Текст книги "Я призрак. Мистический триллер"

Глава 2. Это же Сфинкс!

Аннет стояла в тесной прихожей, наблюдая за тремя щенками, копошащимися в корзине. Серый щенок лизнул в нос своего черного собрата.

– Какая прелесть! – умилилась Графиня, – Сколько за них хотите?

Ростовщик в поношенном суконном сюртуке, переминаясь с ноги на ногу перед нарядной дамой, растянулся в щербатой улыбке.

– Тридцать рубликов, сударыня.

– Помилуйте, голубчик, борзые и то дешевле.

– Редкостная порода, – пояснил ростовщик, – Этот… Как его, прости господи. Датский… дог!

Он услужливо улыбнулся.

– Вы только гляньте, сударыня, черныш-то прямо на Вас зоркает. Может, его возьмете?.. Кхе-кхе…

Щенки неуклюже карабкались друг на друга и забавно потявкивали. Самый крупный из них, черного окраса, взобрался на серых собратьев и перевалился через край корзины. Он плюхнулся на обшарпанный пол и покатился к ногам графини. Потом быстро вскочил на четыре лапы и ухватился зубами за край ее шерстяного платья, изобразив что-то вроде рычания. Потом вдруг он отпустил ткань и, переключив внимание на приоткрытую дверь прихожей, замер. В этот момент он был удивительно похож на египетское изваяние.

– Это же Сфинкс! – воскликнула Аннет.

Она и взяла щенка на руки и поцеловала в кожаный нос.

– Прохор, голубчик, рассчитайся с господином Каталкиным, – обратилась она к своему приказчику.

Тот кивнул в ответ.

Подписав бумаги и, не дожидаясь расчета, Аннет со щенком в руках направилась к выходу.

Новенький экипаж подъехал к парадному подъезду усадьбы. Из него вышел Прохор. Он протянул руку, чтобы помочь барыне выйти из экипажа. В руках у Аннет был завёрнутый в шаль щенок. В сопровождении приказчика она поднялась к парадной двери.

– Ты можешь быть свободен, голубчик, – сказала она Прохору, как только тот открыл дверь.

Придерживая щенка правой рукой, Аннет вошла в прихожую и поднялась по лестнице, ведущей в гостиную.

– Александр!.. Я пришла! – громко сказала графиня.

Так и не получив ответа, она пересекла зал.

– Иду, любовь моя! – послышался голос графа из глубины коридора.

Аннет пересекла гостиную и у выхода в коридор чуть не столкнулись с графом. Прижав питомца к груди, она отскочила в сторону и едва не потеряла равновесие.

– Бог мой! Ты напугал меня, Александр! – воскликнула Аннет.

– Прости, дорогая! Ты не ушиблась?..

Граф Любанский попытался обнять жену, но Аннет резко отстранилась.

– Как ты неловок, Александр! Ты покалечишь мне Сфинкса!

Она приоткрыла шаль, показав щенка мужу.

– Что это, любовь моя? – растерянно спросил он.

Графиня с нежностью посмотрела на щенка и улыбнулась.

– Наш новый питомец.

– Душа моя, – изумился граф, – Но разве это борзая?!

– Конечно, нет, милый! Это датский дог. Я выкупила это чудо у ростовщика.

– Постой, душа моя, но мы хотели борзую?

– Борзую?.. Все хотят борзых, любимый. Даже графиня Тулина! Уж на что оригиналка, и та помешалась на борзых.

– Прости, дорогая, но…

– Ты только посмотри, какой милашка!

Аннет, опустила щенка на пол. Растерянно озираясь по сторонам, он попятился обратно к графине.

Графиня нежно посмотрела на щенка и по её лицу пробежала тень сомнения. Она перевела взгляд на Любанского, потом на окно, прикрытое тяжелыми бархатными портьерами.

– Здесь так мрачно, дорогой! Он это чувствует. Мо друг, нам нужно заменить эти ужасные портьеры. Этот жуткий бордовый цвет его определенно пугает.

– Не придумывай, мон шер. Эти шторы – фамильная ценность.

