Текст книги "Десять поворотов дороги"

Глава 31. НЕВЕРОЯТНЫЙ СОЮЗ

Никто бы не понял этого союза, если бы кто-то из сомневающихся сомневался в нем больше, чем сами его участники. Две могучие и непримиримые расы – гномы и тролли – в кои-то веки объединились против общего противника.

Их военное соперничество исчисляется тысячелетиями и гораздо превосходит по угрюмой настойчивости кухонные дрязги, привычные человечеству, которое, увы, и стало причиной невероятного союза. Те и другие выступили против людей, подкрепленные вдруг окрепшей в сердцах идеей о необходимости избавиться от докучливых персонажей в пенсне и пиджаках, лишивших древние расы благополучия.

(Расы всегда лишают одна другую благополучия и вообще выводят из себя всеми способами. Оттого солдатам и политикам вечно есть чем заняться. К тому же у этих из другого племени можно отобрать дефицитные набалдашники для посохов, всякие блестящие штуки и мало ли что еще полезного…)

Две огромные армии сошлись на закате в Синем лесу, составив солидную конкуренцию деревьям по числу стволов: изобретенный гномами порох превратил добрую старую потасовку в настоящую бойню. Теперь, чтобы разнести череп противнику, не нужно было даже как следует на него орать – лишь поднести к фитилю огонь, положившись на то, что заряд не подмочили на складе мыши.

Немаловажно, чтобы такой штуки не было у врага. Да и ненадежному союзнику[24] она ни к чему. Руководствуясь этим нехитрым принципом, гномы скрывали изобретение ото всех, включая большинство других гномов…

***

Несколько ранее описываемых событий, когда ответ на доставленное послание был написан, отправлен и получен, на границе поместья Вестингардов остановилась запряженная быками телега, достаточно большая, чтобы перевезти мельничный жернов.

Дальше произошло нечто необычное – во всяком случае, рачительные хозяева так не поступают. Крестьянин, управлявший быками, слез с облучка и поспешно убежал в лес, стараясь не сходить с полузаросшей тропы, по которой только что привел свой громоздкий транспорт.

Некоторое время ничего вообще не происходило. Затем заскучавший бык дернул телегу в сторону, норовя зажевать лопух.

Под ворохом сена что-то пробудилось от толчка – потому что копна подсыхающей травы поднялась вверх, а затем опала, высвободив плечистую фигуру с маленькой лысой головой цвета гранита и из гранита же сотворенной. Фигура эта медленно встала и едва не опрокинула телегу, выбираясь с нее на землю. Когда пришествие совершилось, на мощеной кирпичом дороге, ведущей в фамильный особняк Вестингардов, стоял здоровенный тролль в парадных доспехах, означавших, что кроме набедренной повязки на нем есть еще и нагрудник. Давя стопами кирпич, он неспешно двинулся к особняку на холме.

В те же минуты, но с другой стороны поместья, навстречу пробиралась сердитая горстка гномов, кои сердиты от природы, особенно когда им приходится покидать пещеры. Ни тролли, ни гномы не созданы для той среды, которую мы, люди, считаем для себя удобной. Все они – дети гор, с той лишь разницей, что одни предпочитают селиться на поверхности, а другие – под нею. В общем, гномы, идущие к чертогам леди Ралины, были крайне раздражены. Не в своей тарелке чувствовал себя и их новообретенный союзник. То, что послы обеих рас прибыли в поместье с разных сторон, вообще говорит само за себя.

***

В небольшой зале, устроенной предельно неудобно для политических собраний, присутствовали трое: посланники Утес и Вгрызсонн, а также хозяйка дома леди Ралина. Что до ее мужа, Клязиуса фон Вестингарда, барона Чеширского, то никогда нельзя было сказать точно, здесь он или нет, поскольку природа наградила его определенным произволом в этом вопросе.

Треугольное помещение, обустроенное специально к визиту, сходилось острым углом к входу, словно сталкивая сидящих напротив возвышения посланников. Оба они сейчас ерзали на единственной каменной скамье – слишком высокой для гнома и низкой для горного тролля. Кованые ботинки одного комично болтались в воздухе, колени же другого торчали вверх.

Перед ними в роскошном кресле восседала леди Ралина с ледяной обворожительной улыбкой. Ее черные волосы украшала бриллиантовая диадема, а парчовое платье сияло от самоцветов.

