Текст книги "Танец богов"

– Папа умер, когда мне было всего семь лет, – со вздохом продолжил Ник. – Он был коммивояжером, почти всегда в разъездах. В один день он просто не вернулся домой – так мне, во всяком случае, это тогда казалось.

Мередит понурилась.

– Извините, – тихо промолвила она. А сама подумала – Боже, до чего мне все это знакомо!

– Я очень остро переживал эту утрату. Одно время даже возненавидел отца за то, что он ушел от нас так внезапно – без предупреждения. Вчера ещё был дома, а сегодня – раз, и нету! Мне его страшно недоставало. Не говоря уж о том, что мы остались вдвоем с мамой, а мне как единственному еврейскому мальчику во всей школе, здорово доставалось. Почти все свободное время я сидел дома – или ходил в кино. Наверно, кино было в те годы моим единственным спасением – там я прятался от реальности, в которой не находил себе места.

Мередит не нашлась, что сказать. Ей и в голову не приходило, что у Ника Холлидея, всегда улыбчивого и жизнерадостного, могло быть столь тяжелое детство.

– Вот, значит, когда у вас зародилось желание самому снимать фильмы, – догадалась она.

Ник кивнул.

– Да, у меня был дешевенький фотоаппарат «Брауни», и я вечно щелкал им все подряд, стараясь запечатлеть какую-нибудь последовательность. А потом раскладывал карточки в альбоме и подписывал, так что у меня получался иллюстрированный рассказ. – Он сложил пальцы шатром. – Однажды, когда мне исполнилось четырнадцать, я купил у местного ростовщика на свои сбережения старенькую кинокамеру и вот тогда развернулся по-настоящему. Снимал поток автомобилей на автостраде, детишек на пляже, всякие спортивные состязания и так далее. Пробовал разные углы и фокусы. – Чуть помолчав, он продолжил: – Когда я рассказал матери о том, кем хочу стать, она целиком поддержала меня. Больше пяти лет ей пришлось вкалывать одновременно на двух работах, чтобы я мог закончить Лос-Анджелесский университет. Теперь, по счастью, я уже сам могу позаботиться о ней.

– А где она сейчас? – спросила Мередит, когда официант подал им десерт.

– В Израиле, – ответил Ник. – Она всегда мечтала попасть туда, вот я ей это и устроил. Она живет там уже больше четырех месяцев, и, судя по письмам, возвращаться не торопится.

– Да, немногие удачливые люди заботятся о собственной семье, взойдя на самую вершину успеха, – заметила Мередит. Сама она уже много лет не видела своих близких.

– Иначе я не умею, – улыбнулся Ник и посмотрел на часы. – послушайте, ещё совсем рано. Может, заглянем ещё в одно местечко – тут совсем рядом…

Мередит покачала головой.

– Нет, я не могу. Мне нужно быть на студии уже в пять утра.

– А как насчет завтра?

Мередит вдруг взяла его за руку.

– Я получила огромное удовольствие от сегодняшнего вечера, Ник, – сказала она. – Но только давайте все-таки встречаться не каждый день. Хорошо?

Афины, сентябрь 1979г .

Константин Киракис разглядывал лежащие перед ним на столе бумаги до тех пор, пока перед глазами не поплыли круги. День был длинный, но он многое успел и был поэтому вполне удовлетворен результатами. Сегодня он подписал контракт, означавший для «Корпорации Киракиса» новый бизнес на миллиарды долларов. Большинство заключенных сделок имели самое непосредственное отношение к Северо-Американскому филиалу, что несказанно порадовало старого Киракиса. Молодчина Александр, не зря сидит в Нью-Йорке. И все же в глубине души Киракис сожалел о решении сына переехать в Соединенные Штаты. Он был бы куда более счастлив, останься Александр с ним здесь, в Греции, чтобы иметь возможность работать бок о бок. Эх, как он мечтал, чтобы его сын жил в Афинах, в самом сердце их гигантской и процветающей корпорации. Киракис не оставлял надежд, что придет время , когда он лично представит своего сына Совету директоров и порекомендует его на пост его нового президента. В один прекрасный день их корпорация станет крупнейшей в мире – и Александр очутится в самом центре глобальных деловых операций. Он должен быть готов к этому.

