Текст книги "Падеспань"

В другой раз я, Шосс и Чечен, проезжая (конечно, без билетов) по 7 линии, видели, как на перроне станции Гарсия Ноблехас двое сегуров со всего плеча утюжили дубинами какую-то персону, держа её при этом за шиворот. Цвет сегуров, кстати, был зелёный.

Ну, персону-то утюжили наверняка не за безбилетный проезд!

Нетипичные истории про сегуров. Однажды я пролез под рогами на станции Кальяо (3 и 5 линии). Едва распрямившись после пролезания, я увидел стоящих передо мной сегуров. Сегуры сразу спросили документы, потому что факт жукования они видели – человек с билетом под рог, вероятно, не полезет. С недоумением повертев в руках мою давно просроченную столовскую картилью, они спросили, куда я еду.

– В альберг, – сказал я и, с ужасом представив, как они сейчас вызовут «Полисию Насьональ», стал нести какую-то совершенную ахинею. Реакция сегуров была странной… Они вернули мне картилью.

– Можно идти? – с радостью спросил я, быстренько поворачиваясь к выходу на улицу.

Сегур указал рукой на переход к поездам:

– Да нет… Езжай в свой альберг!

Оказывается, и так бывает. Цвет сегуров, кстати, был чёрный!

Два русских разгильдяя, Хохол и Чечен, как-то лезли на ту же самую станцию Кальяо. Чечен, которому закон был вообще не писан, громко орал – он рассказывал какую-то историю. Два чёрных сегура, облокотившись о турникеты, с интересом прислушивались к звукам неведомой речи, наверное, пытаясь понять, на каком языке говорят. Увидев сегуров, Хохол потянул Чечена за рукав назад к выходу.

– Что? – прекратив орать историю, спросил Чечен. Тут он увидел сегуров:

– А, эти! – он взгромоздился на рога и с грохотом перелез через них. – Ну так вот… на чём я остановился? Так вот, я ему и говорю…

Хохол, слушая продолжение истории, автоматически пролез под рогом и пошёл за Чеченом дальше, к поездам, а опешившие сегуры только молча проводили их взорами…

Контролёры. Это уже гораздо хуже. Контролёров всегда несколько, и их всегда сопровождают сегуры. Несколько раз контролёры меня ловили.

Коварство контролёров состоит в том, что зачастую они прячутся где-нибудь за углом. Захожу как-то на «бесплатный» вход станции Гарсия Ноблехас. Понюхал воздух – тихо, пыльно, никого нет, впустую молотят вверх и вниз эскалаторы. Пролез, спустился, свернул за угол – пожалуйста: два контролёра и два чёрных сегура. Потребовали документы (я предъявил ту же пресловутую картилью) и спросили адрес. Адреса у меня не было, и в подобных случаях я всегда называл адрес альберга. Так я поступил и в тот раз. Мне выписали штрафную квитанцию. На ней были указаны сумма штрафа (в 1996 году – 2.600 песет), адрес, куда надо штраф уплатить, и срок оплаты – три дня.

Выписав квитанцию, мне вежливо (весь разговор происходил в очень вежливых тонах) объяснили, что с этой квитанцией я могу законно ехать на метро вплоть до того момента, когда я из метро выйду; то есть, она заменяет разовый билет. Я вежливо попрощался – они ответили тем же – и отправился туда, куда и собирался.

Таких квитанций за два года мне выписали всего четыре штуки. Что ж, надо признать, что ездил на метро я весьма аккуратно и осмотрительно – а точней, мне везло!

– Ну, и чего тут ужасного? – спросит читатель. – Ну, выписали, ну, вежливо… так ведь если постоянного места жительства нет, то можно не платить – где тебя будут искать?

Разумеется. В самой штрафной квитанции ничего страшного нет. Работник альберга Рафа как-то показывал мне пришедшее по почте в альберг на моё имя требование метрополитена оплатить штраф.

– Рости, ну как так, ты прыгал в метро? – укоризненно, но при этом улыбаясь, сказал Рафа. Ему-то что: ни альберг, ни «Красный Крест», ни он сам оплачивать мой штраф, равно как и штрафы всех прочих обитателей альберга – там у Рафы этих квитанций была толстенная пачка – не будут.

