Текст книги "Танец богов"

Глава 3

Нью-Йорк.

– Боюсь, что мой отец относится к этому с явным предубеждением, – пожаловался Александр, мечась по комнате, словно тигр по клетке. – Хотя не может не сознавать всех преимуществ, которые получила бы корпорация, перенеся свою штаб-квартиру в Нью-Йорк. – Стоя перед окном своего кабинета в Олимпик-тауэр, он окинул задумчивым взглядом панораму Манхэттена. Потом вдруг резко обернулся. – Джордж, ты почти все время молчишь. Что ты об этом думаешь?

Джордж Прескотт, один из вице-президентов корпорации и человек, которому Александр доверял едва ли не больше всех, сидел в глубоком черном кресле, скрестив руки на затылке и закинув обе ноги на край стола Александра.

– Ты же сам знаешь, что я полностью тебя поддерживаю, – сказал он.

– Однако от нас ничего не зависит. Что бы любой из нас ни думал, решающий голос всегда остается за твоим отцом.

– И его решение обжалованию не подлежит, – мрачно добавил Александр.

– Вот именно. Так что, если ты не найдешь какого-либо способа переубедить его, штаб-квартира корпорации до конца его дней останется в Афинах.

Александр нахмурился.

– Боюсь, что ты прав. Я не раз пытался поговорить с ним, урезонить его, но все тщетно. Мой отец жуткий упрямец, – вздохнул он. – Я надеялся убедить в своей правоте членов Совета директоров, чтобы хоть они на него повлияли, но, боюсь, когда дело дойдет до голосования… – Голос его оборвался.

– Они все равно проголосуют, как он скажет, – закончил за него Джордж, проводя рукой по пышной светло-русой шевелюре. – Ведь в его руках, к сожалению, контрольный пакет акций – пятьдесят один процент. Ты же в любом случае остаешься в проигрыше.

Александр сел за стол и призадумался. Потом сказал:

– На этой неделе он прилетит сюда, чтобы принять участие в собрании. Может, попробовать поговорить с ним ещё разок?

Джордж только улыбнулся, но ничего не сказал. Он знал, что Александр, уверенный в собственной правоте, сдаваться не собирается. Он слишком хорошо знал своего друга. Они с Александром сошлись ещё в Гарвардской школе бизнеса, и с тех пор их дружба, основанная на взаимном уважении и преданности, лишь окрепла. Джордж Прескотт был единственным, не считая самого Константина Киракиса, крупным боссом в «Корпорации Киракиса», который осмеливался говорить Александру то, что думает, не опасаясь быть немедленно уволенным. Только он мог высказать Александру в глаза правду, когда считал, что его друг не прав или ведет себя не подобающим образом. Александр же, который никогда ни с кем не сближался, относился к Джорджу как к брату. Поэтому люди, искавшие знакомства с Александром, знали, что ключом к достижению цели является Джордж Прескотт, к советам которого Александр всегда прислушивался.

Джордж только сейчас с огорчением осознал, насколько похож Александр на своего отца. Как и Константин Киракис, он, будучи уверенным в своей правоте, уже никогда не менял своего мнения. Так они всегда и бились друг о друга, подумал вдруг Джордж, подобно пресловутым непреоборимой силе и незыблемой твердыне.

– Может, все-таки подождешь немного, – предложил он, раскрывая золотой портсигар. – Сам ведь рассказывал, насколько его поразил размах наших последних операций. Да и цифры говорят сами за себя. Не станет же он возражать против очевидного – что будущее Киракисов здесь, в Большом Яблоке.

– Возможно, ты и прав, – медленно, с расстановкой, произнес Александр. Затем, чуть помолчав, добавил: – Ты уже решил, куда поедешь зимой? Я арендовал симпатичный домик под Гштадом…

Гштад, Швейцария.

В начале декабря Александр прилетел в Швейцарию, где рассчитывал задержаться недельки на две. Домик он снял на весь сезон, поскольку был уверен, что за три с лишним месяца воспользоваться им сумеют многие руководители корпорации. И уж тем более Джордж. Выросший в высокогорье Колорадо, Джордж стоял на лыжах чуть ли не с самого рождения, а в молодости был даже включен в состав олимпийской сборной. И сейчас, даже после того, как семнадцать лет назад он расстался с мечтами об олимпийском золоте, горные лыжи оставались его главным увлечением. В отличие от Александра, Джордж относился к спорту всерьез.