– Уже совсем поздно, Коста. Хватит работать – пошли спать.

Киракис поднял голову. Его жена Мелина в бледно-голубом бархатном халате стояла в проеме дверей кабинета. Пышные светлые волосы, обычно уложенные в тугой узел на затылке, рассыпались по плечам, и Киракис невольно заметил, что от этого его жена выглядит лет на десять моложе. Даже в шестьдесят семь лет она оставалась необыкновенно привлекательной. Годы пощадили её. Он встал и направился к ней, протянув перед собой руки.

– Извини, matia mou11
  Моя милая (греч.).


[Закрыть], – промолвил он. – Я немного забылся. – И обнял Мелину. Господи, до чего она стала хрупкая!

– Понимаю, – с улыбкой сказала Мелина. – А ведь ты уже не мальчик, Коста. Пора бы тебе научиться побольше отдыхать.

Киракис улыбнулся в ответ.

– То же самое мне твердит и этот старый пройдоха Караманлис, – сказал он с напускной укоризной. – Может, вы с ним сговорились пораньше отправить меня на покой?

– Мы вовсе не сговаривались, – сказала Мелина, усаживаясь в кресло, обитое темно-синим бархатом. – Просто мы за тебя беспокоимся. Нельзя столько работать.

– Ерунда! Я просто выполняю свой долг, вот и все.

– Я понимаю, что это твой долг, но так ли уж тебе необходимо делать все самому? – чуть помолчав, она добавила: – Мне казалось, что Александру уже вполне по силам возглавить этот бизнес. Если же ты считаешь, что он не способен…

– О нет, он ещё как способен, – быстро ответил Киракис. – У него блестящий ум, да и деловой хватке кто угодно позавидует. Однако, есть, к сожалению, кое-какие обстоятельства, которые не позволяют мне передать бразды правления в его руки.

– Какие ещё обстоятельства? – нахмурилась Мелина. – Неужели ты до сих пор не можешь простить ему переезда в Нью-Йорк?

Киракис покачал головой. Стоя у окна, он задумчиво смотрел на маячивший в отдалении корабль. В лунном свете серебрилась спокойная гладь Эгейского моря.

– Дело вовсе не в том, что он решил остаться в Соединенных Штатах, хотя, признаться, поначалу я был очень из-за этого раздосадован. Нет, Мелина, меня больше всего тревожит его образ жизни. – Вынув из кармана сложенную вчетверо газетную вырезку, он протянул её жене. – Вот, полюбуйся, о чем пишут в лос-анджелесской прессе.

Мелина осторожно развернула вырезку. С фотографии на неё смотрел Александр, рядом с которым была женщина, лицо которой показалось Мелине Киракис знакомым.

– Франческа Корренти, – промолвила она, кивая. – Снова, значит, в свет вышла.

– Судя по всему, да, – натянуто произнес Киракис. Голос его зазвенел от осуждения. – Впрочем, она, похоже, задержалась куда дольше, чем все остальные.

– Может, это и к лучшему, – задумчиво промолвила Мелина, внимательно разглядывая фотографию.

– К лучшему? – встрепенулся Киракис. – Да ты в своем уме? Не хочешь ли ты сказать, что согласна на брак нашего сына с этой… женщиной?

– Ну, разумеется, нет, – сказала Мелина, возвращая ему вырезку. – Я не допускаю даже мысли, что он может всерьез это рассматривать. Нет, я хотела только подчеркнуть, что Александр наконец научился поддерживать постоянные отношения с женщиной. Разве это не шаг в правильном направлении? Прежде, помнится, ни одна из них не задерживалась более чем на несколько недель.

– Да, ты права – это и впрямь можно расценивать как сдвиг к лучшему. – Киракис вздохнул. – Если он, конечно, не строит планов насчет именно этой женщины. Господи, и почему он выбрал Франческу Корренти? Актрису, женщину, у которой было столько любовников… Нет, на мой взгляд, она совершенно ему не пара – и уж тем более не годится в жены.

– Господи, Коста, ты рассуждаешь так, словно мы живем в средние века! – с неожиданным пылом воскликнула вдруг Мелина. – Я ещё удивлена, что ты сам не выбрал ему невесту!

