Текст книги "Бег навстречу себе. О марафонах, жизни и надежде"

Я снимала повязку и смотрела, как медленно затягивается тоненький красный шрам. Он не испортил меня, нет: мне повезло, я попала к замечательному хирургу. Но выглядела я иначе, и к этому предстояло привыкнуть. Больше всего меня заботило то, смогу ли я бегать так же, как и раньше, ведь у бабочки отрезали одно крыло.

Почти весь январь каждый день по многу часов, несмотря на морозы, я ходила гулять. Как правило, бесцельно. Ставила себе задачки, например дойти от «Бауманской» до «Белорусской», включала навигатор и развлекалась тем, что осваивала доселе неизвестные маршруты. Это плохо помогало: невозможность поддерживать привычную нагрузку и даже делать элементарные упражнения вгоняла меня в депрессию. Я была раздражена, обозлена на весь мир вокруг. Тогда за мной ухаживала мама, которая специально приехала для этого из Пскова, и ей пришлось по полной испытать все перепады моего постоперационного настроения. Я вновь оказалась в манеже спустя три недели после того, как открыла глаза в реанимации. До марафона в Токио, который я после истории со сбором денег на Лондон была просто обязана пробежать, оставалось меньше месяца. Я опять начала все заново.

Конечно, я не рвалась ставить рекорды на тренировках, все еще беспокоясь, как отреагирует мой организм и не начнется ли у меня в горле кровотечение, ведь мне еще даже не сняли повязку. Но и ждать я больше не могла. Организм отреагировал так, как и следовало ожидать. Он начал защищаться и не давал мне бежать много и быстро. Я снова плакала – теперь уже от отчаяния, сиротливо пристроившись под лестницей манежа в «Крылатском». Я не хотела бегать так медленно, и мне казалось, что теперь так будет всегда.

К плохому бегу добавилось еще то, что мои отношения с тренером, Максимом Денисовым, стали постепенно ухудшаться. Максим начал гонения на ребят – тех, кто, как ему казалось, был недостаточно лоялен клубу. Задул ветер перемен, и внутри клуба стало нарастать недовольство политикой «Гепарда». Прежде всего мы начали расходиться во взглядах на тренировочный процесс. Меня лично не устраивали шаблонные схемы и то, что мы все бегали одни и те же тренировки; расстраивало и нежелание Максима решать неординарные задачи: например, если ученик попадал на плато и результаты переставали расти. В какой-то момент нас стало слишком много, и Максим совсем перестал уделять внимание качеству тренировочного процесса, полностью сосредоточившись на маркетинге клуба. Приходя на стадион, я понимала, что могу как угодно плохо или как угодно хорошо выполнить задание, но мой тренер этого даже не заметит, в отличие от просроченной на несколько дней оплаты абонемента. Любую травму Максим воспринимал как проявление слабости духа, а после неудач на соревнованиях полностью терял интерес к нерадивому ученику, предпочитая работать со звездами, обеспечивающими клубу пиар.

Еще раньше, в 2016 году, клуб уже пережил раскол внутри тренерской команды: от нас ушел Сергей Сорокин. В середине 2017 года прежний «Гепард» погиб. Из учеников первым покинул клуб Дима Егоров, затем со скандалом ушла наш форвард Катя Алексеева, почти сразу после этого – я. В знак солидарности или по собственным мотивам «Гепард» оставили и другие ребята, с которыми мы тренировались чуть ли не с самого основания. Клуб перетрясли, набрали новых ребят, которые пошли по проторенной нами дорожке: Максим продолжил делать из любителей «профессиональных любителей», которые приносили ему кубки и победы до тех пор, пока не вырабатывали свой ресурс. А каждый из нас побежал своей дорогой.

Спустя время все позабылось, мы снова здороваемся при встрече, и, кажется, Максим стал намного более лояльным и внимательным. Теперь, по прошествии нескольких лет, я вспоминаю «Гепард» и Максима Денисова только с благодарностью за то, что он нашел меня тогда, в 2013 году, научил бегать и привел к первым серьезным результатам.

