Текст книги "Падение, или Додж в Аду. Книга вторая"

Адам очнулся от криков маленьких душ и отчаянных возгласов Евы. Он вскочил и вбежал в дом. Ангел, склонившись над маленькой душой, орудовал своим ножичком. Младенец вскрикнул. Ангел, довершив свое дело, отвернулся. По руке его текла кровь. Адам увидел, что пять других мальчиков тоже кричат и у каждого между ног течет тоненькая струйка крови. Ева пыталась их успокоить. Все произошло, пока Адам лежал без сознания.

– Да, – сказал Гонец Эла, поворачиваясь к Адаму. – Со всеми покончено – кроме тебя. Еще один надрез – и Земля навсегда избавится от ошибок Весны и Ждода.

Адам сунул руку за косяк и схватил топор.

Ангел рассмеялся:

– Ты наивнее, чем я думал, если надеешься с таким орудием противостоять Элову воину.

Что-то твердое и холодное отодвинуло Адама в сторону, а земляной пол содрогнулся от поступи того, кто был в сотни раз тяжелее. Вошел Каирн. Теперь он стоял перед ангелом. Тот глянул на старую душу с любопытством, как будто никогда не видел ничего подобного и даже вообразить не мог. Каирн сделал еще шаг, словно давая ангелу утолить свою любознательность. Мгновение они стояли лицом к лицу. Потом Каирн хлопнул ладонями, вернее, тупыми концами верхних конечностей.

Гонец Эла лопнул, как спелый плод под молотом. Аура брызнула на стены, пол, потолок. Голова и верхняя часть туловища исчезли полностью. Ноги, руки и крылья утратили связность и разлетелись в разные стороны. Дом стал похож на нижнее помещение Элохрама, наполненное множеством новых неоформленных душ. Ангельское вещество светилось ярче, но оно не имело связности даже новых душ, так сильно удар Каирна нарушил форму Гонца. Весь дом горел клубящимся сиянием ангельской ауры. Адам бросился утешать шестерых младенцев, пострадавших от ножа, и тут же отдернул руку, увидев, что она забрызгана ангельским веществом. Пока он завороженно рассматривал клочок ауры на тыльной стороне ладони, тот растекся и впитался в кожу, и она засветилась. Свечение тут же померкло, но Адам чувствовал, как что-то новое течет по руке в грудь, а оттуда распространяется по всему телу. Руки и ноги закололо, голова закружилась. Он ухватился за стол, на котором Гонец Эла совершил свое злодеяние. Мальчик, лежавший перед ним, перестал плакать. Клочья ангельского вещества впитывались в него, вызывая, вероятно, те же ощущения, что у Адама. Все младенческое тело светилось.

Ева горстями хватала со стен и с пола ангельское вещество. Большая его часть ушла в землю. Адаму показалось, что пол под ногами дрожит, хотя, наверное, то были шаги выходящего за дверь Каирна.

Из-за темного силуэта Каирна бил яркий свет, и Адам на миг испугался, что там еще ангелы, но Каирн отступил в сторону, и стал виден Скиталец – он шел к дому с мечом, который ангел оставил прислоненным к дереву. Меч преобразился в свою изначальную лучистую форму.

– Не думаю, что сегодня нам придется сражаться с ангелами, – молвил Скиталец. – Но коли до такого дойдет, то Делатор бы сказал нам пустить в ход вот это.

Адаму совсем не хотелось думать про сражения, и он занялся тем, что происходило в доме. Почти все ангельское вещество рассеялось, поскольку было очень хаотичным и летучим – без организующей души оно не могло долго оставаться на одном месте. Но то, что осталось, Ева сгребала горстями и прикладывала к малюткам как бальзам. Поймав на себе взгляд Адама, она сказала:

– Чем больше его будет в нас, тем меньше останется Элу и его присным.

– А не будем ли мы обязаны Элу тем, что оно в нас?

– Элу мы ничего не должны, кроме мести, – отрезала Ева.

– В смысле не даст ли это Элу новую власть над нами? – спросил Адам.