– Между прочим, браки по расчету по-прежнему не столь уж редки в наших кругах, – напомнил Киракис, наливая себе водки. – Хочешь глоточек? – спросил он, приподнимая стакан.

Мелина покачала головой.

– Сам знаешь, муженек, наш сын ни за что бы на это не согласился, – сказала она.

– Да, Александр привык принимать решения сам, – признал Киракис. – Воля у него железная. Впрочем, когда я смотрю на его женщин, то невольно начинаю думать, что мой выбор был бы для него лучше… Если, конечно, он вообще способен жениться.

– Мне почему-то кажется, что он уже остепенился и готов расстаться со своей драгоценной холостяцкой жизнью, – сказала Мелина.

– Хотел бы я в это верить, – вздохнул Киракис. – Но, увы, вряд ли мы дождемся этого в ближайшее время.

Мелина ответила не сразу.

– Вот, значит, что ты имел в виду, говоря об обстоятельствах, которые не позволяют тебе передать бразды правления в руки Александра, – произнесла она наконец. – Значит, ты считаешь, что личная жизнь может помешать ему исполнять свой долг? – Мелина настолько хорошо знала своего мужа, что, казалось, могла читать его мысли.

Киракис помрачнел лицом и, отпив водки, ответил:

– Скажем так: Александр всегда был неосторожен в выборе своих женщин. У репортеров он пользуется на этот счет весьма дурной славой. По-моему, не проходит и дня, чтобы где-нибудь не появились какие-нибудь фотографии или статьи о его похождениях. Все это не способствует росту авторитета нашей корпорации.

– Вот, значит, что тебя больше всего заботит? Авторитет корпорации? – В голосе Мелины отчетливо слышались гневные нотки. Ей и прежде не нравилось упорство, с которым Киракис вечно стремился наставить Александра на путь истинный, словно их сын был обязан слепо идти по стопам отца.

Киракис покачал головой.

– Нет, Мелина, все совсем не так просто, – сказал он. – Мы ведь сотрудничаем с крупнейшими мировыми банками. Время от времени прибегаем к займам – колоссальным займам, – чтобы обеспечить различные новые проекты едва ли не во всех уголках земного шара. Мы умеем ладить с банками – пока. И не последнюю роль в согласии банкиров иметь с нами дело играет привлекательный и устойчивый образ нашей корпорации.

– И ты считаешь, что не самый привлекательный облик Александра, так старательно раздуваемый газетчиками, заставит банкиров отказаться от сотрудничества с нами? – спросила Мелина.

Киракис посмотрел на нее, и Мелина сама прочла ответ в его глазах.

– Да, matia mou, – кивнул он. – Они ведь тоже читают газеты и невольно примечают, сколь легкомысленный образ жизни он ведет. А ведь банкиры по природе своей крайне трусливы и осторожны. Они, безусловно, задаются вопросом: а способен ли столь легкомысленный человек решать серьезные вопросы? И находят его безответственным.

– Мне кажется, нельзя судить о человеке по его личной жизни, – промолвила Мелина. – Если бы мой отец положился на первое впечатление от тебя…

– Да, не копни твой отец глубже, и мы бы с тобой не поженились, – с легкой улыбкой согласился Киракис. – И уж тем более не видать мне денег, которые он вложил в строительство нашего флота. – Чуть помолчав, он продолжил: – Однако Александру может не повезти так, как мне. Времена изменились, а нашему сыну не хватит здравого смысла, чтобы, подобно своему отцу, жениться на дочери банкира.

– Значит отныне за каждым шагом Александра в бизнесе будут зорко следить и докладывать банкирам о его благонадежности? – спросила Мелина.

– Боюсь, что да, – кивнул Киракис. – И, в том случае, если он не изменит своего поведения…

Мелина посмотрела ему прямо в глаза.

– Послушай, Коста, – сказала она. – Я прекрасно понимаю, насколько тебе важно, чтобы Александр стал твоим преемником на посту главы корпорации. По-моему, ему ещё не было пяти лет от роду, когда ты принял это решение. Тебе, конечно, трудно будет со мной согласиться, но мальчик ещё слишком молод. Времени еще…

– Семнадцатого ноября ему исполняется тридцать один год, – напомнил жене Киракис. – В его возрасте я был уже давно женат на тебе. Я уже состоялся – и как муж, и как бизнесмен.