– О чем ты, Александр?!

Она посмотрела на графа, потом вдруг присела, склонившись над щенком, и нежно погладила его по голове.

– Не бойся, малыш! Конечно же, мы уберем эти… эти убийственные шторы. Граф видит, как нам неуютно в этой темноте. Бежевый идеально подойдет.

Аннет умоляюще взглянула на Любанского.

– Ты ведь не против, дорогой?

– Но…

– Не беспокойся любимый, мы сами закажем новые портьеры с фамильным гербом.

Граф покачал, давая понять, что не в силах отказать любимой. Он протянул руку графине. Она встала и, задержав свою тонкую кисть в ладони графа, позволила ее поцеловать.

– Я так рада, что мы понимаем друг друга, Александр! – сказала она и вновь повернулась к питомцу.

– Он так прекрасен!… Ты только посмотри, дорогой!

Щенок на мгновение замер, словно подтверждая слова графини. И в этот момент он походил на египетское изваяние.

– Я назову его Сфинксом!– воскликнула она, – Не правда ли похож?

Граф скептически посмотрел на щенка, потом вздохнул и устало улыбнулся.

– Чудная собачка, мон шер.

Сфинкс тявкнул в ответ и тут же под ним образовалась небольшая лужа. Взяв со стола колокольчик, графиня позвонила в него, вызывая горничную.

Я проснулся от пронзительного звона, исходящего неизвестно откуда. С трудом открыв глаза, я увидел облупившийся потолок с растительной лепниной. Однако, попытка пошевелиться закончилась для меня полным провалом и это реально пугало. Может, я все еще сплю? – подумал я, но тут же вспомнил статью в каком-то научно-популярном журнале. Суть статьи заключалась в том, что если разбудить человека во время глубокого сна, то какое-то время он не будет способен двигаться. Такое состояние называют сонным параличом. И это своеобразная самозащита организма от непредсказуемых движений во сне.

Решив, что со мной произошел, наконец, тот самый случай, я стал ждать, когда мое тело поймет, что пора отключить эту долбаную защиту. Кроме того, я был уверен, что, наверняка, от этого звона проснется Мак и вырубит этот свой гребаный будильник. Но я продолжал лежать в оцепенении, а звон продолжался, почему-то не мешая моему другу сладко спать. Пролежав так еще пару минут, которые показались мне вечностью, я вдруг почувствовал, что могу пошевелить пальцами. Еще через минуту я смог поднять руку и хлопнуть ладонью по столу, вырубив то, что действительно оказалось будильником.

Вскоре я приподнялся и окно. Яркий солнечный луч пробивался сквозь щель между портьерами и нещадно слепил глаза. Я прищурился, глядя на портьеру. Она определенно была бордового цвета. Ну, конечно, я видел такую же во сне, только висела она не здесь, а в просторной гостиной.

Под гнусный скрежет диванных пружин я принял вертикальное положение и посмотрел на кресло-кровать, где в обнимку с моим рюкзаком мирно храпел Маклай. Пустые бутылки из-под водки, привезенные мной из города, валялись на полу рядом. Похоже, вчера мы неплохо повеселились, – подумал я и посмотрел на стол, где среди останков закуски лежал опрокинутый мной будильник и показывал одиннадцать часов.

Мне очень захотелось курить. Нащупав в кармане пачку «Примы», я достал сигарету и попытался прикурить. Судя по всему, моя зажигалка умерла еще вчера. Бросив бесполезный кусок пластика на стол, я осмотрел комнату в поисках зажигалки или хотя бы спичек. Взгляд зацепился за видавшую виды электроплитку. И я вдруг вспомнил старый добрый проверенный способ прикуривать от раскаленной конфорки.

К счастью, как и обещал Маклай, плитка сразу заработала. Уже через минуту я приложил папиросу к раскаленной спирали и, сделав несколько затяжек, прикурил. Я раздвинул портьеры и открыл форточку. Запахи трав и осенней листвы ворвались в душную комнату, вытесняя ароматы вчерашних закусок, алкоголя и сигарет.

