Текст книги "Зимний рыцарь. Сказки для барышень любого возраста"

Я быстро протерла глаза. Порозовевший брат с тревогой смотрел на меня.

– Не плачь, – попросил он, сжимая мою ладонь. – Со мной все хорошо. Лучше посмотри, как я елку нарядил. Правда, красиво?

Глаза Филипа больше не пугали своей пустотой. Кровь из рта больше не бежала. Точнее, она вообще куда-то исчезла, как и та, что растекалась по полу. Филип вытянул ноги и сел.

– Нет! – спохватилась я. – Тебе нужно лежать!

– Зачем? – удивился брат. – Со мной все хорошо. Ой, а это у тебя кто?

Я уже и забыла про котенка, тихо сидевшего на плече.

– Это ты мне принесла? Правда?

– Тебе, – ошарашенно кивнула я. – Если ты обещаешь больше не падать с лестниц.

В зал вбежала испуганная мама в сопровождении Летти.

– Что случилось? Летти сказала, что Филип упал? Я же говорила, что нельзя доверять ребенку такую работу, и что? Филип, мальчик мой, скажи мамочке, что у тебя болит?

– Ничего, – честно признался мальчик, прижимая к груди котенка.

– Кэтрин? – обратила свой взор на меня мама.

– Лестница упала, и Летти испугалась, – туманно пояснила я.

– Филип, у тебя точно ничего не болит?

– Нет.

– Ну и прекрасно, – успокоилась мама, потрепав сына по светлым волосам. – Тогда отнеси это животное в конюшню и занимайся своими делами. Кэт, ты срочно нужна мне.

– Да, мама, я подойду через минутку.

Мама торопливо вышла, шурша шелковыми юбками. Филип поднял голову.

– Мне правда нужно отнести котенка в конюшню?

– Нет, – улыбнулась я. – Иди с ним на кухню, он голодный, а потом возьми к себе в комнату. Только пусть мама не видит, что он спит на твоей постели.

Счастливый брат унесся на кухню, а я, пытаясь уложить в голове происходящее, подошла к служанке, которая нервно терзала передник.

– Миледи, но я не понимаю… Молодой хозяин… Он же…

– Я тоже ничего не понимаю, Летти. Давай считать, что произошло рождественское чудо, ладно? И не болтай остальным, – добавила я, внутренне понимая, что это бесполезно – Летти расскажет всем слугам, как упал Филип, во всех подробностях, прибавив еще и от себя, и к вечеру весь дом будет знать о появлении Святого Николая.

– Конечно, миледи, – клятвенно пообещала девушка.

– Ты сможешь сама закончить с елкой?

– Миледи… – замялась Летти, с опаской глядя на лестницу.

– Хорошо, я пришлю кого-нибудь из мужчин на помощь.

– Спасибо, миледи, – присела служанка в реверансе. Я рассеянно кивнула в ответ. В голове крутилась мысль, которую никак не удавалось уловить, и связана она была со словом «чудо». Или с каким-то другим, но похожим. Мне казалось, что если удастся остаться одной и немного подумать, то все кусочки встанут на свои места – и появление котенка, и падение Филипа, и…

– Кэт! Ты мне очень нужна!

– Да, мама, я уже иду.

До самого вечера мне не удалось сесть и подумать. Мама утащила меня рассаживать гостей за столом – по всем правилам этикета, чтобы не обидеть ни одну высокопоставленную особу. Потом меня отправили на кухню, присмотреть за готовящимся омулем. Потом проверить, нужный ли фарфор и серебро раскладывают служанки. Потом…

Только когда ночь за окном скрыла зимнее великолепие, а часы в столовой своим боем напомнили, что до приезда гостей остается совсем немного времени, мама отправила меня одеваться. Я устало поплелась наверх, мечтая лечь и немного полежать с закрытыми глазами. Впереди еще длинный вечер и необходимость выслушивать льстивые комплименты, фальшивые соболезнования по поводу Адели и ненатуральные восторги о безукоризненно убранном зале и восхитительной трапезе, а в ответ улыбаться, улыбаться и улыбаться, даже тем, кого не хочется видеть не только сегодня, но и вообще никогда.

