Текст книги "Замечательные люди (сборник)"

И вдруг выяснилось, что за это время наша мама умерла, а Коля познакомился с актрисой Еленой Борзовой и даже женился на ней!

Я была на последнем юбилее и радовалась от души! Наконец-то и в жизни моего друга наступила настоящее семейное счастье! Оказалось, что у Лены четверо детей! Вот тут-то Бог и услыхал Колины и наши просьбы и подбросил ему целую большущую полноценную семью!

Урраааа…!!! Будь счастлив ты, мой друг и поэт Николай Зиновьев!

Пошли ему Бог счастья и здоровья! И, конечно, любви!!!

Как интересно устроена наша жизнь. Она так быстро течет и так же быстро изменяется, что ты ели успеваешь за этой стремительной скоростью, особенно с новостями. Тем более, что свои дела отвлекают встречаться часто с нашими друзьями. Не успеешь глазом моргнуть, а пару-тройку лет уже пробежали мимо тебя и даже не взглянули в твою сторону.

И вдруг телевизор оглушает тебя сумасшедшей новостью в передаче «Пусть говорят»! Твой друг очень сильно болен! И на экране появляется Коля, но в каком виде! Старый, сморщенный дедушка, который не м ожжет даже голову поднять! У него оказалась прогрессирующая болезнь «Паркинсона»!!! Боже мой! Какой ужас!!! Я бросилась записывать хоть какой либо телефон редакции, потому что уже года два или больше мои попытки просто позвонить Коле, результата не приносили, а мама теперь уже отсутствовала и ответить на любые мои вопросы, как было всегда, не могла.

Ночью у меня болело сердце. Я переживала за Колю и думала, как из с Леной найти? И, вы знаете, по сегодняшний день не нашла….

В редакции отнекиваются, что не имеют, а сплетни доносят новости, что ребята живут за городом. И где их искать, а тем более сейчас, когда сама уже три года в основном по больницам….

Люди! Берегите свою дружбу! Она такая хрупкая и так неожиданно может сломаться! А потом начинает сердце болеть и ныть….

Юлиан Семенов

Не знаю, как вы, а я его не

воспринимала, как человека,

который ходит поперек.

По-моему, он ходил повдоль

и зигзагами, но быстро.

Кто не знает, был такой очень политический писатель, довольно известный. Самый знаменитый его роман «17 мгновений весны», по которому поставили фильм.

Этот рассказ относится к моему «питерскому периоду».

Я уже училась в институте культуры имени Крупской. Был такой светоч в советском темном царстве. Кафедра искусствоведения. Другими словами высшая ступенька культпросвета! Как шутили девчонки: – Есть свет, а есть и культпросвет! И я должна была в нем стать совсем культурно просветительным искусствоведом. Потом. А пока добывала себе на пропитание сама, потому что у мамы остался после развода мой сын и просить помощи у родителей я не могла. Наоборот! Я должна была им помогать! Сын же брошен! Поэтому на выходные ездила в общем вагоне в Оршу и таскала бесконечные сумки со жрачкой. Поэтому шила на заказ платья, вязала девчонкам кому чего надо, шила шляпки из огрызков меха, чего где добуду в комиссионке, сортировала на почте письма.

Поэтому, чем только не занималась! Боже мой! Но не спилась, не скурвилась и не стала проституткой, хотя и была девушкой красивой и современной…

И вот я, студенточка бедная, оказалась с институтом, но без общежития, потому что у меня был ребенок и общагу мне не дали. Пришлось снимать комнату в коммуналке. Комнату я нашла на улице Толмачева 24-Фонтанка 25. Угловой дом по той стороне улицы, где находился Ленинградский Дом Кино. Самый центр города Ленинграда, точнее, пятый дом за углом от Невского проспекта.

И носила меня тогда нечистая сила куда ни поподя! Иногда заносила вообще, не поймешь куда.

Например, на «Ленфильм» занесло, через моего соседа, Семёна Ефимовича Шумячера, который жил в нашей коммуналке. Надо же было себя как-то кормить, вот я и подрабатывала, и в том числе и на «Ленфильме», в массовках. Сам Семён Ефимович работал на «Ленфильме» звукорежиссёром.

