Автор книги: Нина Майорова
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Про столовую
Это было то ли в Пятигорске, то ли в Кисловодске. Я опять отдыхала там по курсовке, то есть жила в частном секторе, получала положенные процедуры, назначенные лечащим врачом, и питалась в общественной столовой. Я получила эту курсовку от Министерства сельского хозяйства, где в то время работала и где питалась в диетической столовой по назначению врача. Это я так подробно вам описываю потому, что в столовой, где мы питались от санаториев, были и люди, что называется от сохи – рабочие и колхозники, которые не знали, что такое диетпитание. Поэтому я, например, заказываю стол №2 и в обед я могу получить натертую морковку со сметаной, вегетарианский суп, кусок отварной курицы с гарниром или тушеное мясо с гарниром или паровую котлету с гарниром, а на третье компот или кисель или отвар шиповника. Я заказываю, а официантка мне говорит, что это мне не положено. Я обещаю ей поднять бунт за нашим столом, так как я знаю, что нам положено. Она умоляет меня не делать этого, потому что у неё дома семья, а в магазинах продуктов не достанешь, так что они все несут себе всё из столовой, а тебе я буду давать всё, что закажешь… Вот такое честное признание.
Примерно в это же время моя знакомая из Подмосковья работала в столовой поваром и по секрету рассказала мне, как они откупаются от народного контроля. Директор столовой разрешает поварам не докладывать продукты по установленным ГОСТом нормам в блюда, а на раздаче покупателям. В результате получается значительная экономия продуктов, которые затем распределяются по старшинству: директору, замам, поварам, раздатчикам – никто не в обиде. А когда приходит народный контроль, им в карманы кладут соответствующие купюры, и всё шито-крыто.
Другой пример из жизни обувной фабрики. Там почему-то обувь даже с незначительным изъяном шла под нож, её нельзя было продать подешевле своим же рабочим, а если кому-то жаль было пускать под нож такую обувь и он её фактически воровал, то тут 13.дело шло вплоть до увольнения.
А как же сейчас бракованные вещи попадают в магазины, на прилавок и к нам покупателям?
Новогодний подарок
«О, где ты, моя светлая юность?», – воскликнула бы сентиментальная дама преклонных лет. Я так не скажу. Она там же, где и «Куда уходит детство».
Накануне нового 1962 г. я, как всегда, отправилась в продовольственный магазин около десяти часов вечера. На основе опыта я знала, что в это время накануне нового года магазины пусты, а хороших продуктов полно. Продавцы вежливы и тебе колбасы и сыра тонкими ломтиками, сколько тебе надо.
Уже возвращаясь с продуктами домой, я переходила улицу наземным переходом – других тогда не было, так как транспорта было мало, и остановилась посреди улицы, дожидаясь зеленого светофора. Как вдруг возле меня остановился мотоцикл с коляской, в котором сидели милиционеры, один из которых придерживал в коляске связанную ёлку. Кажется, тогда не было искусственных елей, или они были дороги, да мы их не любили – это совсем не то, что живые. Я переживала, что на этот Новый год у меня нет ёлки, а тут – вот она. Уж не попросить ли? Повезло же милиции: за час до нового года, но с ёлкой. Неожиданно милиционеры меня спрашивают: «Хочешь ёлку?», – «Конечно же, да! А сколько стоит?», – «Да, нисколько». И они отдали мне эту ёлку и уехали. Я счастлива, но ёлка большая, и её нести неудобно. Здесь подвернулся молодой человек, который помог донести ёлку до квартиры. Дома меня уже заждались, ведь пора накрывать на стол. А тут неожиданная радость – я с таким подарком. Развязали ёлку, а их там оказалось две. Одну поставили в большую комнату, где все собирались за праздничным столом, а вторую, на радость моей маленькой племяннице Оленьке, в их комнату. Ёлку поставили в воду, украсили мишурой, и сразу запахло хвоей, создавая праздничное настроение. Вот это подарок, так подарок! Настоящий новогодний, как в сказке: по моему хотению, по моему велению. Счастливого и вам всем Нового года!