Однако усталость слетела с меня, как только я зашла в спальню. В центре кровати спал котенок – светло-палевый, в точности, как волосы Филипа. Я села на кровать и сжала голову руками. «Чудо» – единственное, что приходило мне в голову. Чудесное появление котенка. Чудесное излечение Филипа. Даже не излечение, а оживление – брат умирал у меня на руках, а я так хотела, чтобы он жил.

Хотела. А вчера вечером я хотела, чтобы наконец наступила зима вместо надоевшей осени.

Мой взгляд упал на каминную полку с корешком, полученным вчера от старушки, и по коже пробежал холодок. Подарок изменился. Теперь он представлял собой не трех играющих котят, сплетенных в клубок, а одного, свернувшегося комочком. Я зачарованно коснулась живого, спящего на кровати котика.

– Так вот откуда ты взялся, малыш… А у меня осталось только одно желание. Последнее.

– Кэт, ты не очень занята?

– Нет, милая, проходи! – позвала я сестру. Младше на год, Адель сильно отличалась от меня внешностью: тонкая, хрупкая, белокожая, с голубыми глазами и светлыми волосами – настоящая принцесса из сказки. К сожалению, грустной сказки. В раннем детстве Адель упала и повредила спину. Она не осталась парализованной, но с той поры многие развлечения стали для нее недоступны – девочка не могла бегать и ходить дольше двух-трех минут. Дальше у нее начинала неметь нога, причиняя сильную боль.

– Кэт, я хотела… Ой, какая прелесть? Это твой?

Адель, прихрамывая, зашла в комнату и села рядом со мной, не сводя глаз с котенка.

– Тебе нравится? Бери его себе.

– Но мама… – растерянно подняла на меня взгляд сестра.

– А маме мы ничего не скажем, – улыбнулась я.

Адель схватила котенка и прижала его к груди, почесывая за ухом. Малыш открыл янтарно-желтые глаза и громко замурчал. Несколько минут я любовалась умилительной картиной, но, к сожалению, наше время истекало.

– Милая, забирай котенка и иди одеваться, иначе мама…

– Ой, да! Я же и пришла к тебе, чтобы ты меня причесала. Мэри не может сделать так же, как ты.

– Конечно, садись, – выдвинула я мягкую табуреточку. Адель переместилась на нее, не спуская котенка с рук.

– Понимаешь, – виновато говорила она, пока я разделяла длинные пряди и доставала шпильки, – я хочу безупречно выглядеть, раз уж больше ничем не могу привлечь мужчину.

– Не говори глупостей, – оборвала я ее. – У тебя, кроме внешности, есть еще ангельский характер, ум и доброта.

– И все это можно увидеть только в беседе, – грустно проговорила сестра. – А на балу принято не разговаривать, а танцевать, в лучшем случае перекидываясь двумя-тремя словами.

Я промолчала, так как губы крепко сжимали шпильки. Адель восприняла молчание как подтверждение ее слов.

– Я хочу быть сегодня настолько красивой, чтобы он даже не смотрел в сторону других девушек. Ну, может быть, только в твою, – замявшись, добавила сестра. Мне стало настолько интересно, что я вытащила шпильки из рта.

– А кто такой «он»?

– Том. Томас Бретфорд.

Я понимающе кивнула, хотя сестра и не могла меня видеть. Томми, сына ближайшего друга отца лорда Бретфорда, мы знали, можно сказать, с рождения. Веселый бесшабашный мальчик вырос в красивого ветреного юношу, и по моему мнению, Адель он не подходил. Томми с детства не обращал внимания на тихую девочку, вынужденную сидеть на скамейке под липой, а не бегать вместе с ним по саду. Я и подумать не могла, что сестре снится по ночам, как она кружится с ним в танце.

– Смотри, – я развернула ее к зеркалу. – Томми или не Томми, но кому-нибудь ты сегодня обязательно приглянешься.

– Спасибо, Кэт! – поцеловала меня сестра в щеку. – Ты лучшая!

– Беги, – засмеялась я. – Мне тоже нужно причесаться и одеться.

Хлопнула дверь, простучали за стеной каблучки туфелек сестры, уносящей с собой котенка, лежало на кровати приготовленное платье. Я сидела на табуреточке и не двигалась, глядя на деревянную фигурку котенка на каминной доске. Если все это правда… Если мое последнее желание на самом деле исполнится… то есть способ сделать Адель самой счастливой в мире.