– Но ты сам сказал – времена изменились.

– Не настолько, – упрямо возразил Киракис.

Мелина подняла голову и улыбнулась.

– Боюсь, что все-таки больше, чем ты себе представляешь, – сказала она.

Киракис встряхнул головой.

– Порой мне кажется, что ты видишь Александра через розовые очки.

– А вот мне порой кажется, что ты его вообще не видишь, – улыбнулась Мелина и нежно поцеловала мужа в щеку. – Мы оба с тобой совершенно безнадежны в этом смысле.

– Пожалуй, да, – усмехнулся Киракис.

– Пойдем спать, – позвала она. – Уже поздно, и сегодня ты уже все равно не успеешь повлиять на его личную жизнь.

Киракис поставил опустевший стакан на стол.

– Ты иди, – сказал он. – Я скоро приду.

– Но ты не собираешься ещё работать…

– Нет. Через несколько минут приду.

– Хорошо, – кивнула Мелина и, величественно ступая, поднялась по лестнице в спальню. Киракис проводил жену задумчивым взглядом. Поразительная поступь – словно у герцогини. Насколько он помнил, Мелина всегда ходила так. Он вздохнул – в последнее время она его тоже беспокоила. Налив себе ещё водки, Киракис снова подошел к окну и, глядя на безмолвную тишь Эгейского моря, призадумался. Он прекрасно понимал, что, защищая Александра, Мелина в глубине души тревожится за их сына ничуть не меньше, чем он сам. А то и больше. Киракис невольно улыбнулся. Неодобрительное отношение Мелины к легкомысленному образу жизни, который вел её сын, безусловно, пасовало перед безграничной любовью, которую она питала к Александру. Мелина – и Киракис это понял ещё давно – была готова простить своему сыну все что угодно.

Но вот готов ли он сам – вновь и вновь спрашивал себя Киракис, уже поднимаясь по лестнице – простить своего сына, если его дурная слава поставит под угрозу само существование «Корпорации Киракиса»?

Лос-Анджелес, октябрь 1979

– Почему всякий раз, когда я спрашиваю вас о вашем детстве, вы спешите сменить тему? – спросил Ник. – Почему?

Они с Мередит, высоко закатав штанины брюк, медленно брели босиком по золотистому песку вдоль пляжа Санта-Моники. На Мередит была свободная хлопчатобумажная рубашка, а из украшений – только простенькое серебряное колечко на правой руке; Нику, который любовался её прекрасными волосами, развевающимися на легком ветерке, Мередит казалось красивой как никогда.

Мередит рассмеялась.

– Послушайте, Холлидей, вы ведь меня на съемки пригласили, а не на допрос, – шутливо сказала она и, взяв его за руку, тепло её пожала.

– Но почему все-таки вы избегаете этой темы? – упорствовал Ник.

– Вовсе я ничего не избегаю, – возразила Мередит, свободной рукой стряхивая со лба волосы. – Просто мне не о чем рассказывать, вот и все. Детство у меня было скучное и унылое.

Ник недоверчиво посмотрел на нее.

– Но хоть что-то заслуживающее внимания с вами непременно должно было случиться, – сказал он.

Мередит отрицательно покачала головой; чувствовалось, что настойчивость режиссера забавляет её.

– Я ведь родилась в крохотном провинциальном городке, – напомнила она. – Что там может быть интересного?

– Пейтон-Плейс22
  «Пейтон-Плейс» Знаменитый в свое время (конец 50х годов 20 века) роман Грейс Металиус о весьма свободных нравах, царящих в маленьком захолустном городке.


[Закрыть] – тоже был крохотный провинциальный городок, – сказал Холлидей, водружая очки на лоб. – А мы ещё не забыли, что там творилось.

Мередит кивнула.