– Не знаю. Но я теперь сильнее, бодрее. И глянь на малышей.

Адам глянул и увидел, что они уже не такие маленькие, как прежде. Их облик оставался обликом младенцев, но они с любопытством озирались, и все стали заметно крупнее.

– Похоже, мне придется рубить еще больше деревьев, – заметил Адам.

Они с Евой нежно переглянулись. Но тут на полу что-то блеснуло. Один из мальчиков встал на четвереньки и дополз до того места, где стоял Гонец Эла, когда Каирн его раздавил. Упавший на пол ангельский нож сиял крошечной молнией, маня глаз. Малыш тянулся к нему ручонкой.

Адам и Ева разом бросились к нему. Адам был ближе и добежал первым. Он схватил окровавленную рукоять. Они с Евой рассмеялись. До того они никогда не смеялись.

Сражения не случилось ни в тот день, ни завтра, ни послезавтра. Ангелы иногда пролетали над Станом, но не спускались на землю. Два дня Адам не ходил к реке, хотя и знал, что Руб вычтет бревна из его штабеля. Малыши требовали очень много заботы, и Адам оставался подле Евы. Ауры матери и детей переплетались так, что Адам только смотрел в растерянности, но Ева объяснила, что это хорошо и правильно: так малыши получают от нее и вещество для своих форм, и знание, развивающее их ум. У каждого, сказала она, формируется собственная личность. Она легко их различала, Адам – с трудом.

Некоторые старые души в Стане, пусть забывчивые и даже во многом глупые, радовались маленьким юным душам и часто ходили на них смотреть. Когда Адам понял, что с малышами управятся без него, он на заре спустился к реке и сел в лодку Руба. Однако его с Рубом отношения изменились. Раньше Адам уважал Руба и старался ему угодить. Теперь у него такого желания не осталось. Адам стал отцом, и боролся с ангелом, и видел, как ангела уничтожила живая груда камней из Первой эпохи. Он впитал ангельское вещество в собственную душу и форму. В сравнении с этим делишки Руба казались такими мелкими, что Адам почти не слушал его и не обращал внимания на пустяковые дрязги, занимавшие почти всю жизнь таких, как Точила и Яр. Дни, когда Яр изумлял силой и ростом, давно миновали. И не только Адам так думал. Все в Элгороде соглашались, что Тук, свободный дровосек, который лишь изредка заглядывал в город, – самый большой и сильный в здешних краях после Адама.

Кроме топоров, на дне Рубовой лодки звякали и другие орудия. В следующие дни Адам узнал, зачем они нужны: клинья и кувалды, чтобы раскалывать стволы пополам, пилы, чтобы разделывать их на части, ножи и свайки для веревок. Было здесь и несколько железных палок длиной примерно в руку; зачем они нужны, Адам догадаться не мог.

Однажды они пристали к берегу и услышали стук топоров о древесные стволы. Других лодок рядом не было, но на земле виднелись свежие следы, а у воды лежали бревна, помеченные незнакомым Адаму знаком. А вот Руб этот знак узнал и пришел в ярость. Он взял железную палку, вручил Яру со словами «Ты знаешь, что делать» − и стал раздавать палки другим артельщикам. Адаму палки не хватило, но Руб сунул ему запасное топорище и сказал: «Смотри и учись. Ты ничего в этом падшем мире не достигнешь, если не будешь драться с теми, кто посягает на твое добро». Он спрыгнул из лодки на берег, где ждали остальные артельщики, потрясая в воздухе железными палками.

– Я лучше останусь в лодке, – сказал Адам – не столько из страха, сколько из нежелания участвовать в том, что задумал Руб.

Руб оглядел Адама с головы до ног, да и другие артельщики косились на него недовольно.

– А что тебе за радость, если эти убийцы перебьют нас топорами? Они придут и за тобой, Адам. Придется тебе драться с ними в одиночку. Коли так, не надейся вновь увидеть свою Еву.

Адам понял, что надо идти в лес с другими если не из верности артели, то хотя бы ради собственной безопасности. Он вылез из лодки.