– Нет никакого риска, – проговорила я самой себе. – В худшем случае ничего не изменится. В лучшем же… она больше не будет считать себя бедняжкой-хромоножкой.

Я сжала руки и твердо произнесла, не сводя взгляда с фигурки котенка:

– Я хочу, чтобы Адель излечилась и нашла свое счастье.

Ничего не произошло. То есть ничего такого, заслуживающего упоминания – гром не грянул, земля не содрогнулась, пламя в камине не вспыхнуло. Только деревянная фигурка подернулась дымкой и… исчезла. Третьего котенка на моей кровати не появилось. Интересно, что это означало? Что мое желание невозможно исполнить? Или что мне уже не положено котенка, так как я все равно их раздаю? Ответы на все эти вопросы все равно не от кого получить, так что я выдохнула и занялась собой. Бал никто не отменял, как и мое присутствие там.

Отец остановил меня на пути в бальный зал.

– Прекрасно выглядишь, Кэтрин, – одобрительно сказал он, оглядев меня с ног до головы. – У меня к тебе просьба. Маму просить бесполезно, она все равно обратится к тебе.

– Да, отец, что ты хотел?

Он протянул мне карточку с именем.

– Лорд Бретфорд привезет с собой еще одного гостя, нужно найти ему место за столом. Я уже распорядился, чтобы поставили еще один прибор.

Я взглянула на карточку.

– Маркиз де Карабас? Отец, или ты, или граф Бретфорд шутите? Это же имя из сказки, которую читала нам мама перед сном.

– Кэтрин, я тоже удивился, но лорд уверил, что ошибки нет. Это его дальний родственник, которого он хотел бы нам представить.

– Как скажешь, – пожала я плечами. – Конечно, я все устрою.

– Да, вот еще что, Кэтрин! – буквально поймал меня отец за юбку. – Я отправил двух слуг помочь той старушке. Но они сказали, что избушка необитаема, и уже давно. Может быть, ты ошиблась?

– Или неправильно объяснила, – задумалась я. – Избушка на самой окраине…

Отец ласково похлопал меня по плечу.

– Все это может подождать до завтра. Беги. Гости уже съезжаются.

Я легко справилась с поручением отца, переложив несколько карточек, и с некоторым удивлением обнаружила, что маркиз из сказки будет сидеть рядом со мной. Возможно, он будет лучшим собеседником, чем граф Чейнджер, старый лысый зануда, умеющий говорить только о своей коллекции мотыльков. Вот и пусть рассказывает о ней Томасу Бретфорду.

Хихикнув, я еще раз проверила, все ли правильно разложено, и с чистой совестью отправилась делать вид, что развлекаюсь.

Веселая и радостно улыбающаяся Адель обнаружилась неподалеку от елки в компании подруг и сопровождающих их братьев. Я с удовлетворением заметила, что она стоит, а не сидит, и что с нее не сводят горящих глаз как минимум трое из окружающих сестру молодых людей, среди которых и Томми. Но еще больше мне понравилось наличие в этой компании графа Генри Виззелла. И именно Генри первым предложил Адель руку, приглашая ее на танец, оставляя Томми в бессильной ярости сжимать кулаки.

– Кэт?

– Да, мама? – отвлеклась я от восхитительного зрелища – танцующей Адели в объятиях приятного молодого человека.

– Хочу представить тебе маркиза де Карабаса. Это моя старшая дочь Кэтрин, маркиз.

Я выполнила все полагающиеся случаю обязанности, исподтишка разглядывая персонажа сказки. Высокий, темноволосый, с янтарно-желтыми, как у кота, глазами и приятной улыбкой.

– Кэт, тебе не кажется, что Адель увлеклась? – встревоженно коснулась моей руки мама. – Она еще никогда не находилась так долго на ногах.

– Мама, оставь ее в покое. Адель взрослая девочка и сама знает, что для нее хорошо, а что плохо.

– Но я переживаю за нее! Как можно танцевать, если у тебя болит нога?

– Значит, она не болит. Ты же помнишь, что говорили врачи: может наступить момент, когда способность ходить восстановится сама собой. Так и случилось, и не их вина, что на это потребовалось полтора десятка лет.