Темные ветви деревьев за окном перечеркивали синее небо и от этого оно казалось еще синее. Я вспомнил свое вчерашнее столкновение с древесным монстром. Нащупав небольшую шишку на лбу, я порадовался тому, что она почти не болит. Неожиданно за спиной послышался хриплый голос Маклая.

– Вано! Ты живой?

– Живой, – пробурчал я и обернулся.

Маклай скинул на пол мой рюкзак и, сидя на разобранном кресле, уставился на меня, стараясь удержать равновесие.

– Какого хрена, Мак, ты поставил этот хренов будильник у меня под носом?!

– Да я его не трогал вообще, – проскрипел Мак.

– Он чуть не вынес мне мозг!

– Зато мы проснулись, бро! – порадовался Мак, – И еще потусим!

Он посмотрел на меня с надеждой и, не дождавшись ответа, предложил:

– Может кофе?

– Думал, ты пивка попросишь, – усмехнулся я, выпуская колечко дыма.

– Не в моих правилах, – прохрипел Маклай, – Как сказал кулинар Похлебкин, пить лучше после пятнадцати и до двадцати четырех.

– Это и есть твой ЗОЖ, Мак?

– Типа того…

Маклай слабо улыбнулся и тут же схватился за голову.

– Черт! Башка трещит… Аш тошно.

Маклай попытался встать, но бессильно откинулся на приподнятую спинку кресла.

– Будь другом, Ван… Там на подоконнике… должен быть анальгин.

На подоконнике действительно лежала безымянная таблетка. Я взял ее и, прихватив бутылку воды из холодильника, отнес Маклаю.

– Ты уверен, что это анальгин? – на всякий случай поинтересовался я.

– В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным, – изрек Маклай, запивая таблетку водой, – Но надо верить, чувак.

– А у меня сушняк, – констатировал я.

Забрав бутылку с водой у Маклая, я сделал несколько жадных глотков.

– Ты, кстати, надолго? – поинтересовался он.

– Взял неделю… Ты не ведь не против, если я у тебя тут пару-тройку дней перекантуюсь?– поинтересовался я, убирая воду в холодильник.

– Не вопрос! Опять же, будет кому стакан воды подать, – криво усмехнулся Маклай.

– А что… Начальство возражать не будет?

– Расслабься, чувак, я здесь один до десятого сентября. Потом наша директриса из отпуска вернётся ремонт контролировать. А там посмотрим.

Маклай вдруг замер, как бы прислушиваясь к себе, потом резко вскочил с кресла и, закрывая ладонью рот, побежал к двери. Через несколько секунд из туалета послышались характерные звуки, сопровождающиеся кашлем, бурлением воды и ругательства Мака.

Вскоре мой друг вернулся. Он упал в свое кресло и вытянул ноги.

– Уф… Кажется, отпустило.

Несколько секунд он сидел с закрытыми глазами, наслаждался своим «отпустило». Потом вдруг взбодрился и посмотрел на меня.

– Ну, что, чувак!.. Надо бы зарядиться?!

– Пить не буду, – сразу предупредил я.

– Какой ты, безрадостный, Ван. Я не про это. Я ж про эмоции. Я обещал тебе экскурсию?!

– О, нет!

– Уверен, что обещал!

Я пытался возразить, но Мак меня не слышал.

– А знаешь, Ван, я тут подумал, а на хрена мне работать сторожем? Вот изучу архивы и подамся в экскурсоводы.

Я скептически посмотрел на Маклая.

– Ты серьезно, Мак?

– Согласен, нужна практика. Ну вот, на тебе и обкатаем!

Маклай попробовал встать, но тут же упал в кресло.

– Блин! Мне все еще хреново.

– Я почему-то не удивлен, – усмехнулся я, – Может рассольчика принести?

– Не сочетается с анальгином. Сделай лучше нам кофе, бро.

Пока закипал чайник, я нашел на полке пачку молотого кофе. Засыпав его в старую медную турку и залив кипятком, я поставил все это на плиту и стал ждать появления кофейной пенки.