Тех, кого Руб назвал убийцами, сыскать оказалось несложно – они были близко и не прятались.

Адам меньше всех рвался в бой и до места дошел последним. Руб уже укорял главаря другой артели – тот был выше прочих, шире в плечах и с самым большим топором. То был Тук, о котором Адам слышал, но никогда его прежде не видел. Руб и Тук стояли на вырубленном участке, куда стаскивали стволы, чтобы очистить от веток. Руб забросил на плечо железную палку, а Тук – обоюдоострый топор. Они держались на расстоянии друг от друга и медленно смещались в сторону, выбирая позиции, но поскольку каждый пристально смотрел на противника, то ступал очень осторожно, памятуя про пни, бревна и ветки. С Рубом были Яр, Точила и прочие артельщики, а вот Тук остался один – его товарищи скрылись за деревьями. Судя по треску веток и шороху листьев, многие улепетывали сломя голову. Куда меньше шума производили другие – они как будто брали артель Руба в кольцо. Адам, подошедший последним, едва не натолкнулся на одну из этих душ – высокую женщину, которая бочком двигалась вдоль опушки, глядя в сторону вырубки. Она чуть не подпрыгнула, когда поняла, что Адам за ее спиной. Затем схватила свой топор и отскочила в сторону. Только оказавшись на безопасном расстоянии, она окинула Адама удивленным взглядом, как все души при первой встрече. Адам тоже разглядывал ее с любопытством. Он еще никогда не видел такой высокой женщины, с такими сильными мускулами на руках и ногах. Через плечо у нее была перекинута сумка с чем-то тяжелым, а в руке болталась сложенная вдвое веревка с вплетенной посередине сеткой.

Адам понял, что Руб был прав, когда сказал им держаться вместе. Он почувствовал себя немного спокойнее, когда вышел на поляну и приблизился к другим артельщикам. Руб приметил его уголком глаза, а Тук рискнул повернуть голову и глянуть на Адама.

– Так, значит, правду говорили, что ты нанял себе на службу древнюю душу из Первого города, – сказал Тук.

– Да, – ответил Руб. – Он верен мне и сделает, что я скажу, и, если я скажу, чтобы он тебе двинул, плохо будет твое дело.

– Когда-нибудь я услышу скорбную повесть о том, как одна из величайших душ Первой эпохи пала так низко, – заметил Тук. По тону его голоса и по ауре складывалось впечатление, что он не просто бросается словами, а искренне жалеет Адама.

Адам привык к тщательно просчитанным речам Руба, и жестокие слова Тука поразили его именно потому, что были сказаны так безыскусно. Перед глазами поплыло от стыда; он вынужден был переступить с ноги на ногу, чтобы устоять на неровной земле.

– Адам умнее, чем кажется на вид, – ответил Руб, – и не поддастся на твои хитрости.

И он покосился на Адама, будто не очень-то сам себе верил.

Адам совсем растерялся. Он не думал, что выглядит тупоумным, и более того, слова Тука вовсе не показались ему хитростью. Теперь он гадал, правда ли ему не хватает ума распознать истинную натуру Тука.

Голова у него была как в тумане, и он почти не слышал дальнейших пререканий. Руб вроде бы утверждал, что только он, Руб, имеет «право» на здешние деревья, а Тук возражал, что старые боги для того и насадили леса, чтобы любая душа рубила деревья, где и когда ей нужно.

Из раздумий Адама вывел шорох в кустах за спиной. Он обернулся. Мимо, вращаясь, просвистел топор, со звоном ударился о пень в нескольких шагах впереди, рядом с Рубом, и упал на землю. И Руб, и Тук наблюдали за его падением. Наступила тишина.

И тут Руб с Яром бросились на Тука.

Поначалу Адам думал, что Тук выбрал неудачное место – тот стоял спиной к поваленному дереву, еще упиравшемуся в землю ветвями, так что ствол был у Тука на высоте пояса. Однако Тук это знал и легко вскочил на ствол. Крикнув: «Началось!» – он спрыгнул по другую сторону и побежал прочь от реки, как будто хотел укрыться в глухом лесу.