Врачи, разумеется, так не говорили, но мама все равно поверит мне, а не словам постороннего, тем более произнесенных столько лет назад.

– Если ты так говоришь… – с сомнением проговорила мама.

– Да, мамочка. Просто радуйся тому, что Адель может наконец вести себя как обычная девушка.

Стоило бы добавить – как радуюсь я, но мама уже убежала, шурша шелковым платьем, вопреки всем правилам этикета оставив меня в обществе незнакомого мужчины.

– Простите, маркиз, что вам пришлось узнать о семейных проблемах, – вежливо улыбнулась я.

– Ничего страшного, миледи. Мне доставило большое удовольствие присутствовать при совершении рождественских чудес, если я правильно понял ваш разговор, – мягко проговорил маркиз. Мне захотелось ущипнуть себя – настолько его голос напоминал мурлыканье кота.

– Да, это вполне можно назвать чудом. А скажите, маркиз…

– Умоляю, только не спрашивайте меня, где я оставил своего кота в сапогах? – прижал он руки к груди. Я опомнилась – нельзя же спрашивать впервые встреченного мужчину о том, не является ли он порождением волшебства древней бабки? Которой, может быть, и не существует вообще?

– Хорошо, не спрошу. Но ответьте мне, где же находится тот самый замок, из которого вы выгнали людоеда? – лукаво улыбнулась я.

– Кэтрин! – рассмеялся маркиз. – Вам смешно, но только представьте, что мне приходится выслушивать подобные вопросы каждый день в своей жизни, а все потому, что некий писатель решил наградить нашей фамилией своего персонажа?

– Сочувствую вам, – вздохнула я.

– Сейчас вы будете еще больше мне сочувствовать, – страшным шепотом проговорил маркиз. – Угадайте, как назвал меня отец?

– Не Барсик же? Или Пушок?

– Вы почти угадали, Кэт! Базиль!

– Базиль? – растерянно повторила я. Догадка сверкнула у меня в голове. – Кот Базилио?

Мы смеялись уже вместе. Немного успокоившись, маркиз хитро посмотрел на меня.

– Впрочем, вы недалеко от меня ушли, Кэт-кошка.

– Вы правы, – зачарованно проговорила я, не в силах оторвать взгляда от пылающих незнакомым огнем янтарных глаз.

– А раз мы так удивительно подходим друг другу, то не соизволит ли миледи принять мое приглашение на танец?

Миледи, разумеется, соизволила, и маркиз закружил меня в вальсе. Я пребывала в таком же экстазе, как и Адель, чувствуя, как обнимают меня сильные руки, вдыхая незнакомый, но будоражащий запах и видя, с каким интересом разглядывают меня янтарные глаза.

Маркиз не отходил от меня на протяжении всего вечера. Он оказался приятным собеседником, рассказывая о местах и странах, в которых побывал. Он сопровождал меня на обед и, остановившись под омелой, коснулся моих губ своими в не выходящем за рамки приличий, но многообещающим поцелуем. Он с интересом наблюдал, как я разламывала кусок рождественского пирога, чтобы достать из него сюрприз-предсказание, и потрясенно смотрела на колечко, обещающее замужество в грядущем году.

– У меня кольцо! – восторженно воскликнула Адель. Я быстро сжала в ладони свое.

– Но этого не может быть. Кольцо запекается только одно.

– Будем считать это еще одним рождественским чудом, – мягко проурчал Базиль, разжал мои пальцы и взял колечко. – На твоем пальце оно будет смотреться еще лучше.

Перед глазами все затянулось дымкой, и внезапно я увидела церковь, себя в белоснежном платье перед алтарем, и Базиля, надевающего мне на палец обручальное кольцо, точно как сейчас.

– Вот так, – удовлетворенно завершил маркиз, поднося к губам мою руку, на одном из пальцев которого красовалось колечко из пирога.

– А у тебя что в пироге?

– Сейчас посмотрим.

Маркиз вытащил из сдобного теста крохотную корону.

– Мне обещают будущее счастье. Но, кажется, я уже нашел его.

Остаток вечера пролетел как один миг. Я с большой неохотой расставалась с Базилем, как и он – со мной. Мы договорились, что днем поедем на прогулку – легкий морозец и солнце в голубом небе так и звали на природу. Но мне показалось, что я едва успела закрыть глаза, как в дверь постучала служанка и виновато сказала, что меня ждут внизу.

