Текст книги "Пока телефон не зазвонил"

– А к тому, что Лара и Даша – курят, – сдал краевед подружек. – И у обеих строгие родители. – Кнышев остановился, сняв с головы кепочку, обтер ею потное лицо. – Я хорошо знаю их семьи, отец Ларисы преспокойно мог выпороть девятнадцатилетнюю дочь, если б поймал ее с сигаретой. Ему и дела нет, что она уже взрослая. Дарье, напомню, семнадцать, но они лучшие подружки… были. У нас тут мало молодежи, девочки вместе ездили на учебу в школьном автобусе, сдружились, невзирая на некоторую разницу в возрасте…

Стасу очень хотелось прикрикнуть на историка «короче!». Тот с чисто учительской привычкой разъяснять, разжевывал каждую мелочь и углублялся в тонкости. Но поскольку Кнышев явно не терял повествовательную нить, а вел ее к некоему важному узлу, майор крепился, слушал.

Краеведу снова пришлось пойти впереди, так как тропинка стала совсем узкой, струилась вдоль кирпичного забора Львовых. Закончилась тропа на берегу, где небольшой песчаный пляжик огораживали сарай для лодок с этой стороны и заросль кустов с противоположной.

Сарай, уберегаясь от весеннего половодья, стоял на возвышении впритирку к железным кольям забора. Кнышев обошел его, глянул из-за угла на отлично просматриваемую территорию Львовых.

– Начнем отсюда, – пробормотал и глубоко надвинул кепку на лоб. – Вот, Станислав Петрович, полюбуйтесь – начиная от сарая тропа совершенно закрыта от села речным обрывом. Так?

Гущин сделал то, о чем его попросили: выглянул из-за угла, потом поглядел на едва заметную тропинку, идущую вдоль берега.

– Вы курите? – неожиданно спросил историк, и когда сыщик отрицательно помотал головой, вздохнул: – Я почему-то так и думал. Ну что ж… – Яков Валентинович извлек из кармана брюк пачку, где вместе с несколькими сигаретами лежала зажигалка. Прикуривая, буркнул: – Следственный эксперимент требует достоверности.

Неумело пыхнув сигаретой, Кнышев предложил:

– Пойдемте, Станислав Петрович. Только если можно, быстрее. В темпе, которым здесь Лариса шла.

Упоминание покойной подействовало на сыщика, как обезболивающий препарат. Подпрыгивая на здоровой ноге, Гущин устремился за резво удалявшимся историком.

Тропинка начала забирать вверх, обходя топкий участок, Кнышев ответственно дымил. Когда от сигареты осталась половина, остановился и дождался Стаса.

– Вот поглядите, – краевед указал пальцем на валявшийся в траве окурок тонкой сигаретки. – Это – чинарик номер один. Он совсем старый, здесь Лариса, видимо, когда-то шла медленнее по тропинке. Но мы с вами идем дальше, Станислав Петрович.

Пройдя еще метров двадцать детектив-любитель остановился и уже присел на корточки, разгребая руками высокую траву.

– А это – два и три… – Отойдя гусиным шагом еще на пару метров, продолжил счет: – Четыре. – Кнышев осторожно поднял крохотный окурок, предъявил следователь свою почти приконченную сигарету и, встав, бросил ее на землю, притоптав сандалией. – Мне нужно что-то объяснять, Станислав Петрович?

– Вы хотите сказать, что это окурки Ларисы? – хмуро поинтересовался Стас.

Для сыщика-любителя наступил звездный час. Разведя руки и вздернув плечи, Яков Валентинович воскликнул:

– А чьи ж еще! Я вас умоляю, посмотрите: все фильтры – в помаде. Помада одна и так же – морковная с перламутром. А это, можете мне поверить, помада Лары…

– Подождите, – перебил майор. – Вы, получается, знали, что Лариса ходит вдоль берега и…

Теперь уже историк взмахом руки остановил следователя:

– Напомню и вернусь к началу нашего разговора – у Ларисы строгие родители. Евгения Сергеевна тоже, надо сказать, девушек курящих не приветствует. То есть, подымить Лариса могла только по дороге с работы домой. Так?

– Ну, – согласился сыщик.