Возвращаясь в 2017-й: этот год стал годом моего первого серьезного бегового кризиса. К моим попыткам прийти в форму после операции и расставанию с тренером добавилось еще ощущение пресыщенности жизнью чрезмерно увлеченного бегом человека. По прошествии трех сезонов с тех пор, как я начала бегать, все окружающие (да и я сама) начали сводить меня к бегу как к общему знаменателю. Вдруг оказалось, что вся моя жизнь подчинена тренировкам и соревнованиям. Я всегда знала ответ на вопрос: «Чем займешься сегодня вечером?» А также завтра утром и на следующей неделе в воскресенье. Ощущение, что я стала хомяком в беговом колесе, сводило меня с ума. То, чем я занималась, воспринималось мной уже не как любительский спорт – это были практически ежедневные двух-трехчасовые, помноженные на логистику занятия, на которые я в общей сложности тратила все свое время, не занятое работой. Изменился мой круг общения. За те несколько лет, что я занималась бегом, он почти полностью обновился: ушли те, кто с бегом был никак не связан, на их место пришли другие – те, с кем я тренировалась и ездила на старты. Увлекаемая инерцией бега, я потеряла очень много близких, но не бегающих друзей, с которыми нам стало просто невозможно поддерживать связь. Мужчины, которым я нравилась, уходили, не выдерживая конкуренции с кроссовками.

Это была разрушительная страсть, привязанность, зависимость, но никак не любовь. Почти каждая тренировка воспринималась мной как вынужденная жертва, которую я должна была ежедневно приносить во имя цифр в протоколе будущего старта. Несколько часов после долгого рабочего дня, которые необходимо «отстрадать», вместо того чтобы пойти домой и съесть теплый ужин или отправиться с друзьями в кино. Я жила ожиданием очередного соревнования, после которого наступало короткое счастье «никуда не бежать». Небольшая пересменка – и цикл начинался заново.

Моя тревога и зависимость все разрастались. Единственное, что мне было нужно в жизни, – скинуть еще несколько минут от времени прошлого марафона. И так от старта к старту. От года к году.

Я прилетала в красивейшие города планеты – Токио, Нью-Йорк, Лондон, Берлин, Париж, – только чтобы пробежать сорок два километра. Получив стартовый номер, запиралась в комнате отеля, отказываясь от прогулок и общения. Финишировав на следующий день, я чаще расстраивалась, чем нет, несмотря на то что показывала результат, который был под силу менее чем одному проценту бегунов. Горевала над своими разбитыми надеждами и неудовлетворенными амбициями, а потом улетала обратно в Москву, так и не увидев города, в котором побывала. В понедельник выходила на работу и снова запрыгивала в колесо. В конце концов мне стало все равно, где проходят соревнования («Я же не в Чикаго еду – я на марафон»). Бег стал рутиной; тренировки – ежедневным испытанием силы воли и дисциплины; результаты – даже победы – вдохновляли и радовали совсем непродолжительное время.

Звоночки раздавались один за другим. Первым стал Токийский марафон в 2017 году, на старт которого я вышла, так и не восстановившись после перенесенной операции. Подсевший иммунитет не справлялся. Сдав анализы перед марафоном, я узнала, что ополовиненная железа не производит достаточного количества гормонов – требовалась пожизненная заместительная терапия. Перед Токио я оказалась пустой.

Взяв в долг у своего организма, перед самым стартом я сильно заболела. Тем не менее, невзирая на высокую температуру, удушающий кашель, больничный и курс антибиотиков, я села в самолет, прилетела на край света и вышла на марафон, опасаясь того, что попросту не добегу. В Токио мне очень не понравилось.

Токио (26 февраля 2017 года, 3:13:19)

«Это был тот марафон, когда старт значил больше, чем финиш.

Всего месяц тренировок после операции. Голос разума (перенеси, пробежишь в следующем году, уже по-другому, в полную силу) привычно заглушаю. Я в двух марафонах от “шестеренки”[49]49
  Народное название объединенной медали, которая дается за преодоление всех шести марафонов серии World Marathon Majors.