– Понимаешь, Рафа… – начал бормотать я. Рафа только рукой махнул.

Да, в самой-то квитанции ничего страшного нет. Дело в том, что если документы не в порядке, то контролёры с сегурами могут вызвать в метро полицию.

Полиция в метро. Этот страх Господень случается крайне редко. К примеру, перед выборами премьер-министра, которые состоялись 3 марта 1996 года2020
  После социалиста Фелипе Гонсалеса премьером тогда стал Хосе Мария Аснар, лидер консервативной Народной партии.


[Закрыть], город был наводнён полицией. Помню, иду по переходу на станции Куатро Каминос, а навстречу мне – трое в синей форме. Это тебе не какие-то там сегуры – «Полисия Насьональ»! Двое с автоматами, третий держит одной рукой на весу винтовку; пальцы на спусковых крючках; тут и дубины, и наручники; сами в круглых тёмных очках, с усиками, рукава закатаны выше локтей, сапоги блестящие, руки волосатые… поседеть можно от ужаса. Прошли мимо… Видел я их и на других крупных станциях, таких, как Авенида де Америка.

Раз было так, что я, Шосс и Михалыч вошли в метро, на Кальяо, по билетам – случай уникальный, а навстречу – волосатые руки «Полисии Насьональ». На Михалыча полицейские внимания не обратили, а на нас с Шоссом – сразу, и потребовали документы, которые, конечно, в порядке давно уже не были (ну как, по вашему, можно ли назвать затрёпанную давно просроченную столовскую картилью документом, удостоверяющим личность и дающим право жить в Испании?).

– Ну вот, ехали-ехали, наконец, приехали, – мрачно сказал я Шоссу. Мы тянем полицейским билеты, они и не смотрят, им вот так сразу документы подавай.

Ну и что? Обошлось, вернули «документы» и отпустили.

А могли и не отпустить, как видно из следующего случая.

Как настал конец Стиву. Тушкан, пан Анджей и пан Стив – с последним вы уже знакомы – шли к метро, чтобы ехать в столовую на Метрополитано.

Гарсия Ноблехас была нашей станцией – чаще всего мы ездили в центр именно оттуда. Она имела два входа: «бесплатный» и «платный». Разумеется, мы всегда ездили с «бесплатного». Туда и отправились пан Анджей и пан Стив. Тушкан же словно чуял недоброе и прыгнул на «платный» вход, чего раньше никогда не делал. Прыжок прошёл нормально.

Спустившись, он увидел в противоположном конце перрона толпу контролёров и сегуров, окруживших пойманных ими пана Анджея и пана Стива. Контролёры караулили «зайцев» именно на «бесплатном» входе, а на «платном» – нет. Они вызвали «Полисию Насьональ» и сдали поляков ей. Тушкан во время всех этих драматических событий уехал незамеченным.

Полиция отпустила бывшего вообще без всяких документов пана Анджея – такие парадоксы случаются, – и он встретился с Тушканом затем в столовой.

Что же касается пана Стива, у которого был паспорт, то с тех пор мы его больше не видели. Его депортировали в Польшу.

Метрофобия. Боязнь метро выработалась у нас с Шоссом к концу 1995 года после многочисленных к тому времени встреч с полицией и отсидки в тюрьме Мораталас. Что до Тушкана, то он к метрофобии оказался невосприимчив.

Мы боялись ездить на метро из-за навязчивого страха, что нас поймают контролёры и сдадут полиции. Ежедневно мы тратили час на пеший путь с Усеры, где мы тогда жили, до Ивисы, где продавали газеты. После окончания торговли мы опять в течение часа «выбрасывали стройные ноги» в обратном направлении.

Впрочем, со временем метрофобия прошла… Расстояния большие, обуви не напасёшься, сил – тоже, и мы вновь начали так же резво, как и раньше, прыгать через рога и пролезать под оными как на «бесплатных», так и на «платных» входах.

И вполне оправданно: хотя наша с Шоссом испанская эпопея закончилась, конечно, депортацией, однако полиция поймала нас не в метро.

Пешком и на метро. Однажды после продажи газет мы, как всегда, выпили вина, после коего мероприятия Тушкан поехал домой на автобусе, а мы с Шоссом, «выбрасывая стройные ноги», отправились туда же пешком.