Я в рекордные сроки оделась и слетела вниз. Базиль ждал меня, похлопывая перчатками по ладони.

– Прости, но я не мог больше ждать.

– Я тоже, – призналась я, чувствуя, как внутри зарождается странное чувство – предвкушение чего-то незнакомого, но очень хорошего. Оно росло с каждой минутой, пока не окутало меня плотным коконом счастья, включив в него и Базиля, едущего рядом, и наших лошадей. Только один раз этот кокон треснул – у старой покосившейся избушки.

Я остановила лошадь. Избушка действительно выглядела нежилой. Тоскливо скрипела, покачиваясь на одной петле, дверь. Не шел из трубы дымок. Выпавший за ночь снег не пересекали ничьи следы. И – я быстро сняла перчатку и посмотрела на ладонь – ни единого следа от пореза, который не мог так быстро зажить.

– Кэт? – обернувшись, позвал Базиль. – Что случилось?

– Ничего, – отозвалась я, посылая лошадь вперед. – Все хорошо.

Просто Святой Николай не всегда приходит в образе старика в красном кафтане с мешком за плечами. Иногда он может принять образ древней бабки.

Мне показалось, что за спиной кто-то рассмеялся скрипучим старческим смехом. Но я не стала оборачиваться. Мою руку сжимал Базиль, а впереди ждало нечто новое и прекрасное.

Этого не может быть

Проснувшись, я не поняла, где нахожусь.

Темно. Душно. Жарко.

Меня окутывала, душила и затягивала в себя горячая темнота, придавливая сверху чем-то тяжелым и стягивающим движения. В ужасе я забарахталась, пытаясь высвободиться, глотнуть воздуха, вырваться из сжимающих тело пут…

Мой крик затерялся где-то в непроглядной тьме, словно бы пойманный на лету. Рука коснулась чего-то мягкого, висевшего в воздухе. Я в ужасе уцепилась за это что-то, дернула – и на меня пролился серебряный свет полной луны, заглядывавшей в окно огромной комнаты. Тяжелая бархатная занавесь надежно укрывала гигантскую кровать от сквозняков и нескромных взглядов. С потолка смотрели хихикающие розовые младенцы, сжимающие в пухлых ручках кто лук со стрелами, кто чашу с водой, а кто и белые лилии.

Я с облегчением откинулась на россыпь мягких подушек. Воспоминания вихрем закружились в голове.

…Конец весны. Жаркий день, больше подходящий для лета, но радующий глаз буйным весенним цветением: белые ландыши, лиловые анемоны, желтые примулы и нежные фиалки. Одуряюще пахнут тяжелые кисти сирени, легкая бело-розовая фата окутывает дикую яблоню, привлекая шмелей и пчел, украшена белоснежными гроздьями рябина. В кусте шиповника пищат трясогузки, высоко в небе поет жаворонок, а неподалеку шумно выясняют отношения два самца барсука.

Лес живет своей жизнью – шуршит, щебечет, ворчит, шелестит и жужжит, не мешая мне заниматься обычными дневными делами, пока внезапно меня не настораживает звук, резко выбивающийся из мирного течения жизни – собачий лай. Миска с тестом едва не падает из рук, и я настороженно прислушиваюсь. А чуть позже чета зябликов в компании стайки вьюрков влетает в окно моей хижины и наперебой рассказывает о происходящем.

Я облегченно выдыхаю: это не охота. Она пугает меня больше всего. После этого жестокого развлечения всегда остается лишь кровь, отобранные жизни и необратимые потери для леса. В лесу всего лишь заблудился всадник с собакой, и она зовет на помощь, потеряв след домой.

– Приведите их сюда, и я покажу дорогу, – кидаю я пташкам, вновь принимаясь за тесто. Может быть, успею сунуть каравай в печь до того, как потеряшку выведут к моей хижине. Такое бывает – нечасто, но случается. Обычно в мою часть леса не заходит никто из людей, но если уж ко мне забрел незваный гость – то его следует выпроводить, сделав все, чтобы он больше никогда не вернулся.

