Текст книги "Обрученные огнем"

Глава 15. Покушение

Громкий звук выстрела всколыхнул джунгли. Стайки птиц поднялись в воздух и понеслись прочь.

Тихий свист совсем рядом…

Несколько перьев взметнулись вверх…

Ястреб сорвался в небо с тревожным криком, а Саби, опрокинувшись на спину, рухнул в озеро и скрылся под водой.

Несколько секунд мы с Лансом изумленно взирали на темный след в прибрежной водной растительности, затем он отошел на пару шагов, разбежался и щучкой нырнул следом.

В миг оказавшиеся рядом Тим и Элиас подхватили меня под руки и, усадив в траву, принялись осматривать и задавать вопросы наперебой, так что половину я даже не успевала осмыслить.

– Что произошло? Ты видела, кто стрелял? (Тим)

– Ты не ранена? (Элиас)

– Что с Саби? Где Ланс? (снова Тим)

– Все целы? Что с мальчиками? (опять Элиас)

Чувствуя, что не способна выдавить из себя ни одной мало-мальски вменяемой реплики, я вырвалась и кинулась к тому месту в воде, где исчезли оба парня. Господи, совсем ничего не видно за густой растительностью… и вода такая темная… может ли быть у самого берега глубоко? Насколько хорошо Ланс ныряет? Не треснулись ли они оба головой о какую-нибудь корягу?..

– Я поищу стрелка! – крикнул Тим, вытаскивая невесть откуда взявшийся револьвер и кидаясь в джунгли.

– Ланс за Саби нырнул, да? – надо сказать, у Элиаса в этот момент было совершенно непередаваемое выражение лица. Наверное, не лучше, чем мое собственное…

– Да. Надо что-то делать!

Но сделать мы ничего не успели, потому что в этот самый момент растительный ковер вздыбился и разошелся, словно ткань по шву. Из темной прорехи вынырнул Ланс, кашляя и отплевываясь. Он удерживал потерявшего сознание Саби под руки.

Вытащив обоих на берег, мы с Элиасом встревожено оглядели наших «утопленников». Ланс тяжело дышал, откинувшись на сумки с вещами и прикрыв глаза… Саби же, кажется, не дышал вообще.

– Сынок, вы не ранены?

– Нет, – хрипло ответил Ланс, подавляя новый приступ кашля. – И с Саби все в порядке. Только чуток воды наглотался. Он не ранен, а оглушен.

Присмотревшись повнимательнее, я заметила, что у маленького фиджийца теперь нет мочки левого уха, но это ранение вряд ли могло быть опасно для жизни. Почему же он не приходит в себя?

– Воды, говоришь, наглотался? – Элиас опустил мальчишку грудью на свое колено и у того действительно хлынула носом вода. Через минуту Саби поежился и принялся отплевываться уже самостоятельно.

– Я его не догнал, – сообщил запыхавшийся Тим. Оценив ситуацию, он добавил, – Поздравляю, Ланс, мой мальчик. Ты только что спас от смерти сына вождя.

– Это большая честь для меня, – улыбнулся более менее пришедший в себя Саби. – Не откажите в еще большей и посетите мою деревню.

– Да, нам лучше уйти побыстрее, пока стрелок не вернулся, – мрачно заметил Тимоти, и мы спешно собрали вещи.

Несмотря на почти полную темноту, наш неутомимый гид бодро шагал впереди, держа за руку своего спасителя. Ланс, в свою очередь, держал за руку меня, я – Элиаса, а Тимоти, не торопящийся убирать револьвер, настоял на том, чтобы замыкать цепочку.

– Представляю, какой отец закатит праздник, когда узнает! – весело щебетал мальчик. – Вы все станете нашими героями!

– Саби, может, не скажем никому, а? – робко предложил уставший от внимания Ланс.

– Как – не скажем? Покушение на сына вождя – это вам не шутки, – вмешался Элиас.

– Конечно, не шутки! – подхватил мальчик. – Какие ж это шутки? У меня есть боевое ранение. Это – настоящий праздник!

Вовремя сообразив по наступившей недоуменной тишине, что сказал нечто, звучащее для уха европейца как минимум странно, Саби поправился:

– То есть, я и говорю – отец закатит в вашу честь настоящий праздник!