Руб и Яр не сразу перелезли через поваленное дерево. Тук успел добежать до края вырубки. Раздались крики, из-за кустов полетели камни. Один ударил Адама в спину. Тот понял, что надо смотреть в сторону леса и думать только о себе. Новые камни заставили его отступить к центру поляны, где были почти все артельщики. Адам и не подозревал, что в лесу столько душ: они убегали для виду, а пока Руб пререкался с Туком, вернулись. Высокая женщина выступила из леса, крутя одной рукой. Сложенная веревка вращалась так быстро, что сливалась в размытый круг. Из этого круга вылетел камень, со свистом пронесся по воздуху и ударил одного из артельщиков Руба с такой силой, что сбил его с ног.

Руб, увидев, что несколько дровосеков вышли из-за деревьев с криком «Бей их!», ринулся на врагов. В руке у него была железная палка, следом бежал Яр, Адам и остальные замыкали тыл, не столько из желания бить, сколько из страха остаться позади. Адам едва не угодил под железную палку, когда Яр размахнулся, чтобы ударить маленького дровосека. Тот лежал на земле, закрывая голову перебитыми руками; из расколотого черепа изливалась аура, обращаясь в хаос. Бить его снова казалось совершенно лишним, но Яр продолжал наносить удары, с палки капала кровь и летели клочья ауры. Другой дровосек подбежал к Яру сзади и занес топор. Адама он в своей ярости не заметил, и тот остановил удар топорищем. Дровосек замер с поднятым над головой топором, и Точила двинула его в живот – как показалось Адаму, кулаком. Однако из живота у дровосека хлынула кровь, и, когда Точила отдернула кулак, стало видно, что в нем зажат нож – такой острый, какими она одна умела их делать.

Адам застыл почти в таком же изумлении, как заколотый дровосек, но тут кто-то из артельщиков выкрикнул его имя.

Адам повернулся и увидел бегущего на него врага. Не думая, он выставил топорище, желая оттолкнуть противника, но задел того по лицу. Противник покачнулся, и Яр обрушил ему на голову железную палку.

Дальше бой пошел на убыль. Артельщики начали отступать к реке. Камни летели со всех сторон, так что бежать к лодке не получалось; по большей части они пятились, стараясь не пропустить свист пращей, из которых противники метали камни.

Ближе к реке крики нападающих слышались не так громко, зато отчетливо раздавалось повторяющееся тук-тук-тук: удары топора по дереву. К ним артельщики привыкли, но сейчас удары отдавались глухо, иначе, чем когда рубят дерево. Вскоре стала понятна причина: Тук их опередил, перевернул лодку килем вверх и крушил ее топором. Руб взвыл, как дикий зверь, и устремился к нему. Тук преспокойно нанес еще несколько ударов по бортам, затем спрыгнул в реку, и течение унесло его прочь. Руб, вскочив на разрушенную лодку, размахнулся было, чтобы метнуть в Тука палку, но понял, что не докинет.

Они перевернули лодку и обнаружили, что дровосеки Тука стащили их топоры и прочее добро. Не осталось даже веревки, чтобы связать бревна в плот и спуститься по течению, и они пошли в Элгород пешком. Путь, который на веслах проделали бы за час, занял остаток дня. Тука и его дровосеков они больше не видели, хотя поначалу вздрагивали и крепче сжимали палки от каждого шороха.

Понемногу холод, голод и усталость прогнали все мысли о Туке. Теперь артельщики думали об одном: как поскорее добраться до огней Элгорода. Берег казался нескончаемым. Сперва они шли по недавним вырубкам, где почти не было подлеска, но скоро начались старые вырубки, заросшие колючей ежевикой. Продираться через нее было трудно, а под ударами палки она только пригибалась и тут же распрямлялась обратно. Кое-где им из-за крутизны приходилось взбираться выше, что еще удлиняло путь.

Узел – артельщик, который во время стычки спас Адама, выкрикнув его имя, – совершенно отчаялся. Он и прежде смотрел на все в мрачном свете, так что товарищам часто приходилось его ободрять, а Рубу – понукать.

