Текст книги "Городские легенды"

Олег Фочкин
Городские легенды

© Фочкин О., 2015

© Издание. Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2015

***

Олег Фочкин – коренной москвич, историк и журналист, работавший в газетах «Московские новости», «Московский комсомолец», «Вечерняя Москва», агентстве ИТАР-ТАСС и сервисно-новостном портале Мослента. Автор семи книг о криминале и терроризме, а также двух стихотворных сборников, лауреат премий МВД и МЧС России, неоднократно награжден ведомственными медалями силовых структур за репортажи и расследования. Книжный обозреватель и знаток Китая.

Предисловие

Наш город всегда был открыт для тех, кто приходит с добрыми намерениями, и радовал не только старожилов, но и гостей. Его и хвалили, и ругали, в него стремились, его проклинали, он притягивал, хотя и не всегда становился родным. Наверное, это связано с желанием «будущих москвичей» не просто завоевать, но и понять его историю, культуру и саму суть. Если желание понять и сохранить есть, то и город отвечает взаимностью.

Ведь расхожее выражение «Москва слезам не верит» придумали не москвичи. Горожане испокон веков защищали, принимали погорельцев и беженцев, возводили дома и разбивали сады и парки, устраивали грандиозные праздники и парады, делились умениями с другими, да и сами учились, если было чему.

Поэтому и сегодня интерес к столице не просто остается неизменным, но и постоянно растет. А новые технологии дают возможность прогуляться по улицам города и подивиться на его чудеса почти из любой точки земного шара. Или наметить маршрут будущей прогулки в реальности.

В нашей любимой Москве уживаются самые разные национальности. Без проблем не обходится, но назовите мне хоть один мегаполис, где их нет. И вот потомки привычных дворников-татар начала прошлого века сегодня управляют в Москве крупными компаниями, а английская речь так же привычна, как и русская, перемежаясь с таджикской, французской, итальянской, молдавской, китайской и арабской.

У каждого из нас своя Москва. Мы каждый день проходим мимо красивых, удивительных зданий и даже не задумываемся. Что у каждого из них есть своя история, своя легенда. В каждом из этих домов на протяжении многих лет, а иногда и веков жили и живут люди. И мы о них ничего не знаем. Или почти ничего. И вместе с их историей мы теряем и частичку собственной истории. Истории нашего города.

На протяжении нескольких лет я вел в газете «Вечерняя Москва» рубрику «Городские легенды», где рассказывал о самых интересных, на мой взгляд, домах нашего города. Но прежде всего это рассказ о людях, которые строили эти дома и жили в них. После 1917 года целые пласты, целые поколения оказались вымыты и забыты. Мы только сегодня начинаем возвращать из истории, вновь открываем для себя удивительный мир города, приютившего людей самой разной национальности и взглядов. Это не он был несправедлив к ним. Чаще всего это были варяги, пришельцы без роду и племени, захватившие власть или решившие, что могут решать судьбу города и его жителей.

Публикации в «Вечерке» вызвали многочисленные отклики и дополнения к тем историям, которые я публиковал. А значит, это интересно не только мне, но и вам. Значит, мы хотим знать, как жили москвичи до нас, и сохранить их память и места, связанные с их жизнью и мечтами. Надеюсь, что у этого рассказа будет продолжение. И мы сможем исправить ошибки, допущенные до нас, и не совершить собственные. Или хотя бы совершить их немного меньше. Это рассказ о легендарном городе и удивительных людях, которые в нем жили и живут.

Олег Фочкин

Дом, спасший Лефортово
(Бакунинская, 24)

Если вы съезжаете с Третьего кольца на Бакунинскую улицу, то вам обязательно бросится в глаза красивый дом с разноцветными шашечками крыши, одиноко стоящий на месте некогда шумной улицы.

Но даже в таком одиночестве чувствуется его неординарность и почти забытая монументальность строителей прошлого.

А ведь и этого дома, и Лефортовского парка, и всего дворцового ансамбля могло бы уже и не быть, если бы летом 1986 года на защиту дома не встали местные жители и неравнодушные москвичи из разных уголков города. Это был первый случай обороны, когда защитить наше наследие удалось. Собственно, из этой истории родился и современный Архнадзор, бдительно следящий за архитекторами и строителями сегодня.