Посмотрел он на мою голодную жизнь и предложил в групповке посниматься! Это было круто! Давали аж семь рублей! Столько стоил билет на мой поезд в общем вагоне! И это только за один съемочный день!!!

И чего только в этом «кине» не происходило! Это был такой весёленький период моей жизни, который научил уму разуму надолго. По крайней мере, мне так казалось…

Помню, снимался на «Ленфильме» совершенно дурацкий и политизированный фильм «Ночь на четырнадцатой параллели». Там я, между прочим, познакомилась с Валентином Гафтом. Тогда он был ещё никакой ни Гафт, а обыкновенный стареющий и лысеющий актер, на которого никак не обращали внимания приличные режиссёры. А тут обратили и пригласили на главную роль. Роль американского лётчика во Вьетнаме. Я вообще терпеть не могу наши заумные фильмы про их загнивающий запад. Полная порнография. Да ещё во Вьетнаме.

Представьте себе сюжетик:

Американский лётчик застрял на наркоте и вьетнамочке, и полез в местные партизаны, за «правду матку» сражаться, местным аборигенам помогать, вьетнамским, а его героическая американская жена приехала мужа из дерьма за уши вытаскивать. Пока она его вытаскивала, я в углу, на съёмочной площадке, чепчики из мохера вязала. Чепчик в день. Сидишь себе в углу и спицами помогаешь главному герою разобраться, где правда, а где ложь, во всей этой вьетнамско-американской канители.

А павильон был выстроен под ханойский ресторан-бар, со стойкой, столиками, американскими матросами и вьетнамскими проститутками, где и происходила почти половина фильма, потому что наш герой по сюжету круто попивал от горя и покуривал наркоту, естественно. А его патриотическая вьетнамка в этом баре подрабатывает проституткой. Я изображала белую проститутку, давно застрявшую в Ханое и всю прокуренную и спившуюся. У меня и грим был соответственный, что не мешало мне не вылезать под софиты, а заниматься моими чепчиками.

Бар был сделан под тропики. Крыша у него была из пальмовых веток и в самом углу полумрак, под пальмами, вот там я и заседала.

За этим вот выдающимся занятием меня и вычислил в углу Валентин Гафт и стал в мой угол покурить и поговаривать забредать. Если вы думаете, что я чего-то кому-то сохраняла, я имею в виду верность, то нет. Мои сопливые страдания по НАСТОЯЩИМ МУЖЧИНАМ временно заглохли, потому что я попала в большой и свободный город Питер, где жизнь, особенно молодежная, била ключом и не предусматривала каких-то там МУЖЧИН! Правда, как мы тогда шутили, чаще попадала по голове…

Вот и меня понесло в свободу и вседозволенность.

Во-первых, некому было верность сохранять, а во-вторых, мы тогда только начинали мир вседозволенности познавать, и этим бравировали. Мы рвались в загулы, дымные ночные бары, чтобы с ором и до утра в какой-нибудь мастерской напиться халявного кофе, дешёвого и кислого болгарского винища, накуриться сигарет до блевотины, налюбиться в углу на колченогом диване с жалелками на груди, бородатого гения, в общем, познавали мир через обратное…

Как говорили Илья Ильф и примкнувший к нему Петров:

– И тут Остапа понесло…

Поэтому на намеки Гафта в углу О…, а почему бы и нет? И даже запланировали в следующий приезд героя в Питер, удариться с ним в разврат на всю катушку…, потому что он мне уж больно нравился…. Хорош был, зараза….

В тот вечер я провожала его на ночной экспресс «Красная стрела». Была весна и в киосках появились длинные огурцы, те самые, которые мы сейчас покупаем с неохотой, а тогда это же был первый огурец! Мы купили длинный, длинный огурец, шли по платформе и грызли его с двух сторон. Валентин держал его за середину, мы рвали его зубами с остервенением в разные стороны и смеялись на весь Московский вокзал. Этот огурец я помню до сих пор!