Обогнув парк Ретиро, мы вышли к «бесплатному» входу станции Аточа (линия 1), что возле Министерства сельского хозяйства.

Шосс, которого к тому времени слегка разморило, стал агитировать меня в виде исключения проехать до дому на метро, тем более, что вход «бесплатный».

Моя метрофобия была непобедима, и Шосс поехал один, а я пошёл пешком.

Каково же было моё удивление, когда, достигнув пешим ходом Усеры, я заметил в полусотне метров впереди себя только что вышедшего из метро Шосса!

То есть, мы проделали путь за одно и то же время, хотя я шёл пешком (пусть и быстрым шагом), а Шосс ехал на метро: он, как надо, доехал от Аточи по 1 линии до Пасифико, а там перешёл на сиркуляр и прибыл на Усеру, причём в метро не засыпал!

Случай, конечно, интересный, но ничего удивительного в нём нет.

Об удобстве мадридского метро. В испанской детской энциклопедии я читал как-то про разные метро. Московское, в частности, там было названо самым красивым, нью-йоркское – самым быстрым, а мадридское и барселонское – самыми удобными.

Никаких мозаик и скульптур на станциях и в переходах мадридского метро нет; станции вообще в основном довольно неказистые и унылые. Красивее выглядят новые станции, например, Монклоа, но не на 4 линии, а на сиркуляре.

Не будем говорить о красоте московского метро, а в удобстве мадридского я сильно сомневаюсь.

Я, конечно, привык к нему за два года. Оказавшись потом снова в Москве, я не мог надивиться длиннейшим московским эскалаторам и огромным расстояниям между станциями.

В Мадриде вместо одного эскалатора делают несколько, между ними – площадки. Эскалатор, таким образом, разделён на несколько участков; это хорошо, наверно, только тем, что в случае поломки не надо останавливать весь эскалатор. Между эскалаторами на всех станциях – лестницы.

Станции в мадридском метро расположены иногда так близко одна к другой, что с перрона одной видно соседнюю. Впрочем, на сиркуляре и ещё кое-где перегоны длинные.

Сами станции спланированы просто потрясающе. Мало того, что, когда спускаешься к поездам, преодолеваешь несколько эскалаторов (на станции Куатро Каминос их пять). Повсюду длинные переходы. К примеру, чтобы со станции Нуэвос Министериос 8 линии перейти на станцию Нуэвос Министериос сиркуляра, надо затратить минут 20. А каков переход с Новисиадо на Пласа де Эспанья! Это что-то инфернальное: эскалаторы, коридоры, лестницы, ведущие то вверх, то вниз, потом снова оказываешься на перроне, причём ещё не на том, который тебе нужен, и снова в переход – при этом идёшь правильно, согласно указателям! Переход между станциями Эмбахадорес (3 линия) и Акáсиас (5 линия) – это просто подземный проспект, уходящий в бесконечность.

А потом ещё ждать поезда.

В питерском или московском метро интервал движения поездов редко превышает пять минут, обычно поезда идут минуты через полторы – две.

В мадридском метро ждать поезда 10 – 15 минут – явление совершенно нормальное, а если всего 7 – 8 – это можно считать везением. Как-то на станции Авенида де Америка я ждал поезда 24 минуты.

Справедливости ради надо заметить, что линия 3 более «быстрая»: поезда по ней идут чаще, чем по остальным линиям. Ну, а самые в этом смысле «глухие» линии – 7 и 8.

Если в Мадриде едешь на метро с пересадками, то гораздо больше времени уходит на пеший путь по подземным лабиринтам, нежели на езду. Кое-где, правда, в длинных коридорах есть движущиеся дорожки, как, например, на станциях Пуэбло Нуэво или Нуньес де Бальбоа. Но чаще всего эти дорожки ремонтируют, и они не движутся. Очень часто ремонтируют и эскалаторы, ведущие вниз – идёшь по лестнице.

Пока едешь на метро, отобьёшь все ноги.