По прибытии на место, Александр узнал, что поспел как раз к традиционным спортивным состязанием – лыжной гонке по маршруту Гштад – Шато д'Э. Окрестные склоны были буквально усеяны лыжниками-любителями со всего континента, возжелавшими померяться силами с самыми известными европейскими профессионалами. Но Александра всеобщий азарт не захватил. Закаленный атлет, занимавшийся едва ли не всеми видами спорта, и в том числе лыжами, он был чужд самого духа соревнования. Единственным видом спорта, которым он занимался всерьез, был бильярд. А вот лыжи только помогали поддерживать форму. Живя в Греции, Александр отдыхал зимой на самых модных горных курортах Европы: в Гштаде, Санкт-Морице, Шамони, Кицбюэле. Он быстро понял, что в этом горнолыжном раю открываются непревзойденные возможности по части романтических (и не только) знакомств и самого безудержного флирта. Тем более, что от охочих до подобных развлечений девушек просто отбоя не было. Днем он наслаждался лыжами и солнцем, но подлинное блаженство испытывал по ночам.

На второй день пребывания в Гштаде Александр познакомился с Марианной Хауптман. Впервые он заприметил её, когда вышел утром поразмяться, и тут же понял – другой такой красотки во всем Гштаде нет. Стройная, но с необычайно соблазнительными формами пышноволосая брюнетка вмиг поразила его воображение. Идеальный овал лица в сочетании с необычайно тонкими чертами и огромными темными глазищами придавали её облику неповторимую изысканность. Вдобавок, когда девушка улыбалась, глаза её сияли. Не тратя ни минуты, Александр представился незнакомке и пригласил её перекусить в ближайшем ресторанчике.

– Я видел, как вы катаетесь, – сказал он по-французски, кивком указывая на заснеженные склоны. – У вас прекрасная техника.

– У вас тоже, – ответила ему девушка певучим голосом; по-французски она говорила безукоризненно, но с заметным немецким акцентом. – Я тоже обратила на вас внимание – там, на… Hahnenkamm.

– Hahnenkamm? – недоуменно переспросил Александр, с трудом понимавший по-немецки.

Красотка улыбнулась.

– Я имела в виду – крутой горный склон, – пояснила она. – Сначала я даже приняла вас за профессионала. Вы часто встаете на лыжи?

– Не так часто, как хотелось бы, – ответил Александр. Они уже шли по многолюдной улочке. – Вы из Гштада?

Девушка покачала головой.

– Нет, хотя и бываю здесь очень часто, – сказала она со смехом. – Вообще-то я родом из Цюриха. Мой папа служит в управлении Швейцарского банка. Когда мне было восемь лет, его перевели в Невшатель, где я и выросла. А сейчас я обучаюсь в Женевском университете.

Александр придержал входную дверь, пропуская девушку вперед.

– Значит, говорите, вы часто сюда приезжаете? – спросил он, направляясь к одному из немногих свободных столиков.

– Я стараюсь использовать любую возможность, чтобы постоять на лыжах, – ответила незнакомка.

Слушая веселое щебетание студентки, Александр подумал, что она, возможно, слишком уж юна для него, но все же – она была женщиной. Причем женщиной, при одном взгляде на которую в его жилах начинала играть кровь.

За обедом они разговаривали – преимущественно о лыжах. Марианна ела с аппетитом – Александр с некоторым изумлением смотрел, как она уписывает свое блюдо.

– Я всегда ем слишком много и быстро… когда нервничаю, – призналась она, отправляя очередной кусок в свой очаровательный ротик. – Я знаю, что это дурная привычка, но ничего с собой поделать не могу.

– Так вы и сейчас нервничаете? – удивился Александр. – Но почему?

– Точно не знаю, – вздохнула она, утирая уголки губ салфеткой. – Возможно, потому, что вы мне очень нравитесь. Я ещё никогда не встречала такого интересного мужчину, и мне страшно хочется понравиться вам. – Ее темные глаза вспыхнули.