Конечно, дома спасали и раньше. Жители столицы любят свой город и стараются сделать все, чтобы он не потерял свой истинный облик. Так было всегда. Просто, к сожалению, разные поколения жителей не все знают о том, что сделали их предшественники. Наверное, эти истории еще ждут собирателя, который нанижет их на одну ниточку повествования и издаст книгу. И будьте уверены, ее обязательно заметят и зачитают до дыр.

Защитники палат

Но вернемся к дому, с которого начался наш рассказ. В июле 1986 года автор этих строк вместе с однокурсниками проходил студенческую практику в Государственном историческом музее. И вот на третий или четвертый день практики наш одногруппник, ныне заместитель главного редактора журнала «Фома» Володя Гурболиков, вдруг сказал: «Ребята, а поехали вместе со мной на Бакунинскую, там сейчас местные жители спасают дом восемнадцатого века, который хотят разрушить, а параллельно проводят раскопки. Там много всего интересного уже нашли». Честно говоря, раскопки здесь сыграли решающее значение. Какой будущий археолог откажется от подобного предложения? И мы поехали на станцию «Бауманскую», спасать дом. Никто и предположить не мог, что вся эта история станет поворотной в судьбе многих участников тех событий. Там мы обрели друзей, создали свою молодежную организацию, а многие даже нашли жен и мужей и навсегда связали жизнь с архитектурой, историей Москвы, археологией. Но это уже совсем другая история.

Там шли настоящие бои. Подростки вместе с нами раскапывали культурный слой (полтора метра) второго этажа. Дом пережил пожар 1812 года, но то, что сгорело, просто засыпали слоем земли. И кроме нас после нашествия Наполеона в доме никто не копался. Все, что было найдено, позже стало экспонатами районного музея, судьба которого после долгих мытарств весьма плачевна. Сейчас большинство экспонатов, которые потом приносили и местные жители, хранится в подвалах местной школы. Дело в том, что державшие оборону жители объединились в эколого-культурное объединение «Слобода». Мы спасали другие дома, проводили раскопки, водили экскурсии, занимались реставрацией, организовывали встречи в ЦДХ на Кузнецком мосту и выставки в районной управе. Но потом у «Слободы» не стало помещения. Там сейчас находится клуб «Швайн». А в прошлом году неожиданно умер главный хранитель музея художник Григорий Стриженов. Жаль, если музей никогда не возродится…

Снос остановил местный житель, актер Николай Малинкин. Он и сегодня остается таким же неугомонным и веселым. Организатором пикета стал инспектор Общества охраны памятников, студент Кирилл Парфенов. Реставрационные исследования под стрелой экскаватора возглавил архитектор Олег Журин, ученик Петра Барановского, будущий автор воссоздания Казанского собора и Воскресенских ворот на Красной площади. Официально фиксация памятника перед сносом была поручена молодому архитектору Алексею Мусатову, который остался в пикете, когда срок «перемирия» истек.

Там же появлялся и ныне известный москвовед Рустам Рахматуллин, лауреат «Большой книги».

Затем в пикет влились студенты журфака, приведенные Константином Михайловым – первым ведущим известинской рубрики «Осторожно, Москва!».

Одним из самых ярких персонажей стал токарь с «Калибра» Михаил Бакшевский. Он готов был помочь всем и всегда, да и руки у Миши золотые. А еще подтянулись школьники, один из них – ныне известный архитектор Георгий Евдокимов, а Маша Пастухова – интеллектуал, игрок «Что? Где? Когда?». Ну и мы, студенты истфака, часть из которых потом стала первыми советскими анархо-синдикалистами, тоже влились в стройные ряды защитников.

Пикет на Бакунинской стал самой мощной акцией защитников московской старины с 1972 года, когда отстаивали Белые и Красные палаты на Пречистенке. Аналогов нет и сегодня.

В 86-м случилось невероятное. На нашу сторону встал даже сын прораба, которому поручили снос дома. И ночью засыпал сахарный песок в бензобак бульдозера, оттянув катастрофу. Потом появилась груша и начала долбить по стенам умирающего дома. А мы заперлись внутри и продолжали раскопки. До строителей дошло, что дело пахнет статьей Уголовного кодекса. А затем приехал секретарь МГК КПСС Борис Ельцин и остановил стройку. Так Лефортовский тоннель появился на много лет позже. А палаты Щербакова остались целы. Но у нас не было сил и средств на восстановление. И их под свой Дом приемов купил Инкомбанк. Говорят, что в доме стали бывать не только дамы высшего света, но и дорогостоящие девочки для эскорта. Но дому было не привыкать. До революции в доме на первом этаже располагался дешевый трактир для самых низов общества. В советское время там была пивная с автоматами. Студенты Бауманки прозвали ее «мутный глаз». А с другой стороны работал магазин «Колбасы». Сегодня дом закрыт для всех. По некоторым данным, он принадлежит Роскосмосу. И как им распорядятся – непонятно. Хотя охранный статус он получил уже давно. Любуемся снаружи.

