой корабль под названием «Жанна д’Арк».

Патрисия Кутюрье также нашла фотографию из альбома, посвященного судостроению, на которой изображен праздник спуска на воду лодки, в присутствии священника и многочисленной публики. Эта картина очень хорошо соответствует описанию Кальман. Можно предположить, что мужчина с усами, стоящий возле стола – никто иной как Николя, а по левую руку за ним следуют его супруга Маргарита Жиль, ее мать Роза Мино, неопознанная леди, и Маргарита Мино с юной Жанной Кальман. Священником мог быть аббат Бурж, который в 1882 году сотрудничал с директрисой школы Жанны, мадам Бене-Кост.

Мадам Кальман даже упомянула имя руководителя работ – некоего Монтино (мы не знаем, существовал ли он на самом деле), что довольно примечательно, учитывая, что она не могла вспомнить никаких имен своих школьных друзей. Тем не менее, она допустила несколько ошибок.

Мадам Кальман сказала, что лодка была спущена на воду в Ла-Рокетте, квартале Арля, где они жили, но на самом деле, корабли строились и спускались на воду ниже по течению, в Бариоле. Она описала лодку как предназначенную для открытого моря и слишком большую для использования на реке. В таком случае Жанна должна была быть спущена на воду в порту Бук, а не в Арле, как она сказала, иначе было бы невозможно перевести корабль в море. «Огромное» судно, описанное мадам Кальман, не смогло бы перемещаться по каналу от Барриоля до Бука, который был предназначен для судов максимальной шириной 8 метров и осадкой около 1,9 метра.

Морские баржи, проданные Николя в 1885 году, предназначались для перевозки 200 тонн угля на мелководье и были рассчитаны на то, чтобы поместиться в канале. Они также могли ходить по морю из Бука в Марсель. Если мадам Кальман знала, что эти корабли назывались «морскими», она могла предположить, что они не годились для реки.

Лодка «Жанна», принадлежащая Бизалиону, могла быть одной из шаланд, построенных Николя в 1881 году. Согласно Пари Матч, его последний корабль был парусным судном, но это не соответствует окончательной версии, опубликованной валидаторами.

Неоднозначный термин «магона», как правило, относился к лодкам, используемым для перевозки грузов с барж на берег, но он также мог применяться к парусным судам. Мы встречали его в местных газетах после 1900 года, но не раньше. Магону, вероятно, можно было вывести в море, но она не была слишком большой для реки, как утверждала мадам Кальман.

В музее Арлатен хранится модель лодки, подаренной Жаном Будинионом, последним судостроителем в Арле. Она была сделана в XVIII веке Пьером Кальманом, дедом Николя, и восстановлена Анри Будинионом. К сожалению, музей удалил с показа все артефакты, связанные с семьей Кальман.

Оноре Будинион начал строить магоны около 1902 года, возможно, вдохновленный этой моделью Пьера. Он построил и крестил лодку «Жанну д'Арк» в 1909 году. В 1911 году лодка «Мадлен» была украдена с его верфи на Шемен-де-л'Аббатуар, улице, где Жан-Батист Кальман, партнер Николя, умер в 1885 году. Николя Кальман, возможно, сотрудничал с Будинионом. В 1909 году они оба перечислены как эксперты в Марсельском указателе. Газеты продолжали сообщать о запуске магон Будинионом, по крайней мере, до 1932 года.

Братья-судостроители Оноре и Анри Будинион женились на сестрах Элизе и Жанне Милль. У Оноре была дочь Мадлен Жанна (1902—1998). Украденная магона, вероятно, была названа в ее честь. Эта или другие лодки, построенные, когда Ивонна была ребенком, могли вдохновить историю, впоследствии рассказанную мадам Кальман. Мадлен Жанна вышла замуж за Гаспара Корона, а ее отец Оноре женился на тете Гаспара, Марии Луизе Корон. Короны были соседями Кальман на площади д'Антонель. Эта династия мясников производила там знаменитые колбасы из свинины и ослиного мяса начиная с 1740 года.

В 1928 году Мадлен Будинион и ее супруг продали Жанне и Фернану два здания, прилегающих к дому Кальман на улице Дю Театр. Эти здания использовались в качестве мебельного магазина до 1938 года, когда они были сданы в аренду Буиссону вместе с другими помещениями магазина.

Перепись 1931 года показывает, что Короны переехали на улицу Сади Карно. Частые смены соседей семьи Кальман могло облегчить помену личности.

Мадам Кальман описала белое платье с английской вышивкой и синий пояс с бантом. Этот костюм соответствует детской фотографии Ивонны, сделанной два десятилетия спустя.

Эти моменты наводят на мысль, что мадам Кальман могла быть Ивонной, которая пересказывала историю своей матери, смешивая ее со своими собственными воспоминаниями. В таком случае, как она смогла рассказать столько подробностей? Конечно, она очень хорошо знала своего деда Николя, который умер, когда ей было 33 года. Весьма вероятно, что Николя или Жанна многократно рассказывали историю запуска последнего корабля на собраниях семьи и друзей. С другой стороны, если Ивонна хорошо запомнила эти детали, почему она не рассказывала эту прекрасную историю раньше? Оказывается, у нее были и другие источники информации.