Сама она находила такой наряд нелепым, предпочитая чернильно-черные шелковые платья без украшений или же вовсе расхаживать голой по всему дому. Но для того, чтобы подразнить других, могла пойти на такие жертвы – перестроить старую квартиру дворецкого и нацепить море безделушек. Во всяком случае, улыбка ее была искренней: шутка определенно удалась!

Чтобы не утомлять читателя, воздержимся от передачи нюансов и акцентов, имевших место в переговорах. Скажем лишь, что тролль был косноязычен, а гном многословен и шепеляв. Оба они прибыли с одной целью: склонить могущественную леди (и – о да, конечно! – ее славного мужа) к союзу в предстоящей войне против людей, ради которой до поры объединились сами.

Говоря откровенно, о бароне Чеширском мало кто знал что-либо и очень бы удивился, узнав его истинное могущество. В сочетании с изобретательным чувством юмора и непостоянством взглядов могущество это ставило под угрозу само существование привычного мира. Стоит ли знать о таком, спрашиваю я вас? И отвечаю: ни в коем случае.

К счастью, большую часть времени барон проводил в благодушной дреме в обществе самовлюбленных кошачьих, к которым питал неизменно слабость. Кое-кто даже упрекнул бы его в опустошительной бездеятельности. Но, поверьте, именно его деятельность была бы опустошительна. Сама леди Ралина объясняла такое инертное существование банальной тягой к комфорту. Впрочем, какая из жен вообще ищет в натуре мужа что-то сложнее желания поесть после шести вечера?

Итогом произошедших переговоров стало досадное разочарование посланников, ибо чета Вестингардов ни к какой коалиции не примкнула и от нейтралитета вежливо отказалась, оставив простор неопределенности.

После ерзаний на скамье, смены тем разговора и нескольких неудачных острот, призванных разрядить обстановку и до предела ее накаливших, собрание развалилось, и послы уехали ни с чем.

«То, что у людей вкусная кровь, еще не значит, что их необходимо уничтожить… Не всех же, во всяком случае…» – сказала хозяйка в пустоту, выдворив докучливых компаньонов.

Складки портьеры у двери сложились в одобрительную улыбку.

Глава 32. ВИЗИТ ДАМЫ

Около полуночи в освещенном канделябрами кабинете раздались шарканье и скрежет. Его хозяин, по-стариковски сутулясь, пересек дубовый наборный пол, волоча за собой посох набалдашником вниз, и забрался в вытертое кресло у камина. Со стороны это казалось восшествием на престол улитки с прилепившейся к раковине ольховой веткой.

Подоспевший вовремя секретарь суетливо подсунул под негнущиеся ноги правителя обитую бархатом скамеечку.

Тот неспешно откинулся назад и сполз в кресле до середины, устроившись полулежа. Лицо его, состоящее из окаменелых морщин, явило секретарю мутный взгляд, до того сокрытый косматыми бровями.

Стараниями двух выросших из-за портьеры служителей в двусмысленных обтягивающих костюмах перед грудью старца возникло громоздкое сооружение – наклонный письменный стол, крепившийся к подлокотникам кресла.

Его сиятельство правитель Кварты и Нижней Уазы барон Ганглий перевел взгляд с секретаря на лежащие на столе бумаги. За окном висела полная, маслянистая, как оладья, луна, сулившая добрую погоду и успех в колдовских делах. Так начался новый «рабочий день» в Зеленом дворце[25].

– О чем это? Поясни, – обратился правитель к своему бледнолицему помощнику, по-черепашьи моргая на свет короткой толстой свечи, вставленной в гнездо столешницы.

Тот коротко (и довольно громко, ибо старец был глух, как редька) пояснил суть, добавив к словам под конец брезгливое выражение лица, явно говорившее за то, что решение по делу должно быть отрицательным. И оно стало таким. Лицо это, к слову, имело редкую предрасположенность к выражению недовольства – оттого и резолюции чаще выходили неодобрительными, а решения каверзными.

Какое-то время происходило все то же: исписанные бумаги сменялись на поверхности стола, секретарь гримасничал и многозначительно покашливал, барон Ганглий кивал в ответ. Шестерни государства крутились.

К трем пополуночи бумажный поток иссяк, уступив место «завтраку» – настолько обильному и сытному в сопоставлении с тем, кому он предназначался, что вы бы немало удивились. По крайней мере, двое молодых конюхов наелись бы принесенным до колик в животе. Взаправду говорят, что умственный труд требует неимоверного количества энергии. Десяток яиц, бекон, пироги и убийственная доза варенья оказались погребены в тщедушном теле барона, погрузившемся в сытый сон.