Моя учеба в Московском государственном
экономическом институте
В институт (МГЭИ) я поступила, сдав экзамены на четыре и пять, в сентябре 1960 года. И нас сразу же направили на сельхозработы – уборку картофеля в подмосковном совхозе.
Потом начались лекции по общеобразовательным дисциплинам, на которых присутствовали все факультеты: общеэкономический, электроники (изучающие курс электронного программирования на огромной ЭВМ, которая занимала целый зал); экономики промышленности, готовивший экономистов для предприятий промышленности; народно-хозяйственного планирования – для плановых органов; госснаба – снабженцев для предприятий промышленности и сельского хозяйства и наш факультет экономики сельского хозяйства. Это был, как оказалось, последний набор на этот факультет. У нас были две группы. В каждой был свой комсорг и профорг, которые занимались сбором взносов со стипендий и знакомили нас с жизнью комсомольской и профсоюзной организации института, а меня избрали в редколлегию факультетской стенгазеты. Моей задачей было найти художников, пишущую братию, и самой иногда писать заметки и печатать их на машинке. Порой, когда меня сильно волновали какие-либо события нашей студенческой жизни, я писала фельетоны в институтскую многотиражку. Я, кажется, была единственной москвичкой, поступившей на сельхоз. Как я уже объясняла, это было связано с тем, что по приказу Н.С.Хрущева в институты принимали только по профилю работы до поступления в институт, а я ведь работала до института в Министерстве сельского хозяйства РСФСР.
Начитавшись книг о дружной студенческой жизни, кажется, одна из книг так и называлась «Студенты» (автора, к сожалению, не помню), я мечтала о дружном коллективе студентов – идеалистка! Может быть те, кто жил в общежитии, и были дружны, но меня избегали. Мне же хотелось, чтобы мы все вместе обсуждали бы какие-нибудь важные проблемы и решали их. Я даже пригласила к себе на день рождения весь курс. Но пришли далеко не все. Брат с женой ушёл на прогулку, а за столом сидели студенты и мой папа – гвардии полковник Майоров Николай Иванович при орденах. Увидев его, моя племянница малышка Оля сказала: «Дедушка, как бы я хотела быть на твоём месте». Мама как всегда хлопотала на кухне, а я только помогала ей подавать на стол угощения: винегрет, селёдку, сыр, колбасу, рыбные консервы, пирожки, фрукты и чай. Кажется, было и какое-то вино, может быть и кагор, не помню.
На нашем курсе помимо советской молодежи из разных союзных и автономных республик, краёв и областей, учились и иностранцы из соцстран и капстран. Так, из Вьетнама было два студента и из Ирака – два, Но из вьетнамцев мне больше всего запомнился один Зоан Суан Шак, который сказал, что мы можем звать его просто Сашей, но мы все звали его полным именем. Из Ирака помню только Мухаммеда, который проучился у нас всего год или два и по слухам продолжил учёбу в США, наверное, в силу политической обстановки.
Шак взял на колени Олечку и спел ей тихонечко какую-то вьетнамскую песенку, видно, он сильно скучал по своей семье и детям.
На Новый год в актовом зале института была ёлка, хороший концерт и танцы. На такие вечера приглашались известные люди. Так, у нас была встреча с известным всем ещё со времён войны диктором радио Левитаном. Он рассказал о своей работе, а в заключение поздравил всех своим необыкновенным торжественным голосом с Новым годом. Побывал у нас и актер, сыгравший в картине «Цирк» чёрного ребёнка.
К сожалению, он, впоследствии, уехал в США, хоть и стал там знаменитым поэтом.
Танцевать и петь я не умела, стеснялась и потому всегда «стояла в сторонке, платочек в руках теребя».