Александр взял её за руку.

– Вам не из-за чего беспокоиться, Марианна, – заверил он. – Вы мне очень нравитесь.

В тот же вечер он без труда заманил её в свое логово. По дороге, когда они уже ехали в арендованный им особняк, расположившийся в горах прямо над Гштадом, Александр пытался размышлять об этом. Он ничуть не сомневался, что сегодня же переспит с Марианной. Он понял это ещё в ту минуту, когда впервые узрел её на склоне горы.

Едва войдя в дом, Александр поспешил развести огонь в камине и охладил бутылку вина. Марианна обследовала особняк с восторженностью ребенка в рождественское утро.

– Господи, до чего тут красиво! – воскликнула она, поворачиваясь к нему. Темные глазищи сияли. – Неужели этот замок принадлежит вам?

– К сожалению – нет, – ответил Александр, вынимая из серванта два бокала. – Красиво, да?

– Красиво? – рассмеялась Марианна. – Да это же самый настоящий дворец!

– Значит я правильно поступил, что позвал вас сюда, – сказал он, усаживаясь перед камином и кивком приглашая её последовать его примеру. – Ведь где ещё жить принцессе, как не во дворце.

Прелестные щечки Марианны зарделись.

– Вы очень любезны, – прошептала она.

– Любезен? – переспросил Александр. – Это я-то? Нет, Марианна, любезность тут ни причем. – Он наклонился и обнял её. – Вы, видимо, просто не представляете, насколько вы прелестны и соблазнительны. Надеюсь, сегодня вы это поймете.

– О, да, – жарко зашептала она, всем телом прижимаясь к нему. – Да, Александр, я так этого хочу! Пожалуйста… я хочу, чтобы вы любили меня…

Он целовал её, гладил по волосам, ласкал через одежду. Он прекрасно понимал, что девушка ещё совсем неопытная и чувствовал, как она боится того, что ждет их впереди. Наверное, непросто будет уговорить её пойти до конца. Маловероятно, чтобы она уже познала мужскую любовь. Что ж, подумал он, возможно, вино поможет ей избавиться от лишней робости. Разжав объятия, он потянулся к бутылке. Откупорил, наполнил бокалы и настоял на том, чтобы Марианна выпила до дна.

– Так вы быстрее расслабитесь, – заверил он.

– Не нужно, – попыталась возразить она. – Я и так чувствую себя нормально…

– Выпейте, Марианна, – твердо сказал он. – Я хочу, чтобы вы чувствовали себя как дома. Хочу, чтобы вы наслаждались каждой минутой нашего общения.

Она кивнула. Больше всего на свете ей хотелось угодить ему. Осушив бокал, она позволила Александру наполнить его снова. Она уже почувствовала, как по телу разливается восхитительное тепло. Они сидели перед камином и беседовали, пока бутылка не опустела. Потом он снова подсел к девушке и обнял её. Начал целовать, сперва медленно, со все нарастающей страстью, потом осторожно опустил Марианну на ковер. Запустил руку под свитер и, нащупав упругую, но податливую грудь, начал ласкать нежный сосок.

– Я хочу тебя, Марианна, – хрипло зашептал он. – Я просто сгораю по тебе.

– Да… – слабо простонала она.

Он стащил с неё свитер и припал к её нежным грудкам, упиваясь их девичьей свежестью. Марианна лежала неподвижно, закрыв глаза и закусив нижнюю губку. Тело её била мелкая дрожь.

– Не бойся, – прошептал Александр. – Расслабься. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. – Продолжая покрывать её груди поцелуями, он расстегнул её брючки и стащил их вниз вместе с трусиками. Его пальцы нетерпеливо проникли в её упоительное лоно и нащупали уже влажную пещерку. Девушка начала извиваться, изо рта её доносились слабые стоны. – Сейчас, Марианна, – шептал он. – Потерпи чуть-чуть, уже немного осталось. – С этими словами он разделся сам и приник к ней. – Вот, пощупай, – попросил он, показывая на свой возбужденный фаллос. – Посмотри сама, как я тебя хочу!