Но следующего раза не наступило, потому что однажды на съёмочную площадку вкатился кричащий, во всю свою моченьку, крепыш и стал гонять весь съёмочный люд со страшной силой туда-сюда громко и отборнейшим матом. Я наблюдала из своего угла и не могла понять, почему этого горлопана не выгонят к чёртовой матери с площадки. Мне лично, можно было даже попробовать. Я после Владика и хама трамвайного уже ничего не боялась, потому что была за правду! Тем более, что он раскомандовался тут, тоже цаца!

Но Семён Ефимович объяснил мне, дуре провинциальной, что это сценарист и очень известный писатель Юлиан Семёнов.

– Вон, оказывается, в чём дело? – удивилась я. – Писатель. Но совершенно невоспитанный. Разве можно так материться. Нет! Мы все не эталон и не образец для подражания, и у нас тоже на языке всё время висит, но не выскакивает же?

Хотя, честно говоря, кто такой это Юлиан Семёнов я понятия не имела. Тундра!

И вдруг этот шарик, весь какой-то бородатый, брюхатый, противный, и даже плохо выбритый, подкатился в мой угол и тут же взялся орать. Видите ли, ему не понравилось, что я не пялилась мордой в камеру, а заседала в углу над своими чепчиками.

Орал, орал, потом вдруг выхватил мой чепчик и давай трясти перед зрительным рядом всех артистов, статистов и массовкой, как образцом неправильного поведения меня на съёмках! А потом вообще потащил в самый центр зрителей, для большей наглядности, а клубки за ним потянулись. Я смотрела с ужасом на плоды своей работы, на то, как спицы стали вываливаться из моего вязания и всё стало распускаться прямо на глазах!!! Безобразие какое-то. Ну, я и подскочила, как мегера на выходе!

– Эй! Алёёё!!! Тыыы!! Ну и хрен с тобой, что ты (ТЫ) писатель, а я вот на хлеб себе зарабатываю и нечего тут мой труд гробить! Тоже мне, хам!

У него от такого хамства и неожиданности рот разинулся и заклинился. Он на меня вытаращился и замолчал, наверное, от того, что хам на хама наехал! Я свои клубки собрала и пошла в свой угол за пожитками. Я понимала, что моя «артистическая карьера» сейчас закончилась, так и не начавшись. Но это толстое чудо догнал меня в углу и говорит ассистентам:

– Так! Вот её сейчас и будем снимать. В эпизоде.

– Вот это даааа! Это интересно кем это? У вас в сайгонском баре могут быть только проститутки, судя по моему костюму, а я не хочу больше быть проституткой! И вообще я тут за три рубля по блату чепчики вяжу. – нагло глядя прямо ему в глаза соврала я про три рубля.

Тут уж Семён Ефимович бросился меня спасать. Подошёл к горлопану со спины и в ушко чего-то пошептал. Карапуз и отвалил. А меня Семён Ефимович усадил дальше за мой чепчик, потому что гримёрные всё равно были закрыты, и переодеться мне было негде. Вечерняя съёмка.

Закончился съёмочный день, я собиралась домой, грим сняла, умылась, переоделась и по коридору в сторону выхода двинулась. А в конце коридора засел перехват. Сосед мой с Юлианом толкались, «героиню дня» ждали. И поволокли меня в ресторан. Гулеванить.

Нагулеванились мы так, что я с трудом и болью утром глазёнки свои разлепила. Мамочка родная! А я с этим крикуном в одной кровати валяюсь, вся раздетая в голяка!

Я всегда сама себе говорила:

– Нина, не пей ты много, тебя же обязательно твоя задница куда-нибудь заволочёт!

Ан, нет! Вот и заволокла!

И тут начался у нас юмористический роман. У него рост был метр с кепкой. Я его так и звала:

– Мэтр ты мой, с кепкой!

А у меня метр семьдесят два! Он был мне ровно подмышку.