Глава 16. Внутренняя суть

Деревня, которой правил отец Саби, находилась на территории национального парка Баума. Мы быстро просеменили мимо маленьких бурэ, стоящих вдоль узкой грунтовой дороги, к другому бурэ, побольше, находящемуся в самом центре деревни. Внутреннее убранство разительно отличалось от домиков, которые туристические центры сдавали внаем. На первый взгляд, самым ценным в доме была циновка.

– Не пугайтесь, друзья, – шепнул нам Тимоти, – вождь не так беден, как может вам показаться.

– Неужели, – проворчал Ланс, которого не меньше, чем меня, поразил яркий контраст с нашим собственным бурэ.

– Плетеная мебель и циновки прекрасно сочетаются со встраиваемой бытовой техникой, – хохотнул Тим. – Просто здесь ее не сразу заметишь.

– На самом деле, Тиму стыдно за своих предков-колонизаторов, – заметил Элиас с ухмылкой. – Но он ни за что в этом не сознается.

– Колонизаторов?! Да их отовсюду гнали, как приживалок! – буркнул Тим себе под нос, но никто из нас не стал уточнять, что он подразумевал под столь странным утверждением.

В центре бурэ, состоявшего из одной-единственной, зато довольно вместительной комнаты, был расположен низкий грубо сколоченный стол, по бокам которого располагались кресла из тростника. Три кресла оказались заняты. Во главе стола сидел представительный темнокожий мужчина на вид лет около сорока, в ярких национальных одеждах, напротив него – двое мужчин, одетых несколько скромнее. Они общались между собой на фиджийском. Похоже, что сидевший во главе стола и был вождем – по крайней мере, этот вывод я сделала, пронаблюдав, как Саби кинулся к нему через всю комнату и, немало не постеснявшись, что оборвал беседу взрослых, принялся щебетать что-то ему на ухо. Заметив, что Саби решился на столь вольный поступок в присутствии гостей-чужеземцев, вождь было нахмурился, но, вслушавшись в то, что говорил сын, свой праведный отчий гнев решил попридержать.

– Вы в курсе о фиджийском этикете? – тихо поинтересовался Тим.

– Вопрос риторический, – ответил Элиас другу. – Ты же знаешь, никто из нас троих раньше здесь не был.

– В таком случае, сообщаю, что мы с вами нарушаем одно непреложное правило: заявляться к вождю мало того, что среди ночи, так еще и без традиционного дара, который на местном наречии, кажется, именуется севусеву99
  традиционный дар вождю, который посетители деревни обязаны преподнести во время визита. Стоимость дара, согласно этикету, не должна превышать 10$. Как правило, путешественники дарят спиртное или коренья, из которых фиджийцы готовят свой национальный напиток


[Закрыть] – по меньшей мере опрометчиво.

Никто не успел выразить мнения по обсуждаемому вопросу, поскольку Саби как раз закончил свою удивительную историю. Вождь наконец получил возможность одарить вниманием неожиданно «осчастлививших» его дом визитом гостей, и некоторое время молча взирал на нас. Эмоции, если они и были, не читались по его лицу, пока проницательные черные глаза поочередно изучали всех членов нашей пестрой компании. Наконец он произнес по-английски:

– Мой сын говорит, отныне вы четверо – его друзья, ибо спасли его жизнь. Это так?

Несколько секунд мы в замешательстве молчали, не зная, кому по этикету полагается отвечать. В итоге Тим решил взять на себя эту ответственную роль и выступил вперед.

– Саби говорит истинную правду, уважаемый вождь. Позволю себе добавить к его рассказу только одну деталь – не мы спасли его жизнь, а один из нас. Один из нас действительно рисковал собой во имя спасения Саби.

– Кто он? Пусть подойдет ко мне.

Ланс сделал несколько шагов и остановился чуть впереди Тима.

– Прав я, полагая, что именно вы, юноша с волосами цвета песка, спасли моего сына от смерти?

– Да, – последовал лаконичный ответ.

Вождь оглядел Ланса гораздо более пристальным взглядом, чем в первый раз. Молчание длилось несколько минут. Наконец он счел нужным нарушить тишину:

– Да, это так. Очень сильный дух, сердце почти без страха… почти… единственный страх твой – за нее.