– Не может Элгород быть так далеко, – ныл он. – Мы точно заблудились и теперь идем вдоль какой-то другой реки. Она выведет нас в незнакомые места, где души, если они там есть, говорят на бессмысленном языке.

– Река всего одна, – возразил Адам. – Мы идем по правому берегу и все время ее слышим.

– Это ничего не значит, – ответил Яр.

– Вода течет вниз, – настаивал Адам. – Мы идем то ближе, то дальше от реки, но не могли оказаться на берегу другой.

– Может, в тех краях, откуда ты, и так, – пробурчал Руб, – но не забывай, Элгород основали про€клятые души, бежавшие от Элова гнева. Медвяна увидела свет Эла, возлюбила его и построила наверху белую башню, а все остальные укрылись от Эловых очей в темной долине. Они поселились средь диких душ, которые даже Ждоду не покорялись, не то что Элу. Река вполне может быть из числа таких. Я всегда чувствовал в ней что-то нехорошее. Она ненавидит нас за то, что мы рубим лес по ее берегам. Не удивлюсь, если она изменила русло и ведет нас к погибели.

– Бред какой-то, – заметил Адам.

– Ладно, вниз идти проще, так что идем вниз, – сказал Руб. – Куда бы ни завела нас эта треклятая река.

Узел продолжал выдавать другие мрачные пророчества, пока Точила не подняла его на смех. В наступившей блаженной тишине они вскоре услышали впереди шум порогов и, прибавив шагу, вышли к тому месту, где бурная Западная вливалась в медленную Среднюю.

– Наконец-то мы избавились от этой треклятой реки, – сказал Руб, хотя она вывела их куда надо, а значит, вовсе не была треклятой.

Дальше, по широкой пойме, идти стало легче, хотя иногда мешали кусты. С запада к долине подступал горный хребет, так что солнце село рано, и они шли в тени, хотя другой берег был по-прежнему ярко освещен. Ненадолго показалась белая башня Элохрама. Потом она вновь пропала из виду, но о древних зловредных душах никто больше не говорил.

По крайней мере, так думал Адам, пока они не обогнули излучину и не увидели впадение Восточной. Сразу за ним начинался Элгород – столбы дыма, подсвеченные закатным солнцем. А над самым впадением высился холм. Нижние, испещренные пнями склоны лежали в тени, но верхушка была еще озарена словно бы угасающим пламенем. Исполинское дерево вздымало к небу облетевшие ветки, как будто ловило уходящий свет.

– Последний раз ты надо мной смеешься, старая коряга, – сказал Руб.

Адам не сразу понял, что слова обращены к дереву.

– Раз моей лодки больше нет, займемся тем, что поближе. Нынче ночью мы перекуем наши палки на топоры, и Точила их навострит, а завтра придем за тобой.

46

Замысел Руба потребовал больше времени, чем тот ожидал. Артельщики так утомились, что весь следующий день не могли приступить к работе, наутро третьего дня проснулись с мыслью, как же все будет сложно – ведь мало срубить исполинский ствол, для сплава по реке его надо еще разделить на части. Адам не интересовался их планом и потому не вникал в частности, но, когда он через несколько дней переправился в Элгород, все там уже знали о затее и как-то в ней участвовали – по крайней мере, говорили, что Руб поручил им то-то и то-то. Надо было, как говорил Руб, сковать топоры, но, кроме того, требовалось сплести веревки, изготовить клинья и собрать припасы для лагеря, который Руб намеревался разбить под деревом. Работы предстояло на месяц. Вскоре Руб решил выстроить на холме новое поселение, и это еще оттянуло дело.

Для осуществления своего замысла Руб вычел еще бревна у Адама и других артельщиков. Он сделал это, когда никто не видел и не мог возразить, а позже объяснил, что взятые бревна – необходимые вложения, которые окупятся сторицей, когда свалят большое дерево.