Он стал звать меня своей племянницей. Ему очень понравилось, что у нас фамилии одинаковые. У меня от первого брака осталась фамилия Семёнова, и он Семёнов. Родственнички, блин! Дядя с племянницей!

И пошло у нас сплошное кино. У него, из-за толщины, с потенцией было плоховато, а желаний полная голова. Поэтому он взялся меня вечерами мучить.

Своей воображалкой в черепушке, чтобы не плесневела.

Мы стали с ним в постели играть в кино. Я будто бы великая актриса, а он мой режиссёр. Идут съёмки сексуального фильма, и я сегодня Клеопатра! А завтра я жертва сексуального нападения маньяка. А послезавтра я заморыш из подворотни, подобранный хорошим и богатым дядей, отмытый, одетый и накормленный, и который учит девочку сексу первый раз…

А он у нас – то режиссёр, то партнёр! Во, у человека фантазия работала! Не зря он был писателем! А всё голова! Заставляла низы вступать в сексуальные отношения, а низы у него спать хотели.

Так продолжалось целую неделю. В институт он меня не пускал. А как же, репетируем, блин! А через неделю, как-то поутру, кто-то в дверь постучал, и Юлиан пошёл открывать прямо в трусах. И кто бы, вы думали, к нам пожаловал? Валентин Гафт собственной персоной! Я с головой зарылась под одеяло от стыда. Сразу вспомнила огурец, наши взгляды, несколько поцелуев, которые забирали за низы моего существа ещё там, в ханойском ресторане…

Вот так всё и закончилось, не начавшись! Минутный роман. А жаль. Гафт мне очень нравился. По взрослому.

Иногда Юлиан меня, дурочку из провинции, удивлял. Через неделю нашего общения он вдруг обратил внимание на мои фирменные сапоги. А сапоги у меня действительно были фирменные. Они стоили в своё время аж двадцать рублей, были из какого-то кожзаменителя, на морозе страшно деревенели, а в слякоть совершенно жутко текли, как сито. Юлиан вдруг и обратил внимания на мои мокрые ноги в коричневых разводах от подкладки. А потом взялся рассматривать эти шедевры, которые мои сапоги.

– И ты в этом ходишь? – его возмущению не было предела. Он достал деньги из кошелька и стал совать мне их в руки.

У меня была истерика:

– И как ты можешь предлагать мне деньги! Я не проститутка и мне не надо деньги совать! Я сама себе куплю сапоги! Вот продам свои чепчики и куплю!

Пришлось ему взять меня в охапку и силой потащить в какой-то магазин. Там мне были со скандалом одеты на ноги хорошие и добротные сапоги, настоящие, кожаные, причём в каком-то совершенно закрытом магазине. Свои старые и любимые сапоги я больше и не увидела. Их продавщицы выбросили прямо на помойку. А жалко. Хорошие ещё были сапоги….

Я тогда вообще была одета, как на выставку. Пальтишечко серенькое, украшенное каким-то странным мехом, типа «драная кошка», но на голове махеровый чепчик!!! Мадам Колонтай прямо!

Ну и вышеназванные сапожки…

У него была шутка: «А я сидел на коленях у Сталина», а у меня появилась моя шутка: «А я помню похороны Сталина», и когда мы это озвучивали друзьям, Юлиан добавлял: «генетические залипы в подкорке».

Конечно, где была я, а где он! Я из провинции, а он сын Уполномоченного Госкомитета и зять Кончаловских. А они тогда были совсем околовластные. Начиная от папы с «дядей Степой», и заканчивая Гимном СССР. И ооочень обеспеченные по жизни. Хотя и сам Юлиан был совсем не жмот. Если уж загуливал, то трава не расти… Финансы позволяли. Все-таки за спиной столько книг, главный редактор журнала, экранизации в кино и вообще…

Тогда он был очень дружен с Цвигуном Семеном Кузмичем, министром КГБ и имел доступ в архивы. Единственный, из всех Советских Писателей. Что же он мне рассказывал! Мать честная! И кто такой Ленин, и кто такой Сталин, и почему культ личности был, и кто такие сионисты, и что такое эта наша революция, и что по планам сионистов ждёт нас дальше…! И всё это аж в семьдесят втором-третьем году! А я-то дурочка из провинции, рот разину и слушаю, приходя в ужас от услышанного. Даже рассказывать такое я никому не могла. Во-первых, не поверят, во-вторых, не поймут, если даже и поверят. Поэтому ужасалась я от рассказов индивидуально, и, сохраняя «военную тайну», молчала в смерть!