Марианна с готовностью обхватила его горделиво торчащий орган и, сама раздвинув ноги, привлекла к себе.

– О да! – воскликнула она, чувствуя, как горячий инструмент любви вторгается в её тело. Неистово двигаясь, Александр тяжело и быстро дышал; он и сам не понимал, почему так спешит. Не прошло и нескольких минут, как он сам уже испытал бурный оргазм и, выплеснув в неё свою бешеную страсть, распростерся на Марианне в полном изнеможении.

Потом они долго лежали рядом, Александр задумчиво разглядывал потолок. Он прекрасно понимал, что Марианна осталась неудовлетворенной. Наконец он повернулся к ней и сказал:

– Пойдем наверх… в спальню. Будем любить друг дружку до тех пор, пока и ты не почувствуешь, как это прекрасно.

И Марианна была вознаграждена с лихвой. Всю ночь Александр ласкал её, любил её снова и снова на огромной кровати под пуховыми одеялами. Хотя он был не первым её мужчиной, прежде Марианна ни разу не испытывала оргазма. Александр же, умелый и искушенный любовник, своими изощренными ласками не раз за ночь доводил её до совершенно немыслимого наслаждения.

Уже гораздо позже, лежа рядом с ним в кромешной темноте, Марианна поняла, что впервые по-настоящему счастлива. В жизни ещё она не испытывала такого восторга, такого блаженного ощущения полного, нереального счастья. И ведь это только начало, убеждала она себя. Она даже не представляла, что бывают такие мужчины. Александр олицетворял все, о чем она только мечтала. Уже под утро она забылась сном, убаюканная сладкими мечтами про Александра.

Когда она проснулась, его рядом не было.

Александр был в гостиной, где и провел остаток ночи. Сгорбившись в кресле, он смотрел на угасающее в камине пламя, пытаясь осознать, что натворил. Он и сам понимал, что совершил ошибку. Да, тело у Марианны было изумительное – как женщина она давно созрела. Но в действительности она ещё была совсем ребенком. Ребенком, черт побери! В немом отчаянии он запустил пятерню в свою пышную шевелюру. Господи, и черт его дернул привести её сюда! И надо же было настолько потерять голову. Тем не менее он помнил, что, едва лишь увидев Марианну на склоне, дал себе зарок во что бы то ни стало овладеть ею.

И овладел. В который раз не сумел устоять перед искушением. Почему-то некоторые женщины возбуждали его настолько, что он утрачивал всякую власть над собой. В нем просыпалось желание – и остальное было уже неважно. И всякий раз потом, когда он, получив удовольствие, приходил в себя, его охватывало странное ощущение. Как будто он побывал в постели с другим мужчиной или даже с мальчиком – во всяком случае совершил что-то не то. То, чего делать ни в коем случае не следовало. Александру стало нехорошо, он даже испугался, что его вот-вот стошнит. Господи, ну почему я это делаю? – в сотый раз спросил он себя. Почему продолжаю это делать, хотя прекрасно знаю, что со мной будет потом?

И почему, понимая все это, он снова ляжет с Марианной в постель?

– Как, тебе уже нужно возвращаться в Нью-Йорк? – с нескрываемым разочарованием в голосе спросила Марианна. Она сидела на кровати в прозрачном розовом пеньюаре и следила, как Александр одевается. – А я думала, что ты собирался пробыть здесь ещё неделю…

– У меня срочные дела. – В голосе Александра слышались напряженные нотки. Стоя перед зеркалом, он завязывал галстук. – Мое присутствие там совершенно необходимо.

– Понимаю, – вздохнула Марианна, играя с изящным золотым браслетом – прелестной вещицей, подаренной ей Александром накануне. – Боже, до чего он все-таки изумителен! – воскликнула она. – никогда ещё у меня не было такого замечательного украшения.

Однако Александр её не слушал. Все его мысли были поглощены телеграммой, которую он сегодня утром получил от Джорджа. Его отец, Константин Киракис, уже вылетел в Нью-Йорк и собирался встретиться с ним. Несмотря на всю неожиданность этого известия, Александр был преисполнен самых радужных надежд. Может, отец наконец внял его доводам и решил перенести штаб-квартиру корпорации в Нью-Йорк?