Самым знаменательным событием для всей нашей необъятной страны под кратким названием СССР и конечно для нас был первый в мире полёт человека в космос. И первым космонавтом в мире стал наш простой советский человек Юрий Гагарин. Навсегда запомнился этот яркий солнечный день 12 апреля 1961 года. Все сорвались с занятий и радостно слушали по громкоговорителю сообщение ТАСС о полёте нашего человека в космос. Тут же девчонки заспорили, знала ли о его полёте заранее жена. И решили, что это большой секрет, и ей об этом не сообщили.
14 апреля наш институт и наверное все предприятия и учреждения направились на Красную площадь приветствовать первого человека Земли, побывавшего в космосе. У всех было приподнятое радостное настроение. Природа словно тоже радовалась, был ясный тёплый день. Все пели, смеялись и гордились, что мы первые и обогнали самую мощную капиталистическую страну мира США.
Теперь уже не вспомнить, как далеко мы шли от трибун Мавзолея и видели ли отчётливо Ю.А.Гагарина, Это уже не так важно. Важно было, что мы там вместе с ним. Потом уже чаще вспоминается репортаж, где Гагарин шагает по красной ковровой дорожке, а шелковый шнурок его ботинка развязался и болтается в такт шагам.
Не менее важным для нашей студентки с промфака Розы Самсоновой было то, что она попала на обложку апрельского номера журнала «Огонёк», так как громче всех орала «Ура!» и подпрыгивала вверх с букетом цветов. Так её и засняли.
Потом потянулись обычные дни занятий. Я помню практически всех своих преподавателей, но я думаю, что вам будет не особенно интересно читать о них. Вспомню только отдельные эпизоды.
Я порядком подзабыла немецкий и первое время уделяла ему много времени, а потом настолько втянулась, что легко справлялась с заданием и даже участвовала в конференции, посвященной полету человека в космос, с докладом на немецком языке. А потом позволила себе расслабиться, меньше уделяя внимания языку, и еле вытянула экзамен на пятёрку.
Я никогда не была сильна в математике, особенно в исчислении интегралов. Очевидно, преподаватель математики, ведущая у нас практические занятия, мне симпатизировала и давала мне легкие задания, с которыми я легко справлялась.
Студенты, зная мою способность задавать бесконечное число вопросов преподавателям, часто пользовались этим, когда не были готовы к практическим занятиям или просто ленились. Тогда у нас занятия превращались в «вечер вопросов и ответов».
Финансы нам преподавал профессор А.М.Бирман. Он читал так интересно и красочно свой предмет, что я просто заслушивалась его лекциями. Примерно в это же время ввели новый предмет «Научный коммунизм», но преподносили нам этот предмет так нудно, что слушать было невозможно. Я не выдержала, и у меня родился фельетон, где я сравнивала преподавание этих двух предметов не в пользу последнего. Сама я не решилась отнести его в многотиражку, а попросила это сделать знакомого студента из Белоруссии. Он меня не выдал, а то это могло закончиться исключением из института. Через некоторое время меня всё же вызвал к себе редактор многотиражки. Перед ним на столе лежали два моих фельетона. Один из них был о беспорядках в студенческой столовой и второй анонимный о курсе научного коммунизма. Я не подала виду, что это мой фельетон, немного поговорили о первом и на этом всё закончилось. Потом был открытый урок-лекция в присутствии других преподавателей, и, кажется, на этом всё закончилось.
Кстати редактор многотиражки посоветовал мне взять какой-нибудь псевдоним. Я вспомнила, что в детстве, посмотрев фильм о Тарзане, мои двоюродные сёстры придумали себе прозвища Тартан и Таргал, что означало Тарелкина Таня и Тарелкина Галя, а я была просто Майнин, т. е. Майорова Нина. Так я и взяла себе псевдоним Н. Майнина. В дальнейшем, работая уже в НИИ экономики сельского хозяйства я встретилась с тезкой моего псевдонима – Майей Фёдоровной Майниной.