– Но дорога через поле – просматривается. Да еще и протяженность ее вдвое больше, идти по берегу короче. Лариса, – Кнышев приблизил к сыщику разгоряченное лицо с распахнутыми глазами, – летом ходила – здесь. Хотя родителям – врала. А этот факт возвращает нас к разговору о Дарье. Встретившись с полицейским и не зная, что подруги больше нет, Дарья тоже врать пустилась. Ларису выгораживала, боялась перед строгим отцом ее подставить.

– А почему потом не призналась?

– Наверное потому, что в обморок упала. Вы знаете, Станислав Петрович, что разговор с Дарьей закончился обмороком?

– Нет. – С материалами следствия Гущин ознакомился в темпе, на нюансы и разговор обо всем времени не было. С Мартыновым он в основном о личности преступника беседовал, а не о подружке очередной «русалке».

– И потом, – продолжил краевед, – Дарья сама не без греха – покуривает. А ремень и у ее отца имеется.

Станислав досадливо поморщился:

– Глупость какая-то. Даша взрослая девушка и должна понимать, что идет следствие. Ее показания крайне важны, а она увела расследование на ложный путь…

– Так а я о чем! – воскликнул Кнышев. – Дарья – врушка. Из тех, что насочиняют с испуга, а потом ни за что не сознаются и принимаются изворачиваться, новые сказки сочинять! Я, Станислав Петрович, педагог с тридцатилетним стажем, я таких девчонок насквозь вижу!

Задумчиво глядя вперед на вновь спускающуюся к берегу тропинку, Гущин серьезно произнес:

– Спасибо, Яков Валентинович. С Дарьей обязательно еще раз побеседуют.

– Только я вас сразу предупрежу: разговаривать с девочкой нужно без ее родителей.

– Да, да, конечно, – не отрывая взгляда от тропинки, кивнул сыщик. – Спасибо.

– Всегда пожалуйста, – с притворной скромность поклонился историк и решил себя еще немного похвалить: – Не зря я, значит, вчера здесь следственные эксперименты проводил? Я ж понимал, что без доказательств, – Кнышев зашвырнул окурок с помадой на фильтре обратно в траву, – серьезного отношения не будет. Я, Станислав Петрович, дважды закуривал, шел с разной скоростью и искал доказательства – чинарики с морковной помадой.

– Вы большой молодец, Яков Валентинович. – Сыщик перевел внимательный взгляд на добровольного помощника. – А скажите, в Игнатово многие знают, что Лариса ходит берегом, а не по дороге?

Кнышев посерьезнел и разочарованно помотал головой:

– Увы, ничего не могу сказать. Я сам Ларису случайно встретил, когда по просьбе нашего ботаника собирал на лугу цветы для гербария. Лара меня, кстати, не заметила. Шла, покуривая, на работу. И хочу еще отметить – шла с мечтательной улыбкой и, кажется, ничего вокруг не замечала. У меня есть подозрения, на работу к Львовым Лариса вообще ходила, как на праздник – всегда приодетая, подкрашенная. Ну вы же понимаете, у Львовых – общество, бывают приличные молодые люди.

Стас кивнул. Он знал, что на работу в депутатскую семью Ларису приняли по протекции ее дяди председателя сельсовета. Девушка училась в московском колледже на повара, авторитарный отец не захотел, чтоб дочка бестолку шаталась на каникулах, и пристроил ее к Львовым, у которых прежняя помощница по хозяйству легла на операцию в больницу. Лариса работала у Львовых с середины июня.

– Тогда же, – продолжал историк, – я увидел, как Лариса у лодочного сарая свернула на тропинку вдоль забора и появилась уже у главных ворот Львовых. То есть, – сделал интонационный акцент Кнышев, – могу предположить, что у отца Ларисы и Евгении Сергеевны существовал договор: хозяйка должна присматривать, чтоб девушка не шлялась по пустынному берегу, а возвращалась домой по асфальтированной дороге. Спросите об этом Евгению Сергеевну.

– Спрошу, – пообещал майор и мысленно укорил Мартынова: «Да как же ты, дружище, такого дядьку-то проглядел! Свидетель – первый сорт. Не только видит, но и выводы умеет делать». – Давайте-ка, Яков Валентинович, пройдем весь путь Ларисы до Заборья, – предложил следователь и первыми принялся спускаться по невысокому откосу к берегу.

