Текст книги "Я, мой убийца и Джек-потрошитель"

Глава 4. Подготовка

Живу я одна. Совсем. Так получилось.

Начну-ка историю своей одинокой жизни издалека.

Мои родители поженились. Через пару лет мама забеременела, но отец стал настаивать на аборте. Говорил, что не готов, что слишком молод, что ребенок (смешно сказать) не от него. Словом, пускал в ход с десяток разных отговорок, психологически давил, издевался морально. Не помогло. Тогда дело дошло до физического измывательства. Он изнасиловал маму в день ее двадцатишестилетия, а она ведь была на шестом месяце. Всю праздничную ночь несчастная проревела от унижения, боли и горя, а наутро пошла в ЗАГС и подала заявление на развод, который тоже дался немалой кровью.

Мой папочка – могу произносить это слово только с издевкой – в день бракоразводного процесса, перед дверью зала судебных заседаний, пригрозил: «Учти, тебе со мной домой возвращаться. Если сболтнешь лишнее…» До моего появления на свет оставалось два с половиной месяца.

После потрясений роды были очень тяжелыми. Рассказывали, что мы едва не умерли обе: и я, и мама.

Ну, ничего, выкарабкались. Я с рождения была бойцом. Боролась за жизнь еще до первого вздоха в самом буквальном смысле. Родилась, затянутая в петлю пуповины, захлебнувшаяся околоплодными водами, синяя. Не то что кричать не могла – дышать. Но когда набрала воздуха в легкие, взвыла сиреной. Врачи сразу сказали: «Эта будет жить, несмотря ни на что».

Отец пытался вернуться, когда мне стукнул год. Мама готова была простить мерзавца-родителя, если он по-человечески отнесется к дочке. Вслух о своих намерениях ничего не сказала, стала наблюдать. Он издевался над словами, которые я только училась выговаривать, обзывал птеродактилем – это годовалую-то кроху – и каждый раз доводил до слез. Так что… своими родителями я всегда называла двух человек: маму и бабушку. Да, именно так, потому что родитель – тот, кто воспитал. Мысль неновая, но, как по мне, абсолютно справедливая. А мой биологический отец? Это так, донор спермы, пустой звук для меня. К слову, года через два он снова женился.

А мама? У нее были мужчины. И, не стану кривить душой, почти всех я не выносила: страшно ревновала. Только один мне нравился. Сергеем звали. Даже помню, что он родом из Якутии. А познакомились мы с ним, когда отдыхали в Хосте. Высокий, симпатичный, молодой, веселый – ну как он мог не понравиться? Роман продолжался год с небольшим. Эта (прошу прощения за мой французский) скотина бросила маму беременной. Уж не знаю, к счастью или к худу, но незадолго до их расставания я подхватила корь. Мама заразилась, пила лекарства и… случился выкидыш, что избавило ее от одного из самых непростых решений в жизни женщины. Я узнала о так и не родившемся брате или сестре не в семь лет, а гораздо позже.

В десять я потеряла бабушку, своего ангела-хранителя, а через год в нашем доме появился Юрий, мой – тогда еще будущий – отчим.

Вообще, с девяностых годов Юрий жил в США, а в России бывал время от времени по делам бизнеса.

Этот двухметровый детина с выпирающим животом и окладистой черной бородой меня сильно пугал. Нет, я не боялась, что когда-нибудь он меня ударит. Интуиция подбрасывала куда более страшный вариант развития наших отношений. Мама, похоже, тоже что-то почувствовала, ибо провела со мной разъяснительную беседу на щекотливую тему и велела: «Не дай бог что – сразу ко мне, сразу рассказывать». Наверное, интуиция у меня от нее. Как способность предвидеть передается – генетически ли, энергетически ли, – не знаю. Но о наследовании паранормальных способностей известно давно.