– Ты, по-моему, не слышал ни единого моего слова, Liebchen?33
  Любимый (нем.).


[Закрыть] – укоризненно спросила Марианна.

– Ты права, – признал он. – Извини, пожалуйста. Просто голова у меня сейчас совсем другим занята.

Марианна улыбнулась. – Я ведь дочь банкира – мне не привыкать к таким внезапным переменам. Я просто хотела тебе сказать, что мне страшно нравится твой подарок.

– А-аа, я очень рад, – безжизненным тоном откликнулся он.

Марианна встала с постели и подошла к окну. Внизу камердинер Александра укладывал его вещи в багажник автомобиля. Марианна нахмурилась. Значит он и в самом деле уезжал.

– Самое прекрасное в этом браслете, – продолжила она, – что всякий раз, только взглянув на него, я вспоминаю тебя.

Александр не отвечал. Все его мысли были по-прежнему прикованы к предстоящей встрече с отцом.

– Я буду скучать по тебе, – сказала Марианна.

– Что? Нет, не знаю, – ответил он.

С минуту помолчав, она спросила:

– Скажи, Александр, почему ты всякий раз бросаешь меня, едва мы только предадимся любви? Каждую ночь я засыпаю в твоих объятиях, а когда просыпаюсь, тебя и след простыл.

Александр пожал плечами.

– По ночам меня часто мучает бессонница. Я не хотел причинять тебе беспокойство.

Марианна понимающе кивнула.

– Бессонница, наверное, самый распространенный недуг среди бизнесменов, – сказала она. – Мой папочка тоже часто от неё страдает.

Александр полез в карман и достал связку ключей.

– Сколько ещё продлятся твои каникулы?

Сердце Марианны екнуло.

– Две недели. А что?

Александр протянул ей ключи.

– Вот, возьми, – сказал он. – Я снял этот особняк на весь сезон. Оставайся здесь и живи сколько хочешь.

– О, нет, – запротестовала Марианна. – Я не могу…

– Можешь, – отрезал Александр. – Поживи в свое удовольствие. – Улыбнувшись, он быстро нацарапал свой адрес на обратной стороне визитной карточки и отдал ей. – Когда захочешь уехать, оставь ключи вот этому господину. – Он кивком указал на суетившегося у машины лакея. – Хорошо?

Марианна молча кивнула. Она-то, дуреха, надеялась, что Александр собирается пригласить её с собой в Нью-Йорк.

– Ваш автомобиль готов, сэр, – возвестил камердинер.

Александр кивнул. Облачившись в пальто, он легонько чмокнул Марианну в лоб и вышел, не оглядываясь. Он не обратил внимания, что в глазах девушки стоят слезы, но она и сама не плакала, пока не услышала, как хлопнула входная дверь.

Усаживаясь в машину, Александр оглянулся. Один-единственный раз. Марианна, стоя у окна, махала ему рукой. Александр подумал, что уезжает как раз вовремя – Марианна начала вести себя как влюбленная школьница. Весьма кстати, что они расстались сейчас, прежде чем ситуация вышла из-под контроля. Впрочем, Александр даже не подозревал, что дело уже зашло слишком далеко. Это случилось в тот самый вечер, когда он впервые привез девушку в особняк.

Марианна беззаветно влюбилась в него.

Лос-Анджелес.

С Томом Райаном, наставником Ника и, вероятно, одним из наиболее удачливых режиссеров всех времен, Мередит познакомилась на съемках последней картины Ника. Райан был выше, чем представляла себе Мередит, стройный и крепкий, с мужественным, изрезанным морщинами лицом и густыми светло-русыми волосами, которые зачесывал со лба назад. Человек-легенда вел затворнический образ жизни, крайне редко появляясь на людях, и Мередит с первых же минут общения ощутила печальный дух почти трагического одиночества, который исходил от него.

– Он весь погружен в себя, как будто живет в совершенно ином мире, – сказала она Нику той же ночью, когда они лежали в постели. – И внутри у него какая-то давящая пустота – она почти осязаема.

Ник уставился в потолок.

– На долю этого человека выпало немало страданий, малышка, – тихо сказал он.