Впереди по курсу, перпендикулярно тропке, начиналась стена из деревьев и кустов, разросшихся по оврагу, где протекал приток, над которым выстроили мост, заставивший асфальтированную дорогу делать крюк. Если взять за образец тупоугольный треугольник, то прибрежная полоса получалась его основанием, приток приобретала значение биссектрисы идущей от верхней точки (моста) к противоположней стороне (реке). Гущина заинтересовал момент: а как здесь перебираются через ручей? Есть ли там хотя б настил из досок?

Но оказалось, надобности в досках – не было. Русло иссохшей речушки напоминало о себе лишь плавным полукруглым углублением. Вода вытащила к берегу достаточно камушков, высохшее русло щедро устилала галька, поверх нее цепью проложили плоские булыжники, служившие мостком для путников, срезавших дорогу до соседнего Заборья.

Проезжая по мосту к Игнатово, Стас ни за что не предположил бы, что тот стоит над высохшим ручьем! Русло скрывали густые заросли деревьев и кустов, дна видно не было.

Добравшись устья, где приток расставался с оврагом и выпрыгивал на берег, Стас увидел, что проход в овраг совершенно закрывают ветви древней раскоряченной ракиты. Накрывают словно шалашом.

Гущин покрутил головой в разные стороны. От Игнатово до устья тропинка была открытой, кусты встречались редко и были низкорослыми, прозрачными. А дальше до Заборья начинался совсем открытый участок, где напасть на девушку и вовсе проблематично. Накрытое ракитой устье получалось наиболее подозрительным.

Попросив Кнышева не двигаться с места, следователь пошел к «шалашу». Раздвинул ветви, проник под купол.

Присесть на корточки и устроиться с удобством не позволила больная нога. Неудобно скорчившись, Стас оперся обеими руками на трость…

Совершенно неожиданно на следователя накатили воспоминания из детства.

Пионерский лагерь. Такая же ракита, которую малолетний Стасик почитал за иву; два мальчика прячутся от воспитательницы, сидят под ветками и стараются не прыскать. Смотрят на озабоченную «воспиталку», что ходит по берегу и разыскивает двух нарушителей лагерного распорядка. Повисшие в безветрии ветви пробивает солнечный свет, в «шалаше» тепло и уютно, мальчишкам уходить не хочется. Им хочется подольше оставаться в «секретном дозоре», на песке, присыпанном прошлогодними скрученными листьями «ивы»…

Стас резко оборвал некстати всплывшие воспоминания. Этот «шалаш» тоже был мирным и уютным, природа словно намеренно выстроила его для детских игр в разведчиков и пряток. Но «пол» его был выстлан жесткой галькой, а прошлогоднюю листву весной смывал поток.

Стараясь не двигаться, Стас оглядывал «шалаш». Вода почти не занесла под его своды мусор, на вычищенном «полу» лежали лишь несколько оборванных пожухлых листьев. Судя по их состоянию, листья оторвались от ветвей не более пяти-шести дней назад. Сердце следователя гулко забилось, интуиция заволновалась: «Нашел, нашел, нашел!»

Стас утихомирил внутренний голос и внес поправку в виде добавочного вопросительного знака: «Нашел?!»

Приглядевшись к «полу», следователь отметил, что рисунок из плотно прибитой к песчаному дну гальки имел недавние повреждения. Такие, словно несколько дней назад здесь кто-то барахтался, выбивая камни из земли. Гущину показалось, что он даже различил вмятины от локтей (Ларисы?!), отпечатки коленей человека, что налегал на нее…

От предвкушения удачи, от мысли: «Неужели впервые получилось найти место, где Водяной «работал» над жертвой?!» – подвело живот и захотелось покурить.

Сыщик выбрался из природного укрытия, поглядел на нетерпеливо переминающегося краеведа и протянул к нему руку.

– Сигареткой не угостите?

– Да, да, пожалуйста.

Якову Валентиновичу передалось волнение майора, извлекая из кармана пачку сигарет трясущимися пальцами, краевед уронил ее на землю.

А Гущин, закурив, не почувствовал вкуса первой за полгода сигареты. Он медленно допятился до реки и остановился, лишь когда в задники сандалий просочилась вода. Долго, пристально смотрел на почти прямой отрезок берега по обе стороны от «биссектрисы».