В этот момент взгляды всех присутствующих неожиданно обратились… ко мне, следуя за рукой вождя, указавшего в мою сторону. Взгляды всех, кроме двоих. Вождь и Ланс, встретившись глазами, так и продолжали изучать друг друга.

– Скажи, отважный светловолосый воин, почему ты так боишься за эту девочку?

– Я… – Ланс едва заметно вздрогнул, но все же глаз не отвел. – Я должен защитить ее от беды, но знаю, что не смогу.

Их безмолвный диалог длился чуть дольше, чем реплики, сказанные вслух. Наконец вождь широко улыбнулся и встал.

– Ну что же. Друзья моего сына – мои друзья. Спаситель же моего сына может сейчас просить что угодно.

Тимоти, слегка наклонившись вперед, шепнул:

– Не вздумай отказаться. Ты удостоился большой чести, и отказ может оскорбить вождя.

– Но мне ничего не нужно! – воспротивился Ланс, – все произошло случайно. Не достоин я таких почестей.

– Так придумай что-нибудь, – нервно ответил Тим, – этикет здесь нарушать не принято, тем более, два раза за вечер.

Словно в подтверждение этих слов, вождь произнес:

– Так что же юный воин желает в награду?

– Прошу простить меня, уважаемый вождь, но я не готов ответить. Могу ли просить вас дать мне время подумать?

– Хорошо. Сообщи же о своем решении незамедлительно, как только примешь его. А пока ты размышляешь, я попрошу своих людей созвать всех жителей. Сегодня мы устраиваем праздник в вашу честь.

Ланс коротко поклонился и они с Тимом присоединились к нам. Вождь отдал приказание на фиджийском двум своим собратьям, и те спешно покинули бурэ.

– Разве я не могу вежливо отказаться от награды? – спросил Ланс, почти умоляюще глядя попеременно на Тимоти и отца.

– Нет, сынок. Дело в том, что ты спас наследника, чем очень обязал вождя. Теперь, насколько я понял Тима, по местному этикету он обязан отблагодарить тебя, чтобы не быть должником. – Элиас вздохнул.

– Ну попроси об услуге какой-нибудь, – предложил Тим. – Например, погостить пару дней в деревне и познакомиться с местными обычаями.

– Здесь сочтут это слишком малой наградой герою, спасшему мою жизнь, – весело сообщил Саби, бесшумно возникший рядом. – Но не беспокойтесь: я, кажется, придумал кое-что интересное.

С улицы послышался шум (похоже, на площадь перед буре тащили что-то тяжелое) и гомон веселых голосов. Несколько женщин затянули задорную песенку, и вскоре остальные подхватили ее и запели стройными красивыми голосами. Удивительно – но в хоре не слышалось ни одной фальшивой ноты.

– Отец, позволь мне говорить, – тем временем обратился Саби к вождю, и продолжил, – мои друзья слишком скромны, чтобы напрямую просить тебя о награде. Но они удостоили меня доверия сообщить, что могло бы такой наградой стать. Отец, мы должны провести свадебную церемонию.

Вождь уставился на всю нашу честную компанию, даже не пытаясь скрыть недоумения:

– Только и всего? Если мой сын прав, то ты, юный воин, можешь выбрать любую из наших женщин, и мы совершим обряд сегодня же.

Тима при этих словах сразил подозрительный приступ кашля, а Элиас только прикрыл глаза.

– Ну спасибо, Саби, приятель, удружил, так удружил, – с усмешкой прошептал Ланс, и, взяв меня за руку, потянул за собой вперед. – Простите за недоразумение, уважаемый вождь. Женщины вашей деревни прекрасны, но мы с Саби подразумевали определенную девушку. Это Диана.

Вместо того, чтобы, как ранее, попросить подойти ближе к нему, вождь поднялся с кресла и сам сделал несколько шагов, разделявших нас. Последовал еще один молчаливый диалог, на сей раз – со мной. Мудрые глаза угольно-черного цвета словно приковали к себе мой взгляд. Было жутковато осознавать, что в этот момент моя душа у вождя как на ладони – ощущение отдаленно напоминало то чувство полной искренности и эмоциональной наготы, которое нам с Лансом вчера довелось испытать, за одним исключением – без труда «прочитав» меня, вождь так и остался книгой тайн.