История палат

Небольшой двухэтажный дом на углу Бакунинской улицы (дом № 24) и Гаврикова переулка соединял бывшую Покровскую улицу и торговые ряды, стоявшие в Гавриковом переулке. Они были продолжением Немецкого рынка.

Построены торговые ряды в Гавриковом переулке по проекту сына Владимира Даля, архитектора Льва Даля.

В 70-х годах XVIII века московский купец второй гильдии Данила Никитич Щербаков купил у села Покровского участок земли на выгодно расположенном месте – неподалеку от рынка. В 1773 году Щербаков выстроил на нем каменный дом с лавками и, возможно, трактиром (архитектором строения стал вологодский мастер Петр Бортников).

Место было выбрано правильно, и дела у купца шли хорошо. Что было для тех времен не редкостью, но делом дорогим – дом был освещен и хорошо заметен даже вечером, когда вся округа погружалась во тьму, а через тракт бегали от пролетавших телег уезжавших с рынка торговцев гуси да куры, которых держали местные жители.

При реставрации были обнаружены заделанные в пилястрах крюки для фонарей. Были в доме и другие секреты, которые мы обнаружили во время раскопок. Так, в подвале имелась небольшая ниша для вин и продуктов. Многие бутылки девятнадцатого века сохранились до наших дней и были найдены нами во время раскопок. А соседняя, более крупная, ниша хранила еще больший секрет. Из нее шел подземный ход, который стараниями копавших котлован строителей был через несколько метров засыпан. Но, по нашим предположениям, он шел к аптеке Феррейна, располагавшейся напротив. Ее, к сожалению, снесли в 1986 году на наших глазах. Сил защитников старой Москвы не хватило на все остальные дома. Так погибли и палаты XVII века, располагавшиеся на Ирининской (ныне улице Энгельса). Экскаватор несколько дней пытался разрушить старинные своды подвала. Но они были так добротно сделаны, что это удалось лишь после нескольких десятков попыток. Нам же оставалось только собирать осколки удивительных по красоте печных изразцов, резных кирпичей с клеймами и печатями мастеров и кованые предметы домашнего быта. Несмотря на несколько столетий, все это сохранилось и вылезло наружу во время большой стройки.

Здание палат Щербакова удачно сочетает в себе черты елизаветинского барокко и зарождающегося в то время классицизма. Особую ценность дому придает полностью сохранившаяся первоначальная планировка, что является большой редкостью. Сохранилась и характерная для зданий конца XVII века глаголеобразная форма дома, и белокаменные подвалы, и сводчатые помещения на обоих этажах.

Дела «слободы»

Спасли заброшенный памятник – деревянную дачу на улице Шумкина, 16. На Кузнецком Мосту отстояли подземные остатки моста от разрушения коллектором. Проникли на территорию завода, где находился предположительно дом Анны Монс, но завод, увы, победил, хотя дом цел. Создали народный музей «Зрелище Москвы».

Архитектор палат Щербакова

Бортников Петр Трофимович (? – 1791 гг.) – русский архитектор, работал в Москве в должности «архитектуры I класса помощника», составлял проекты перепланировки и застройки некоторых частей города после пожара (районы Тверской улицы, Таганки, Кожевников), а в 1781 году находился на службе в Каменном приказе. Затем стал губернским архитектором города Вологды.

Из книги «Очерки Москвы» Дмитрия Покровского о палатах Щербакова:

«Ныне весь он занят серым трактиром для низших классов населения, и едва ли кому из пьющих в его грязных залах водку или чай может прийти в голову, что дом этот видел лучшие дни и что в конце прошедшего столетия тогдашний его владелец, купец Щербаков, квартировавший в верхнем этаже, удостоился однажды принимать у себя императора Павла Петровича со свитою, угощать чем Бог послал, беседовать с ним целый вечер и даже предложить ему ночлег в лучшей горнице своего скромного помещения, а наутро получить из его собственных рук его портрет, осыпанный бриллиантами».