Первые триста метров от лодочного сарая до откоса, где тропинка поднималась к лугу, можно в расчет не принимать. Этот участок хоть и закрыт от Игнатово прибрежным обрывом, но деревня слишком близко. Удобных для засады кустов нет, успей девушка вскрикнуть, ее могли услышать. Возле Заборья по этой же причине опасно нападать. Гущин утвердился в мысли: устье высохшего притока – единственное место, где Водяной мог поджидать «русалку»!

Утихомирив сыщицкое ликование, Стас наклонился и, опираясь на трость, пригляделся к земле.

Майор искал на устланном галькой песке следы недавнего волочения. Если предположить, что преступник выволакивал жертву из «шалаша», то ее ноги должны были оставить дорожки. Лариса девушка крупная, тяжелая, ее пятки выбили бы, сдвинули хоть несколько камушков.

Но дорожек не было. Зато на прибитой к земле гальке выделилось несколько глубоко продавленных следов. Как будто от «шалаша» к воде шел тяжело груженый человек.

«Так, так, так… – заволновался Гущин. – В Ларисе не менее семидесяти килограмм… А Водяной взвалил ее на плечо или взял руки и нес к реке метров двадцать… – Стас затянулся, смахнул с лица налипшую паутинку, оставшуюся после лазанья под ветками. – Портрет определяется. Водяной не только обаятельный мужчина, он еще и очень сильный».

Не раздумывая больше ни секунды, Гущин выхватил из брючного кармана телефон. Дозвонившись до Мартынова, закашлялся, поскольку в следовательской эйфории позабыл о зажатой в зубах сигарете. Попросту выплюнув окурок в реку, Стас заговорил:

– Здорово, Игорь. У меня есть новости. Кажется, я нашел место, где Водяной напал на Ларису. Убил и сбросил тело в воду. – Эмоции майор придерживал, старался говорить спокойно. – Бери группу и дуй сюда. Да, и помимо криминалистов людей побольше захвати. Надо одного ценного свидетеля опросить, прогуляться на турбазу и провести повторный опрос Дарьи Селезневой. Есть информация, что она дала неверные показания.

– Неужто?

– Информация верная. Приедешь, сам с человеком поговоришь.

– Угу. С меня поляна, – пообещал Мартынов. – Если, конечно, все в цвет.

– Тьфу, тьфу, сам боюсь сглазить. Но на первый взгляд – все в точку, Игорь. Ты давай там всех в штурмовом порядке обзванивай, а я тут кое-что еще порешаю и перезвоню.

Закончив разговор с Мартыновым сыщик стиснул телефон влажной ладонью и некоторое время слепо смотрел вперед. Он – думал. Суматошно и вразброс, стараясь разом уцепить сразу несколько дельных мыслей.

Рядом негромко кашлянул историк, майор «прозрел» и поглядел на Кнышева.

– Теперь с вами, Яков Валентинович. Скажите, этот ручей, – Стас кивнул на устье, – всегда пересыхает летом?

– Последние лет десять – да. Особенно если лето сухое, как это. Мелиорация, знаете ли, в нашем районе не на высоте, я несколько раз обращался в инстанции…

Вопросы местного землепользования сегодня волновали Гущина меньше всего.

– О мелиорации потом, Яков Валентинович. Ответьте. Сюда, к устью, можно подъехать на машине?

– Нет.

– Рыбаков здесь много бывает?

Историк пренебрежительно отмахнулся:

– Да какая тут рыбалка. За щукой нужно в верховья ехать, в низовьях можно неплохих лещей поймать… Местные здесь не рыбачат, только раков ловят, этих-то здесь – пропасть.

– А чужие, приезжие рыбаки?

Общественник повел плечом:

– Бывают. Но редко. С удобством ведь здесь не остановиться, подъезда нет, и машину у палатки негде приткнуть. А на лодках, – продолжил догадливый Кнышев, – шныряют часто. После Заборья большая турбаза стоит…

– Я знаю. – С прибрежной обстановкой Гущин ознакомился еще три года назад, когда расследовал убийство первой «русалки». – Еще вопрос. Местные часто берегом ходят?