– Что ж, – наконец изрек он, отводя взгляд и давая мне возможность тихонько перевести дух, – приношу извинения за отказ.

– Но отец, – взволнованно начал Саби, – ты разве не обещал…

– Полно, сын, ты считаешь, дело в моей воле? Дело вовсе не в ней. Обрученные живым Огнем не нуждаются ни в земных обрядах, ни в человеческом благословении. Я не могу дать этой паре то, что у них уже есть. Пусть сейчас просят иное.

Пение на улице становилось все громче. Слышался стук посуды о поверхность столов, и еще какой-то незнакомый звук, словно некто вколачивал в доски гвозди. Я мельком оглянулась назад, но заметила только Элиаса, который, встретившись со мной взглядом, лишь растерянно развел руками. Тим куда-то исчез.

Похоже, помощи ждать неоткуда. Поженить нас, выходит, нельзя, потому что мы и так обручены… живым огнем? Обожаю шарады, но эта конкретная вовсе не кажется мне простой. И на повестке дня все-таки остается вопрос, как потактичнее отказаться от награды, при этом не обидев вождя. Раз уж мы не знаем, что попросить…

– Досточтимый вождь, – начал Ланс, – думаю, что на сей раз выбрал правильно.

Вот так дела. Этот парень невыразимо загадочен. Разве не он только что умолял избавить его от мук выбора?..

– Ты доставил мне искреннюю радость своими словами. Каков же выбор, друг мой?

– Я прошу у вас в качестве награды эту вещь.

Проследив направление его взгляда, мне оставалось только присвистнуть. На маленьком плетеном столике рядом с креслом вождя лежал наш давешний артефакт. Он был вымазан засохшей бурой грязью, но я бы ни с чем не спутала проступающую под ней гравировку на его поверхности…

– Эту? – вождь, казалось, поразился такому ответу. – Что же, воля твоя, мой друг. Однако, дело в том, что эта вещь мне не принадлежит. Тот, кто передал ее, просил открыть внешнее ради внутреннего, поскольку сам не сумел это сделать. Однако и моей мудрости оказалось недостаточно. Должно быть, у тебя были свои причины выбрать именно эту вещь, а потому мое решение следующее: если ты сумеешь сейчас открыть внутреннюю сущность предмета, он твой.

– Благодарю вас, вождь, это справедливо, – ответил Ланс и поклонился, принимая из его рук артефакт. – Но лучше попробуем сделать это на улице.

Во главе с вождем, все мы направились к выходу.

Площадь была украшена цветами и освещена десятками факелов, привязанных к древкам воткнутых в землю копий. По всему периметру площади были накрыты столы. Множество радостных, улыбающихся лиц встретили нас. Все до одного, островитяне скандировали единственное слово:

– Була! Була! Була!

Несколько женщин, одетые в яркие праздничные наряды, преподнесли нам по половинке кокоса, заполненной каким-то резковато пахнущим напитком темного цвета. Вождь приподнял импровизированную чашу вверх, в знак приветствия народу своей деревни, затем медленно поднес к губам и принялся пить. Мы с Лансом переглянулись и последовали его примеру.

Напиток был терпким, чуть горьковатым, и оставлял приятное послевкусие не то миндаля, не то чего-то, что я по незнанию спутала с миндалем. По телу разлилось тепло, когда мы поставили на край стола опустошенные «чаши».

Вождь произнес несколько фраз на родном наречии, и фиджийцы расступились, образовав круг. Над деревней воцарилась неестественная тишина.

– Что же, – обратился вождь к Лансу. – Вам пора начинать.

***

– Надеюсь, ты знаешь, что делать? – неуверенно шепнула я, переходя с английского на русский. Совершенно не хотелось выдавать свои сомнения окружающим.

– Не поверишь… я надеялся, что ты знаешь…

– Интересно, откуда?..

– Ну… ты была мастером по машинам.

– Именно! Я им была! Забываешь, что я была им в прошлой жизни?

– Ладно, ладно, хорошо! Ты не знаешь, я понял.

– Ты тоже. Но от нас ждут, что мы это сделаем. Так что давай думать, как.