Секретарь сложил бумаги на стол и потер виски.

***

Серый Чонг гордился своей неприметностью. Выслеживать, оставаясь в тени, – будоражащая кровь затея, открывавшая многое для терпеливого человека, который был настроен добиться своего. Горлопаны, что видны с соседней улицы, его бесили. Он никогда этого не показывал на людях, но кое-кто из них в итоге догадывался сам. Чуть позже, чем это могло помочь.

Ее он увидел с месяц назад на мосту у площади Ста Королей, давно уже превратившейся в одну огромную пивную. Если бы короли (пусть не сто, но хотя бы один) увидели этот бардак, то их бы вырвало прямо на древнюю мостовую.

В «Златых страницах крайведечества» он прочитал как-то, что эта площадь была чуть не древнее самого города. Здесь казнили преступников, когда на левом берегу Вены еще стояла безымянная рыбацкая деревушка и всем заправляли родовые маги, вызывавшие дождь и отводившие чуму, колотя в бубен. Было приятно думать, что их кости до сих пор здесь, и праздные гуляки в один прекрасный момент, отлив у безголовой статуи в портике старого здания суда, вдруг столкнутся лицом к лицу с настоящими хозяевами города.

Но ему нельзя сейчас отвлекаться. Он помечтает потом, когда…

Как обычно, в десять женщина пересекла площадь, чтобы исчезнуть в дверях одной из многочисленных дешевых гостиниц, на первом этаже которых были устроены забегаловки, а верхние превратились в более или менее легальные бордели.

Серый Чонг внимательно смотрел за окнами. Через пару минут она зажжет свет и задернет шторы. Никто не поймет его восторг – знать наперед, что сделает другой человек! К нему всегда относились как к худшему куску на столе, который после ужина отдают собаке, чтобы не выбрасывать. И сейчас этот «кусок» покажет, что бывает с такой собакой…

Серый человек, которого не запомнишь, заплатил за вход, чтобы, миновав первый этаж, оказаться по боковой лестнице на втором. Здесь он заплатил еще и нанял ближайшую комнату к той, где жила она. Как ее зовут? Для него она будет «номером десять». Сегодня, что ни говори, предстоит юбилейное свидание. Поэтому рядом с ножами и веревкой в кожаном саквояже лежала бутылка ликера и аккуратно сложенный черный костюм с рубиновой булавкой в петлице. Потом, конечно, его придется хорошо почистить…

Коридор гостиницы рядом с комнатой делал два изгиба, в углу одного из которых за служебным входом вниз вела чугунная лестница. Дальше – темнота переулка, ведущего к ограде старого суда, давно заброшенного, но еще силящегося изображать пристойность в этой клоаке. Идеально. У него будет почти вся ночь. «У них будет почти вся ночь», – поправил себя Чонг, открывая в своем номере чемоданчик. Очень скоро она пойдет на работу, и они встретятся здесь, у самого выхода на лестницу. Он любил пунктуальных женщин.

В коридоре послышались легкие шаги. Не могло быть сомнений: она надела высокие каблуки. Как всегда… как всегда… Его дыхание участилось. Серый человек встал поустойчивее, расставив ноги и немного согнув колени. В его правой руке блеснуло лезвие. В левой – губка, чтобы сразу зажать рану. Лишние следы ни к чему.

Шаги продолжали раздаваться в коридоре и совсем рядом с ним, но она так и не появилась. Теперь вдруг они послышались с дугой стороны и снова приближались к его временному укрытию. Он напрягся и повернул голову.

Через несколько секунд цоканье «шпилек» по старым плиткам пола раздавалась с обеих сторон. Кто-то недобро усмехнулся у его уха, чего уж точно не могло быть.

Он ничего не мог понять, вертя головой из стороны в сторону, и видел лишь собственную тень и контур двери. А потом его объял ужас, который длился очень-очень долго, прервавшись полосой острой боли от низа живота до шеи.

Серого Чонга не стало. И тот, кто это сделал, похоже, вовсе не боялся испачкаться.

Если бы кто-то знал ее в лицо, то немало бы удивился, увидев здесь. Но в Сыре-на-Вене у леди Ралины не было знакомых, которые могли в этот час оказаться на площади Ста Королей – разве что случайно проехать по ней в карете с плотно задернутыми шторами.

***

Огромное окно кабинета распахнулось. Со стола в лучших традициях жанра слетел на пол ворох исписанных бумаг, только что водруженных на него секретарем. Когда он поднял глаза, то увидел на подоконнике обнаженную женскую фигуру, старательно закрывающую задвижки.