– Только без молока! – предупредил Маклай.

– А у тебя и молоко есть? – улыбнулся я.

– Только сгущенка.

– Круто! Пожалуй, не откажусь.

– Не советую пить кофе с молоком, Ван!

– Опять привет от Похлёбкина?

– Дело не в нем, бро… Ты типа не в курсе, что при взаимодействии кофе и молока происходит коагуляция.

– Не матерись, Мак!

– Ты сахар добавил?– забеспокоился Маклай.

– Сахар – белая смерть!

– Там нужно чуток, чтоб пенка не убежала.

– Если ты не заткнешься, убежит не только пенка, но и бариста. Я не пью кофе с сахаром, Мак… Даже ради пенки.

Увидев, что кофе уже убегает, я схватил турку и поднял ее над плитой.

Выключил плитку, я разлил кофе по кружкам с лейблом музея и бросил критический взгляд на бледную физиономию друга.

– Без сахара меня стошнит, – предупредил Маклай.

– Окэ, – сдался я, – И где у нас сахар?

– В банке из-под соли, – пояснил Маклай.

– А соль в банке из-под сахара? – усмехнулся я.

– Как ты догадался, чувак?

– Вообще-то, это была шутка, Мак.

Я порылся на полках и нашел коробку от соли. Там действительно оказался сахар.

– Это все бывший сторож, – пояснил Маклай, – Он специально местами поменял, чтобы дворник сахар не тырил.

– Похоже, у вас тут дружный коллектив, – усмехнулся я, насыпая сахар в чашку Маклая.

Водрузив кружки на пластиковый поднос, я отнес их к столу и поставил перед Маклаем.

Спасибо, добрый чувак,—поблагодарил Маклай.

Маклай схватил кружку с кофе и поднес ее к губам.

– Надеюсь, сторож перед тем, как уволиться не пересыпал соль обратно?– заметил я.

Маклай опустил кружку и поставил ее на поднос.

– Не путай меня, чувак.

– Это была шутка, – мило улыбнулся я.

– У тебя, чувак, нет сердца, – сказал он и опять взял свою кружку.

Осторожно пригубив кофе и убедившись, что там сахар, Маклай присосался к кружке. Уж не знаю, сахар, кофе или предполагаемый анальгин подействовали на Мака, но он явно взбодрился и на бледном его лице даже проступил румянец. Он поднял свой кулак в знак солидарности и произнес

– Ты спас меня, Че! И я готов, выполнить свой долг и показать тебе усадьбу.

– Это вовсе не обязательно прямо сейчас, – попытался возразить я.

–Только не нужно меня жалеть, Ван. Что ж, начнем с опочивальни графини?!

Хлопнув рукой по столу, он встал и довольно резво направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Но вдруг оступился и чуть не потерял равновесие. Я понял, что будет лучше его остановить, но было уже поздно. Совершив героическое восхождение по довольно крутой и, похоже, аварийной лестнице, он сел на пол втолого этажа, поставив ноги на ступеньки, и посмотрел на меня.

– Ну что, чувак, слабо тебе сюда забраться?– усмехнулся Маклай.

Оставив на столе недопитую кружку с кофе, я поспешил подстраховать своего друга.

– Ты только не дергайся, Мак, – посоветовал я, глядя снизу на Маклая.

– Поторопись чувак! Наверху нет света, И нам надо успеть до заката.

Я поднялся и сел рядом с Маклаем.

– Я что хочу спросить, Мак, граф и графиня… Они что, спали раздельно?

– Не тупи, Ван, – вяло пробурчал Маклай, – В прошлом веке у аристократов спать раздельно – это было норм.

Маклай облокотился на перила, которые подозрительно скрипнули.

– Слушай, бро, постарайся не давить на перила!

– Я и не давлю, бро, – сказал он и слегка отклонился в мою сторону.

Он задумчиво посмотрел на меня и добавил:

– Просто не вижу ничего плохого в том, что у каждому нужно личное пространство?

– Это да!– согласился я, – А секс?..

– Брось, мэн!

Макс хитро улыбнулся.