Непоправимого со мной, хвала небесным силам, не случилось. Зато мама нашла в чемодане отчима комплект для садо-мазо: с плеткой, кожаными сапогами и прочими прелюбопытными аксессуарами. Да, мы почуяли неладное, но истолковали неверно. А может, и верно, но после подобной находки мужчина чувствует, как атмосфера в доме меняется не в его пользу, становится неуверенным. Не могу знать, как и с кем отчим «замечательный» набор опробовал, но разговор у матери с Юрием был… Представьте фурию, вышвыривающую здоровенного и не на шутку перепуганного мужика из дома. Представили? Это были моя маленькая (всего полтора метра ростом) боевая мама и отчим, который едва лбом косяки не задевал, когда в двери проходил. Юрий вернулся в США, где с переменным успехом пытался построить бизнес, а мы зажили как прежде.

Но интересы в России у отчима, а точнее, у его бизнеса не иссякали, а значит, в Москву Юрий периодически прилетал. В один из прилетов они с мамой – как бы для меня это прискорбно и удивительно ни было – снова сошлись.

Жили нормально. Хотя мне одно только присутствие отчима в квартире все нервы выматывало. Но я держалась, как могла. Даже о депрессии никто не догадывался.

Не могу с собой ничего поделать: до сих пор вспоминаю один случай. Юрий что-то праздновал. Сделку ли обмывал, именины ли отмечал – все равно забыла, да и не это важно. Пригласил двух друзей. Выпивали, балагурили, общались на разные темы. И стукнула отчиму мысль продемонстрировать, что женщина, которая между столом и кухней суетится, его собственность. Я увидела, как бородатый дядька насильно усаживает маму себе на колени, лезет волосатыми лапищами ей под юбку, а его друзья одобрительно, хотя и с толикой зависти, посмеиваются над семейной сценой. Вой подняла на всю квартиру. Похоже, мой ор отрезвил всех и разом. Мать бегала ко мне в комнату успокаивать, а отчим даже извиняться приходил.

А потом у меня появился брат Славка. Отчим разрывался между Россией и США, мама носилась с малышом, а я была предоставлена самой себе. Тогда и потянулась к эзотерическим знаниям. В моей биографии, страшно признаться, даже составление натальных карт было. Но о них – в другой раз.

Время шло, и вопрос о переезде в Америку вставал все острее и острее. Мама оттягивала неизбежное, как могла: то говорила, что Слава слишком мал, то оправдывала задержку тем, что мне осталась пара лет до выпускного. Отчим с год все это слушал, кивал и в конце концов постановил: меня лучше оставить в России. Здесь еще можно получить образование бесплатно, а не баснословно дорого, как в Америке, да и обучаться на родном языке в разы проще и продуктивнее. Мы с мамой понимали: он нашел уважительную причину, чтобы избавиться от ненужного груза финансовых затрат, от нелюбимой падчерицы.

В США в восемнадцать заканчивают школу и нередко покидают родителей. Я осталась одна в шестнадцать. Практически сирота при живых матери и отце. Поначалу ревела белугой, страдала, металась, а потом свыклась. Мне даже понравилось жить одной, но пришло это не через год и не через два.

Уже пять лет прошло. Мать присылает деньги, сколько может. На еду хватает, на одежду нужно копить, а о ремонте квартиры даже речи не идет.

Самое смешное, недавно отчим стал звонить, рассказывать, как он ждет меня в Америке после окончания университета. Так мягко стелил, что я уши развесила, мечтая увидеть маму и брата. Но бесплатный сыр только в мышеловке. Какая «свежая» мысль, правда? Начали проскальзывать фразы типа: «Лея, соберешься к нам – московскую квартиру надо продавать. Я приеду и улажу все дела с документами». Это-то ладно. Но деньги от продажи он в бизнес вложить хочет. Нашел дуру. Каждый год прогорает, так еще и последнее, что у меня осталось, решил превратить в зеленые бумажки – будь они прокляты! – и на ветер выкинуть. Хрен ему.

Напишу чертов диплом, получу у Судара рекомендации, приличное распределение, начну зарабатывать и сама выкручусь. Сделаю в квартире отличный ремонт, даже нет – евроремонт. И не потому, что он в моде, а потому, что мне импонирует такая обстановка. Только бы с Потрошителем разобраться. Удивительно, как иногда в жизни магов материальное переплетается с мистическим. И первый шаг, который я должна сделать на пути к цели, – подготовиться к путешествию в прошлое.