[Закрыть], и на кону доверие людей, которые помогли мне получить слот на последний – Лондонский – марафон.

Закрываю глаза и совершаю очередную ошибку, щедро разбрасывая здоровье по сторонам. Все еще надеюсь на чудо, на ту самую магию марафона, но вот и последняя тренировочная десятка в легком темпе заканчивается раньше положенного. Останавливаюсь, не добежав, не ощущая сил. “Чудес не бывает”, – выносит вердикт тренер. Не будет привычной диеты и подводки, не будет плана и целей на марафон – будет одна длинная экскурсия по неведомому Токио.

Темный вечер-ночь, волочусь домой с тренировки, запрещая себе даже в мыслях дерзить марафону, надеясь выбежать “из трех”. Но сверху за мной следят. В ладони расколото на части печенье-предсказание из местного ларька: “Печенька верит в тебя. А ты веришь в себя?” Улыбаюсь. А вдруг, а все же? Ведь ничего не предначертано, мы сами ногами-руками рисуем узор. С хрустом ломаю вторую: “Если ты ждешь знака, то это он”. Взлетаю вверх по лестнице. Это мой марафон! И я не собираюсь проигрывать сейчас, еще даже не выйдя на старт.

Прилежно выполняю оставшиеся пункты плана. Последний понедельник. Темп. Семнадцать километров ранним утром в манеже пролетают гораздо быстрее, чем ожидалось.

Сладостное чувство, что это не предел, что могу бежать так еще долго. Усталая, но удовлетворенная начинаю рабочий день.

А дальше бог располагает не так, как я предполагаю. Час за часом со все нарастающей тревогой я осознаю, что сломалась. Озноб, температура, кашель, обездвиживающая усталость. В полуобморочном состоянии заканчиваю день и добираюсь до дома. Борюсь. Внезапно назревшую во мне болезнь я не желаю признавать. Еще одна работа, заключительная. Четыреста быстрых метров оставляют меня без дыхания и надежд. Отчаяние. Слезы. Злость на себя: не убереглась и ничего уже не наверстать. “Тренер, все пропало”, – транслирую я боль через СМС.

Метания. Визит врача (“бежать нельзя”). Мой скорбный взгляд (“я не могу не”). Антибиотики. Два дня домашнего ареста.

День Х. Москва стремительно укрывается снегом. В квартире прибрано – на всякий случай. На ватных ногах в аэропорт. Тревожные звонки и письма: “Ты не беги, не надо”. Стараюсь держать себя в руках и успокоить близких, но внутри чувствую страх, с особым вниманием выбирая контакт in case of emergency.

“Аэрофлот”. Дорога. Вторые сутки без сна.

Город не принимает меня, а я не принимаю его. Мне неуютно. Теряюсь в лабиринтах улиц и сложных схем метро, не понимаю языка, не узнаю ни слова, ни буквы, ни жеста. Неприятно и сложно бегать, кашляя холодным воздухом, подолгу останавливаясь на бесконечных светофорах. Но заветный номер уже получен и ждет своего часа.

Кластер Sub-elite. Женщины стартуют слева, мужчины – справа. Я в шумной толпе бегунов, и нет в этом никакого геройства – одна лишь глупость да безрассудство. Возможно, это будет моя самая большая ошибка, и я принимаю всю ответственность (а также безответственность) на себя. Но хочется верить, что может быть иначе, что эти сорок два километра сделают меня мудрее, научат принимать себя любую – и слабую, и сильную. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы заслужить финиш и этого марафона».

Конечно, я знала, что так делать нельзя. Этот «подвиг» – не то, чем я горжусь. Но тогда мне казалось, что я лучше умру, чем подведу тех, кто мне поверил, кто собирал мне деньги на марафон, кто ждал моего финиша в Лондоне. Токийский марафон «не из трех» принес мне самую вымученную медаль из всех мейджоров. Я надеялась, что он сделал меня хоть сколько-нибудь мудрее, но я ошибалась.