– Не хочу его простудить, – объяснила дама, спрыгивая с подоконника на паркет. На вид ей было лет двадцать. Если не смотреть в глаза.

Секретарь не нашелся, что ответить, продолжая молча стоять возле кресла патрона. Правитель Ганглий спал после обильной ночной трапезы, и лицо его ничего разумного не выражало. «Боги всех времен! Неужели нами правит этот полоумный старик, занятый только своим желудком?» – невольно пронеслось в голове секретаря.

– Да ладно тебе. Он не из худших, уж поверь мне на слово, – кивнула гостья на закутанного в одеяла реликта. – Я многих знала.

Тот, словно в подтверждение ее слов, совершенно по-детски шмыгнул носом.

– Ну же, разбуди его как-нибудь, – попросила она, всматриваясь в лицо спящего. – Да, годы-годы… – и уселась на стул напротив, который сам собой пересек кабинет, оказавшись у ее ног.

Волосы на макушке секретаря попытались встать дыбом от ужаса или, на крайний случай, поседеть. Но ни первого, ни второго не случилось. Ситуация была совершенно нелепой. «Я сплю», – сам себе объяснил секретарь и потянул за рукав патрона.

Правитель Ганглий тяжело посмотрел перед собой, а затем сфокусировал взгляд на докучливом секретаре.

– Что случилось? – прохрипел он, пытаясь связать в сознании какие-то расползающиеся нити.

– Здравствуй, Ган, – произнесла гостья довольно громко, рассматривая какой-то документ на полу. – Судя по всему, ты уже кое о чем знаешь? – ее голос резал воздух, как бритва режет ворох шелковых шарфиков.

Правитель не сразу ответил. Его взгляд поблуждал по потолку, зацепил портьеры и край стола, а затем впился в сидящую напротив женскую фигуру. И взгляд этот вовсе не был туманен, как в те минуты, когда министры докладывали о величине урожая и налогах.

– Ты – это ты? – спросил правитель. Женщина хмыкнула, пожав плечами. – Здравствуй, Ралина. Да, я знаю кое о чем. Вести с севера, – просто ответил он.

Секретарю настойчиво показалось, что «сообразительный юноша» относилось к старику Ганглию. Этого не могло быть, но именно так оно и звучало. Если его самого в тридцать шесть еще можно было с натяжкой назвать юнцом, то эту древнюю развалину, переевшую яичницы с беконом, что правила страной последние сорок лет… Мир кувырком катился с горы в пропасть.

На этом леди Ралина резко встала, развернувшись на шпильках, и потрепала правителя по щетинистому подбородку. Секретарь очередной раз потерял дар речи.

– Все еще хуже. Намного хуже, – и гостья шепнула что-то на ухо Ганглию. Его лицо выражало окаменевшую усталость.

Не оставляя возможности возразить, дама легко вспорхнула на подоконник и, не прощаясь, скрылась за окном. Секретарь проводил ее глазами, стараясь не повредиться рассудком окончательно.

Манера одеваться почетной гостьи не оставляла ни малейшего простора для воображения. В том смысле, что приглядываться к складкам туалета, дорисовывая в мыслях сокрытое ими, не было ни малейшей необходимости: оно было представлено во всем великолепии естества, не обремененном никакими условностями. При этом вела себя гостья без толики стеснения и распущенности. Создавалось впечатление, что одета она так, как одета, то есть ровным счетом никак, не считая туфель, просто потому, что ей так удобно. В иную пору вы могли встретить ее в норковом пальто или в рыбацком комбинезоне – и наверняка было бы ровно то же.

«Уж лучше б она прилетела в комбинезоне», – подумал секретарь и уткнулся в записи о снабжении почтовых конюшен – первое, что попалось под руку.

***

Когда все закончилось, надгробие письменного стола исчезло стараниями тех же безмолвных слуг, что его водрузили в полночь. А может, и не совершенно тех, поскольку отличить их одного от другого мы бы не взялись… Папки с указами и письмами понеслись по коридорам дворца, чтобы сделать свое бумажное дело с вполне живыми на вид людьми, срок отпущенного которым нередко был нацарапан в них же.

На рассвете секретарь прикрыл двери кабинета и удалился, словно растворившись в той первородной тьме, из которой сотканы все на свете помощники правителей и тиранов. До следующей ночи его словно не существовало вовсе…

***

Между тем он существовал и даже носил весьма замысловатое имя: Кривв Реджин Абсцесс. Его мать часто прибавляла к этому «второй», но даже ваш терпеливый автор не в силах равнодушно снести такую прибавку. Оттого будем звать его просто Кривв или господин Абсцесс в особо официальных случаях, да простят мне составители медицинских справочников всей множественной вселенной.