Предстоит выбрать одежду, в которой разумно отправляться в 1888 год. Конечно, мне негде взять наряды девятнадцатого столетия, но они и не нужны. Подберу варианты из своих тряпок. Главное, чтобы во мне не увидели женщину. Но сие почти недостижимо: рост метр шестьдесят пять, хрупкое сложение, грудь более чем заметна. Нет во мне ничего от мужчины. Впервые пожалела, что бог не одарил ни высоким ростом, ни широкими плечами, ни тяжелой походкой. Я даже за изящного юношу не сойду.

Хорошо, посмотрим на задачу под другим углом. На улице будет темно. Значит, Потрошитель не сможет меня разглядеть. А если сможет, то не сразу. Что может ввести в заблуждение, заставить сомневаться, что я женщина? Брюки и пиджак. В девятнадцатом веке ни одна женщина не оделась бы подобным образом.

Стоя перед большим зеркалом, вмонтированным в дверь вещевого шкафа, я втиснулась в брюки (ну и что, что женские – кто там поймет?). Ремень тоже лишним не будет. Продела его в шлевки брюк и застегнула. Грудь утянула длинным куском эластичной материи, поверх надела водолазку. И последняя деталь верхней одежды – но самая важная – длинный пиджак. Замечательно, что он великоват. Тяжелые подплечники удлинили линию плеч, и без того неширокие бедра зрительно стали еще уже.

Ну вот, в двадцать первом веке во мне легко узнают женщину, но не в девятнадцатом. Аж от сердца отлегло. Не догадывалась, что так нервничала, так волновалась о результате. Однако ничего удивительного: от внешнего вида моя жизнь может зависеть. Станет ли Потрошитель нападать на мужчину – не знаю, на существо неопределенного пола, которое из себя леплю, – тоже не в курсе, а что сделает с женщиной – известно всему миру более ста лет.

Пора выбрать подходящую обувь. Бесшумную, удобную, без каблука. Каблук помог бы увеличить рост, но, если придется удирать, все пропало. Не сразу смогла выбрать между кроссовками и серыми спортивными ботинками. Кроссовки удобнее и теплее. А ботинки подкупают отсутствием шнуровки: в самый ответственный момент не наступлю на случайно развязавшуюся плетеную веревку и не растянусь на мостовой на радость убийце. Решено, выбираю ботинки.

Теперь волосы. Собрала их у шеи, перехватила резинкой, а получившийся хвост заправила за ворот пиджака. Еще раз придирчиво осмотрела себя с ног до головы. Кажется, годится. Рост маловат, но в остальном… если посмотреть издалека – какая из меня женщина? Для достоверности выключила свет. Точно годится.

Порадовалась, что у пиджака широкие карманы. «Линзы» Судара без труда поместятся. Надо брать не всю коробку, а пару штук. И браслет времени сюда же положу, если понадобиться снять с руки. А еще стоит забить на осторожность, наплевать на пространственно-временной континуум и взять электрошокер. Ну почему я так и не научилась отдавать мысленные приказы? Ни один маньяк подойти бы не смог. Фиго́вый из меня маг.

В день переброски во времени так и оденусь. Но и здесь еще немало дел. Надо выбрать жертву Потрошителя и подготовиться теоретически. Книги, отчет о вскрытии, показания свидетелей и другие документы ждут меня. Даю себе срок до вечера пятницы. В конце рабочей недели я должна попасть в Лондон первый раз.

* * *

За эти дни пришлось еще раз побывать в университетской библиотеке. Если я нацелилась на Потрошителя, надо взять все книги, которые ему посвящены. Звучит-то как – «посвящены». Литература обычно посвящена героям, судьбе, памяти, а тут маньяк и зверские убийства. Есть в этом что-то нездоровое, извращенное.