– «Все закрытые двери открываются только головой. Остальное – орудия»… кто из великих это изрек?

– Грасиан?

– Нет… кажется, Александр Кумор…

– И как предполагаешь, какими орудиями наша дверь открывается?

– Ну… «ложный шаг не раз приводил к открытию новых дорог»…

– Он же?

– Ага. Кладезь мудрости, между прочим!

– Отлично. У нас впереди целая вечность для совершения ложных шагов!..

Мы тихонько засмеялись. Приятно было сознавать, что с человеком, стоящим сейчас рядом, можно пытаться шутить в такой напряженной атмосфере. Захотелось сказать ему, что чувствую, но от волнения слова не шли с языка… я повернулась и посмотрела на Ланса обожающим взглядом. Его глаза выражали то же самое.

Так значит, «обрученные живым огнем»? Охотно верю!

Скрежещущий звук царапнул хрупкую тревожную тишину, словно алмазный резак по стеклу.

– Вот! – не нарушая зрительный контакт, Ланс взял мою ладонь и медленно переложил в нее артефакт, снизу поддерживая своей. – Эврика! Мы с тобой – обрученные живым огнем. Давай попробуем подумать сейчас обо всем, что нас связывает.

– Давай, как на сеансе регрессивного гипноза – раскручивая события от данного момента назад, к началу…

Картинки полетели сквозь сознание с такой скоростью, словно сумасшедший кинооператор исступленно прокручивал пленку: тысяча кадров в секунду.

Мощный золотой поток окутал нас, и сквозь шум в ушах я разобрала, как Ланс произнес в эйфории, едва ли ожидаемой от его сверхуравновешенной персоны:

– Диана, ключ – это мы!

Раздался тихий хлопок, и золотистый свет начал меркнуть. Круглой капсулы в ладонях больше не было. Вместо нее мы держали странный предмет, напоминающий модель звездной системы.

Зависшая над деревней тишина стала почти звенящей от напряжения. Сотни глаз были устремлены в нашу сторону. Голос вождя послужил долгожданным сигналом:

– Итак, свершилось! Внутренняя суть моего дара явлена! Эта пара получает свою награду.

Тишина раскололась о гул голосов и осыпалась под ноги осколками.

Жители деревни спешили поздравить нас, забрасывая цветами. Пожалуй, все произошедшее даже веселее свадебной церемонии…

Мимо пронесся Саби и выкрикнул:

– Ура моим друзьям! А теперь – пир!

Глава 17. От судьбы никуда не денешься

Когда я подошла, он сидел на песке и смотрел на море. Не желая нарушать этот диалог с природой, я стала медленно пробираться по пляжу за его спиной, вознамерившись пройти дальше вдоль берега. Ланс обернулся.

– Ходишь, как кошка. Не зная, что ты рядом – не заметил бы.

– У меня создается впечатление, что я хожу как слон!

Он улыбнулся мне:

– Просто я тебя чувствую.

– Как? – хотелось бы самой знать, как и почему это происходит…

– Как и ты. Ты ведь всегда знаешь, где меня искать?

Да. Это правда. И… наверное, способность чувствовать его только усиливается, с каждой минутой.

Море было и остается одним из самых красивых, и кроме того гипнотизирующих, зрелищ… У берега то и дело возникали яркие фосфорические вспышки.

Ланс сделал глубокий вдох и тихо сказал:

– Будет гроза…

– Так чего мы ждем? Идем скорее в бурэ!

– Нет, я хочу дождаться Саби. Собираюсь на прощание подарить ему от нас кое-что.

Единственная вещь, которая была у Ланса с собой, это лежащий рядом фотоаппарат.

– Зеркалку?

– Да. Правда, Тим сказал, что это авантюрный поступок, так как вещь стоимостью тысяча долларов считается очень дорогим подарком, и соответственно, обяжет Саби отдарить нечто не менее ценное.

– Если вспомнить строгий фиджийский этикет, то сдается мне, Тимоти прав.

– Подарок прощальный. Даже если Саби с вождем удумают что-то ответное, утром они нас здесь просто не застанут.

Я обняла его за плечи.

– Иногда я сомневаюсь, что вообще тебя заслуживаю.