Новое во взаимоотношениях «зайцев» и персонала метро. Станцией Ивиса (9 линия) мы пользовались очень часто, и чаще всего лезли туда без билетов. Персонал станции Ивиса, похоже, привык к нашим прыжкам и жукованиям и с ними смирился. Поэтому нам нравился персонал станции Ивиса. Особенно тёплые чувства у нас вызывала одна дежурная сеньора. На наши ежедневные ужимки у турникета она взирала из-за стекла своей будки совершенно безучастно и сегуров никогда не вызывала.

Один раз мы с Шоссом, имея деньги и будучи одержимы метрофобией, подошли к её будке и, положив на пластмассовую тарелочку в окошке 250 песет, попросили два разовых билета. (Билет тогда стоил 125 песет).

Сеньора посмотрела на нас удивлённо.

– А денег не надо, – грустно сказала она и, не взяв наши монетки, дала два билета.

Мы были удивлены не меньше, чем добрая сеньора. Возможно, она знала, что мы продаём благотворительные газетки для бедных у церкви неподалёку от метро Ивиса.

Это, впрочем, не помешало нам и впредь на станции Ивиса так же резво прыгать через рога и жуковать под ними.

Ну, а на станции Суансес – там добрых сеньор не было. Это хотя и не 7 линия, а 5, но всё-таки под боком великий и могучий район Сан Блас! Там нам и стучали изнутри в стекло кабины, и выбегали с ругательствами, когда мы, с грохотом прорвавшись через рога, улепётывали вниз по эскалатору, и пытались вызывать сегуров (которые на этой почти всегда безлюдной станции крайне редкие гости), а один раз работник метро даже погнался за нами! (Мы успели сесть в поезд и, отъезжая, наблюдали, как он молча грозит нам кулаком с перрона).

Одно время мы даже, заботясь о нервах персонала станции Суансес, решили дать этой станции отдых и ходили на «бесплатный» вход станции Сьюдад Линеаль – это лишних десять минут ходьбы.

Как-то раз Шосс дал мне бумажку в 5.000 песет, и я отправился за выпивкой. Была полночь, и я решил ехать на станцию Эль Кáрмен (5 линия) в магазин «24 часа». Это четыре остановки от Суансес.

Спустившись в метро Суансес, я увидел там двух сегуров. Цвет их был зелёный. Я подошёл к кассовой будке и, протянув кассиру бумажку в 5.000 песет, попросил дать мне один разовый билет.

– Какой билет! – недовольно ответил кассир. – Я уже сосчитал все деньги.

И он указал на завязанные полиэтиленовые мешки со 100-песетными монетами, которые лежали в глубине будки. Прошу обратить внимание, что деньги он сосчитал и завязал в мешки за час до закрытия метро.

– А как же мне ехать? – спросил я.

– Что, не знаешь, как! – усмехнулся он и махнул рукой в сторону турникетов, у которых стояли сегуры. – Так и ехать. Будто ни разу не ездил без билета? Ещё скажи, что не знаешь, как это делается!

Убрав деньги, я подошёл к турникету и посмотрел на сегуров. Те глядели на меня без всякого интереса: они видели, что я хотел купить билет, но мне не продали. Я с грохотом пролез под рогом и поехал, куда собирался.

* * *

Всё-таки интересно, какой ущерб я нанёс метро своими безбилетными поездками за два года? Прости меня, мадридское метро! ¡Perdóname, Metro de Madrid! И, читатель, не внемли тем дурным указаниям, которые давались в этой главе; опыт – он разный бывает.

В качестве дополнения: автобусы. Из общественного транспорта, кроме такси и метро, в Мадриде есть ещё автобусы. Они весьма комфортабельны. Билеты стоят, как в метро. А что касается того, чтобы проехать на автобусе без билета – думать об этом не приходится. Вход в автобус – через переднюю дверь: войдя, оказываешься лицом к лицу с водителем и его машинкой для продажи билетов, вот тебе и весь сказ.

Глава 5. Альберг «Эль Парке» – II: обитатели

Вернёмся в альберг «Эль Парке». Как он выглядит, и что там за порядки, читателю уже известно из главы 3. Теперь следует вкратце рассказать о его обитателях.

Большую часть обитателей альберга составляли негры и арабы, меньшую – европейцы и латиноамериканцы; неарабские страны Азии были представлены единицами.

Негры. В 1995 году негры в Мадриде встречались редко. Увидеть их можно было в метро, где они торговали, как правило, сигаретами.