Яков Валентинович улыбнулся.

– На прошлой неделе я б ответил вам утвердительно, Станислав Петрович. Но в последние дни… в связи с трагедией… мамочки детей не отпускают от себя. А взрослые заняты. Страда, знаете ли. Август самая горячая пора для огородников. Мы с вами, Станислав Петрович, уже полчаса здесь бродим, а никого еще так и не встретили.

– Не встретили, – задумчиво согласился Гущин. Поднял к глазам телефон, набрал номер Мартынова, но тот оказался занят.

«Потом», – сказал себе майор. У него появилась идея попросить капитана провести осмотр вероятного места происшествия – по-тихой. Если учитывать все прежние выкладки и нынешние ответы Кнышева, убийца мог оказаться местным. Своим. Из тех, кто знает о пересыхающем в летнюю пору ручье, укромной раките и сигаретных «подвигах» Ларисы.

Спугнуть Водяного, показав, что круг сужается, никак нельзя! По Игнатово и Заборью, конечно, уже ходили ребята из следственной группы и опрашивали население, но это объяснимо: девушка жила в Заборье, пропала по дороге из Игнатово.

Но сыщик знал, что по статистике хотя бы одна жертва маньяка бывает с ним знакома. И если в случае с Водяным это Лариса… то напугать его никак нельзя! Нельзя показывать преступнику, что следствие подобралось вплотную к его логову.

В том, что его размышления верны, Гущин почти не сомневался. Последние пятнадцать минут он ощущал давно не испытываемый зуд под ребрами. Как будто становясь материальной интуиция скреблась когтями о ребра. Это состояние навевало Стасу смешное сравнение с подрагивающим в охотничьем азарте хвостом Зои Маргаритовны: словно бы какая-то струна внутри майора напрягалась и вибрировала, вызывая нервный зуд в подвздошье.

Незабываемое состояние! И этот нервный зуд никогда не подводил майора. Подвздошье начинало волноваться, когда Гущин нащупывал единственно верную нить в расследовании.

– Яков Валентинович, – обратился Стас к учителю, – вы не могли бы дать совет: как следственной группе незаметно подъехать к этому месту? Минуя Заборье это сделать можно?

Кнышев помотал головой:

– Нет, я вам уже говорил. На машине здесь не поехать.

«Черт! – мысленно выругался сыщик. – Неужели тачки придется оставлять у дороги на виду двух деревень?!»

А не хотелось бы. Если на дороге останется машина с надписью «Криминалистическая лаборатория» на борту и другой своеобразный транспорт, о «по-тихой» лучше сразу позабыть. Слухи по деревням разносятся мгновенно.

– Но сюда можно подняться на лодке, – вклинился в размышления следователя голос краеведа. – На турбазе есть лодки и даже катамараны.

– Да? – с сомнением пробормотал майор, представивший, как эксперты «всем колхозом» (вместе с оборудованием), шуруют веслами. Тем более, что Водяной мог оказаться и постоянным посетителем турбазы. Убийца мог узнать о нраве местного ручья, бывая здесь на летнем отдыхе.

– Так! – внезапно осенило сыщика. – У Львовых же лодочный сарай! Яков Валентинович, у Львовых есть лодка?

– У них есть и лодка, и катер, – солидно оповестил краевед.

– Катер вместительный?

– Большой, с навесом.

– Отлично.

Осталось только договориться с Евгенией Сергеевной. Мартынов, узнав, что группе проще подъехать к берегу на лодке, чем тащить чемоданы с оборудованием по жаре через луг, согласится на речную прогулку с удовольствием.

В связи с чем, Гущина больше волновал момент: а на ходу ли катер Львовых? У причала возле дома его не было, а нужно еще и о топливе побеспокоиться. Следственную группу, не исключено, придется довозить до устья в два захода.

Но день сегодня складывался удачно. Стас позвонил Львовой, и та даже не поинтересовалась, зачем сыщику понадобился речной транспорт. Сообщила, что катер находится у знакомого рыбака в соседней деревне, стоящей выше по течению. Посудина на ходу, и приятель всегда возвращает ее заправленной под завязку.

А Кнышев порадовал майора, похваставшись, что у него имеются права на управление моторными лодками и беспокоиться о доставке группы ни к чему.