Мередит приподнялась на лотке.

– Но что же случилось, Ник? Я знаю только, что его жена и ребенок погибли.

– Подробности я и сам не знаю, – промолвил Ник, поворачиваясь лицом к ней. – Да и никто, по-моему, не знает, кроме самого Тома. Сам же он об этом не говорит.

– Неужели он так никогда и не рассказал никому?

– Насколько мне известно – нет.

– Но ведь об этом столько писали ещё много лет… До сих пор люди вспоминают…

– Да, я знаю, – кивнул Ник. – Но Том никогда не выражал желания беседовать с кем-либо на эту тему, и уж тем более – с представителями прессы. Это горе, которое он запер у себя внутри и выпускать не собирается.

– И даже тебе никогда не рассказывал?

– Я же сказал – сам он говорить об этом не хочет, а я никогда не спрашивал, – терпеливо пояснил Ник, погладив её по руке. – Думаю, что будь у него желание с кем-то поделиться, он бы мне рассказал. Мне известно лишь то, что он сказал тогда, сразу после этой трагедии. Он снимал очень крупную картину и прямо на съемках произошел какой-то несчастный случай, в результате которого погиб его сын. А Элизабет – его жена – не смогла перенести этого удара и вскоре умерла. От сердечного приступа, кажется.

– И по прошествии стольких лет он все равно отказывается об этом вспоминать, – недоверчиво промолвила Мередит.

– Да, и я нисколько его не виню, – угрюмо сказал Ник. – Люди, побывавшие в аду, предпочитают не хвастать своими похождениями.

– Если бы его кто-нибудь разговорил…

Ник привстал.

– Послушай, Мередит, я понимаю, что ты задумала, но, поверь мне – ничего у тебя не выйдет. Ни с тобой, ни с кем-либо ещё он беседовать на эту тему не станет. С какой стати после стольких лет молчания вдруг раскрывать перед кем-то душу?

– Может быть, если ты его попросишь…

– Нет, – жестко оборвал её Ник. – Не впутывай меня, пожалуйста. Я же говорил тебе, Мередит – я относился к Райану как к отцу. И, если он хочет, чтобы его жена и сын покоились в мире, то это его полное право. Раз он решил страдать в одиночку, никто не должен ему мешать.

– А ведь поговаривают, что Том Райан уже на излете, – не унималась Мередит. – Всколыхнув интерес к этой давнишней истории, он может дать новый толчок собственной карьере.

– Мне кажется, что ему наплевать на карьеру, – отрезал Ник. – После этой кошмарной трагедии он утратил к ней интерес.

– Значит ты не хочешь, чтобы я взяла у него интервью? – констатировала Мередит. – И на твою помощь я могу не рассчитывать.

– Не хочу – врать не стану, – признался Ник. – Я слишком люблю Тома. И мне совершенно не по душе, что кто-то собирается нажиться на его горе.

– Нажиться? – вскинула голову Мередит. В голосе её звучало нескрываемое изумление.

– Вот именно. Ясно ведь – он не хочет, чтобы все подробности этой истории стали известны широкой публике. В противном случае он бы уже давно обо всем рассказал. И уж тем более он не станет делать этого сейчас – даже во имя пресловутой карьеры. Ты согласна?

После некоторого молчания Мередит ответила:

– Да, об этом я не подумала.

– Ты думала только о повышении рейтинга передачи?

– Конечно, но…

– Эксклюзивное интервью с Томом стало бы неплохим толчком для твоей карьеры, верно? – Ник посмотрел на неё в упор. – Я тебя не виню, малышка – ты вправе быть амбициозной. Здоровое честолюбие никому не вредит. Оно и мне не чуждо. Но только я против того, чтобы кто-то наживался на Томе. После случившегося он и так умирает медленной смертью. Приставать к нему с расспросами – все равно, что столкнуть его в пропасть.

– Так значит это правда? – спросила Мередит.

– Что именно? – недоуменно переспросил Ник.

– Я слышала, что после этого он здорово запил и до сих пор частенько засиживается в барах, порой упиваясь до бесчувствия. Во всяком случае настолько, что за руль потом сесть не в состоянии.