К книгам о Потрошителе добавилась энциклопедия серийных убийц, увесистый том о психологии маньяков, разного рода статистические выкладки. Вполне удовлетворившись набором (успеть бы к пятнице проштудировать), я поехала домой. А там – читала, читала и снова читала. Даже иногда забывала поесть. В Интернет выбралась только к четвергу. Вконтакте письмо от Ланы ждало еще с понедельника. Я быстро напечатала ответ и снова нырнула в свои изыскания. В Сеть вышла не с целью убить время, а по делу: требовалось фото жертвы. Оно нашлось без труда. Полное, одутловатое, с закрытыми глазами лицо Марты Тэбрем, зарабатывавшей на выпивку торговлей телом на улицах Ист-Энда, не вызвало особого ужаса. Ужаса, который испытываешь, видя снимок мертвеца. Черно-белое посмертное фото было сделано не в морге, а в сарае, где и проводили вскрытие несчастной.

Так, с этим покончено. Идем дальше. Я открыла Ворд и достаточно оперативно набрала пять страниц текста, свела воедино связанные с Мартой Тэбрем факты, которые могли помочь в планировании путешествия. Да, немало вышло.

Одно плохо: не все специалисты считали Тэбрем жертвой Потрошителя. Зато дама-детектив, главный специалист по делу Потрошителя, и еще двое исследователей единодушно доказывали в своих трудах, что Марта – первая жертва лондонского маньяка. Мне придется рисковать. Если Марту лишил жизни не серийный убийца, время для Судара собрать не удастся. Может, забить на Тэбрем и выбрать другой объект? Я очень не хотела тратить время и нервы впустую, зря рисковать, однако интуиция подсказывала, что Тэбрем я заинтересовалась не зря. В конце концов, если увижу ее не с Потрошителем и не с другим серийником, мое тело не даст условного сигнала, не отреагирует никак. Ведь именно из-за способности чуять маньяков я попала к Судару. Решено. Если не получу подсказки от самой себя, сразу вернусь в наше время и выберу другую убитую.

* * *

Теоретическое расследование сказалось на мне не лучшим образом. Я перестала спать по ночам. Стоило выключить свет, как воображение безжалостно демонстрировало подробности убийств, показывало сцены, которые здоровый вменяемый человек не пожелает увидеть ни за какие деньги. Порой начинало казаться, будто в темноте кто-то прячется, кто-то наблюдает за мной, и стоит закрыть глаза, чтобы попытаться уснуть, – кинется. Эмоции сродни тем, что испытываешь, посмотрев действительно страшный фильм ужасов. Темнота стала врагом: нервировала, выматывала, не давала покоя. Я с напряжением ждала ночи.

А днем все отлично, все страхи казались – да и были – несусветной чушью. Но стоило солнцу спрятаться за горизонтом, я проходила очередной круг ада.

Пыталась спать с включенным светом, но бра над кроватью слепило, прогоняя дрему. Пришлось перейти на новый режим: засыпать с рассветом, часов в девять утра.

Наступило утро пятницы. Работа с материалами по Марте Тэбрем близилась к концу, слава тебе тетерев – мохнатенькие ножки. Признаюсь, я второй день мысленно кляла Судара. Какая же он… ладно, не буду повторять это слово вслух. Так подставить меня! А причина – в следующем. Тэбрем убили между 2:30 и 2:45 утра, а тревогу подняли лишь в 4:50. Если бы требовалось только похитить оставшиеся ей месяцы и годы, можно было бы спрятаться на время убийства на другом конце улицы, дождаться выхода Потрошителя или другого душегуба из здания – и дорога свободна. Иди и забирай остаток жизни. Никто не тронет, никто не поднимет крик. Не спорю, на мертвеца смотреть безумно страшно. Да и для энергетики вредно впитывать флюиды смерти. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что – по заданию Судара – придется наблюдать за убийством, стоять в трех шагах, когда несчастную женщину будут резать. Ведь я должна видеть ауры маньяка и жертвы до убийства и в момент убийства. Государь ясно дал понять, что тема диплома изменению не подлежит. За что мне все это? Что я такого сделала? Чем небеса прогневила?

Так, хватит паниковать! Может, серийный убийца ни при чем, и я смогу быстро и достаточно безболезненно для себя покинуть место преступления до того, как предначертанное случится. Спать. Срочно. Перед путешествием надо отдохнуть как следует. Нужна свежая голова, спокойствие, уверенность. Спать. Спа… И я провалилась в сон, держа в руке раскрытую книгу о Потрошителе. Вымоталась до предела.