После Токио пришла череда неудачных соревнований, и всякий раз проигрыш самой себе воспринимался мной как настоящее фиаско. Я удваивала усилия, но лишь еще глубже загоняла себя в яму. Бег стал обузой, ношей, которую я не могла бросить и не могла нести. Я была уверена, что моя беговая история подходит к концу.

До моего последнего марафона серии Abbott World Marathon Majors, Лондонского, оставались считаные дни. Я по-прежнему с трудом выполняла задания тренера, все еще сражаясь с последствиями болезни. Но уже засыпала с мыслью о том, как 23 апреля 2017 года выйду на старт, расправлю плечи, улыбнусь Лондону и сделаю первый шаг. Я хотела быть достойной медали Six Star Finisher – той самой, которая объединила шесть моих историй: историй борьбы, преодоления и постижения подлинного счастья – счастья марафона.

Лондон (23 апреля 2017 года, 3:03:40)

«Этот забег должен был быть особенным. За беспрецедентную кампанию по сбору средств я была одарена возможностью жить в отеле вместе со всей элитой марафона и стартовать из кластера Celebrity. И когда рядом со мной в автобусе, следующем на старт, села легендарная Крисси Веллингтон[50]50
  Легенда триатлона, бывшая профессиональная спортсменка из Великобритании. Выиграла десятки гонок, включая четыре чемпионата мира по триатлону в формате «айронмен».


[Закрыть], достала из рюкзака лоточек с кашей и принялась завтракать, я замерла, открыв рот, будто мне четырнадцать и рядом оказался любимчик из Linkin Park. На моем первом мейджоре напутствия на старт мне давала великая Кэтрин Свитцер, на последнем на номере расписалась Крисси, которую я любила не менее нежно. Я увидела в этом знак: круг замкнулся.

В Лондоне я снова побывала на каждом из великих марафонов. Мы так же долго ехали до Гринвича и, как тогда, на Бостонском марафоне, так же долго сидели бок о бок в палатке, пытаясь согреть дыханием воздух. Стартовав в небольшом пригороде и уходя на спуск на первом же километре, ловила себя на мысли, что выбираюсь из Хопкинтона. Как и в Берлине, первые три километра я снова боролась с толпой, локтями и криками выбивая себе место на трассе. Как и в прекрасном Чикаго, я верила в то, что все у меня получится. Верила до самого последнего – вплоть до тридцать второго километра. Как и в Нью-Йорке, я боролась с дистанцией, упрямо не сдавая темпа до тех пор, пока это было возможно. Молилась, уговаривала себя, тащила, кормила гелями, обманывала… Психологически я оказалась готова гораздо лучше, чем физически, но этого оказалось недостаточно. И, как в Токио всего пару месяцев назад, в конце я была опустошена и разочарована в себе.

Все шесть марафонов стали одним.

На финише я точно знала, что сделала все, что могла. 3:03:40. Ни на секунду быстрее пробежать мне бы не удалось. Но, как это часто бывает, этого было мало, чтобы я могла считать себя достойной, счастливой, удовлетворенной.

Когда я увидела ее – медаль, к которой так стремилась, – то не смогла сдержать слез. “You are the first girl!” – наперебой начали восхвалять меня волонтеры (конечно, имелось в виду, что я первая из тех, кто пришел за этой медалью в тот день). Меня тепло обнимали, целовали в макушку и фотографировали в самый, как мне казалось, неподходящий момент. То фото с медалью, которую я, зажмурившись, прижимаю к губам на фоне стенда с эмблемами World Marathon Majors, станет самым любимым во всей моей беговой коллекции.

Я брела к выходу, а вокруг то и дело раздавались радостные окрики, аплодисменты, люди просили посмотреть и потрогать мою медаль. В метро шептались, показывая на меня пальцем: “She’s done all the six!” А я… Мне было одиноко и больно. Я чувствовала у себя на груди тяжесть своей исполнившейся мечты и думала о том, что, кажется, спустя двенадцать марафонов мне больше нечего сказать в шоссейном беге».