Но шум за дверью раздается слишком быстро. Я наспех заканчиваю возню с тестом, вытираю руки и выхожу на крыльцо, не накинув привычный морок – сгорбленная старуха с длинным кривым носом и седыми редкими волосами. Незнакомец видит мой подлинный облик – невысокая стройная девушка с длинными рыжими волосами, достающими почти до земли, и яркими зелеными глазами. Я же сначала обращаю внимание на роскошного жеребца – серого, мощного, длинноногого, потом на великолепного пса – крупного, с гладкой лоснящейся черной шерстью, и уже потом на всадника, соскочившего на землю.

Высокий, статный, молодой мужчина. Темные волосы. Ярко-синие глаза, почему-то напомнившие мне тишину и умиротворение лесного пруда. Несказанное изумление в них – наверное, такое же, как и в моих. Почему-то я не могу ни сказать положенное приветствие путнику, ни перестать рассматривать четкие черты его лица. Мы молчим оба, просто глядя друг на друга, пока рядом не раздается нетерпеливый лай пса. Незнакомец вздрагивает и смущенно объясняет то, что и так понятно:

– Прости, я заблудился.

Я киваю, почему-то еще не в силах обрести дар речи.

– Но я не думал, что встречу кого-то в такой глуши. Мой пес… Карел… вывел меня на эту поляну.

Я киваю вторично.

– Прости еще раз, но мне казалось, что в таком глухом лесу могут жить только ведьмы.

Я улыбаюсь и повожу плечами. Изумление в глазах путника на секунду сменяется страхом, но тут же он исчезает. Незнакомец еле заметно хмурится.

– Значит, то что мне показалось… что Карела сюда вывела стайка птиц… это не?..

Я с улыбкой качаю головой.

– Нет, тебе не показалось. Я попросила их привести вас сюда, иначе вы могли бы блуждать по лесу до ночи.

– Но зачем? – в притворном испуге поднимает четко очерченные темные брови незнакомец. – Не съесть же?

В его голосе нет страха. Я вижу смешинку в синих глазах.

– Я никогда не ем мяса, – слетает с моих губ. – Это глупые сказки, которыми старые бабки пугают непослушных детей.

А я никогда не развеиваю это заблуждение, чтобы жить в покое и мире в глубине дремучего леса, окруженной только птицами, деревьями и зверями. Никогда… кроме сегодняшнего дня.

– Я просто хочу показать дорогу домой.

Беру обеими руками голову пса. Незнакомец дергается, словно бы хочет о чем-то предупредить, но замирает, глядя на то, как его громадный пес смотрит прямо в мои глаза. Я быстро объясняю ему дорогу – направо, до большого дуба, через ручей, обогнуть осинник, а там уже будут знакомые ему места.

– Все. Он выведет вас к дому.

– Спасибо… Но я же не могу называть тебя просто ведьмой. Как тебя зовут?

– Элина, – вновь предают меня голос и губы. Я еще никому и никогда не называла своего имени.

– Спасибо, Элина.

Незнакомец садится на коня и уезжает, растворяясь в солнечном свете и зелени весеннего леса. И только теперь я осознаю, что не стерла ему память, как намеревалась сделать с самого начала, так неосторожно показав свой истинный облик…

…Пожинать плоды своей оплошности приходится буквально на следующее утро. На этот раз стайка возбужденно щебечущих пташек отрывает меня от перебора оставшихся корней и трав. Их сообщение заставляет меня нахмуриться, но вот сердце по какой-то странной причине начинает биться сильнее.

Я выхожу на крыльцо без обычных мер предосторожности – все равно вчерашний всадник уже видел меня. Главное – заставить потом его навсегда забыть как меня, так и путь сюда. Правда, почему-то от этой мысли на глаза наворачиваются слезы, а в груди становится неуютно…

Карел первый бросается здороваться со мной, тычется мокрым носом в руку и радостно машет хвостом. Мощный серый жеребец приветственно фыркает. Его владелец смотрит на меня все с тем же странным интересом.

– Доброе утро. Прости, но кажется, мы опять заблудились.

Карел возмущенным лаем сообщает мне, что это неправда. Я и сама знаю, что незнакомец лжет – его пес теперь в любое время сможет найти дорогу домой. Путник смущается и отводит глаза.

– Прости. Он сказал тебе, что я – несносный лгун?