Когда ближе к обеду он, отдохнувший и бодрый, вошел в малую гостиную, то, как и ожидал, увидел там мать, сидящую на диване с книгой и чашкой травяного чая.

– Доброго дня, матушка! – приветствовал ее Кривв.

– Ах, мой дорогой! Ты уже встал! – два восклицания пригвоздили к косяку муху, решившую вдруг вылететь в коридор.

Из-под столика подле дивана высунулась собачка – из тех мелких и склочных тварей, что кажутся восьмилапыми, когда бегут по паркету.

– Моя куколка! – обрадовалась мадам Абсцесс, потянувшись к своему пучеглазому сокровищу.

Собачонку неминуемо должен был хватить инфаркт: на нее надвигалась ярко раскрашенное облако в развевающихся оборках. Домашнего любимца спасло лишь отсутствие воображения.

– Ах, какие мы красавицы! Ну-ка, иди к мамочке!

Пес, а это был именно он со всей полагающейся оснасткой, нимало не смутился тем, что его назвали красавицей, и сиганул на диван, тут же застряв в подушках. Какое-то время продолжалось спасение питомца из складок мебели.

Кривв терпеливо ждал, зная, что ритуал почитания терьера прерывать бесполезно. Когда тот свершился, то есть красавица-пес был должным образом потискан и накормлен печеньем, мадам Абсцесс была готова принимать информацию. Лучше бы, конечно, информация эта касалась собак… но сын не терял надежды, что какая-то ее часть просочится в голову увядающей аристократки, даже если речь пойдет о людях. Для надежности рассказ перебивался замечаниями вроде «прямо как у собак» или «собаки бы до такого не скатились». Этот прием не всегда срабатывал, но поднимал шансы на успех.

– Знаешь, говорят, что они едят собак, – добавил для верности Кривв, завершая рассказ о гномах.

– Мерзкие твари! – возмутилась мадам Абсцесс, прижимая к груди терьера.

«Правда, в некоторых больше дерьма и шерсти, чем мяса… Может, и не едят они их! Какая разница?! Я бы, например, в рот не взял эту крысу в ошейнике», – подумал Кривв, но очень-очень тихо, чтобы не разрушить хрустальный мост, по которому ступал, балансируя шлейкой и намордником.

– По всему, матушка, следует уезжать из Сыра.

Собственно, эта мысль и была ведущей во всей чреде намеков и силлогизмов, которыми изобиловал разговор.

– Что-то не вижу связи, дорогой. Гномы… Тролли… Войска… Мне – уезжать из Сыра? – ее лицо выражало искреннее удивление.

– Да, именно об этом я и толкую! – терпение Кривва, закаленное в общении с правителем, дало небольшую трещину.

– Ты действительно полагаешь?.. Да нет, такое просто невозможно! Ты ведь умный мальчик, – улыбку на лице мадам Абсцесс хотелось стереть тряпкой.

– Что невозможно, маман? – прошипел Кривв.

– Невозможно и совершенно глупо думать, что Сыр может кто-то завоевать. Эти твои тролли и прочие! – звон ее голоса отскакивал от вазы на столе с какой-то немыслимой композицией из сушеных стеблей. – Послушай себя сам: это нелепая фантазия и ничто иное. Тебе необходимо больше отдыхать, Кривси. Очень полезны, кстати, вечерние прогулки с собакой. Я читала…

– Постой-постой-постой! Я хорошо сплю ночью. То есть днем. И ночью не сплю именно потому, что занимаюсь всякими делами, которые лучше позволяют судить, что возможно и что невозможно в политике, – он едва не сломал себе палец, пытаясь не сорваться с катушек. – Мама, поверь, я обладаю всей полнотой информации… Более, чем другие, по крайней мере, – поправился он, ибо занудство Кривва распространялось на все и даже на самого себя.

– И что же? Думаешь, я совершенная дура и ничего не вижу лишь потому, что узнаю новости от соседей?! Гномы – отсталый народ, который просто не может нас победить! – Дзынь… Дзынь… Дзынь… – Не говорю уже о троллях! Всего лишь безмозглые ходячие каменюки. Нас завоюют бородатые коротышки и булыжники в набедренных повязках! Ха!

Господин Абсцесс закрыл лицо руками.