Адам не хотел больше вкладываться в затею, которая не нравилась ему сразу по нескольким причинам, поэтому обменял часть оставшихся бревен на одежду и другие детские надобности, а остальные за несколько дней перегнал плотами на берег под Станом. Для этого ему пришлось на время взять пример с Руба и нанять помощников. Поначалу это казалось разумным, но в итоге мороки вышло больше, чем пользы. Души ухитрялись все делать неправильно и бесконечно спорили. Споры свои они считали такими важными, что требовали от Адама их рассудить, и никто не бывал доволен его решением. Как ни мало Адам любил Руба, он быстро понял, отчего тот так обходится со своими помощниками.

Адам работал на Руба, чтобы выстроить дом побольше для себя, Евы и детей, но скоро выяснилось, что его усилия были разом недостаточными и чрезмерными. Недостаточными, потому что дети росли очень быстро и Адам не поспевал бы рубить деревья и расширять дом – им бы все равно было тесно. Чрезмерными, потому что их скоро устроили в других жилищах Стана. Жилища эти обветшали, потому что хозяева ушли или стали забывчивыми, и Адамовы бревна, когда их наконец втащили на холм, за несколько дней ушли на починку покосившихся домишек.

Скиталец упомянул, что с ним в Переселение ушли и другие старые души. В их числе был Каирн, но остальных Адам с Евой поначалу не видели. Теперь все изменилось. Дети подрастали, и весть о них добралась до старых душ, которые обитали в отдаленных уголках все те долгие годы, что Скиталец пил чай и делал зарубки на стене. По большей части души эти были не столь диковинного облика, как Каирн, а больше напоминали Скитальца. Однако один из них так долго жил средь диких зверей, что сделался похож на медведя, а другая вовсе не имела физической формы, но воплощалась в движениях воздуха, видимых лишь по облачкам пыли. Зверя и Пыль связывала тесная дружба, и они много времени проводили вместе – он сидел на земле, голый и волосатый, а она пыльным смерчиком увивалась вокруг него. В обществе таких душ дети учились ползать, потом делать первые шаги и произносить слова. К тому времени как малыши стали ходить, они были уже в половину Адамова роста.

От жителей Элгорода не скрылось появление двенадцати новых душ. Адам радовался, что забрал свои бревна и прекратил всякие дела с горожанами, потому что, когда ему случалось переправиться на другой берег, его сразу окружала толпа взволнованных душ. Все хотели знать, как дела в Стане. Некоторые видели, как Гонец Эла спустился в Стан, но оттуда не вышел. Эта история обросла такими дикими домыслами, что Адам не верил своим ушам, когда их ему пересказывали, требуя подтвердить или опровергнуть. Правды о том, что случилось в ту ночь, никто знать не желал. Скиталец отправлялся в город вместе с Адамом и старался унять толпу. Он говорил, что в Стане всегда жил диковинный народ и творились диковинные дела, а потому нечего забивать голову тем, что там происходит.

Однажды Маб разбудила их известием, что в лесистой долине на востоке, отделяющей Элохрам от моря травы – той, где водились волки, – горит множество походных костров. Днем Адам переправился через реку в Элгород. Там говорили, что Медвяна наконец-то вернулась в Элохрам и ее сопровождает воинство душ, каких нет в Элгороде или даже в Стане. Они явились через море травы из Элова Дворца, двигаясь с великой скоростью, потому что научились ездить на больших животных – четвероногих зверях, прежде на Земле невиданных. Звери эти могут возить двуногие души на спине, а кормятся травой.

Под вечер на дороге, петляющей по склону от храма к Элгороду, показалась вереница. Все выбежали поглазеть: двуногие души ехали на четвероногих зверях, словно два рода созданий слились в одно. Четвероногие ступали так быстро и ловко, что новые души преодолели долгий и трудный спуск вдвое быстрее обычного.