Улыбка сама собой расцветает на моих губах.

– Да.

– Тогда мне стоит только признаться, что я просто хотел поблагодарить за помощь.

– Не за что.

Мне нравится, как звучит его голос – глубокий, мягкий, льющийся тягучим медом. Я хочу слушать и слушать его, но, к сожалению, лай Карела заглушает своего хозяина.

– А твой пес говорит, что ты хотел проверить, не приснилась ли тебе вчерашняя встреча.

– И это тоже, – соглашается незнакомец. – Но Карел знает не все. Например, ему неизвестно, как я мучился прошлой ночью оттого, что нарушил все возможные правила этикета и не представился, услышав имя дамы. Терзания совести заставили меня вскочить, как только показался первый утренний луч, и прибыть сюда, чтобы исправить свою ошибку.

«А заодно позволить мне исправить свою», – мелькает у меня в голове, но я быстро загоняю эту мысль подальше в сознание.

– И как же тебя зовут, о добрый рыцарь? – улыбаясь, спрашиваю я.

– Филипп.

– Тогда, по всей видимости, мне, как доброй и гостеприимной хозяйке, следует пригласить вас в дом и накормить. Подозреваю, что ни ты, ни твой пес еще не проглотили и макового зернышка.

Ответом мне служит восторженное подвывание Карела и благодарный взгляд его хозяина.

Филипп с неохотой уезжает ближе к полудню, полностью нарушив мой распорядок дня. Но я настолько зачарована его текучим голосом и синими глазами, что вновь забываю о мерах предосторожности…

…Следующим утром я почти не удивляюсь, когда пташки сообщают мне о госте. Я сержусь и на Филиппа – почему у него вдруг возникла привычка навещать меня, да еще и вставать для этого ни свет ни заря? Ближайший город в нескольких часах езды отсюда, а то, что Филипп не обычный крестьянин – видно с первого взгляда. У тех не бывает дорогой одежды, оружия и боевых жеребцов. И обращение «рыцарь» он принял как должное – значит, выходец из знатной семьи. Возможно, даже служит королю Филиппу VI Благословенному – вот и назван в честь Его Величества.

Сержусь и на себя – мне не следует так радоваться незваным гостям, тем более сейчас, когда столько дел. На крыльцо выходит страшная старая карга, сердито взирающая на белый свет одним ярко-желтым глазом и грозно помахивающая клюкой.

Никто не отшатывается в ужасе, как я ожидала. Карел все так же приветственно бросается ко мне и облизывает скрюченную ладонь с острыми когтями. Жеребец по имени Грей всем своим видом выражает веселье.

Филипп опускается на одно колено и преподносит мне букет свежесорванных полевых цветов.

– Прошу прощения за неожиданный визит, но мы прогуливались неподалеку, и я решил навестить тебя и порадовать красивым букетом, решив, что в такой глуши мало кто осмелится на это.

Я сдерживаю сердитое замечание – цветы тоже живые, они хотят расти и радовать глаз среди изумрудной травы. Мне действительно никто и никогда не делал никаких подарков, тем более преподнесенных от чистого сердца, а не в благодарность за услугу. А я вижу в синих глазах, что это именно так – он просто хотел подарить мне букет.

И принимаю цветы.

Филипп встает, церемонно целует мне руку и смущенно спрашивает:

– Элина, возможно, мой вопрос выходит за любые рамки, но я не могу не спросить: какой твой истинный облик? Этой милой старушки или красивой девушки?

Со вздохом я провожу раскрытой ладонью вдоль тела, принимая прежний вид. По плечам рассыпаются длинные рыжие пряди, достающие почти до земли. Светлеет и разглаживается кожа, глаза зеленеют, исчезает хромота и расправляется спина. Грязные и драные лохмотья превращаются в опрятное длинное платье цвета весенней травы.

– Это просто способ избавиться от незваных гостей, – с извинением выдыхаю я. Блеск в глазах Филиппа гаснет, и я торопливо добавляю: – Нет, не уходи. Я думала, это не ты, а кто-то другой.