Мне очень дорога медаль Six Star Finisher, хотя она полностью опустошила меня. Ирония судьбы заключается в том, что я не стала первой россиянкой с «шестеренкой». За пять дней до моего Лондона состоялся Бостонский марафон, который пробежала Элеонора Семеновская. Как мне потом рассказали, о возможности опередить меня она узнала… из моего поста про сбор средств на Лондон. Мне рассказали об этом за несколько дней до того, как я отправилась в Англию. Не буду лукавить. Конечно, мне стало досадно, что я упустила возможность вписать свое имя в историю. Однако позже это чувство ушло. Тот путь, который я проделала, сформировал меня. Я многому научилась и многое приобрела. «Неужели двадцать минут на вершине могут сделать меня счастливее, чем я есть сейчас?» – вспоминаю я своего попутчика на спуске с пика Ленина. Путь важнее места назначения.

Наконец, я все еще помнила, как меня поддержали люди, с которыми я разделила свою мечту. История с благотворительностью, в которую я оказалась вовлечена благодаря Лондонскому марафону, стала доказательством того, что бег делает нас лучше. И я не могла предать доброту и любовь моих далеких и близких людей, которые поверили в меня, обесценив их вклад своей обидой и разочарованием.

Спустя месяц после того, как я получила заветную медаль, произошло мое окончательное расставание с Максимом Денисовым. Я кое-как добегала сезон-2017, закончив его одной из самых сложных дистанций UTMB – TDS (Sur les Traces des Ducs de Savoie). Я преодолела сто девятнадцать километров «тропой савойских рыцарей», набрав при этом семь тысяч двести метров высоты[51]51
  По состоянию на 2023 год дистанция TDS составляет 145 километров с набором высоты 9176 метров.


[Закрыть]. По сей день этот старт – самое продолжительное и одно из самых сложных соревнований, в которых я участвовала. Спустя двадцать шесть часов, проведенных на дистанции, первым делом я сняла и выбросила кроссовки, а также все свое беговое прошлое. И будущее.

«Я больше не бегаю», – уверенно отвечала я всем, кто интересовался моими планами на предстоящий сезон. Мне предрекали скорый набор веса, проблемы с сердцем, скуку. Обо мне думали, что я перестала выдерживать конкуренцию. И те, и другие, и третьи были по-своему правы. Бросив бег «навсегда», первое время по ночам я слышала, как гулко стучит мое сердце. Привыкнув к ежедневным многокилометровым пробежкам, оно не понимало, зачем ему теперь быть таким большим. И мне нечем и некем было его занять. Но решение не возвращаться в бег было железным, непоколебимым. Я наконец-то стала свободной. Стала ли я счастливее? Нет.

Глава IV. Поэзия трейлов и математика марафонов

UTMB – жемчужина трейлраннинга

Сто девятнадцать километров? Да кто угодно выбросил бы кроссовки!

Однако несправедливо ассоциировать TDS только лишь с бесславным окончанием чьей-то беговой карьеры. Вообще-то я стремилась туда всей душой. Это был мой второй UTMB – огромный фестиваль бега и кульминация сезона трейлраннинга. Элитные соревнования, где, для того чтобы иметь возможность пробежать хотя бы сто километров из всей заявленной палитры дистанций, нужно пробежать еще несколько, сравнимых по сложности.

Фестиваль страданий, более известный как Ultra Trail du Mont-Blanc (UTMB), проходит во французском городке Шамони с 2003 года каждую последнюю неделю августа. Это несколько гонок протяженностью от 40 до 171 километра с умопомрачительным набором высоты в 9963 метра. На данный момент существует шесть индивидуальных стартов, каждый из которых известен под своей аббревиатурой: UTMB, CCC, TDS, OCC, ETC и MCC (проводится только для волонтеров и жителей региона), а также один командный забег (PTL) и один детский (YCC). Для того чтобы попасть на каждую из гонок, необходимо пройти несколько квалификационных соревнований из аккредитованных UTMB, собрать необходимое количество так называемых Running Stones и подтвердить активный Performance Index (PI) для выбранной дистанции[52]52
  Правила довольно часто меняются, данная информация актуальна на 2023 год.