– Я доеду на своей машине до Якшино, – упоминая деревню в верховьях, радостно обещал вовлеченный в следствие общественник. – Пусть Евгения Сергеевна позвонит и предупредит, что катер заберет сосед.

– А посудина не очень наворченная? Вы с ней справитесь?

– Конечно. Я как-то уже этот катер одалживал… Я оставлю машину в Якшино и по реке спущусь за вашими к мосту за Заборьем.

– Договорились, – согласился Стас.

Он уже понял, что сегодня звезды ему чрезвычайно благоволят. Любой вопрос решался моментально, помощники находились сами собой. Отзвонившийся Мартынов сообщил, что поймал наиболее уважаемого Гущиным криминалиста буквально у выхода из кабинета начальника с подписанным рапортом на отпуск и тот не отказался поработать – дело Водяного интересовало даже отпускников.

И кроме прочего, Игорь дал добро на то, чтобы с Дарьей Селезневой побеседовал майор. Без протокола взял показания на диктофон. Гущину даже не пришлось говорить капитану, что в деревне незачем светиться лишним людям: если экспертиза подтвердит догадку, то любые лишние телодвижения могут спугнуть убийцу. Заставят его либо лечь на дно, либо вообще исчезнуть.

Гущин, ковыляя из последних сил, вместе с Яковом Валентиновичем вернулся в Игнатово, где историк побежал к себе за машиной. Сам пошел к свидетельнице Селезневой.

* * *

Даша утирала красный нос платочком и, хлопая влажными ресницами, смотрела не на следователя, а на маму.

Мама Анастасия Семеновна (округлая и крепенькая, словно белый гриб) стояла опираясь задом о комод и, скрестив перед могучей грудью загорелые руки, сурово глядела на дочь. В большой квадратной комнате витал дух подозрительности и репрессий, Дарья чувствовала себя виноватой – явно. Но каяться в присутствии родительницы не собиралась так же безусловно. Пугливо ерзая глазами мимо следователя, свидетельница-врушка стояла на своем. Рассказ составляла из продуманных, мысленно заученных коротких фраз: «Лара пришла в половине восьмого. Мы попили чаю, поболтали. В начале десятого я проводила ее до калитки и она ушла».

На этом – все. Если не считать нюанса: Стас подозревал девушку в том, что та старается вызвать у себя обморочное состояние и снова в него юркнуть. Спрятаться от въедливого гостя в забытьи под прикрытием кусочка ваты, смоченного нашатырным спиртом.

«Лукавишь, детка, – разглядывая изворотливую белобрысую особу, думал сыщик. – На этот раз – не выйдет».

– Анастасия Семеновна, – воспитанно обратился сыщик к маменьке, – я хотел бы поговорить с Дашей приватно. Вы не могли бы нас оставить? Мне придется, не исключено, касаться интимных подробностей жизни Лары, и Даша будет откровеннее со мной наедине. Вы понимаете, да?

Анастасия Семеновна молча расплела замок из мускулистых рук. Отлепила от комода зад и поступью надзирательницы богоугодных заведений промаршировала к выходу из гостиной.

Двери в главной комнате дома Селезневых не было. Выполняя просьбу сыщика женщина прошла до входной двери, сняла с крючка широкополую панамку и вышла на улицу. Все так же молча и не оборачиваясь.

«Суровая мадам», – подумал Стас и уже с некоторым сочувствием поглядел на ее обмякшую дочь. Едва за маменькой закрылась дверь Дарья перестала пучить очи, опустила их долу и принялась крутить в руках измусоленный платочек.

– Даш, – доверительно заговорил майор, – я уже знаю, что в тот вечер Лариса пошла берегом.

Девушка бросила на Гущина испуганный взгляд и замерла. Как и ее мать, Дарья была молчуньей, и это стало неожиданностью для майора, после разговора с Кнышевым представившего Дарью говорливой изворотливой девицей. Но та, оказывается, предпочитала обороняться, уходя в молчание. Что, впрочем, действовало даже лучше, поскольку исключалась вероятность запутаться во лжи.

– Даш, Лару в тот день видели на реке, – желая подтолкнуть свидетельницу к правде, обманул майор.

– Кто? – хрипло выдавила Дарья.