После смерти мадам Кальман в 1997 году, Пари Матч рассказал о том, что однажды репортеры нашли в ее квартире запертый ящик [30]. Ключ был утерян в течение 30 лет, но журналисты смогли открыть его, и обнаружили документы, принадлежащие отцу Жанны, включая чертежи и технические детали запуска корабля. Эта информация была использована в интервью 1988 года. По словам журналиста, это было парусное судно под названием Жанна. Хотя содержимое с тех пор было утеряно, оно могло включать фотографию праздника, подобную приведенной нами.

Мы не знаем, что случилось с коробкой и ее содержимым, которое, предположительно, было показано мадам Кальман во время подготовки статьи 1988 года. Вполне вероятно, что они были оставлены у нее, что дало ее друзьям или валидаторам возможность еще раз ознакомиться с этими подробностями. Возможно, именно так Виктор Лебр узнал о дате праздника.

Таким образом, нет ничего удивительного или загадочного в том, что Мадам Кальман смогла предоставить яркие подробности этого события, которые могли показаться стоьль убедительными для ее поклонников.

 
Вывод: История «Жанны» могла соответствовать реальному событию, или быть компиляцией нескольких различных воспоминаний мадам Кальман. Вполне вероятно, что эта история была неоднократно рассказана Жанной и Николя в присутствии Ивонны. Ивонна также могла использовать свои собственные воспоминания о запусках кораблей в Арле. Сохранившиеся документы, найденные в запертом ящике, предоставили ей более подробную информацию.
На самом деле, в рассказе мадам Кальман были неточности, которые подрывают утверждение о том, что она действительно была там. Поэтому, вопреки утверждениям сторонников рекорда, данное воспоминание никоим образом не говорит в пользу его подлинности. Мы присваиваем «Жанне» нейтральное соотношение вероятностей 1.
 

СМЕРТЬ ЭСПАРТЕРО

Мадам Кальман нравилась публика, посещающая корриду. Сначала она утверждала, что фотографировала, но затем отказалась от своих слов. Мы знаем, что сын Ивонны, Фредди, был фотографом-любителем. Снимки Жанны, читающей книгу, играющей на пианино и опирающейся на руку, являются домашними фотографиями, которые могли быть сделаны Ивонной, Фернаном, или Марией. Однако крайне маловероятно, что Жанна использовала камеру на корриде в 19 веке, при жизни Эспартеро.

Похоже, что доктор Лебр неправильно услышал «партер» как «Эспартеро», и это привело к его следующему вопросу. Эспартеро было распространенным прозвищем среди матадоров. О каком из них они говорили? Известный испанский матадор по имени Эль Эспартеро (настоящее имя Мануэль Гарсия Куэста), умер во время своего выступления в Мадриде в 1894 году, когда Жанна еще не была замужем. Прежде чем прыгнуть на Эспартеро, бык получил смертельный удар мечом от матадора, что соответствовало описанию Кальман:

Севильский поэт Фернано Вильялон описал похороны:

 
Черный поясной шарф и лента в шляпе. Две вдовы с черными гвоздиками в черных волосах. Черный камзол и галстук-бабочка черного цвета, с черной лентой на золоте рукава, «чупа» тореадора. Восемь лошадей везли карету Эспартеро.
 

Настоящее имя другого тореадора по прозвищу Эспартеро было Мануэль Комече-и-Алькантара. Он умер в Ниме (44 километра от Арля), получив смертельный удар рогом быка в промежность 4 октября 1896 года. Этот Эспартеро смог покинуть арену самостоятельно, и зрители не знали о его травме, но через несколько дней он умер. Это произошло через шесть месяцев после того, как Жанна вышла замуж, поэтому она могла быть свидетелем этого события, которое широко освещалось в местной прессе:

Похороны Эспартеро состоялись 10 октября в Ниме в присутствии испанского вице-консула, что не согласуется с версией мадам Кальман о том, что это было в Испании. Смерть и наследие Эспартеро были описаны экспертом по корриде Доном Вентурой:

 
Когда Комече достал полотно, бык выскочил словно из ниоткуда, зацепил его за промежность, подвесил на мгновение и оставил в вертикальном положении. Рогоносец был настолько практичен в дарении подарков, что раздавал их без чьего-либо ведома, если не считать его жертвы. Когда Эспартеро ушел, общественность, которая не придала значения этому событию, не могла подозревать, что тореадор получил серьезную травму; настолько серьезную, что врачи обнаружили разрушение кишечника, в результате которого случился перитонит, а затем смерть, которая наступила 7 числа того же месяца. Кроме этой роли жертвы, которая является очень неприятной ролью, я не знаю, сделал ли Эспартеро из Валенсии что-то замечательное в своей жизни, а если и сделал, то никто об этом не знал. [31]
 

Это описание предполагает, что в отличие от своего тезки Мануэля Гарсии, погибшего в Мадриде, Эскапартеро, который умер в Ниме, не был выдающимся мастером. С этой точки зрения, Мануэль Гарсия опять лучше соответствует словам Кальман. Тем не менее, доктор Лебр решил, что она говорит о Мануэле Комече. История о том, как она стала свидетелем смерти Эспартеро, была более драматичной, чем история о том, что она знала, что знаменитый Эспартеро умер.