– Ты ж понимаешь, для хорошего секса не обязательно спать в одной постели. Раздельный сон, мен, даже полезен для остроты ощущений.

Маклай опять коснулся перил и они слегка покосились. Я быстро взобрался по лестнице, подхватил его под локоть и затащил в коридор. Маклай с трудом встал.

– Не истери, бро, – успокоил меня Маклай, сделав несколько шагов по коридору, – Дом построен на века. Кстати, в спальня и сейчас вполне пригодна для жизни.

– Мне уде не терпится на нее взглянуть, – усмехнулся я, оглядываясь по сторонам.

– Рад, что заинтриговал тебя, бро! – радостно заметил Маклай.

Он остановился и указал на дверь справа по коридору.

– Прошу!

В этот момент что-то заскрипело и грохотом упало.

– Фак!—ругнулся Мак, – Это перила.

– Я посмотрю, – предложил я.

– Не парься, Ван! Тут все равно ремонт будут делать, – остановил меня Мак.

Он подтолкнул меня к двери спальни.

– Заходь, чувак! Будь как дома.

Мы оказались в просторной квадратной комнате с высокими потолками и шелковой обивкой на стенах. Было заметно, что шелк со временем заметно поистрепался, но местами неплохо сохранился изящный растительный узор. Мебели практически не было, если не считать небольшой консольный столик и овальное зеркало. Рядом с балконной дверью валялся помятый спальный мешок. Маклай подошел к балкону и пнул мешок ногой, убрав его с прохода.

– Мешок мой, – пояснил он, – А вот столик принадлежал графине. Кстати он из красного дерева, сделан на заказ каким-то Росси. Стоит сука, прикинь, как Gibson* Джона Леннона! Не понял, чо его на реставрацию не забрали?

– Про Gibson – это ты образно! Крутой столик, старик!

– А то!

Маклай открыл балконную дверь и выглянул наружу. С улицы потянуло утренней прохладой.

– Смотри, красота-то какая!

Маклай сделал глубокий вдох и отступил.

– Выходить не советую, – предупредил он, – Рухнуть может.

Я осмотрел на парк через приоткрытую балконную дверь и вдруг понял, что именно этот балкон я видел вчера с улицы.

– Вчера я что-то заметил в этом окне, когда подходил к дому, – сказал я тихо.

– Графиню? – оживился Маклай.

– Ну, для этого надо крепко выпить, – сказал я и отошел от балкона.

– По-любому, чувак, здесь можно замутить крутой квест с призраками и нехило на этом наварить.

– Хочешь в это вложиться, чел? Брось! Придется, нанять актеров, арендовать костюмы и дать на лапу директору музея. Ты же не планируешь заложить свой ударник, чувак? Или продать этот ценный столик от как его там…

– Росси, – подсказал Маклай.

– Вот именно!

Я подошел к столику и провел пальцем по запылившейся поверхности, чуть не смахнув небольшую овальную рамку. Перевернув её, на оборотной стороне я увидел портрет красивой девушки. Высокий лоб, черные локоны на висках… Меня поразили ее глаза необычного изумрудного цвета.

– Кто это? – спросил я Маклая.

Мак взял портрет, покрутил его в руках.

– Похоже, графиня, – неуверенно ответил он, – Я ж говорю, портрет её видел только мельком. Кажись, она.

Я вдруг вспомнил фрагмент из моего сна. Тонкий силуэт на фоне окна с бордовыми шторами вполне мог принадлежать этой девушке. Жаль, что я совершенно не помнил её лица. Голос Маклая прервал мои мысли.

– Хей, Ван!

Он постучал по моему плечу.

– Здесь уже все. Теперь кабинет графа!

Маклай положил портрет графини на столик и направился к выходу. Как только он скрылся в коридоре, я сунул в карман портрет и, сделав шаг в сторону, вдруг почувствовал, что наступил на что-то плотное. На полу под куском упаковочной бумаги лежала пожелтевшая тетрадь.

– Ну, ты идешь, чувак?! – послышался из коридора голос Маклая.