Итак, наездники оказались на улицах Элгорода. Пешими они выглядели примерно как другие души. Все были высокие, правильно сложенные, как Адам и Ева, Тук и Скиталец. Волосы, длинные и светлые, они зачесывали назад с высокого лба; одежда, пусть и запылившаяся в дороге, тоже была светлой. У них были длинные палки с острыми железными наконечниками – отгонять волков, как догадался Адам, – и мечи, как у Гонца Эла, когда тот принял человеческий облик. В целом они очевидно были созданы по подобию ангелов Элова Дворца, только без крыльев. В Саду Адам таких никогда не видел и заключил, что они – новое творение Эла.

Это вскоре подтвердилось, Новоприбывшие держались особняком от обычных жителей Элгорода и называли себя автохтонами, что означает «родившиеся от Земли».

Пришельцы медленно ехали по улицам города, сопровождаемые толпой горожан, – все хотели увидеть их и потрогать мускулистые ноги и бока животных. Автохтон во главе колонны издалека приметил Адама. Этот автохтон (позже стало известно, что имя ему Предводитель) посмотрел на Адама без особых чувств, разве что с любопытством. Он обернулся что-то сказать душе позади него и при этом указал копьем на Адама. Слова передались по колонне, и все автохтоны посмотрели на него.

– Они здесь, чтобы нас заменить, – объявила Ева, выслушав рассказ Адама. – Мы не оправдали ожидания Эла. Он сам так сказал, когда выгонял нас из Сада. Мы никогда не станем такими, как ему хочется, потому что нас невозможно очистить от скверны альфа– и бета-миров. Можно было уже тогда угадать его следующий шаг: создать души нового рода, свободные от этой скверны, по подобию Эла, и поручить им то, с чем не справились мы.

Адам был настроен не столь мрачно, но и он признал, что в словах Евы что-то есть.

– Я все гадал, почему Эл не пришлет ангелов сделать со мной то, что Гонец Эла сделал с нашими мальчиками. Теперь я понимаю. Он может сотворить столько новых душ, сколько пожелает. Мы и наше потомство просто не важны. Нам позволят жить в глухих уголках Земли, как Каирн и другие старые души живут в Стане, но процветать и править будут автохтоны.

Адам и Ева давно не сходились, но в ту ночь они сошлись, и с тех пор это стало у них привычкой.

Автохтоны разбили лагерь на вырубленной земле под Элгородом. Она заросла жесткой травой, несъедобной и бесполезной. Однако скакуны автохтонов умели питаться любой растительностью. Когда они съели всю сорную траву, автохтоны не позволили ей вырасти заново, а засеяли землю семенами, которые привезли с собой в мешках. Жители Элгорода любопытствовали, что это за семена. Адам, не дожидаясь, когда они взойдут, знал, что это новые растения, изобретенные Элом для новых душ; они дадут больший урожай, чем обычные посевы и дикие травы, которые испокон веков собирали горожане.

Автохтоны продолжали прибывать, по нескольку за раз. По словам Маб, летавшей далеко за море травы, они каждый день десятками появлялись из основания улья, строились в колонны (каждая под началом собственного Предводителя) и разъезжались в разные стороны. Некоторые скакали прямиком в Элохрам, другие сворачивали в края, о которых Маб ничего не знала.

Вскоре Элгород со всех сторон, кроме берега реки, окружили расчищенные и засеянные поля. Теперь затея Руба стала для всех еще важнее. До сих пор жители полагали, что Элгород может бесконечно разрастаться вширь на вырубленные земли. Теперь они хотели больше строить на оставшемся месте, а значит, и бревен требовалось больше. Руб ускорил подготовку, замедлившуюся из-за чрезмерной грандиозности замысла. Он сказал, что строительство города на новом участке должно заинтересовать всех, кто чувствует, что их теснят автохтоны со своими конями и посевами.

Старые души в Стане не сразу осознали перемены, ведь их жизнь со времен Переселения текла одним и тем же чередом. Они думали и действовали медленнее других. Каирн, например, хоть явил проворство в схватке с Элом, по словам соседей, иногда простаивал неподвижно несколько лет кряду. Старым душам нравились двенадцать детей Адама и Евы, но им было не угнаться за играющими и бегающими малышами. Поэтому лужайку посреди Стана обнесли плетнем из веток и гибких лоз, а детям запретили через него перелезать.