Глава 5. Путешествие первое. Марта Тэбрем

Нервничала ли я? Да меня никогда в жизни так не колотило. Лишь с третьего раза смогла корректно проставить дату и время на врученном Игорем браслете. Пальцы дрожали, я промахивалась мимо нужных цифр.

Удовлетворенно кивнула, когда увидела на сенсорном экране, всплывшем над браслетом:

Отправление.

Место: Россия, Москва, Березовая улица, 13–139.

Дата: 23 января 2015 года.

Время: 22:15.

Прибытие.

Место: Великобритания, Лондон, Джордж-Ярд, близ дома 37.

Дата: 7 августа 1888 года.

Время: 1:45.

Почему я решила появиться почти за час до убийства? Чтобы осмотреться, найти пути к отступлению и выбрать место, где удобней прятаться.

Нажала кнопку ввода – и прямо посреди комнаты открылся портал, длиной и шириной сопоставимый с обычной входной дверью, но овальный, с зелеными всполохами по контуру.

Сенсорный экран еле слышно пиликнул на прощание и убрался в браслет времени. Я сделала несколько глубоких вдохов, как перед погружением под воду, сжала кулаки и шагнула в портал.

Раньше не понимала, почему лондонцы жалуются на туманы. Я обожаю свежую утреннюю дымку, приносимую с реки. Приятный холод, чистота, свежесть с ароматом росы – дивный воздушный коктейль для жителя мегаполиса. Лондонский туман ночи возненавидела сразу. Густой, смрадный. В нем сливались запахи смолы, дыма и нечистот. Глаза слезились, их разъедало. Легкие резко сократились, стремясь исторгнуть попавшую вонь, усугубленную предельной влажностью. Даже ненавистный запах сигаретного дыма не шел ни в какое сравнение с британскими причудами погоды.

Рукой вытерла слезящиеся глаза, проморгалась и начала вглядываться в темноту. Первый порыв – сбежать назад, в Москву, потому что не видно абсолютно ничего. За минуту глаза худо-бедно привыкли к темноте.

Я обреченно вздохнула. Надеяться на свет луны и звезд бесполезно: небо затянуто тучами. Вдалеке, метрах в трехстах, виднелся фонарь. Ну, хоть что-то.

Я поежилась. На этот раз не от страха, а от холода. Не думала, что летняя ночь будет более чем прохладной.

Ноги стояли на чем-то неровном. Присела на корточки – все ясно, здесь булыжная мостовая. Смердящий запах усилился, я перевела взгляд чуть вправо – и отпрянула. Дерьмо! Нет, я не ругаюсь, это оно и есть – дерьмо. Наверняка недавно проезжала повозка. От огромной кучи даже парило еще. Фу, мерзость какая! Не вляпаться бы в «подарочки», разгуливая в непроглядной темноте.

Передо мной – двухэтажное кирпичное здание. Ясно, это и есть дом 37 по Джордж-Ярд, где произойдет? произошло более столетия назад? убийство Марты Тэбрем. Оглядела фасад. Отсутствие света в окнах, напоминающих пустые глазницы, делает дом слепым. Он, как и люди, в нем живущие, будто не хочет видеть трагедии, которая случится в его утробе-подъезде. Люди ничего не услышат и не выбегут на помощь. А если услышат, кому есть дело до чужой беды? С другой стороны, вмешательство может быть равносильно смерти.

Я решила обойти вокруг старого здания. Ступая почти бесшумно, сошла с мостовой на сырую землю. Слева от меня стоял такой же дом – дом-сосед. Строения слишком близко друг от друга. Я развела руки в стороны, ощущая пальцами шероховатость правой стены, но не имея возможности дотянуться до бока соседнего здания самую малость. Похоже, их разделяло чуть больше метра. Неудивительно, район бедный, неблагополучный, глупо ожидать простора, размаха. Глядя под ноги, дошла до куста. Пара веток шуршала листьями по камню, зато большая часть древесных рук отклонялась к дому-соседу. Я присела на корточки и, двигаясь спиной, забралась поглубже в листву. Куст стал бы и отличным убежищем, и идеальным наблюдательным пунктом, будь я уверена, что пара подойдет к подъезду с этой стороны, а не с противоположной, но… Стоп! Шаги на мостовой должны быть хорошо слышны, так что если я никого не увижу, то наверняка услышу.