Хотя как человек и личность Юлиан меня очень возбуждал своими знаниями и рождал внутри меня не просто любопытство! Он как бы подталкивал меня к любому виду творчества. А я была всегда открыта к творчеству. Меня Бог поцеловал куда надо. В руки. Руками я могла делать всё. Шить, вязать спицами, крючком, даже на коклюшках, могла выделывать мех, шить из него, в том числе и шляпки. Поэтому тоже вела себя гордо и независимо, особенно финансово.

И все тогда было интересно и прекрасно, но… НО как же он матерился! Мама родная! У меня уши в трубочку сворачивались! Это что-то такое многоэтажное и накрученное, что за одну фразу я не успевала этажи считать! При этом его не смущало наличие любых людей. Или это тетя какая, или дядя, или ребенок, или очень сильно высокопоставленный чиновник. Ему все было, как бы сказал Юлиан – по х…

Его приезды в Питер были что-то из чего-то вон выходящие. Он мог чем-то прибыть, например, на машине из Москвы, в два часа ночи, и тут же звонить мне с криками:

– Ура! Я приехал! Немедленно хватай машину и ко мне…

Мои доводы про спать, или про завтра в институт, его совершенно не интересовали. Приезжай – и все!!!

В общем, я на нём поскользнулась…, потому что, честно говоря, как человек он был очень интересный. И страшный трудоголик. Я утром спала, а он, полночи со мной Клеопатру репетировал, а с пяти утра чего-то в углу на маленьком туалетном столике весь согнутый и скукуёженный, прямо в трусах и майке уже писал ручкой!!! И это в гостинице.

С Юлианом я кувыркалась с попеременным успехом аж полтора года, пока он не уехал на несколько лет в Америку….

Мы не виделись аж до 87 года. Тьму лет!

Я уже давно жила в Москве и была четвертый раз замужем. Ну, да! Не надо хихикать. Я, лично, считаю, что жить вместе нужно пока есть чувства или дети. У меня был один единственный сын от первого брака, а чувства они охлаждаются по мере их обсерания в процессе обзывания. Меня хватало, почему-то, на пять лет в каждый брак. Потом наступал межбрачный период поисков следующего идиота, потом процесс повторялся….

В тот момент около моего тела приземлило Вячеслава, Славика, по простецки, и в кругу моих друзей через него появились немцы. Настоящие, западные немцы, что тогда категорически не приветствовалось унутренними органами. А я с ними, назло врагам, и дружила, и занималась контрабандой. Вечерами мы посещали рестораны. Развлекались. А как же! Бабки-то были….

Ресторан «Узбекистан» находился на бульварах в самом центре Москвы, рядом с Центральным рынком, и в те годы был очень знаменит и своей кухней, и своим «бомондом». Народ любил там тусоваться. Вот и мы отправились кормить немцев отличным узбекским пловом.

В этом ресторане внутри холла есть несколько ступенек. Именно на верхней ступеньке я и стояла, вся из себя очень красиво одетая. Ждала своих немцев в количестве семь человек, а Славик рядом околачивался. Столик у нас был уже заказан.

Представляете себе? Открывается входная дверь и в холл входит сам Юлиан Семенов собственной персоной со своими приятелями, как потом выяснилось.

Немая сцена. Ни он, ни я, этого ну никак не ожидали и оба раскрыли рты от удивления. Особенно Славик! Вот так тоже бывает!

Вечер для немцев был испорчен, потому что он тут же потащил меня в отдельный кабинет «А поговорить!?».