– Неважно. Главное, что видели, как она пошла по берегу. Скажи… Почему ты нас обманула?

Девушка вновь опустила зеленые, прозрачные от слез глаза и всхлипнула.

– Ну, ну… – приободрил сыщик. – Я уже знаю, что Лара курила…

– Откуда?! А вы маме не скажете?! – тут же перепугалась семнадцатилетняя девчонка. Захлопала ресницами, умоляюще глядя на следователя.

– Зачем мне это? – пожал плечами Гущин. – Я только что попросил твою маму выйти. Все, что ты скажешь, останется между нами.

– Правда?

Станислав улыбнулся:

– Обещаю. Расскажи, Лариса всегда по берегу ходила? Или редко?

Дарья утерла нос ребром ладони, немного отвернувшись, поглядела на занавешенное прозрачным тюлем окно.

– Когда хорошая погода – всегда.

– А она тебе не говорила, может быть, она с кем-то собиралась встретиться после работы?

– Нет, нет, – мелко затрясла головой девушка. – Я тогда правду сказала – Ларка домой пошла! Ни с кем не собиралась встречаться.

– А парень у нее был?

– Нет.

– Но может быть Лариса была в кого-то влюблена?

Подруга погибшей невразумительно повела плечом.

– Значит – была, – разгадал пантомиму сыщик. – Ларисе кто-то нравился.

– Ну типа… да. – Селезнева опустила голову, сплела из платка жгут и намотала его на указательный палец. – Но это все так… не всерьез.

Сыщик наклонился, постаравшись заглянуть в лицо свидетельницы, и вкрадчиво спросил:

– А кто ей нравился, Даша?

– Да не знаю я! – отпрянула назад девушка. Откинулась на спинку дивана и в точности как мать, скрестила руки на груди, зажав под мышкой пальцы.

– Ой ли, Даша? Мне показалось, что у нас начался откровенный разговор.

– Да у нее то один на уме, то другой! – пылая щеками выкрикнула Селезнева. Потом опомнилась и добавила: – Был.

– Даша, – не отступал майор, – мне очень важно знать, кем была увлечена Лариса? Ответь, пожалуйста. Сейчас твоя откровенность уже ничем не навредит подруге, а лишь поможет. Осветит ее жизнь, которую ты знаешь лучше остальных. К кому нам еще обращаться? – долбил с одну точку следователь. – Ведь лучшая подруга – ты.

– Да не знаю я! – вспыхнула свидетельница и, вскочив с дивана, заходила по просторной квадратной гостиной вдоль псевдоитальянской мебельной стенки, где под каждой вазочкой и статуэткой лежала белая ажурная салфеточка. – Сегодня у нее один на уме… был, завтра – другой! – Четко определив покойную подругу, как влюбчивую мечтательницу, Дарья продолжила конкретно: – Раньше она по Мишке Львову сохла, потом этот Влад появился… Или вот еще придет и скажет: «Сегодня на меня старший Львов так смотрел, так смотрел…»

Дарья не договорила, плаксиво покривилась и махнула рукой.

– Дмитрий Михайлович как-то по-особенному смотрел на Лару? – негромко, стараясь не спугнуть свидетельницу, поинтересовался сыщик.

– Да вы чо? – вытаращилась на Гущина девчонка. – Вы чо?… Дмитрий Михайлович… на Ларку? Да ей вечно все мерещилось! – пригвоздила усопшую лучшая подружка. – У нее со школы так: то один в нее влюбляется, то другой втрескается…

– А на самом деле? – Дарья тонко улыбнулась, подняв вверх один уголок губ. – Понятно, – кивнул сыщик. – Воображаемые ухажеры. Даш, а Лара всегда к тебе после работы заходила?

– Вечером? – уточнила девушка. – Вечером – нет. У нее папка строгий, если вовремя с работы не придет, ездил встречать. Или звонил. Мог даже Евгении позвонить, – изъяв из обращения отчество депутатки, сказала Селезнева. – А на фига Ларке это надо было? Чтоб батя звонил и шорох наводил. Она с работы – домой.

– Но в прошлую пятницу Лариса завернула к тебе. Почему?

– Ну так она освободилась раньше. С Сергеевной поцапалась и ушла в половине восьмого.