Столь же осторожно и неторопливо я обошла вокруг всего дома. У его противоположной стены спрятаться негде. Но я уже поняла, что в этом нет необходимости.

Вернулась к кусту, спряталась, притихла и стала ждать. Маялась минут двадцать – озябли руки (я согревала их дыханием), ноги затекли и болели – пока не услышала тихую речь и шаги. Сердце заколотилось. Желудок предательски заурчал, хоть я и не голодна – наверняка нервное. Из своего убежища увидела силуэты мужчины в пальто и женщины, которая ниже спутника на голову.

Дама… нет, это слово с ней совершенно не сочетается. Жительница Лондона одета очень просто, но тепло. Ноги почти полностью скрывает длинная юбка, голову – капор, полное туловище утягивает длинный жакет. Она чуть сгорблена, ступает по мостовой тяжело и немного неуверенно, будто выпила накануне. Спутник, одетый в брюки и темное пальто средней длины, выглядит представительней. Правильная осанка, легкая пружинистая походка, уверенные движения.

Мелькнула слабая надежда, что ночные путники пройдут мимо дома. А пока я продолжала вглядываться в мужчину: шляпа, усы… Господи, нет! Сердце пропустило удар, еще один. Почувствовала, как меня сковывает оцепенение. Этот мужчина… хочет убить. Он убьет!

С появления парочки, казалось, прошло немало времени, но на самом деле – считаные секунды.

Не обращая внимания на смрадность воздуха, я наполнила легкие до отказа раз, другой, третий… Когда человек теряет контроль: сильно нервничает (как я сейчас), злится, готов заплакать – ему говорят: «Дыши!» Считается, что интенсивное дыхание успокаивает, усиливая снабжение мозга кислородом и немного отвлекая. Это так лишь отчасти. При глубоком дыхании усиливается центральный поток энергии: тело получает дополнительную подпитку, человек становится уверенней, сильней, сосредоточенней.

Я воспользовалась нехитрым, известным каждому приемом, чтобы вернуть самообладание. Не время паниковать. Нужно заняться делом. Усилием воли направила поток энергии в глаза – краски стали ярче, различимей, даже цвет одежды путников угадывался. Добавила еще энергии, и еще. Теперь последнее усилие – отлично! Я видела их ауры. Хорошо, что темно. При свете ауру разглядеть сложнее. Каждый маг воспринимает ее по-своему, в зависимости от внутренних особенностей. Кто-то описывает многоцветность ауры, кто-то рассказывает про ее однотонность, кто-то говорит о свечении. Я воспринимаю ауры как дымки тумана, окружающие тела.

Аура женщины слабая: разреженная, негустая, пробитая сглазами в трех местах (для обычного человека это не так много). Однако от мужчины к ней тянется… как бы это назвать?.. что-то вроде энергетической пуповины. А, все ясно. Он подпитывает спутницу. Бессознательно, конечно. Люди нередко проделывают подобный трюк, сами того не зная, когда хотят, чтобы на их предложение согласились, их мнение разделили, к ним прислушались, но по доброй воле, а не по принуждению. Мужчина хочет, чтобы женщина шла с ним добровольно, безропотно и соглашалась на его предложения. У самого аура густая, пушистая, ровная. Ни единой порчи, сглаза, даже следов морока нет, который мы, маги, называем программированием сознания. Мужчина близок к пику силы.

Пока вглядывалась, парочка свернула к подъезду. Противно, резко взвизгнули дверные петли – объекты моего наблюдения вошли в дом.

В районе солнечного сплетения все сжималось, ныло, угрожая разнести страх по телу. Не время. Не время раскисать. Нужно идти за ними. Как? Конечно, так же, как я разыскивала Игоря в аудиториях университета. Пойду не ногами – отправлю эфирное тело. Оно увидит многое, если не все, зато его не заметят ни убийца, ни жертва.

Физическое тело осталось прятаться в листве, а эфирка прошла по земле, выскользнула на мостовую и оказалась у двери.