Когда-то в детстве я поинтересовалась у мамы, как нас будут звать, когда мы будем взрослыми. И мама ответила, что Таня станет Татьяной, Галя – Галиной, а ты так и останешься Ниной. Это меня очень обидело. Я уже давно привыкла к своему имени, а недавно узнала, что в переводе с какого-то языка оно означает «госпожа». Неплохо.
В институте был кружок художественной самодеятельности, которым руководил артист оперетты Жолудь. Я не умела петь и немного завидовала тем, кто там занимается. Мне вдруг захотелось написать об этом кружке в нашу стенгазету и я пошла к члену комитета комсомола института и участнику самодеятельности Валерию Коросташевскому – кстати хорошему певцу – взять у него интервью. Но когда я вошла в его кабинет, где он сидел за огромным столом, у меня вдруг вместо заметки получился фельетон, который начинался так: «Передо мной сидел уже не Валера, которого до сих пор так называют друзья, а товарищ Коросташевский… и т.д.» о его важности и надменности.
Учебник по ценообразованию Турецкого был написан таким сложным, как мне казалось, языком, что я шутя говорила студентам, что буду заниматься переводом с турецкого…
Я училась в институте на «хорошо» и «отлично», но заявление на стипендию не подавала, считая, что моя семья достаточно обеспечена. Но оказалось, что я как дочь офицера имею право получать стипендию, Об этом мне сказала наш комсорг Аля Клятова. Когда я стала получать стипендию, я её тратила по своему усмотрению в основном на фрукты для себя и моей маленькой племянницы Оленьки. Что касается нарядов, одевалась скромно, так что некоторые студентки подшучивали, что я как дочь полковника могла бы одеваться лучше.
По окончании первого курса нас вновь направили на сельхозработы, теперь уже прополку овощей в совхоз Клёмово Серебрянопрудского района Московской области. Там мы жили в палатках, Питались в столовой. Поскольку прополкой свёклы и капусты, посаженной вдоль реки, занимались одни девчата, то они решили искупаться. Купальники никто не взял и одни купались, сняв верхнюю часть одежды, а другие нижнюю, но никто целиком голышом.
Неожиданно ко мне приехали на велосипедах мои племянники школьники Саша и Лена, гостившие у бабушки с дедушкой по соседству в деревне Зарайского района. Сашу пристроили в палатке у мальчиков, а Лена ночевала в женской палатке со мной вместе. Наутро они пошли мне помогать на прополке и заметили, что я слишком тщательно выпалываю сорняки, а остальные обрывают лишь верхушки больших сорняков, а маленькие сорняки оставляя нетронутыми, вот потому-то я и отстаю от других и плетусь где-то в хвосте. Вечером меня отпустили навестить родителей. Спустя много лет одна из девочек спросила у меня, что за белая мазь была у тебя в баночке? Я ответила, а она рассмеялась: «А мы думали, что для лица, ведь у тебя такое белое лицо. Вот мы почти все и намазались этой мазью, а потом еле смыли». Тут и я рассмеялась.
В дальнейшем с разрешения деканата я на практику ездила в совхоз, куда на лето приезжали мои родители. Там сначала меня поставили на копнитель. Это большая металлическая телега, прицепленная к трактору, из которой вилами надо было сбрасывать уже обмолоченную солому на землю. При этом невольно бьёшься животом о борта телеги, ведь трактор идёт не по ровному асфальту, а по земле с рытвинами и неровностями. Когда мама увидела мой чёрный от синяков живот, она потребовала, чтобы я сменила работу. Меня перевели работать на ток. Там пришлось поработать лопатой, насыпая зерно на транспортёрную ленту, при движении которой сдувался мелкий мусор, полова, что легче зерна. Но и этот ручной труд был нелёгок: руки после работы болели, а пальцы ещё долго немели по ночам, даже когда я уже вернулась в Москву. Самым лёгким был для меня труд землемера – ходи с деревянным циркулем двухметрового радиуса по периметру вспаханного участка поля и определяй дневную выработку тракториста. Остальные наши студенты ездили на практику в совхозы Ростовской области, Ставропольского и Краснодарского краёв.