– Не знаю, – сдавленным голосом произнес Ник. – Сам я его пьяным никогда не видел. Но одно я знаю наверняка – я не хочу, чтобы к нему приставали, пытаясь разворошить прошлое.

Встав с постели, он надел халат.

– Куда ты? – спросила Мередит, включая ночник.

– Что-то мне спать расхотелось, – ответил Ник. – Пожалуй, спущусь и посижу над сценарием. Нужно кое-что подправить перед завтрашними съемками.

С этими словами он повернулся и вышел из спальни.

Утренний воздух был прохладен. Когда кровавый солнечный диск зазолотил на востоке горизонт, откуда-то налетели чайки. С запада, подгоняемая свежим бризом к берегу приближалась небольшая лодчонка под ярким парусом. А по белой полоске песка вдоль самой воды неспешно трусили босиком двое бегунов в спортивных трусах. Зябко поежившись, Мередит стащила свитер и повязала его вокруг талии. Что ж, по крайней мере, она была не единственная ненормальная, которая бодрствовала в столь ранний час.

Спала она беспокойно. Слова Ника никак не выходили из головы. Он и слышать не хотел о том, чтобы она даже только попыталась взять у Тома интервью. Впрочем она и сама не была уверена, что так уж этого хочет. После краткой встречи с Райаном в её памяти запечатлелся образ глубоко несчастного, перенесшего много страданий человека. И все же, будучи журналисткой, она не могла не помышлять об интервью. Мередит распирало желание узнать его тайну, выяснить причину затянувшегося на двадцать шесть лет молчания – вот почему её так огорчал категорический отказ Ника хоть чем-то способствовать этому.

Поначалу Мередит опасалась, что роман с Ником может перерасти в нечто нежелательное. Она была уверена, что его бурная карьера может помешать её собственной, что их связь нарушит привычный распорядок её тщательно спланированной жизни, расстроит продвижение по служебной лестнице. Ник же заверял, что, напротив, они с ней прекрасно помогают друг другу, дополняя во всем. И Мередит верила ему – до сих пор. Теперь же она пыталась решить, имеет ли право ради романа с Ником пренебречь профессиональным долгом, который призывал её попытаться взять интервью у Тома Райана. Интервью, публикация которого – Мередит была уверена – распахнет перед ней новые двери.

– Постой, Мередит! – послышался сзади голос.

Обернувшись, Мередит увидела Ника, который пытался её догнать. Она приостановила шаг и подождала, пока режиссер поравняется с ней.

– А я думала, что ты ещё спишь, – сказала она.

Он тоже остановился, чтобы перевести дух.

– Я и спал – пока, проснувшись, не увидел, что тебя нет.

Мередит кивнула.

– Мне не спалось, – сказала она. – Ты все ещё сердишься на меня?

Ник приподнял брови.

– Сержусь? – переспросил он. – Я никогда ещё на тебя не сердился.

Мередит улыбнулась и покачала головой.

– Не надо, Ник. Неужели ты думаешь, что я и вправду поверю, будто ты вскочил посреди ночи, чтобы заняться сценарием?

И они зашагали по песку.

– Я нередко поступаю так, – сказал Ник.

– Согласна, но только сегодня это обстояло несколько иначе.

– Да, – признался он, немного помолчав. – Я был слегка не в себе. Просто Том сделал мне в жизни столько добра… Мне бы не хотелось, чтобы кто-то причинил ему боль. Вот я и ушел, чтобы сгоряча не ляпнуть чего-нибудь, о чем потом горько пожалел бы.

– Я так и подумала.

– Но ты по-прежнему хочешь взять у него интервью?

– Сама не знаю, – вздохнула Мередит. – Я должна подумать. Не хочу принимать решение, в котором могу потом раскаяться.

Некоторое время они шли молча. Ник подобрал вынесенную морем деревяшку и швырнул высоко в воздух. Деревяшка с глухим стуком приземлилась в нескольких шагах от них.

– Это интервью… Оно и в самом деле так много значит для тебя? – спросил наконец он. Впрочем, это было скорее даже утверждение, нежели вопрос.

– Пожалуй, да, – ответила Мередит, рассеянно разгребая ногой песок.