В альберге негры составляли не менее трети от числа его обитателей.

Как известно, сами негры неграми себя не называют, и это наименование для них является обидным. Негры именуют себя «африканцы» или «чёрные люди». Я прошу их простить меня за то, что на страницах этой книги я называю их неграми – сугубо в силу литературной традиции.

Вообще, негры очень чувствительны в смысле расизма. Расизм им чудится везде, даже там, где его и в помине нет. За любое неосторожное слово или поступок по отношению к неграм они сразу назовут тебя расистом и разобидятся очень надолго.

У нас с Шоссом было несколько хороших знакомых-негров, в том числе «мой» негр Майкл, который сам по себе пользовался среди негров авторитетом. Практически все альберговские негры относились ко мне и Шоссу хорошо.

Прибывшие позже нас в альберг новички-негры поначалу настороженно смотрели, как я или Шосс беседуем с Майклом. «Что ему, белому, от него надо?» – наверно, думали они. И мне, честно говоря, было приятно, когда Майкл представлял меня новым неграм: «Это мой друг. Хороший парень. Русский. Говорит по-английски. Не расист». Настороженность сразу исчезала, и негры почтительно жали мне руку.

Языки негров. Негры, как известно, бывают в основном англо-, франко– и португалоязычные. Между собой негры в альберге общались в основном по-английски. По поводу языка, на котором они говорили, Шосс сказал: «И это – язык Шекспира и Леннона?..». Английский язык африканских негров, как известно, сильно отличается от языка англичан и американцев: грамматика там сильно упрощена, произношение тоже очень своеобразное. Нас негры, конечно, понимали, хотя мы, в свою очередь, говорили на корявом английском российского розлива.

В альберге, наряду с негритянским английским, мы также постоянно слышали какое-то «мумбо-юмбо». Что это за язык, или диалект, или смесь диалектов, или это некий межплеменной язык-посредник – одному Богу известно. Ничего похожего на какие-то европейские языки там не было.

Испанский язык как средство межнационального общения. По-испански негры чаще всего не разумели вообще или разумели плохо. Многие из них поэтому посещали курсы испанского языка и иногда любили попрактиковаться в нём в разговоре между собой. Однажды Шосс слышал, как два негра разговаривали по-испански. В переводе на русский это звучало так:

– Как дела? Хорошо?

– Хорошо.

– Очень хорошо?

– Очень хорошо.

– Гм. – Собеседник, судя по всему, просто икнул. Расценив это как вопрос, второй негр одобрительно заключил:

– Хорошо.

Разговор, который слышал я, свидетельствовал уже о более высоком уровне знания испанского. Негр из государства Эритрея знал английский, но его франкоязычный собеседник из Сенегала английского не знал, и негры беседовали по-испански:

– Тебе нравится этот альберг?

– Нет, мне не нравится.

– Да, мне тоже не нравится. А ты был в Сарагосе?

– Да, да… Что такое Сарагоса?

– Сарагоса – это город в Испании.

– Да, да, я там был.

– В Сарагосе хороший альберг.

– Да, да. Альберг в Сарагосе хороший.

– Шеф альберга в Сарагосе толстый. Он хороший человек.

– Да, да. Он очень хороший человек. Он белый?

– Да, он белый. Он попал в аварию.

– Да, да… Что такое авария? Я не знаю этого слова.

– Авария… э-э… Это когда машины – бам-бам.

– Ах! – Франкоязычный негр закрыл лицо руками.

– Он был в госпитале.

– Он жив?

– Да.

– Ох! – Франкоязычный негр воздел руки к небесам: он был рад, что тот человек остался жив.

– Я сейчас пойду смотреть телевизор и пить какао.

– Да, я тоже.

– Ты любишь какао?

– Да, я люблю какао. – И так далее.

Майкл Вест и другие. «Мой» негр пользовался среди других негров авторитетом. Когда в спальню набивалась куча африканцев, и они, приплясывая и размахивая руками, начинали вопить уж чересчур громко, одного-двух слов Майкла обычно хватало, чтобы они замолкли, а те, что посторонние, убрались в свои спальни.

Большинство негров, в том числе и Майкл, торговали в метро сигаретами.