Адам часто бывал в городе по делам, а когда возвращался, рассказывал жителям Стана о новых поселениях автохтонов и о том, как Руб припасает орудия и веревки. Души вроде бы слушали, но не особо понимали, пока однажды Адам не позвал их оставить привычный Стан хотя бы на несколько часов и спуститься с ним к реке.

Малышей поручили надежным душам вроде Маб и Пыли, которым хватало живости догонять убегающих детей и ума не поддаваться на детские хитрости. Адам спустился с холма вместе с Евой, Скитальцем, Зверем и Каирном. Они вышли из леса, опоясывающего холм, и посмотрели через реку на Элгород.

Раньше он частично скрывался за штабелями бревен, теперь их по большей части разобрали, и взглядам открылись дымы и огни горнов и печей, а вокруг – лагерь, разбитый новыми душами на открытом месте. Дальше стояли городские дома – они росли день ото дня, хозяева укладывали бревна на крышу, достраивая верхние этажи. К северу и к югу от города тянулись зеленые поля – там поднимались всходы из посеянных автохтонами семян. Автохтоны отделили их стенами из камней и пней, которые выкорчевали при помощи своих четвероногих. Стены были выше всего со стороны города, отчего казалось, будто жителей заперли внутри. У тех оставался только выход к реке, и здесь, перед огнями, они собирали флот из плотов, нагруженных веревками, дерюгой, топорами и всем прочим, что требовалось для затеи Руба.

Адам невольно поднял взгляд туда, где сливались две реки и на оголенном холме высилось исполинское дерево. Когда Руб поклялся его свалить, оно было голое, а сейчас уже зеленело молодыми листьями. На склонах под ним виднелись веревки, натянутые между колышками, флажки, палатки и навесы, воздвигнутые помощниками Руба.

Хотя Адам предупреждал об этом уже несколько недель, старые души очень удивились и опечалились.

– Много лет назад, – промолвил Скиталец, – когда в долине еще не было города, только лес, я стоял там, где сейчас высится Элохрам, смотрел вниз и напрягал взгляд, силясь различить большое дерево. Теперь оно воистину одиноко. Я хотел бы пойти туда, встать перед ним и…

– Поговорить? – спросил Адам.

– Понять, насколько сумею, есть ли там с чем говорить, – ответил Скиталец. – Про дикие души никогда толком не поймешь; они не такие, как мы.

Они спустились к старым домикам на своем берегу реки. За последнее время многие души перебрались сюда из Элгорода и прилепили свои лачуги где придется. Даже переправиться через реку стало трудно. Пока они протискивались между лачугами, многие души выбирались на них поглазеть. Многие из этих душ знали только Элохрам да Элгород и никогда не видели таких, как Адам и Ева, не говоря уж о Звере и Каирне. К тому времени, как обитатели Стана добрались до места, где Адам обычно договаривался с лодочниками, их уже окружали несколько десятков душ, которым больше нечем было себя занять.

– Молва бежит быстрее вас, – заметил Крепыш, лодочник, часто возивший Адама на другой берег. Он говорил о быстроногой душе, которая уже успела всех предупредить.

– Я не знал, что наш приход – такое примечательное событие, – ответил Адам. – Несколько обитателей Стана вышли прогуляться к реке, только и всего.

– Времена меняются, – сказал Крепыш, – и на обитателей Стана смотрят не так, как прежде. Много лет тут все шло своим чередом. Потом заявились вы с Евой. Потом была странная ночная история с ангелом. Потом внезапно ниоткуда возникли двенадцать новых душ. Теперь среди нас и вокруг нас автохтоны, прямиком от Эла, вводят новые порядки, и с ними Медвяна. – Он глянул на белую башню Элохрама. – И она принесла новое учение, данное самим Элом. – Он посмотрел на быстроногую душу, которая известила о появлении Адама и остальных. Судя по виду, она лишь недавно покинула храм и не привыкла к тяготам городской жизни. – Послушник, скажи им, что знаешь.