[Закрыть]. Для участия в общем порядке также есть лотерея.

В мире трейлраннинга все измеряется индексом PI. Это некая универсальная мера, которая используется там, где нет какого-то эталонного результата. Отсутствие общепринятых стандартов того, что считается хорошим результатом, является отличительной чертой этого вида спорта. В отличие от шоссейного бега здесь ни одна гонка не похожа на другую. Один и тот же забег каждый год будет превращаться в новое соревнование, стоит только пойти сильному дождю.

Протяженность дистанции на трейле, указанная на официальном сайте соревнований, – это тоже скорее ориентир. Выходя на старт, трейлраннеры всегда готовы пробежать больше, так как дистанция здесь не измеряется курвиметром и на то, сколько вы реально пробежите, влияет множество объективных факторов, и прежде всего то, что вы бежите по природному рельефу. Например, хорошо известный и любимый бегунами в России Михаил Долгий создал легендарный Golden Ring Ultra Trail (GRUT). В меню представлено несколько дистанций, которые обозначаются буквой Т (Т100, Т80, Т50, Т30, Т20, Т10), что говорит о том, что это примерная длина дистанции. Например, Т30 – это не тридцать километров, а, вполне вероятно, почти целый марафон. Поэтому и сам результат на трейле для большинства вещь относительная. Что значит пробежать «хорошо» сто километров в горах, никто точно сказать не может.

Однако трейлраннеры тоже спортсмены, и им хочется соревноваться друг с другом. Для этого они и придумали PI. Вернее, придумала его Международная ассоциация трейлраннинга (ITRA), появившаяся в июле 2013 года. ITRA классифицирует все дистанции сертифицированных гонок по категориям, в соответствии с которыми финишерам начисляется положенное количество очков. Участвуя в соревнованиях, спортсмен накапливает баллы и таким образом подтверждает свой уровень опытности. Формула вычисления PI каждый год пересматривается. Расчет общего PI для отдельно взятого спортсмена основан на средневзвешенном значении пяти его лучших результатов за предыдущие тридцать шесть месяцев. Количество набранных очков дает бегуну доступ к особо сложным и популярным гонкам (например, к тому же самому UTMB). Кроме того, PI показывает, кто перед тобой – новичок или спортсмен элитного уровня. По состоянию на 2022 год спортсменом с наиболее высоким уровнем PI был Килиан Жорне, набравший 951 балл. Среди российских спортсменов наивысший PI был зафиксирован у Дмитрия Митяева.

PI можно также использовать для сравнения потенциальной скорости бегунов по всему миру, в том числе спортсменов, которые никогда не участвовали в одном и том же соревновании. Этот способ подсказал мой друг Игорь Владимиров, который помогал мне готовиться к TDS в 2017 году. Инструмент оказался очень удобным и точным. Найдя в протоколах соревнований прошлых лет девушку с PI, соответствующим моему, мы взяли время, с которым она проходила контрольные точки и «базы жизни», за мой целевой ориентир. Это помогло мне рассчитать питание и прикинуть темп прохождения дистанции. Но, кроме того, ее цифры стали для меня мерилом удачного финиша, поскольку благодаря им я поняла, к чему реально могу стремиться.

UTMB технически не является сверхсложной гонкой в плане прохождения. Возможно, трасса не является и самой красивой. Но ежегодно сотни атлетов съезжаются в Шамони, чтобы пробежаться по территории Италии, Франции и Швейцарии, следуя известному трекинговому маршруту вокруг Монблана. Городок на целую неделю превращается в одну бесконечную финишную зону: спортсмены, участвующие в разных состязаниях, финишируют денно и нощно. Их встречают семьи, многочисленные болельщики и местные жители, которые не успели сбежать из города. Они громко стучат по ограждениям, выкрикивают слова поддержки, бьют в барабаны, салютуют бокалами с пивом. Здесь воздух заряжен непередаваемым духом единства, торжества силы и победы над собственными демонами. Здесь повсюду царит бесконечная любовь и радость. На неделю Шамони становится целым миром, где просто нет чужих друг другу людей.