Я поднял тетрадь и, запихнул её во внутренний карман своей куртки, вышел в полутемный коридор.

Первое, что я увидел, был упитанный силуэт Маклая, торчащий из двери слева.

– Давай сюда, Вано!

Я вошел в пустую комнату, которую Мак называл кабинетом Любанского. По более яркому цвету обоев на правой стене комнаты можно было предположить, что раньше там

стояли книжные шкафы. Единственное окно кабинета выходило на пруд, заросший камышом и кустарником.

– Тот самый пруд? – поинтересовался я, глядя в окно.

– Угу, – ответил Маклай.– Прикинь, раньше там карпов разводили, – Но после того, как графиня того, на карпов забили. И вообще, без графа тут все постепенно развалилось

– А что стало с графом?

– Это отдельная история. Говорят, что потом он не мог себе простить, что его тогда не было рядом. Он место для заводика присматривал… а когда вернулся, то обнаружил в опочивальне тетрадь и записку, типа «в смерти моей вините меня».

Маклай подошел к стене справа и указал на стену, где, судя по всему, висела картина, от которой остался след невыгоревших обоев. Он похлопал ладонью по стене.

– Где-то здесь висел ее портрет. Он тоже уехал на реставрацию вместе с мебелью.

Маклай улыбнулся. Похоже, он окончательно пришел в себя и был готов проджить свою первую экскурсию..

– Ладно, идем дальше! Здесь больше ловить нечего. А вот внизу… есть одно местечко. Там кое-что осталось. Идем чо покажу!

Покинув кабинет, мы прошли до конца коридора и оказались в огромном зале. Он был совершенно пустым и прямо из него вниз вела широкая мраморная лестница. Я подошел к ней, посмотрел вниз и вдруг мне показалось, что я здесь был. Я посмотрел на голые окна и вдруг представил, что когда-то они были закрыты плотными бордовыми шторами, такими как в каморке у Маклая. И тут я понял, что видел эту самую гостиную в моем сне. Несомненно, это была она, только теперь без портьер, мебели и картин на стенах.

– Послушай, Мак, а шторы в твоей каморке случайно не отсюда? – поинтересовался я.

– Да хрен их знает. С чего ты взял?

– Не знаю… Кое-то дежавю.

– Что? В школе на экскурсию сюда возили?

– Не думаю. В школе пропускал коллективные мероприятия.

– Значит, по телеку видел! Про эту усадьбу даже по «Культуре» раз показывали.

– С каких это пор, Мак, ты смотришь «Культуру»?

– С тех пор, как здесь работаю, чувак. На моем «Витязе» только одна программа берется. Угадай, какая?

Мы пересекли гостиную и спустились по парадной лестнице вниз. Макс повернул направо. Там прямо под лестницей была небольшая дверь.

– Ну, давай свою фитюльку, чувак! – сказал Маклай, открывая дверь чулана.

– Не понял?

– Фонарик, говорю, давай!

Я достал свой брелок-фонарик и передал его Маклаю.

Открыв чулан, мой друг направил свет в темный угол, где хранился старый садовый инвентарь и большая жестяная коробка с чугунной посудой. Рядом на полке лежала маленькая фарфоровая фигурка собаки. Макс направил на нее луч.

– А вот и Сфинкс! – загадочно произнес он.

Маклай взял фигурку дога и протянул ее мне. Было видно, что кончик лапы собаки был отколот. Я взял у него фигурку и начал внимательно рассматривать ее.

– Не могу поверить, что пес способен на суицид. Для зверя это противоестественно, – вздохнул я.

– Да, ладно! Ты Дарвина читал, чувак?

– А ты читал! – ухмыльнулся я.

– Я читал в одном из журналов, когда камин ими топил.

– И что ты там вычитал?– поинтересовался я.

– Что вычитал?

Макс на секунду задумался и вдруг изрек:

– Да, вот! Любой разум, чувак, подвержен эволюции. Так что, давно уже нет четкой разницы между зверем и чуваком.

– Нехило для барабанщика, бро! Но поверь, суицид, требует воображения, – возразил я, – А у собаки его нет.