О нет! При мысли, что в подъезд придется войти, трясет даже в эфирном теле. Постараюсь максимально отвлечься от сцены убийства и сосредоточить внимание на аурах. Шагнула сквозь дверь. Внутри – абсолютная темнота, которая не мешает мне видеть. В аурах парочки изменение только одно: энергетическая «пуповина» прекратила подпитывать женщину и растаяла.

Я переоценила себя. Не могла больше вглядываться в «туман» вокруг тел. Внимание соскальзывало, заставляя неотрывно следить за разворачивающейся сценой.

Марта с клиентом поднялись до площадки первого этажа. Я приблизилась к ступеням и замерла. Проштудировав не один труд о Потрошителе, знала, что проститутки нередко занимались сексом стоя: поднимали подолы юбок, становясь спиной к клиенту, лицом – к стене. Марта поступила именно так, фальшиво напевая, а вернее сказать, бормоча под нос какую-то песенку пьяным голосом.

Клиент шикнул, шепотом потребовав у проститутки вести себя тихо.

– Тебе не нра-а-авится, как я по-о-ою? – спросила она по-английски. Четкости речи мешал хмель.

– Нет, – отрезал мужчина.

Марта оскорбилась: мгновенно искривившийся рот, обиженно блеснувшие глаза. Она фыркнула, но замолчала, продолжив неуклюже возиться с нижней юбкой.

Когда Тэбрем была готова к выполнению грязной, во все века осуждаемой работы, клиент лишь расстегнул верхние пуговицы пальто, запустив руку за пазуху. Марта, сопя и замерзая, нервно топталась на месте, как вдруг ее рука отпустила юбки. Женщина повернула голову и, бесцеремонно шаря рукой между ног клиента, мстительно спросила:

– А где твое оружие, милый?

Фразы хватило, чтобы убийца выхватил из-за пазухи кинжал и нанес жертве первый удар – удар в горло. Она попыталась закричать, когда горячая кровь хлынула фонтаном, окрашивая предсмертной краской стену подъезда. Я морально готовилась наблюдать за жестокостью убийцы, но не смотреть на погибающего человека. На лице Марты была смесь удивления, обиды и укора. Глаза женщины будто вопрошали: «За что?!» Она безвольно опустила руки, словно в замедленной киносъемке начала поворачиваться к убийце всем телом, стараясь закричать, позвать на помощь. Ее губы беззвучно шептали: «Help, help, hel…»

Теперь аура убийцы не просто густая – она светящаяся. Поток энергии, пронизывающий тело и уходящий в небо (маги называют его восходящим потоком, обычно он едва видим), расширился и приобрел четкость и яркость. Я сразу поняла суть феномена. Убийца в состоянии аффекта: взбешен до потери контроля, осторожности. Бешенство мужчины поддерживается и усиливается именно мощнейшим восходящим потоком, который несет грубую, земную энергию, усиливает любую эмоцию до крайности.

Выходка Марты, насмешливые слова о мужской силе ударили так, что убийца забыл обо всем. Он собирался разделаться с женщиной, но иначе. Я могла только догадываться, какую участь убийца уготовил ей изначально, однако небрежно, но мстительно оброненная фраза в корне изменила намерения.

Жертва, полностью развернувшись к убийце, получила в грудь еще шесть ударов кинжалом. Счастье, что мне не удавалось услышать, как лезвие рвет одежду, кожу, ткани, царапает кости. Тэбрем уже мертва? Или все еще чувствует каждый новый удар? Мертва. Тело медленно оседало по стене, пока не повалилось на грязный пол в лужу собственной крови. Убийца продолжал яростно наносить удары, склоняясь над телом. Теперь он с силой вонзал острие в живот, уродуя внутренности, спускаясь от кишечника к матке и гениталиям. Не замечал даже, что кровь обагрила его руки, пиджак и пальто.

Аура Марты истончилась до предела, остатки туманной оболочки по широкому энергетическому каналу уходили к маньяку. Он забрал не только жизнь, он вытягивал энергию во сто крат мощнее любого энергетического вампира. Мне казалось, монстр выпьет досуха, перекачает всю ауру жертвы, но связь прервалась, кода убийца нанес Тэбрем в пах последний, тридцать девятый удар. Несколько секунд он стоял удовлетворенный, досыта напившийся чужой энергии, ужаса, боли, с улыбкой, с удовольствием созерцая дело рук своих.