Славик изошёлся на сопли, а немцы крутили головами, не понимая, почему я бегаю туда-сюда. А как же не бегать? Если честно, это было не очень красиво и удобно, потому что он был уже «под шафе», а я трезвая, как огурец. Пришлось догонять, чтобы воспоминания молодости облагородили наше восприятие. Хочется же согреть душу приятными воспоминаниями, иначе не потянет «поговорить по душам». А если в процессе теплой беседы душу вымыть и прополоскать честными откровениями, потом же её надо обязательно высушить тёплыми отношениями.

Правда, ведь?! А для этого необходимо время! А это хотя бы один вечер углубленных соприкосновений. Я имею в виду душами, а не тем, о чем вы подумали, или не подумали?

В общем, Славик нас ели разлепил с условием, что мы обязательно встретимся где-то тут намедни…. Юлиан сунул мне визитку, и мы распрощались.

Никакого «намедни» так и не получилось, потому что визитка куда-то тихо запропостилась. Я грешу на Славика. А на кого ещё? А может моя дырявая голова куда-то сунула мимо кармана?

Наступил год 1992! Аж!

Я была уже бабой богатой и Президентом фирмы имени меня. ТОО «Нина-Холдинг»!!! Во!

Тогда на меня наехала гордыня и я решила не просто потолкаться за кулисами, а организовать кулисы у себя в офисе. И организовала! Артист повалил ко мне косяком! Одни для контрактов на фестиваль, который мы с Колей Зиновьевым организовали и обозвали «Хрустальный дельфин, или… Осень смеется», вторые для съемок в художественных фильмах «Бульварный роман» и «Империя пиратов». И не просто тебе артисты, а настоящие ЗВЕЗДЫ и кино, и эстрады!!!

К этому моменту в круг моих друзей попали и Юрий Никулин, и Евгений Моргунов, и Георгий Вицин, и Михаил Пуговкин, тогдашние первые величины, звезды по сегодняшнему, и ещё очень много и всяких.

Как я его звала для себя «дядя Женя Моргунов» просто приходил к нам в офис «столоваться», он сам так называл. Эти столования закончились тем, что мы сдружились со всей его семьей. И оба сына и Наталья Николаевна, его жена, оказались втянутыми в круговорот моей жизни. А куда от меня денешься, если я на пути в дружбу, как Титаник на пути к айсбергу…

Фестиваль наш проходил с 1 по 10 сентября. Вся вышеперечисленная семья, кроме Антона, старшенького, отдыхала в Ялте вместе со мной.

Сидим мы как-то с Колей, младшим сыном дяди Жени в ресторане и ужинает себе спокойно и вдруг он мне говорит:

– Я сегодня еду в гости к Юлиану Семенову в Пятихатку.

Я чуть не поперхнулась!

– Ты это что, правда, едешь? Возьми меня с собой!

– В смысле как поклонницу, или как?

– В смысле как любовницу! – говорю я. – Я с ним в молодости почти два года кувыркалась!

– Да вы что? Поехали! Вы меня сейчас прям очень удивили. – сознался Коля. – Я много лет дружу с Юлианом, но он мне ничего про вас не рассказывал.

– Это было так давно! Еще до Америки… – задумчиво проговорила я…

Мы сидели у камина, употребляли запрещенную Юлиану водочку и вспоминали свою молодость со всеми нашими сексуальными примочками. Конечно, срок в двадцать лет, с перерывом в 87 году на пол часа – это много.

Он постарел и поседел, а матом как ругался, как сапожник, так и ругался. Этажи мата не имели никакого отношения к этажам жизни. Единственное, мат стал как-то витиеватие, что ли. Набрал по жизни финтифлюшек, как резная Валентинина мебель и разукрашенные золотом потолки. Теперь это был матерый и мудрый человек, который устал от человеческой глупости и поэтому стал говорить более спокойно, и размерено. Но похудел. Не очень, но похудел…

Обо мне чего говорить? Упитанная тетя 58 размера с круглой мордой в вечной и, как мне кажется, глупой улыбочке. Дурочка была – дурочкой осталась, только почти седая.