– Ладно, ваша взяла. – В её голосе появились театральные нотки. – Придется мне во всем вам сознаться. Я вас обманула – я родом вовсе не из крохотного провинциального городка. Я родилась в Лондоне. Мой отец был послом при королевском дворе. Но выросла я в Европе – сперва училась в швейцарских частных школах, а потом и в Сорбонне. Мне не было и пятнадцати, когда меня соблазнил распутный сын одного крупного виноторговца. Затем в Монте-Карло у меня был роман со знаменитым гонщиком, а потом – уже в Риме – с одним модным итальянским актером. Ах да, ещё с арабским шейхом, который хотел выкупить меня у моего отца за дюжину верблюдов. Из-за этого чуть целый международный конфликт не разгорелся!

– Но я же серьезно спрашиваю, – произнес Ник с укоризной.

– А я и не шучу! – с притворным негодованием воскликнула Мередит. – Вы же сами хотели знать подробности моего мрачного прошлого.

– Я просто пытаюсь узнать вас поближе, – вздохнул Ник. – Но вы чертовски усложняете мою задачу.

– Извините, Ник, – сказала Мередит, мигом посерьезнев. – Но только если это и в самом деле так, то, пожалуйста – не пытайте меня о моем прошлом. Я уже давно с ним рассталась – и не хочу его ворошить.

И вообще хотела бы навсегда его забыть, подумала она.

Нью-Йорк.

Дождь лил, не переставая. Непогода и поздний час сыграли свою роль: на улицах Манхэттена было совсем немноголюдно. А вот движение было, как всегда, оживленным; Александра, который шел, не обращая внимания на дождь, вдоль южной оконечности Центрального парка, то и дело обгоняли такси, автобусы и лимузины. Александр нисколько не боялся бродить по ночному Нью-Йорку и проделывал это довольно часто. Глубоко засунув руки в карманы плаща, он быстро шел по пустынному тротуару, а достигнув пересечения улицы с Пятой авеню, свернул на нее. Вдруг над ухом истошно завизжали тормоза, и тут же на него обрушилась брань – Александр, задумавшись, перешел улицу на красный свет, и таксист едва успел затормозить. Впрочем, поглощенный своими мыслями, он даже не услышал ругательств.

День у него выдался нескончаемый и на редкость трудный. Александр покинул свою контору, когда почувствовал, что затылок начинает пульсировать – это был предвестник неизбежного приступа мучительной головной боли. Отослав водителя, Александр сказал, что пойдет пешком. И вот, кинув взгляд на часы, он заметил, что гуляет уже почти четыре с половиной часа. По счастью, головная боль немного утихла. Насколько он себя помнил, проклятые приступы посещали его регулярно. Маленьким ребенком – так рассказывала мать – он стал жертвой какого-то несчастного случая, когда, ударившись головой, выжил лишь чудом. Однако врачи в Афинах ещё долго опасались, что мальчик станет умственно неполноценным.

Задумчиво потирая затылок, Александр свернул на Пятьдесят первую улицу и вошел в устланный красными коврами вестибюль здания Олимпик-тауэр. Только что принятый на работу консьерж тут же узнал его и, почтительно улыбнувшись, придержал ему лифт. Александр кивнул ему, но разговаривать не стал. Его мысли были всецело поглощены сделкой, которую он разрабатывал последние полгода. Наконец приблизился час её завершения.

Если только удастся уговорить отца.

Лос-Анджелес.

Едва дождавшись завершения выпуска одиннадцатичасовых новостей, Мередит поспешила в свой кабинет. Быстро одевшись, она схватила свои вещи и бегом бросилась к выходу, где едва не налетела на одного из операторов.

– Эй, Мередит! – выкрикнул он ей вслед. – Что за пожар-то? Где горит?

– Нигде, Хэнк, – со смехом ответила она. – Просто у меня важная встреча.

– С кем? – машинально спросил он, и тут же махнул рукой. – Хотя я и сам знаю…

– Я опаздываю на свидание с Ником! – добавила она уже на бегу, а сама подумала: а ведь и правда знает. Все в студии Кей-Экс-Эл-Эй уже знали. Промчавшись на машине мимо знака, ограничивающего скорость движения, Мередит кинула взгляд на часы. Ник, наверное, уже вне себя от волнения. Господи, и почему она не позвонила? Впрочем, Ник поймет.