На следующий год моя практика проходила в мастерских совхоза Авдеевский, где ремонтировались трактора и другая техника. Дорога туда была довольно трудна не только потому, что была длинна – около 10 км, но и потому, что приходилось переходить реку Осётр почти вброд по камушкам, затем взбираться на высокую гору в Больших Белыничах, а далее просёлочной дорогой и редко, когда кто-то тебя подвезет. Уставала страшно. Возвращалась домой затемно и долго не могла заснуть от усталости. Тогда же я пыталась научиться водить трактор и трёхтонку. Но попытка не увенчалась успехом. В один и тот же день после часовой практики вождения трактора я пересела на грузовик и врезалась сразу в дерево, так как рычаги управления и тормозов у них разные. На этом и закончилась моя практика.
Потом была целина. Группа студентов нашего института из разных факультетов и курсов отправилась туда кто на строительство домов в совхозах, кто на уборку урожая. Поздней осенью мы их встречали на Казанском вокзале музыкой и песнями. Они вышли к нам загорелые, усталые, но весёлые, Каждый нашёл там то, что искал, Некоторые привозили мужей.
Очень часто в те времена нас снимали с учёбы для встречи именитых гостей из соцстран и капиталистических стран. Нас выстраивали вдоль трассы, по которой должны были проехать гости с кортежем, а мы должны были их приветствовать розданными нам флажками с национальной символикой. У каждой организации на трассе были свои определённые места от такого-то столба до такого-то.
Когда мне приходилось писать курсовые, а затем и дипломную работу, я подолгу пропадала в ВАСХНИЛовской библиотеке, которая в то время располагалась в здании МСХ СССР. Впоследствии недалеко от здания министерства было построено специализированное здание библиотеки. Я всегда была добросовестной, но очень медлительной, и, как правило, запаздывала со сдачей курсовых. Но декан шёл мне навстречу, мне это прощали и принимали работу. Я почти всегда получала за них пятёрки. Иногда я докучала своим преподавателям, когда мне приходилось делать сложные расчёты.
Лаборантки кафедры нашего факультета и кафедры планирования хорошо ко мне относились и порой давали работы старшекурсников, но я никогда не могла ими воспользоваться – они мне не нравились. Я сама копалась в книгах и находила там нужные мне мысли, заимствуя из книг отдельные фразы, а то и выводы. Однажды при защите курсовой по планированию преподаватель задал мне вопрос: «Откуда Вы это взяли?» Я гордо ответила, что из такого-то журнала, а он только сказал, что не всегда можно доверять журналам, но всё равно поставил мне за работу пятёрку.
Точно не знаю или не помню, в каком году в 1962 или позже наш Московский государственный экономический институт слили с Плешкой, так почему-то сокращённо называли МИНХ – Московский институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова. Наш институт стал четвёртым корпусом МИНХа, а на физкультуру мы ходили в первый – основной корпус, где были и раздевалки и большой физкультурный зал. Однажды нас там обворовали. У меня украли только что подаренный мне на день рождения небольшой чемоданчик, в который как раз умещались и книги и физкультурные принадлежности. Кстати, туда я сложила и наиболее дорогие для меня вещи: шелковую красивую кофточку, новые красивые перчатки, юбку и колготки, так что домой мне пришлось ехать в другой конец города в спортивной одежде. Вместе с чемоданом и вещами у меня стащили мой студенческий билет и кошелёк с деньгами. Вещи пропали из раздевалки, пока мы занимались в спортзале. Вещи пропали у многих студентов, не только у меня. Вызвали милицию, а милиционеры только посмеялись: «Хоть бы всех вас тут растащили». Конечно же ничего не нашли, а может быть и не захотели искать. Всем пострадавшим от имени ректората выдали по 80 рублей, хотя вещей у меня пропало на большую сумму. Особенно неприятно было то, что мне казалось, что вором мог быть кто-то из своих студентов, и он меня узнаёт по фото в студенческом, проходя мимо, а я его нет.