Транскрипция интервью от 29 января 1993 года в книге валидаторов включает в себя упоминание доктора Лебра о том, что мадам Кальман была свидетелем ужасной смерти Эспартеро в Ниме [2], стр. 100; [3], стр. 106. Она подтверждает и предоставляет дальнейшие подробности о том, как бык убил матадора, прыгнув на него сверху. Это снова соответствует истории смерти Мануэля Гарсии в Мадриде, но не соответствует описанию Вентурой смерти Мануэля Комече в Ниме:

Кажется, что в книге была отредактирована транскрипция, и были добавлены некоторые новые фразы, чтобы мы увидели драматичную историю присутствия Жанны при смерти тореадора в Ниме. На оригинальной записи мадам Кальман сказала, что Эспартеро стал жертвой своей профессии, и был убит быком; она также упомянула меч и сказала, что отпевание проводилось в Испании.

Ее описание гораздо лучше соответствует знаменитой смерти в Мадриде, но, по-видимому, валидаторы понимали, что Жанна вряд ли могла присутствовать там за два года до замужества. Они считали, что если бы мадам Кальман была Жанной, то события 100-летней давности могли перемешаться в ее сознании, и она могла немного приукрасить детали.

В 1995 году было записано еще одно интервью, из которого мы узнаем, что у них были другие беседы на эту тему. К сожалению, они не встречаются на опубликованных кассетах. Доктор Лебр любил наблюдать за корридой из-за барьера на первом ряду. После его смерти команда журнала Торос положила букет цветов на его зарезервированное место на Арене Арля [1], стр. 104.

Учитывая его знание истории корриды, доктор Лебр мог непреднамеренно подсказать мадам Кальман некоторые исторические детали, которые он знал, включая имя Эспартеро. Коррида всегда была популярна в Арле. Во время своей супружеской жизни Жанна Кальман была окружена поклонниками боя быков. Двоюродный брат Фернана, Луи Кальман (1867—1906) был президентом клуба «Таурин», который все еще существовал в 2022 году. В 1927 году другой двоюродный брат Фернана, Николя Круансон, основал соревнование «Золотая кокарда» на арене Арля, которая также сохранилась до наших дней. Его дочь Фернана Круансон была адвокатом и защищала законность корриды.

В 1932 году газета «Радикал Воклюза» сообщила историю о теленке, который сбежал с марша на бойню через Тринкетайский мост, и попытался найти убежище в доме Кальман. К его несчастью, все сотрудники магазина были поклонниками корриды и один из них, Мариус Максанс, схватил теленка и повел его обратно в стадо. Шоу имело большой успех среди соседских детей, которые сравнили его с вечерними корридами на Арене.

Мадам Кальман, утверждавшая, что она никогда не знала страха, неожиданно заявила, что ей не нравилась коррида, которая была слишком опасной, поэтому Фернан обычно посещал бой быков в одиночестве.

Если бы Жанна или Фернан действительно видели смерть Эспартеро, они могли многократно пересказывать эту историю во время обсуждений корриды. Смерть более известного Эспартеро в Мадриде, вероятно, была хорошо известна Фернану. Ивонна наверняка была наслышана о знаменитом матадоре, поэтому она могла поддержать беседу о нем без каких-либо проблем.

Первоначально эта история вызвала у Зака некоторое замешательство, потому что самый известный Эль Эспартеро умер во время корриды в Мадриде в 1894 году, прежде чем Жанна вышла замуж. Местоположение и дата, казалось, не соответствовали тому, что было описано в книге валидаторов. Затем Франсуа Робин-Шампиньель нашел газетную статью об Эспартеро, который умер в Ниме, и это было использовано защитниками Кальман в качестве доказательства ее подлинности [29, 32].

Анализ недавно опубликованных магнитофонных записей показывает, что у этого доказательства был очень шаткий фундамент. Сюжет со смертью Эспартеро, похоже, возник из-за того, что доктор Лебр плохо расслышал слова мадам Кальман. История в книге с упоминанием Нима не соответствует опубликованным интервью, а ее описание смерти Эспартеро подходит для матадора, погибшего в 1894 году в Мадриде, и не совместимо со смертью в 1896 году в Ниме. Драматический рассказ о том, как он умер в Ниме на ее глазах, был либо выдуман, либо подсказан доктором Лебром в одном из несохранившихся интервью.

 
Вывод: Сюжет с Эспартеро можно рассматривать как один из многих примеров искажения ее интервью, используемых как при валидации, так и при повторной проверке подлинности мадам Кальман. Мы присваиваем этому свидетельству нейтральное соотношение вероятности 1. С другой стороны, попытка мадам Кальман утверждать, что она фотографировала выступления Эспартеро в Арле, является свидетельством в пользу подмены.