Метро открывается в шесть утра, и сигаретные торговцы вставали в альберге раньше всех. Первым делом все они, с грохотом порывшись в своих вещах и достав шампуни, шли в душ. Негры крайне чистоплотны.

Затем они возвращались в спальню и начинали с грохотом перебирать кремы, дезодоранты и одеколоны и с благоговением переговариваться между собой: «Гуд бас, гуд бас» — то есть, хороший душ, помылись, дескать, хорошо. (По утрам в душах иногда бывала горячая вода).

Майкл обычно вставал позже, молча взирая со своего второго яруса на утреннюю возню. Наконец и он с грохотом слезал на пол и шёл умываться. Однажды, в то время, когда Майкл хмуро умывался в туалете над раковиной, какой-то негр, выйдя из душа, начал, по обыкновению, приплясывать и восклицать:

– Гуд бас! Гуд бас!

Поплясав, негр ополоснул под краном физиономию, постоял молча, подумал, и вновь, громко воскликнув:

– Гуд бас!! – стал плясать.

Майкл распрямился и хмуро посмотрел на него.

– Эй, ты, – сказал он, – какого чёрта ты сначала орёшь «Гуд бас», а потом моешь свою тупую рожу?

Негр опешил и плясать перестал. Те, кто понимали по-английски, рассмеялись.

Любитель «Роллинг Стоунз». Однажды негр из новеньких лежал на своей койке и слушал плеер. В это время в спальню заявился Майкл.

– Эй, что ты слушаешь? – спросил он и, не дожидаясь ответа, снял с головы негра наушники.

– А-а, – презрительно сказал Майкл, возвращая наушники негру, – какого чёрта ты слушаешь «Роллинг Стоунз»? Это же музыка белых.

– Мне нравится, – грустно сказал молодой негр.

– Надо слушать… – Майкл назидательно назвал какое-то имя, – а эту музыку пусть белые слушают.

– Майкл, – обратился к нему я, – продай мне пачку «Кэмела».

Я дал Майклу 200 песет. С грохотом порывшись в своих сумках, Майкл нашёл только блоки «Мальборо» и «Уинстона». Он снова подошёл к любителю «Роллинг Стоунз» и выключил его плеер.

– Эй, ты, – сказал Майкл, – у тебя есть «Кэмел»?

– Нет, – отвечал негр.

– Не ври, – Майкл бесцеремонно полез сам в его сумку и достал блок «Кэмела».

– Это не мои, – сказал негр. Майкл молча разорвал обёртку блока, дал мне пачку «Кэмела», блок бросил обратно в сумку негра, а 200 песет сунул себе в карман.

Майкл торгует майками. Зайдя как-то в спальню, я увидел, что Майкл сидит на моей койке и раскладывает на ней майки, предназначенные для продажи, – он торговал ими наряду с сигаретами.

– Я тебе не мешаю? – буркнул он.

– Нет, – сказал я, так как спать пока не собирался.

Какой-то негр из «молодых» стоял рядом и почтительно разглядывал майки.

– Покупай, – сказал ему Майкл.

Между неграми завязался разговор о цене маек и о том, что на них нарисовано. Оглянувшись по сторонам, «молодой» негр вдруг наклонился к Майклу и спросил:

– А почему ты сам носишь майку чёрного цвета? Ты… расист?

Майкл что-то буркнул себе под нос.

– А я думал, что ты расист, – сказал негр. Майку он купил позже.

Патрик. Наш знакомый негр с Пасео дель Рей поселился в «Эль Парке» раньше нас; жил он в спальне Шосса.

Патрик, как и Майкл, тоже говорил только по-английски. Сигаретами он торговал возле подземного перехода у вокзала Аточа. После посещения столовой мы иногда его там встречали и разговаривали с ним, и как-то раз он подарил нам пачку сигарет. Патрик сказал, что вообще относится с уважением к русским. Один русский в его родной Либерии, узнав, что Патрик хочет ехать в Европу, дал ему денег на дорогу.

Сигаретный «бизнес» его не устраивал. Все негры торгуют незаконно, контрабандными сигаретами, в связи с чем имеют постоянные проблемы с полицией. Однажды полицейский патруль отобрал у Патрика несколько блоков сигарет. С тех пор Патрик, торгуя, непрестанно озирался по сторонам и, завидев что-то хотя бы отдалённо напоминающее полицию, исчезал.