Я дотянулся до полки, поставил фигурку на место и вышел из чулана.

– Круто мыслишь, чувак! – подтвердил мне вслед Маклай, – А что?.. Версия, что дога утопили, тоже имеет право на жизнь.

Маклай закрыл чулан и вернул мне мой фонарик.

– Здесь после смерти графини нашли какие-то улики, – сказал он доверительно, – И, кстати, не в пользу графа. Кто-то подтвердил, что на заводе его не видели. Да и мотивы у него были.

– Ну, да! Жену приревновал к губернатору, а дога прикончил, чтоб не мешал с женой разделаться.

– А почему нет?!

– Так что стало с графом? – спосил я.

– Если верить байкам сторожа, то граф отчалил по этапу в Сибирь прямо из этой прихожей. Там он доживал свой век среди ссыльных, поселенцев и бурых медведей пока не откинулся.

Маклай подошел к выходу и толкнул дверь.

Вид в парк закрывали колонны портика, зарытые строительными лесами. Однако, и здесь нашелся небольшой проход, ведущий к фонтану с херувимами. Мы спустились по лестнице в парк. Обогнув фонтан, подошли к дереву с разбитым молнией стволом. Маклай остановился.

– И вот финал! – подытожил он, – Когда усадьба опустела, молния ударила в самое сердце этого истукана.

Маклай нацелил два пальца правой руки на дерево, изображая пистолет и произнес:

– Пух!.. И ствол пополам. Конец истории.

– Удивил, Мак! – Правда, респект и уважуха экскурсоводу!

Обойдя старый тополь, мы спустились к аллее и дошли до ворот усадьбы. При солнечном свете кованые ворота уже не выглядели так зловеще, как вчера во время грозы. Сделав почетный круг по парку, мы вернулись к центральному зданию усадьбы. В полуденном свете стали еще заметнее следы времени на его фасаде, как морщины на благородном лице.

Маклай оглянулся и еще раз посмотрел на тополь.

– Думаю, что после реставрации, его распилят на дрова.

– Я бы оставил, – возразил я, – Хотя бы, как часть истории.

Пообещав вечером снова разжечь камин, Маклай направился в сарай за дровами. Я предложил помочь, но мой друг предпочел все сделать сам и предоставил мне полную свободу.

Обогнув здание, я направился к старому пруду. Миновав флигель, где теперь размещалась дирекция музея, и почти развалившуюся графскую конюшню, я вышел к зарослям камыша. Но приблизиться к воде оказалось практически нереально. Однако, с другой стороны пруда я заметил одно место, где, кажется, был проход. Он вел на миниатюрный кусочек пляжа, покрытый серым песком, за которым раскинулась гигантская ива.

Я обогнул пруд. Перешагнув через ствол ивы, прижавшейся к земле, я вплотную подошел к воде. Всматриваясь в черную гладь пруда, покрытую тиной, я подумал, – Что же должно произойти в моей жизни, чтобы я вдруг полез в это болото?

Совсем недавно я расстался с женой и до сих пор мне было хреново, но не настолько, чтобы топиться. Возможно, если бы я разбил свой новенький Fender или меня совсем лишили возможности играть и сочинять музыку… Возможно тогда… Но это тоже практически невозможно, также, как и то, что я вдруг полезу в этот пруд. Так и не найдя достойных аргументов для суицида, я развернулся и направился к березовой роще, раскинувшейся за прудом метрах в ста.

Приблизившись к ней, мне вдруг показалось, как что-то промелькнуло между стволами берез. Возможно, движение воздуха произвело оптический эффект или, как сказал бы Маклай, голограмму. Я замер, не отводя взгляда от ствола берёзы, и вдруг увидел женскую фигуру в белом, которая отделилась от ствола и тут же слилась с другим деревом. С мыслью, что голограмма не призрак, а всего лишь оптический эффект, я направился к дереву в надежде разрешить свои сомнения. Однако, никаких девушек я там не обнаружил. И, если честно, меня это даже порадовало. Медленно я брел среди берез, присматриваясь к каждому дереву, но нечто в белом просто исчезло, будто растворилось в воздухе. Я подумал, что этому все же должно быть какое-то рациональное объяснение, и направился к забору, отделяющему усадьбу от леса.