На UTMB хочется возвращаться снова и снова, невзирая на то, как плохо тебе было где-нибудь на восьмидесятом километре, когда твой фонарик внезапно сел и ты не успел поменять носки, пропитавшиеся кровью. И сюда возвращаются, даже несмотря на то, что на финише абсолютно никто не получает медалей.

Как я написала сочинение и попала на Эльбрус

На UTMB случились мои первые сто километров. Здесь же прошла моя самая длинная ультра. И полный круг вокруг Монблана (171 километр с набором высоты почти десять тысяч метров) – единственное соревнование, о котором я жалею, что оно так и не случилось в моей жизни.

Но начиналось все, конечно, не с UTMB. Как это часто бывает, я попала в трейлраннинг совершенно случайно. В 2015 году в моем багаже было уже несколько марафонов, и я с жадностью хваталась за все возможности, которые преподносило мне мое увлечение, в которое я продолжала с каждым днем все больше влюбляться. Первый мой забег по пересеченной местности состоялся в 2014 году в Николо-Ленивце. Соревнования по непонятному и непопулярному еще тогда трейлраннингу при поддержке North Face организовал Артем Герасименко, в прошлом руководитель проекта «Социобег», волонтеры которого устраивали пробежки с воспитанниками детских домов. Я приняла участие в этом забеге, просто чтобы отвлечься, занять ноги и отчасти из любопытства. Помню, что бежала в траве, по ухабистому полю, в тоненьких марафонках, еще не зная, что для этого существует специальная обувь. До сих пор не понимаю как, но мне тогда удалось занять второе место на дистанции тридцать километров. Это был мой первый трейл и первый в жизни пьедестал.

За несколько месяцев до этого моя семья пережила огромное горе. В ночь с 17 на 18 мая я легла спать пораньше, готовясь на следующее утро пробежать Московский полумарафон. Телефонный звонок раздался, когда я уже заснула. Я решила не брать, но телефон настойчиво продолжал вибрировать. За одним звонком почти сразу же раздался другой, не менее настойчивый. Я раздраженно смахнула с себя одеяло, встала с кровати, подошла к столу. Мама. Кнопка телефона сработала как детонатор, и в секунду, когда я услышала истошный мамин голос, моя жизнь развалилась на до и после.

– Ксюша, папа умер!

Я стояла и смотрела в окно, не зная, что следует ответить.

– Что ты молчишь?! Папа умер! – продолжала кричать мама.

У меня задрожали руки.

– Мама… Мама, как ты себя чувствуешь? – Более неподходящего ответа и не придумать, но это было единственное, что пришло мне в голову. Я заметалась глазами по комнате. Что полагается теперь делать? Мне двадцать шесть, мои родители должны жить еще долго и счастливо. Папа ведь даже не успел поседеть. Как это, что это? Разве так бывает?

Через несколько часов ранним утром я уже была в Пскове и обнимала маму, боясь сделать что-то не то или, наоборот, не сделать. Нужно было брать ответственность, принимать решения, взрослеть. Выбирать гроб. Костюм. Рубашку. Найти машину и водителя, который согласится отвезти папу за тысячу километров в Балашов – мой родной город, где впервые встретились мама и папа и где, как мы считали, папа хотел бы упокоиться. Не плакать. Плакать. Говорить с мамой. Молчать с мамой. Отвечать на звонки. Оповещать тех, для кого папа еще жив.

Это были кошмарные три дня. Кошмаром было увидеть папу в гробу, который я ему купила. Он лежал с чуть виноватой улыбкой, утопая в белых цветах. Кошмаром было везти папу по аномальной жаре и потеряться на МКАДе. Кошмаром было стоять на отпевании со свечой в руке и не верить, что это правда. Наконец, кошмаром было последнее прощание и звуки земли, падающей на крышку гроба. Кошмаром стала жизнь без папы.

Она, конечно же, продолжилась. Похоронив папу, я, в один миг повзрослевшая на десять лет, вернулась в Москву – к работе и бегу. Моей маме, которой еще не исполнилось и пятидесяти, предстояло научиться жить одной. И нас обеих ждало очень непростое время.