Как-то раз мы с Шоссом наблюдали, как к вокзалу с сиреной подъехали пожарные. Неясно, что там случилось; ни дыма, ни огня не было видно; вокзал функционировал, как обычно. Патрик же, поскольку был близорук и, хотя носил очки, видел очень плохо, принял синюю форму пожарных за форму полицейских и в ужасе убежал – точнее, просто растворился в воздухе.

Айзек. Однажды, ещё на закате славной эпохи Пасео дель Рей, мы с Шоссом ехали на метро. Внезапно Шосс, увидев кого-то в окно, завертелся и замахал руками. Я удивился: откуда у Шосса могут быть знакомые в Мадриде? Выглянув в окно, я увидел на удалявшемся перроне двух негров, один из которых, улыбаясь, махал рукой нам вслед.

– Это же Айзек! – воскликнул Шосс. – И он тут, в Мадриде?! С ним я сидел в камере парижского комиссариата.

Я уже упоминал, что Мадрид для Шосса, в отличие от меня, был не первой заграницей. В 1994 году Шосс был во Франции; в Париже его поймала полиция и депортировала в Россию.

Позже мы встретили Айзека в альберге «Эль Парке».

Айзек очень обрадовался, встретив Шосса, и предложил выпить. Он дал денег на литр виски; Шосс сходил в бар за бутылкой и принёс в альберг. Спиртные напитки в альберге строго запрещены, и за их употребление могут выгнать вон с концами, в связи с чем у Шосса возникли опасения; Айзек на это сказал, что всё будет в порядке.

Так оно и вышло. Айзек жил в спальне Шосса; там же состоялась выпивка. Айзеку Шосс представил меня под именем Капитона, как меня называют друзья.

– Файер (Огонь), – молвил я по-английски после первого стакана, имея в виду вкусовые ощущения; Айзек засмеялся и с тех пор называл меня не иначе, как Кэптен Файер – «Капитан Огонь».

Айзек говорил только по-английски. Он был гражданином Ганы и игнорировал гражданина Либерии Патрика, потому что отношения между Ганой и Либерией тогда были натянутыми. (Интересно, почему: эти государства даже не граничат друг с другом). Патрик тоже делал вид, что Айзека в природе не существует.

Айзек был негр нетипичный. Характер и манеры у него были абсолютно как у белого, голос тихий. Негры вообще небольшие любители выпить. Я не видел, чтобы негры так уж плотно, как русские, бухали; распить литровую бутылку пива на троих у них было уже большим событием. Айзек же время от времени приложиться к бутылке любил, причём предпочитал крепкие напитки.

Нетипичность Айзека выражалась и в том, что сигаретами он не торговал. Чем он занимался, так и осталось загадкой. Шосс высказал предположение, что ничем. Бóльшую часть времени Айзек проводил в городе у своих чёрных друзей или подруг, а в альберге ночевал не каждую ночь.

Айзек уже изрядно поколесил по Европе. Ещё в парижском комиссариате он немало порассказал Шоссу о своих похождениях.

Айзек в Бельгии. В Бельгии, к примеру, Айзек жил на квартире у какой-то своей чёрной подруги. Поскольку выпить он любил, то как-то раз заявился домой пьяный.

Подруга стала ворчать, ругаться и в итоге сказала Айзеку что-то обидное, на что Айзек дал ей по морде и лёг спать. Негры вообще очень обидчивы, а пьяные, наверно, особенно.

Обозлённая оплеухой подруга вызвала полицию. Прибыли два полицейских и стали будить Айзека. Тот проснулся и, рассердясь, что ему мешают спать, дал полицейскому по морде. Тогда полицейский врезал Айзеку по морде так, что тот вылетел в окно! Вылетая, Айзек сильно изрезался стёклами (он показывал Шоссу огромные шрамы на груди и боках).

В госпитале Айзека зашили и подлечили, после чего бельгийская полиция отвезла его на французскую границу. Поставив Айзека к Бельгии задом, а к Франции передом, полицейский дал ему совершенно натурального пинка под зад – так Айзек оказался во Франции.