– Что ж, хорошо, – промолвил он с расстановкой. – Тогда я, наверное, сведу тебя с Томом. Может быть, даже в этот уик-энд. Согласна?

Мередит подняла голову и посмотрела на него в упор.

– Как, ты все-таки хочешь мне помочь? – недоуменно спросила она. – Но я думала, что после нашего ночного разговора…

– Подожди, – нетерпеливо перебил он. – Я вовсе не собираюсь его уговаривать. Это уже твое дело – я в нем участвовать не собираюсь. Я сказал только, что сведу тебя с ним. Если сумеешь его уговорить – что ж, тогда твоя взяла. Надеюсь, он тебе не откажет. Раз уж тебе так важно это интервью.

Мередит порывисто обняла его.

– О, Ник, я просто не знаю, как тебя благодарить. Я ведь прекрасно понимаю, что ты по этому поводу думаешь…

– Да, Том слишком много для меня значит, – кивнул Ник. – Но ведь это и к тебе относится. – Он на мгновение приумолк. – Есть, правда, ещё кое-что.

– Что?

– Можешь пообещать, что не станешь его преследовать, если он откажется выполнить твою просьбу? – спросил Ник. – Этот человек и без того уже слишком настрадался. Репортеры ещё долго потом отравляли ему жизнь. Этому нужно положить конец.

– Договорились, – пообещала Мередит, целуя его.

Нью-Йорк.

Александр был несказанно удивлен, когда за неделю до Рождества к нему домой в Олимпик-тауэр приехала его мать.

– Почему ты не предупредила о своем приезде? – спросил он, нежно обняв её. Мама показалась ему очень похудевшей, почти прозрачной.

– Тогда бы мой приезд не стал для тебя неожиданностью, – сказала Мелина Киракис, снимая шубку. – Потом я и мысли не допускала, что останусь на Рождество одна, без своих близких.

Хотя до недавнего времени Рождество в Греции 25 декабря не отмечали, Мелина, мать которой была англичанка, всегда настаивала на праздновании этой даты в честь покойной матушки, которую никогда не видела. Немного поразмыслив, Александр быстро вспомнил, что на Рождество всегда прилетал к родителям, и лишь сейчас, по горло занятый внезапно навалившимися делами, нарушил бы эту старинную традицию. Однако он не мог даже предположить, что мама нарушит предписания врачей и прилетит сама.

– Но ведь доктор Караманлис запретил тебе дальние поездки, – нахмурился он.

– Этот шарлатан! – фыркнула Мелина. – Что он понимает?

– Ну это ты зря, manna mou, – улыбнулся Александр. – Сама знаешь, что Караманлис считается одним из лучших терапевтов во всей Греции. И, мне кажется, тебе бы следовало прислушиваться к его советам.

– Ну конечно! – недовольно выпалила Мелина. – И провести Рождество вдали от единственного ребенка. Я не могла и мысли такой допустить. Даже если мне суждено вернуться домой на носилках, я не собираюсь встречать праздник без вас!

– Да, мамочка, для столь хрупкой женщины воля у тебя просто железная, – с нежностью в голос произнес Александр. Его мать и теперь оставалась необыкновенно красивой – безукоризненная кожа, царственная осанка – она выглядела изысканной и элегантной. Вот бы найти женщину, похожую на нее… Впрочем, нет – Александр был уверен, что таких женщин больше не существует. Его мать была единственной и уникальной в своем роде. – Ты наверняка устала, – добавил он. Может, поспишь немного перед ужином? Тебе нужно отдохнуть.

– Отдохнуть? – недовольно проворчала Мелина. – Вы с отцом только об этом и твердите. Воистину два сапога – пара. Между прочим, я вовсе не настолько больна, как вам всем кажется!

– Но, мамочка… – начал Александр.

Мелина нежно потрепала его по щеке.

– До чего же ты у меня красивый, Александр. Скажи мне – когда ты наконец остепенишься, обзаведешься супругой и сделаешь меня счастливой бабушкой?

Он улыбнулся.

– Навряд ли это случится, manna mou. Видишь ли, у меня слишком строгие требования. Я дал себе обет жениться лишь на такой женщине, которая может сравниться с тобой.