Я тогда была наивной, считая, что коммунистом может быть только идеальный человек в прямом смысле этого слова, а кроме того мне не нравились некоторые поступки Н.С.Хрущёва, и я отказалась от предложения Бориса (Басана Корякина) дать мне характеристику для вступления в партию.
Ещё я не поверила одному студенту, что его избили в милиции и даже отобрали деньги. Как такое может быть? Хотя уже в 90-е годы 20-го столетия мои знакомые столкнулись с тем, что их родственник был избит в милиции так, что не мог ходить, хотя побоев не было видно, и вскоре умер. И всё из-за комнаты в коммуналке.
В институте, когда я ещё училась на младших курсах, произошёл такой трагический случай – повесилась скромная девушка, кажется, из Кишинёва. Всё можно было бы свалить на проблемы с головой или на душевное расстройство. Но здесь вина и соседок по комнате общежития, которые только смеялись, когда та спрашивала, как можно отравиться, а потом у них на виду плела шнур, на котором и повесилась. Вот что значит равнодушие к ближнему…
Помню, как все мы радовались событиям на Кубе – в нашем социалистическом «полку» прибыло. Институт ждал приезда Фиделя Кастро в Москву и к нам в институт. Но вместо Фиделя Кастро на встречу со студентами приехал его представитель. Наши дагестанцы вручили ему для передачи Ф. Кастро красивый кинжал в красивых ножнах, возможно из Кубачей.
Когда же незадолго до окончания института я побывала в общежитии у наших «южан», я была удивлена такими их высказываниями как то, что В.И.Ленин придумал формулу – «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны», а мы за коммунизм без советской власти, т. е. только за электрификацию. И ещё, что, если бы южные республики отделились от Союза и России, то уже давно бы построили коммунизм. Я была в гостях, и хоть меня поразили эти высказывания, промолчала. А сейчас вот нет ни советской власти, ни газификации, ни электрификации, ни сносного водоснабжения в стране. Живём по старинке плюс засоряем окружающее нас пространство, саму природу и кажется нет выхода из этого порочного круга.
Как-то в институте прошли слухи, просочившиеся с закрытого партсобрания, что двое наших студентов-старшекурсников задержаны милицией возле памятника В. Маяковскому, где собирались диссиденты, выступающие против существующего строя. Один из них был Слава Сенчагов, у которого был покровитель – его отец, который за него поручился. Слава удачно окончил институт, а в дальнейшем успешно защитил докторскую диссертацию. А второй парень был из простой крестьянской семьи, говорят очень умный, но у него не было защитника, и его отчислили из института за антисоветскую агитацию. Но это всё тщательно скрывалось от студентов.
Вместе со всеми студентами ходила на майскую и ноябрьскую демонстрации. Наш институт проходил близко к трибунам, и мы могли видеть руководство нашей страны.
Хотя в институте нам преподавали советское право, я не знала, что я должна сразу по окончании института обратиться в НИИ, куда меня распределили. Там меня сразу должны были поставить на учет, дать отпускные, и стаж уже бы шёл. Но я сначала поехала в деревню к родителям, и лишь потом явилась во Всесоюзный научно-исследовательский институт зерна (ВНИИЗ), куда была распределена по направлению.
Работа и в этом НИИ началась с картошки, как и в рассказе Михаила Задорнова, где засланный шпион докладывал своему начальству: «Засыпался. Меня послали на картошку…»
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.