Представляете, как себя чувствовал около нас Коля, который относился и к Юлиану, и ко мне с уважением. Хорошо бы, если бы это было уважение к нашим личностям, а не к нашим годам… Надеюсь, что так и было, потому что слушать наши глупости о нашей молодости было не совсем того. Типа прилично… Где-то…

Конечно, если честно, это было смешно. Юлиан и в молодости-то был мне почти под мышку, а теперь я пополнела, если не сказать по-другому, а он ужался и малеха усох. Рядом поставить – полчаса хохота обеспечено! Дяди и племянница!!!

Мы протрепались до трех ночи, и вдруг он вспомнил, что утром улетает в Москву! В результате мы с пьяных глаз собирали его чемодан, засыпая Юлиана ненужными советами, а потом на одной машине ехали вначале в аэропорт, а уже после в Ялту.

Вот уж там уж, в машине, я отвязала свою держалку и в картинках рассказывала Коле наши кувыркания. Хохотали втроем, включая водителя до состояния больных животов…

Я просыпалась сложно после вчера. Разбудил меня стук в дверь. Оказалось, что уже три часа дня! Во как! Я сдавала на пожарника!!!

За дверью стоял Коля со скорбной миной.

– Доброе утро – выдавила я из себя. – Что-то случилось? У тебя лицо отсутствует.

– Юлиан с инфарктом в больнице. – выдал Коля.

Теперь сделала я лицом!!! и вымучила:

– Когда он успел?

– Из самолета вынесли с сердечным приступом. А потом, не приходя в себя, довезли до клиники, лежит почти в коме… Вот так вот…

– Ё! Моё! Это все я виновата. Ему нервничать было нельзя, да и водочку употреблять тоже…

5 сентября 93 года писатель Юлиан Семенов умер. Он так и пролежал все это время в клинике…

В самом центре г. Ялта, прямо у входа в гостиницу «Ореанда» Юлиану Семенову поставили памятник. Ничего такой. Симпатичный. Когда я бываю летом в Ялте, я хожу к Юляше пообщаться. Мы с ним посидим, про жисть поговорим, я ему поплачусь малёха в жилетку, смотришь, легче стало. Как-то тут пришла к нему со своей собачкой чихуашкой Ричи. Сидим, каждый про свое общаемся, вдруг подбегаем ко мне мужик весь в штатском и галстуке. По этой-то жаре! И с рацией! Который явно «Алекс – Юстасу»! И вдруг заявляет, что я тут не могу находиться, потому что какой-то там саммит на самом высоком, правительственном уровне и надо мне того, типа сваливать!

Конечно же, я возмутилась и говорю:

– Молодой человек! Вы не видите, что я здесь общаюсь!

– Это и с кем это вы общаетесь? – возмущенно удивился он и стал крутить головой с перепуганным видом, потому что всех людей он давно от этого саммита отогнал, и общаться мне было явно не с кем.

– Со своим любовником! – гордо сообщила я.

– Каким еще таким любовником? – и опять стал головой вертеть. А вокруг никого. Это же было для них самое главное, всех как можно тщательнее разогнать! А тут! Мало того, что какая-то бабец как-то просочилась, так еще и пиджаки кого-то явно пропустили! И вдруг эта тетка говорит:

– С Юлианом Семеновым. – и так гордо!

– С каким еще Юлианом Семеновым? – совсем удивленно спросил пиджак и опять головой закрутил, а вокруг и, правда, никого!

– А вы что, книги не читаете? – удивленно спросила уже я. – И нашу классику не знаете? Вот с этим! – говорю и показываю на памятник.

Этот тупоголовый вдруг читает на памятнике вслух:

– «Юлиан Семенов». – а потом смотрит на меня, потом на памятник и опять на меня. И я слышу, как у него в голове пробки перегорели, зашкварчали и аж дым пошел.

От такой неожиданности он онемел, обалдел, похлопал ресницами, не понял, что он должен сделать и от этого непонятного на всякий случай свалил…

А я еще чуток посидела на приступочке памятника, мысленно поцеловала Юлиашу, да и пошла…, жить дальше….