Было уже за полночь, когда она въехала в фешенебельный поселок Малибу, где жил Ник Холлидей. Ник подготовился к встрече: в гостиной царил полумрак, играла нежная музыка, в огромном камине полыхал огонь, а в ведерке со льдом охлаждалось шампанское.

– Что ж, Холлидей, мизансцену вы украсили мастерски, – криво улыбнулась Мередит. – Надеюсь, что не разочарую вас.

Ник обнял её и нежно поцеловал.

– Не разочаруешь, – прошептал он ей на ухо. – Это я точно знаю.

Он взял её дорожную сумку и понес наверх, в главную спальню. Мередит последовала за ним, на ходу осматриваясь и подмечая детали обстановки. Когда Ник сказал, что живет в коттедже на самом берегу, она представляла его совсем иначе. Это же оказался самый настоящий замок, все в котором было обставлено чисто по-мужски.

– Я купил этот дом на деньги от своего первого фильма, – сказал Ник, войдя в спальню. Он поставил саквояж на широкую кровать и раздвинул шторы. Перед восхищенным взором Мередит раскинулась величественная панорама Тихого океана. – Неплохой у меня бассейн, да? – усмехнулся Ник.

– У вас во всем такая гигантомания? – спросила она, беря его за руки.

Ник усмехнулся.

– Да. Абсолютно во всем. – Он обнял Мередит и жадно впился в её губы. Затем начал целовать её шею, а его руки зашарили по её телу, скользнули под блузку, нащупав обнаженные груди. Ник застонал. – Господи, как я тебя хочу, милая! – хрипло прошептал он.

– Да, Ник… – голос Мередит был еле слышен, но прозвучавшую в нем страсть спутать с чем-либо было невозможно. – О, да…

Ник нежно опустил её на кровать и, склонившись над ней, принялся расстегивать блузку. Полностью обнажив прекрасные груди неподвижно лежащей Мередит, он начал поочередно покрывать их поцелуями, легонько посасывая и покусывая нежные соски. В свою очередь Мередит, возбужденно дыша, расстегнула его рубашку и, проведя ладонью по мохнатым курчавым волосам, густым ковром покрывавшим грудь Ника, стала ласкать его соски, которые быстро затвердели. Ник перекатился на спину, и теперь уже Мередит оказалась сверху. Пока она ерошила его волосы, Ник расстегнул «молнию» на её брюках и стащил их до колен. Затем, вне себя от нетерпения, проник пальцами в щелочку между бедер и гладил её разгоряченную плоть, возбуждая Мередит ещё больше. Распаленная сверх всякой меры, она сама поспешно избавилась от остатков одежды и предстала перед Ником полностью обнаженная. Ник лежал на кровати, тело оказалось крепче и красивее, чем она предполагала.

– У тебя передо мной преимущество, – сказала Мередит, поглаживая его плечи. – Ты ещё одет. Как мне предаться любви с тобой, если ты до сих пор не снял брюки?

Ник улыбнулся и привстал.

– Это мы быстро поправим, – сказала он, расстегивая пряжку ремня. Мередит протянула руку к его «молнии», но Ник жестом остановил её. – Не спеши, малышка, – попросил он. – Всему свое время. – Избавившись от брюк и трусов, он заключил её в объятия. – итак, на чем мы остановились?

– Вот на этом! – Мередит игриво опрокинула его на спину и принялась целовать: сначала шею, потом грудь и живот, постепенно приближаясь к его могучему члену, который горделиво вздымался из густых зарослей темных волос на лобке. Господи, когда же я это делала в последний раз? – попыталась вспомнить Мередит. Она даже не представляла, сколько воды утекло с тех пор, когда ей кого-то настолько хотелось. Или даже хоть чуть-чуть хотелось. Обвив губами страждущую плоть Ника, она принялась посасывать толстый ствол, одновременно легонько поглаживая яички. Она почувствовала, как напрягся Ник, как дрожь пробежала по всему его телу. С каждым мгновением напряжение Ника нарастало, пока наконец он решительным движением не отстранился и присел, прерывисто дыша.

– Не так быстро, – попросил он, в свою очередь опрокидывая Мередит на спину. – Полежи спокойно, малышка. Теперь моя очередь.