«Так, стоп! – опешил сыщик. – Львова в день убийства поругалась с помощницей по хозяйству?!» Раньше это не всплывало в свидетельских показаниях о последнем вечере Ларисы.

Стараясь ничем не выдать особенного интереса, Гущин попросил Дарью уточнить:

– А Лара тебе рассказывала какие-то подробности о ссоре с Евгенией Сергеевной?

– Да нет, – повела округлым плечом девушка.

– Конкретно, Даша, что она тебе сказала? Только по правде, как на духу.

– Ну… Сказала «эта старая кошелка опять ко мне цеплялась», – смущаясь оттого, что повторяет чужой эпитет, Дарья отвела глаза.

– «Опять»? – въедливо уцепился сыщик. – У них что, часто случались ссоры?

– Да что вы! – как и в вопросе о Дмитрии Михайловиче горячо возмутилась девушка. – Евгения Сергеевна отличная тетка! То есть, женщина. Ларке такая хозяйка – за счастье!

– Тогда почему она сказала «опять»? – резонно поинтересовался Гущин.

– Ну, может быть, она и не так сказала, – вспоминая вечер пятницы, задумалась Дарья. Но вскоре воскликнула: – Да нет! Ларка точно сказала «эта… опять цеплялась».

«Ну хорошо, оставим на пока, – сделал пометочку в мозгах майор. – Поговорю об этом с непосредственной участницей размолвки, с Львовой».

– Даш, а ты все вечера проводишь дома или Лариса тебя предупредила, что зайдет? Она позвонила или просто на удачу забежала? – От дома Львовых до Селезневых довольно близко.

Девушка кивнула:

– Позвонила.

– Когда? Ты помнишь? – Ответ свидетельницы Гущин знал из ее показаний, спрашивал, только чтоб помочь вернуться мыслями в тот вечер.

– Ларка позвонила после семи… Сказала, что забежит…

– Пришла расстроенная?

– Нет, довольная.

– Но она же поругалась с Евгенией Сергеевной, – изобразил недоумение майор. – Поругалась, но пришла довольной, так?

– Ну, – девушка подхватила наигранное изумление, но сделала это простосердечно. – Странно… я об этом раньше не думала… Лариса и вправду, как будто приз выиграла…

– Интересно, какой? – подтолкнул следователь.

– Не знаю, – Дарья задумчиво прикусила нижнюю губу. – Но она была довольной – точно. Смеялась.

– Над чем?

– А надо всем. Так просто.

«Веселье Лара подцепила где-то в деревне, – сделал еще одну пометочку Гущин. – Ее телефонные звонки определили, с половины пятого она разговаривала только с Дашей… Интересно, кто и чем смог так обрадовать «русалку», если на ее настроении даже размолвка с хозяйкой не сказалась?»

Вопрос. Причем, совсем не исключено, что коренной.

Сыщик подался вперед, повесил между коленей руки со сцепленными в замок пальцами.

– Даша, постарайся, пожалуйста вспомнить. Лариса не вела себя так, словно куда-то торопилась? Не поглядывала на часы?

– Да что вы! – совершенно искренне изумилась девушка. – Наоборот, это я ей напомнила, что уже начало десятого! Ларка в облаках витала, а я ей напомнила, что батька вот-вот начнет трезвонить или навстречу выедет, и Ларка ему снова попадется!

– В смысле?

– Ну так она ж по берегу идти собиралась, а батька ей навстречу на машине выехал бы. Потом спросил бы, как разминулись да еще б обнюхал.

– А-а-а…

– Папа Ларку ловит… То есть, ловил. С сигаретами. Если б еще раз поймал, то обязательно выпорол бы. Я ее проводила через огород до реки и все. – Дарья загрустила: – Больше я ее не видела.

– Ты никогда ее не провожала? – негромко спросил сыщик.

Дарья помотала низко опущенной головой.

Распрощавшись с девушкой и выйдя на улицу, сыщик сел на лавочку возле палисадника Селезневых и достал мобильный телефон. Позвонил Мартынову, узнал, что группа только-только прибыла к мосту ниже Заборья и собирается выгружаться. Стас предупредил приятеля, что будет позже и отправился к Евгении Сергеевне, к которой появилось несколько вопросов.