Небольшая ложь, но ее могут выдать только зяблики и малиновки в кусте сирени. Стайка пташек разражается ехидным щебетом. Я краснею, но, к счастью, Филипп не может понять то, над чем они хихикают…

…Я просыпаюсь с первыми лучами солнца и, замешивая тесто для медового пирога, непроизвольно поглядываю в окно, уверяя саму себя, что просто любуюсь летним утром. Но, заслышав бодрый лай Карела, торопливо стряхиваю муку с передника, приглаживаю волосы и почти выбегаю навстречу Филиппу.

– Элина!

На этот раз ему удается завладеть моей рукой раньше Карела, и он нежно касается ее губами, чуть сжимая пальцами. Тепло разливается по телу. Мне не хочется, чтобы он отпускал мою ладонь, а Филипп не торопится это делать. Мы стоим и смотрим в глаза друг другу, не разнимая рук, пока мокрый холодный нос пса не приводит нас в чувство.

– Я заметил, тебе не нравятся цветы.

– Не то чтобы не нравятся… – запинаюсь я, не зная, как объяснить свои чувства.

– Тебе нравится, когда они растут на поляне, – подсказывает Филипп. – Я понимаю. Поэтому принес тебе другой дар.

Он достает… ярко-оранжевый шар размером с мой кулак и улыбается при виде моего явного удивления.

– Это плод с одного дерева в нашей оранжерее. Попробуй, он очень вкусный.

Я неуверенно беру шар и разглядываю его. Он шершавый на ощупь, упругий и приятно пахнущий.

– Позволь, я помогу тебе.

Филипп достает нож и счищает корку с плода, а потом разделяет его на дольки. Я беру одну в рот, не зная, чего можно ожидать. Рот заполняется кисло-сладким соком. Филипп озабоченно наблюдает за моей реакцией.

– Нравится?

– Да, – решаю я и уже смелее беру следующую. Она лопается у меня в руках. Оранжевый сок брызжет во все стороны, попадая на мое лицо и рубашку Филиппа. Мы ошарашенно смотрим друг на друга, а потом взрываемся от хохота. Карел непонимающе смотрит на нас, давая понять, что мы, люди, все одинаковые – даже те, кто может разговаривать с высшими существами – собаками.

Когда смех утихает, Филипп осторожно проводит пальцами по моей щеке, стирая яркие капли. Мне невыразимо приятно чувствовать его прикосновения и хочется, чтобы они не заканчивались никогда…

…Филипп приходит каждое утро все раньше и раньше и уходит все позже и позже. Мне волей-неволей приходится заниматься обычной рутиной при нем, и, к моему удивлению, он по мере сил помогает мне.

Держит раненого стрелой оленя, пока я заговариваю рану и засыпаю ее растертым тысячелистником. После этого я замечаю, что привычный арбалет на седле Грея исчезает, и в качестве оружия при Филиппе остается только нож. Против него я не имею возражений – это не только орудие убийства, но и полезный в хозяйстве предмет. И он пригождается, чтобы помочь зайчонку выпутаться из длинных стеблей тонкой травы.

Филипп затачивает концы длинных рогатин, чтобы ставить их в качестве подпорок под увешанные плодами ветви яблони. И режет на мелкие кусочки полезные корешки, помогая мне делать целебные зелья.

И бережно поддерживает лестницу, когда я лезу за самыми вкусными, самыми спелыми вишнями на верхних ветках дерева. А потом помогает спуститься, и мы неожиданно оказываемся очень близко друг к другу, так, что наши тела почти соприкасаются. Мое сердце бьется как птица, попавшая в силок. Я не сомневаюсь, что Филипп слышит это, но не хочу отстраняться, зачарованно глядя в его синие глаза.

Он наклоняется, и его губы касаются моих – робко, едва заметно. Филипп словно бы сдерживает себя от неправильного поступка, словно бы боится, что сейчас получит жесткий отказ. Но я сама приподнимаюсь к нему, и он целует меня уже увереннее, с каждым мгновением все больше подчиняя себе.

Корзинка с собранными вишнями падает на землю. Мои руки сами собой оказываются на плечах Филиппа, ощущая под тонкой рубашкой крепкое мужское тело. Он, в свою очередь, прижимает меня теснее, перебирает рассыпанные по спине длинные пряди и тихо стонет. Или этот негромкий звук принадлежит мне? Не знаю, да и не хочу знать, растворяясь в ласках моего мужчины.