Он отполз назад, пока голова его не поравнялась с треугольничком золотистых завитков, покрывавших её лобок. Затем, наклонив голову, раздвинул языком влажные губки и, найдя бутончик клитора, принялся ласкать и вылизывать его с жадностью человека, голодавшего несколько недель. Восхитительное тепло разлилось в чреслах Мередит. Божественно прекрасные, ни с чем не сравнимые ощущения с каждым мгновением усиливались – Мередит быстро приближалась к оргазму. Ее тело уже содрогалось в пароксизмах наслаждения, когда Ник снова приподнялся над ней, а в следующий миг Мередит содрогнулась – одним мощным толчком Ник проник в её естество; резко и внезапно. Бедра его ритмично задвигались, а Мередит, запрокинув согнутые в коленях ноги вверх, обвила ими его спину, всецело подчинившись его ритму. Утратив всякую власть над собой, она умоляла его двигаться все быстрее и быстрее, и лишь протяжно застонала, ощутив внутри своего лона горячий выплеск его страсти. Оргазм у Ника был бурный и нескончаемый; казалось прошло несколько минут, прежде чем он не распростерся на ней, обессиленный и обмякший.

Уткнувшись лицом в копну золотистых волос Мередит, Ник судорожно дышал, пытаясь перевести дух. Когда он наконец приподнялся на локтях и, посмотрев на нее, улыбнулся, Мередит увидела, что волосы его блестят от пота.

– Да-а, – медленно произнес он. – Такого со мной никогда не было. Ради этого стоило столько ждать. Как считаешь?

– Безусловно, – прошептала Мередит, вся ещё во власти сладостных ощущений.

В ту ночь они предавались любви трижды, причем каждый раз казался лучше предыдущего. Наконец, уже в полном изнеможении, они просто молча лежали рядом, сжимая друг друга в объятиях. Нику казалось, что он готов хоть целую вечность лежать так со своей возлюбленной, не выпуская её. А Мередит думала, что никогда ещё не ощущала себя настолько счастливой и защищенной.

– Не спишь? – прошептал Ник.

Мередит, не в силах шевельнуть языком, только покачала головой.

Он стиснул её в объятиях.

– Мне тоже не спится, – сказал он. – Похоже, у нас с тобой одна проблема.

– И как, по-твоему, её лучше разрешить? – со смехом спросила Мередит.

Ник прижал указательный палец к её губам.

– Тс-с! – тихо сказал он, целуя её в кончик носа. – Я должен поведать тебе нечто крайне важное – и немедленно. Только не перебивай, пока я не закончу. Хорошо?

Мередит кивнула, глядя на него расширившимися от любопытства глазами.

– Я вот тут лежал и думал про нас с тобой, – начал Ник. – И пришел к выводу, что после случившегося не имею права отпускать тебя ни на минуту. Я хочу каждое утро просыпаться рядом с тобой, а каждую ночь засыпать в твоих объятиях. – Он присел. – Я хочу, чтобы ты переехала ко мне. Чтобы мы жили вместе. Что скажешь?

– Да, – только и ответила Мередит, не в состоянии даже представить, как могла бы жить без него.

Ник ещё раз поцеловал её.

– Господи, а ведь я, похоже, и на самом деле влюбился, – промолвил он, проводя рукой по её волосам.

Мередит подняла голову.

– Тебя это огорчает? – спросила она

– Скорее пугает.

– Почему?

Ник пожал плечами.

– Я всегда страшился влюбиться, – сказал он. – Боялся обжечься, наверное.

Мередит задумчиво посмотрела на него.

– Кто тебя ранил, Ник? – спросила она после некоторого молчания.

Режиссер нахмурился.

– Никто. А почему ты спрашиваешь?

– Лишь тот боится влюбиться, кто в свое время сильно пострадал из-за любви, – ответила Мередит. – Это ведь так, да? Скажи.

– Долго рассказывать, – уклончиво ответил Ник.

– Ничего, я не спешу, – сказала Мередит. – Если у тебя есть время, конечно.

Ник покачал головой.

– Давай как-нибудь в другой раз, – попросил он. – Не хочу портить этого волшебства.

И, откинув простыни, они вновь предались любви.