Пройдя метров двадцать я, наконец, нашел в заборе брешь, через которую незнакомка в белом вполне могла ускользнуть от меня. Через дыру в заборе я благополучно выбрался за территорию усадьбы.

Узкая тропинка привела меня к остановке автобуса, на котором вчера я добирался сюда от станции. Обойдя металлический павильон остановки, я, наконец, нашел то, что искал.

Спиной ко мне стояла стройная темноволосая девушка в белом пальто.

Я подошел к ней ближе.

– Простите, – тихо произнес я, чтобы не испугать незнакомку.

Она все же вздрогнула и обернулась. Увидев ее глаза, я почувствовал облегчение. Они не были зелеными, как на портрете, найденном в спальне графини.

– Вы напугали меня, – сказала кареглазая незнакомка.

– Простите… Так Вы не призрак? – попытался я пошутить.

– Кто? – не поняла она.

– Мой друг уверяет, что здесь полно призраков. И я решил, что Вы – одна из них!

– Вы так флиртуете? – поинтересовалась девушка, нахмурив брови.

– Конечно, нет. Просто хочу убедиться в Вашей реальности.

– Убедились?

– Нет. Но если Вы примете приглашение и завтра придете к нам на ужин…

– С чего вы решили, что я соглашусь? – усмехнулась она.

– Хм, – задумался я, – Ну, во-первых, мой друг работает в музее. Во-вторых, он отлично готовит. И, во-третьих,.. Вы будете первой, кто протестирует мистический квест по графской усадьбе.

– Заманчиво. А Вы уверены, что музей работает? – улыбнулась она.

– Нет. Но, как я уже упомянул, там работает мой друг Маклай. Кстати, меня зовут Иван.

Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась.

– Аннета.

Я немного опешил.

– Что-то не так? – спросила она.

– Нет, но… Небольшое, но фатальное совпадение. Хозяйку этой усадьбы тоже звали Аннета.

– Забавно, – улыбнулась она, – Ну, мне пора.

Девушка развернулась, намереваясь перейти дорогу.

– Постойте! Может быть Вас проводить?

Она обернулась.

– Не стоит. Моя бабуля не любит незнакомцев. Она встречает меня и мне бы не хотелось…

– Я понял. Вы гостите у бабушки?

– Угадали, улыбнулась она.

Аннета развернулась, чтобы перейти через дорогу.

– Так во сколько Вас ждать? – крикнул я ей вслед.

– Часа в четыре, – не оборачиваясь, ответила Аннет.

– Ладно. Я буду ждать, – пообещал я себе.

Она вдруг остановилась и обернулась. Едва заметно незнакомка кивнула, потом опустила глаза на мои кроссовки.

– Кажется, Вы что-то уронили, Иван! – сказала она.

Я посмотрел вниз. У моих ног действительно лежал овальный портрет графини. Каким-то странным образом он выпал из моего кармана. Я поднял портрет. Держа его в руках, я опять посмотрел туда, где только что стояла незнакомка, но ее там уже не было. Она уже скрылась за лесом на другой стороне дороги.

– А была ли Аннета? – усмехнулся я.

Сев на облупившуюся лавочку в павильоне остановки, я попытался собраться с мыслями. Я смотрел на портрет, зажатый в руке, пытаясь найти хоть какое-то сходство с моей новой знакомой. Но, увы, сходства не было. Засунув портрет во внутренний карман куртки, я почувствовал ладонью шероховатую поверхность тетради, которую взял из спальни графини Любанской.

Я осторожно достал тетрадь и посмотрел на потертую обложку. Она была чистой. Но оборотной стороне была небольшая запись:

Ненавижу принимать решения. Надеюсь, прочитав мои мысли, ты сделаешь это за меня.

Я вдруг почувствовал, как проваливаюсь в какую-то бездну.

*Gibson – марка гитары.