– Придется перестать, ибо мы обручены и твое слово я назад не верну! – засмеялся Ланс, иронично воспринимающий частые дифирамбы. – Не проси.

Я представила, как упрашиваю его, человека, воплощавшего для меня все мыслимые и немыслимые достоинства, вернуть помолвочное обещание, «всученное» мною наконец, с таким трудом и долготерпением… Упрашиваю, не иначе как в приступе белой горячки, хотя пожалуй, даже оный не заставил бы меня отказаться от этого мужчины!

– Не надейся, и не подумаю!

Песок был холодным и влажным, но мы не замечали, дурачась и то и дело оказываясь засыпанными им с ног до головы, как же странно в такую погоду, должно быть, выглядели двое хохочущих во все горло молодых людей, бегающих по пляжу друг за дружкой, и, периодически сшибая друг друга с ног, впадающих от этого в еще более бурные приступы веселья. Несмотря на скорый отъезд, нам было радостно, сейчас, именно в эту минуту: радостно от того, что так замечательно решилась история с нашим артефактом, что наконец-таки все обещания даны, и, что еще более важно, охотно приняты, что можно говорить и молчать – и быть одинаково понятыми, и просто от того, что в этот день, под этим низким серым небом, мы вместе…

Каким беспечным и нелепым могло показаться наше веселье под этим хмурым грозовым небом…

Долгий поцелуй прервал знакомый веселый голосок:

– Оу, прошу прощения… кажется, у меня появляется досадная привычка приходить не вовремя!

– Привет, Саби. Ты очень вовремя. Мы позвали тебя попрощаться.

– Что, уже улетаете?.. Но ведь прошла всего неделя…

Резко погрустневший мальчик запустил пятерню в черные кудри.

– Пожалуйста, обещайте, что скоро вернетесь? Вы и ваши спутники – всегда желанные гости у нас. Я буду скучать.

Ланс протянул мальчику фотоаппарат.

– Вот, возьми. Это поможет скучать поменьше.

– Но…

– Ты же не хочешь нас оскорбить отказом? – лукаво подмигнула Саби я.

– Там, где мы с Ди живем, принято делать друзьям подарки на прощание. Ты раньше фотографировал?

– Нет. Но я часто помогал туристам придумывать интересные сюжеты.

– Теперь ты сможешь сам снимать свои сюжеты! Саби… – взяв подростка за плечи, Ланс изобразил свой излюбленный «прорицательский нахмур бровей», – я вижу тебя всемирно известным фотографом. Это твоя судьба, приятель. А от судьбы, можешь мне поверить, никуда не денешься…

Последняя фраза сама собой вернула нас в соответствие с окружающим пейзажем. Небо вырисовалось довольно ясно, нависая над помрачневшим морем, как коршун над загнанным зайцем, готовое вонзить свои молнии-когти в податливую воду. Саби не нашелся что возразить, взял протянутую камеру и прижал ее к груди несвойственным ему беззащитно-детским жестом. Ланс все еще улыбался, но из его улыбки мгновенно исчезла живость, оставив приподнятые уголки губ спорить с погрустневшим взглядом. А по моей разгоряченной от движения коже вдруг поползли мурашки, – то ли от резкого ветра, начинавшего дуть с моря, то ли от очередного предчувствия…

– Кажется, теперь я понимаю, почему люди плачут в аэропортах, – протянул Саби, и обнял нас обоих свободной рукой. Так мы постояли еще несколько минут, обещая друг другу тысячи разных невыполнимых вещей, пока усилившийся ветер не заставил поторопиться под защиту хрупкой тростниковой крыши.

***

Самолет нес нас домой словно насильно. Как будто в салоне находились не мы сами, а отражения… настоящие же остались на пляже, где все еще бродили по кромке у самой воды, держась за руки, и строили планы на будущее.

Стюардесса принесла обед и чай… я дала Лансу его стакан, он взял не глядя, по-моему, даже не разобрав, что это; через пятнадцать минут, когда я уже успела и попить, и перекусить, и пролистать утренние газеты, Ланс все еще держал стакан, из которого не сделал ни глотка.