Потом как ни в чем не бывало вытер нож об одежду жертвы, отвернул лицо убитой к стене и спрятал кинжал в прежнем месте, за отворотом пальто. Достал из кармана большой носовой платок, которым тщательно вытер ладони, прошелся тканью по каждому пальцу, брезгливо кривясь. Застегнулся на все пуговицы и, гордо выпрямив спину и вскинув голову, неторопливым шагом спустился по лестнице, едва не пройдя сквозь мое эфирное тело. Я вовремя отскочила с пути. Разумом понимала: в подобном движении нет необходимости. Но эмоциями… Вы бы хотели внезапно ощутить всю гамму переживаний маньяка? И я не хочу.

Монстр покинул темный подъезд и отправился в сторону, противоположную той, откуда привел Марту. Обернулся всего раз. Убедившись, что за ним не следят, пошел по улице неторопливо, размеренно, даже спокойно. Казалось, вот-вот достанет сигару и неспешно затянется, смакуя запах и вкус, наслаждаясь моментом.

Мне хотелось его убить, уничтожить, превратить в пепел, который развеется по ветру! Чтобы мир избавился от этой мрази!

Зачем себя обманываю? Мною движет не только и не столько праведный гнев, сколько желание стереть из памяти лондонскую ночь, трагедию жертвы, уродство убийства. Превратив виновника кошмара в ничто, я бы смогла вырвать из памяти произошедшее, забыть. Наверное. А может, и не смогла бы…

Убедившись, что убийца ушел и возвращаться не собирается, моя эфирка прибыла к кусту у дома и слилась с телом.

Теперь остатки отрешенности и спокойствия, до сих пор хоть как-то защищавшие сознание, покинули меня. Произошедшее соприкоснулось с нервами только сейчас. Хотелось кричать, визжать, упасть на холодную мокрую землю и, впившись в нее пальцами, рыдать и выть. Истерика от пережитого? Не могу позволить себе подобной роскоши. Не могу, не могу. Не могу!

Выбравшись из укрытия, я встала, выпрямилась и, опираясь о кирпичную стену руками, медленно побрела к подъезду. Колени дрожали, ноги отказывались слушаться. Но я дошла. Дошла и встала у двери. Взялась за холодную металлическую ручку и содрогнулась: несколько минут назад ее точно так же касался маньяк. Меня замутило, рот переполнился густой слюной, готовясь облегчить остаткам пищи движение вверх по пищеводу.

Через несколько секунд я вдохнула, сглатывая слюну. Обошлось на этот раз. Похлопала по карману пиджака: часы-линзы для времени на месте. Как говорил Судар, у меня есть полчаса, чтобы поднести их к трупу. Выбирать стоит район головы или сердца. Чтоб он сдох! Чтоб он сдох, этот Судар! Ненавижу!

Я зашла в подъезд еще раз. Первое ощущение – удушливая вонь, куда более нестерпимая, чем на улице. Устойчивый запах мочи и прокисшего пота смешивался с запахом гнили и чем-то, что обоняние не успело распознать, потому как… глаза привыкли к темноте. В пролете первого этажа – забрызганная кровью стена и… тело.

Знала, что должна сделать шаг, другой, подойти к лестнице, подняться на пролет, но не могла пошевелиться. Ужас сковал. С каждой минутой в Уайтчепеле[3]3
  Уайтчепел (англ. Whitechapel) – один из районов Лондона.


[Закрыть] он овладевал мной сильнее и сильнее, захватывая разум, парализуя тело, но сейчас… Сейчас ледяные руки и ноги, синие губы, стучащие от страха зубы, взмокшая холодная кожа, нарастающая паника, рвущая грудь, кажутся лишь несущественными неудобствами. Не возьмусь описать душевные муки и запредельный страх от пережитого. Мне просто не хватит слов: эпитетов, аналогий. Хотя одно сравнение напрашивается само собой. Лишь одному человеку в ночь с 6 на 7 августа 1888 года было страшнее, чем мне. И человек этот – Марта Тэбрем.