Николо-Ленивец случился тогда, когда я переживала стадию вины за то, что ушел папа, а не я. Мне было стыдно за то, что я бегаю, строю планы, живу. Для мамы смерть мужа в какой-то степени означала ее собственную смерть. Смысл жизни мама теперь видела только в том, чтобы молиться за него. А для меня папина смерть, кроме ужасной потери, которая никогда ничем не заполнится, была связана еще и с тем, что я вдруг по-настоящему поняла, как мало времени нам дано. Мне было страшно жаль папу, который так много всего не успел, не увидел, не почувствовал. Я до сих пор не знаю, умер ли он счастливым.

Я не рассказала маме, что уезжаю на соревнования. Мне не хотелось, чтобы она думала, что я как-то не так страдаю или не страдаю вовсе. Прошло всего несколько недель после того, как папы не стало. Мне по-прежнему было больно, я ужасно скучала и скучаю по нему до сих пор. Но тогда, в Николо-Ленивце, я бежала по полю, победно вскинув руки, ощущая себя снова живой.

Возвращаясь в Москву после этих соревнований, я испытывала неловкость и смущение, стараясь уместить меж рядами кресел в автобусе огромный пластиковый сертификат, обозначавший мой выигрыш. Все видели, что я в числе призеров, и, ловя на себе любопытные взгляды, я скромно опускала глаза. Тогда я даже не думала о том, что это только начало.

По-настоящему я пришла в трейлраннинг год спустя, в начале 2015-го, неожиданно для себя став участницей проекта кампании adidas «Бег на высоте». В то время adidas занимался продвижением своей новой линейки экипировки для бега по пересеченной местности (Terreх), для чего было решено найти пару спортсменов-любителей, которые под присмотром именитых спортсменов Кати и Димы Митяевых будут готовиться к adidas Elbrus World Race (наш собственный UTMB в Приэльбрусье, ныне – Alpindustria Elbrus Race). По условиям конкурса нужно было рассказать о своих достижениях и написать сочинение на тему «Как я люблю бег и как я люблю горы». С этим я успешно справилась, ведь я действительно больше всего на свете любила и то и другое.

Моим партнером по проекту стал Саша Баранов, с которым мы вместе стали осваивать азы незнакомой нам тогда специализации. С легкой руки adidas мне открылся мир, в котором горы существуют не только для того, чтобы их покорять, но и для того, чтобы по ним с удовольствием бегать.

Старт проекта пришелся на весну, когда я усиленно готовилась к своему первому марафону «из трех» в Бостоне, поэтому серьезно погрузиться в трейлраннинг у меня получилось только летом. Но тем не менее мы с командой в середине марта провели в Балаклаве, в Крыму, небольшой ознакомительный сбор, во время которого я узнала, как разительно отличается трейл от привычного мне шоссе, и поняла, что не такой уж я и сильный бегун. Каждое утро мы выходили из отеля и отправлялись на совместную пробежку, однако уже через пару минут штурма небольшой горки Дима и Катя превращались в недосягаемых горных ланей, а мы с Сашей скорбно карабкались наверх.

«Среди любителей доминирует мужчина – Александр. Хотя его соревновательные результаты более скромные, чем у Оксаны, вбегание в гору ему дается легче. Во время съемки Оксана порой немного отстает от основной группы и расстраивается из-за этого. “Видели бы меня сейчас те, кто утверждал, что горный марафон для меня ерунда”, – вздыхает Оксана. Дело в том, что после объявления результатов конкурса некоторые участники предположили в комментариях, что выбор героев необъективен: ребята, особенно Оксана, показались им слишком подготовленными для будущего соревнования», – писали о нас в «National Geographic Россия».

Кроме абсолютной неподготовленности к бегу в гору, предстоящий в августе марафон на Эльбрусе (сорок шесть километров и три с половиной тысячи метров набора высоты) пугал меня тем, что требовал хорошей акклиматизации. Я знала, что она важна, но также знала, что гора не дает никаких гарантий.