Родина встретила проливными дождями и промозглым холодом, – неизменными признаками ранней русской весны… Пролетая над столицей, я почти физически ощутила сырой вязкий воздух, словно застревающий в легких… Приземление в Домодедово было мягким, но на редкость грязным. По длинному гибкому трапу-переходу мы попали из салона самолета в сверкающее стеклом и пластиком здание, где возле ленты пришлось некоторое время ждать свой багаж.

«И дома – тоже дождь, тут к бабке не ходи…»

По улицам текли бурные потоки. До бабки, при всем желании, добраться можно было разве что вплавь.

Ланс донес мою сумку до квартиры. Мы стояли на лестничной площадке и молчали.

– Громадное спасибо тебе за поездку, – наконец произнесла я, – ты подарил мне настоящую сказку!

Он улыбнулся. Но как-то неуверенно… И еще эти горькие складочки, словно знает о чем-то… чем-то, что мне скорее всего не понравится.

– Рад, что тебе отдых пошел на пользу.

– Похоже, тебе не пошло на пользу возвращение…

– Настроение прямо-таки лимонное, – хмыкнул Ланс, предприняв запоздалую попытку спрятать от меня глаза.

– Что именно тебя беспокоит?

– Мы слишком долго открещивались от ловушек судьбы… А удача тоже имеет срок годности.

***

С таким настроением мы и отправились на учебу.

На алгебре Ланса вызвали к доске решать задачу. Дойдя до середины решения, он вдруг резко развернулся к двери:

– Чувствуете запах дыма?

В этот момент дверь открылась и на пороге появилась наша классная. Само спокойствие, она сообщила:

– Горим. Прошу всех за мной, только без паники. Нужно срочно эвакуироваться.

– А вот и первая ловушка, – саркастически заметил Ланс уже на лестнице, по которой из-за возникшей суматохи спуститься было проблематично. Паника распространяется в массах гораздо быстрее, чем огонь в здании. И все же, когда все классы наконец выстроились перед школой, где преподаватели пересчитывали поголовье своих подопечных, огонь захватил второй и третий этажи. Здание пылало, как факел – мне казалось удивительным, что тонны камней и штукатурки могут вот так полыхать, словно какие-нибудь сухие головешки…

В суматохе я и не заметила, что сжимаю руку Ланса сильнее, чем необходимо, так что даже костяшки пальцев побелели от напряжения… Он заворожено смотрел на пламя.

– Ди, в здании остался один ребенок.

– Откуда ты знаешь?!

Не ответив, Ланс выскочил из толпы и кинулся к школе. У меня возникло стойкое ощущение déjà vu.

Заметившая маневр классная схватилась за сердце:

– Да что ж он делает-то?! Где пожарные?! Надо остановить Кристенсена, сейчас рухнет крыша!

Когда кончился мой трехсекундный столбняк, строй потерял еще одного ученика. Слыша, как Мария Ивановна что-то кричит теперь уже мне в след, я проскользнула в двери. Пусть кричит, у меня есть оправдание своему глупому поступку. Я – тот человек, который и остановит Кристенсена… точнее, помешает ему умереть…

Гарь заполонила все внутри, разобрать что-то было сложно, дышать – только в теории. Я прикрыла нос рукавом и пошла вперед. Главное – убедить саму себя, что это помогает. Раз уж я все равно не особенно вижу, куда идти, можно положиться на интуицию… чего проще. Я всегда его находила. Мы с Лансом – единое целое…

Несколько шагов по ступенькам… вот черт!

Сверху капала какая-то расплавленная хрень. Что-то трещало прямо надо мной. Дым начал разъедать глаза, и соленые слезы вкупе с задымленностью полностью лишили обзора.

Боже мой, как это, оказывается, страшно… когда сморишь фильм, где герой спасает кого-то на пожаре, ты не чувствуешь ни температуры, ни вони, не перестаешь видеть, не оказываешься настолько беспомощен…

Может, не туда?..

Но звук, который через секунду заставил забыть о страхе, оказался убедительнее инстинкта самосохранения. Это был лишь краткий, сдавленный стон, но я услышала. Он мгновенно затих – и продолжил отдаваться эхом в моих ушах.

Ланс отличался незаурядной сдержанностью и просто ангельским терпением. Что бы с ним сейчас ни происходило, ему нужна помощь…

И значит, мне все-таки туда…