Айзек во Франции. Во Франции Айзека полиция, конечно, тоже нашла. В камере парижского комиссариата он и познакомился с Шоссом.

Комиссар полиции спросил Айзека, желает ли он видеть посла Республики Гана.

– На кой чёрт он мне нужен! – искренне воскликнул Айзек.

Айзека всё-таки доставили в ганское посольство.

– Вы желаете вернуться в Гану, свою страну? – спросил Айзека посол.

– Ещё чего не хватало! – отвечал Айзек. Полицейские отвезли его в камеру.

По вечерам, когда французские полицейские отправлялись в магазин, они спрашивали задержанных, не купить ли им чего. (Конечно, при наличии у тех денег). Айзек неизменно заявлял:

– Бутылку виски, бутылку водки и пива.

Конечно, ничего из этого задержанным не полагалось, и полицейские только усмехались.

Айзека депортировали в Гану. Вскоре он появился в Испании.

Айзек в Испании. Однажды, когда я и Шосс уже стали продавать газеты, мы, поскольку Айзек нуждался в деньгах, взяли его с собой, дали ему газет и поставили их продавать возле парка Ретиро.

Не прошло и получаса, как Айзек пришёл к Шоссу и отдал ему газеты, из которых не продал ни одной. Айзек чуть не плакал, губы его тряслись. Оказалось, что он нарвался на полицейских, которые сказали ему что-то вроде того, что: «Ты, черномазая рожа, убирайся отсюда со своими газетами вон».

– Я сегодня больше не буду продавать газеты, – потерянно бормотал Айзек. Мы долго его утешали и попросили подождать нас на скамейке, но он уехал.

Вечером, продолжая утешать всё ещё не успокоившегося Айзека, я в обществе негров разразился матерной английской руганью в адрес расистов, хлопал Айзека по плечу, но Айзек больше продавать газеты не пожелал. Потом он вовсе исчез из альберга.

Впрочем, я встречал его и после. Проходя как-то по парку вблизи альберга мимо множества гревшихся на солнышке негров, я вдруг услышал:

– Кэптэн Файер!

Конечно, то был Айзек. Расспросив, где Шосс, Айзек предложил мне выпить и дал денег на вино. Я купил вина и вернулся.

– Я не хочу пить с этими идиотами, – сказал Айзек, кивнув на остальных негров, – пошли в другое место.

Не знаю, почему они ему не понравились; возможно, они были из Либерии.

Андре. Шеф альберга Андре тоже был чёрный. Но, в отличие от других негров, он имел испанскую резиденцию, работал в «Крус Роха Эспаньола» и жил на квартире.

Интересно, что все до единого негры, обитавшие в альберге, его терпеть не могли. «Это не наш чёрный брат», – сказал как-то о нём то ли Патрик, то ли Айзек.

Приезжая на работу, Андре парковал свою машину далеко от альберга, опасаясь, как бы его подопечные её со зла не попортили. Никто не знал, где он оставляет свою машину, однако он её явно имел, так как на метро не ездил.

Андре носил позолоченные очки и вид имел весьма важный. Его родным языком был французский, и я как-то слышал, как он говорит также по-английски – совершенно чисто и правильно. Однако со своими «подчинёнными» он говорил строго по-испански, и всё тут, невзирая на то, достаточно ли его хорошо при этом понимали.

Когда меня в будущем из альберга выперли, я всё-таки продолжал туда наведываться почти ежедневно: посмотреть, нет ли писем на моё имя, заполучить на халяву бокадильо (мне по старой памяти его всегда выдавали) да попить какао.

Поскольку посещение альберга лицами, в нём не живущими, запрещено, Андре, обнаружив меня там, указывал мне на выход. Однажды, когда он в очередной раз ущучил меня в салоне и стал выпирать вон, альберговские негры вдруг дружно за меня заступились.

– Эй! – возмущённо сказали они Андре по-английски. – Ты зачем его отсюда выгоняешь?

– Потому что он не может здесь находиться, – невозмутимо отвечал им по-испански Андре, – он здесь не живёт.

– Почему он не может здесь жить?! Эй!! – завопили на Андре негры.

Стремясь не разжигать скандал, я ушёл, но из-за закрытой двери альберга всё ещё продолжали доноситься громкие вопли.