Автор книги «много раз сиживал на том самом диване, который служил ложем императору, видел портрет, им подаренный и врезанный в спинку дивана среди инкрустаций из красного дерева, которыми она оканчивалась».

«Однажды государь, в бытность свою в Москве, изволил проехать по Покровке в Измайлово, почему все население ее и высыпало на улицу, чтобы не прозевать обратного его проезда и проводить его обычными приветствиями. Стройка на Покровке той эпохи была прескверная и в обе стороны от Гаврикова на далекое пространство представляла два ряда неказистых деревянных домишек и избушек, среди которых прочно построенный небольшой каменный домик Щербакова высился наподобие великолепного дворца. Как по справке оказалось, еще едучи в Измайлово, государь обратил на него внимание; на обратном же пути приказал экипажу остановиться против него и узнать, кому он принадлежит. Умный, смелый и бойкий Щербаков, находившийся тут же в толпе, заявил свои права собственности на дом и по желанию государя был представлен ему. Император, выразив ему удовольствие за то, что он выстроил дом не деревянный, а каменный, вдруг спросил у него: „А нельзя ли мне у тебя отдохнуть?“ Щербаков, конечно, выразил всю полноту счастия, какое он испытывает, удостаиваясь принять у себя такого гостя. Император вышел из экипажа и с некоторыми из своей свиты вошел во двор и затем в дом, где уже успела собраться для его встречи вся семья с самим Щербаковым во главе, державшим в руках хлеб-соль.

Императору такая встреча, столь быстро организованная, видимо, очень понравилась. Он обошелся со всеми милостиво и объявил, что хочет быть запросто, требуя, чтоб и с ним все были тоже запросто. Позавтракав чем Бог послал, но очень вкусно и сытно, он разговорился с Щербаковым самым задушевным образом и, видимо, довольный его беседой, выразил желание остаться у него ночевать. Изумленные хозяева, ног под собою не слыша от радости, и от испуга, и от боязни, как бы чем не потревожить и не прогневать нежданного державного гостя, задумались над вопросом, где же его положить, – и не нашли ничего лучше, как на широком мягком диване, стоявшем в главной комнате. Государь против того ничего не возразил. Наутро, прощаясь с счастливыми хозяевами, он поблагодарил их за гостеприимство и радушное угощение и, вручив Щербакову свой портрет, выразил желание, чтобы он всегда помещался в спинке дивана».

Данила Никитич ничего не менял в этой комнате, где почивал государь, то же завещал и своему сыну Якову Щербакову, который впоследствии был владельцем дома более 50 лет.

После смерти Якова Щербакова, дом перешел к его вдове Евфимии Тиховне, урожденной Тюляевой, дожившей до глубокой старости и умершей в 1860-х годах.

Последними владельцами дома до революции были купцы братья Сергей и Иван Смирновы. Они владели домами и меблированными комнатами, им принадлежало несколько домов в ближайшей окрестности.

Покровка и Покровская

Две улицы в Москве, продолжавшие одна другую, носили почти одинаковые названия – Покровка и Покровская, что служило причиной многих недоразумений. Первая улица начиналась у одноименных ворот Белого города, шла до Земляного вала и называлась по церкви Покрова, а вторая – от перекрестка с Немецкой улицей до реки Яузы.

Покровская улица (переименованная в 1918 году в Бакунинскую) была незамощенной широкой дорогой от города к подгородному селу Рубцово (или Рыбцово), где любили отдыхать летом члены царской семьи.

Здесь у них находились деревянные хоромы, окруженные многочисленными постройками, медоставы, пивоварни, огороды, плодовые сады и, естественно, липовая баня.

По переписным книгам XVI века сначала селом владел Протасий Васильевич Юрьев, троюродный брат патриарха Филарета, потом боярин Никита Романович Захарьин, брат первой жены царя Ивана Грозного; позднее оно перешло к «великой старице» Марфе, бывшей до насильственного пострижения женой Федора Никитича, сына боярина Никиты Романовича, ставшего патриархом Филаретом.

После постройки в селе церкви Покрова в начале XVII века оно стало называться Покровским. Царь Михаил Федорович любил Покровское и, как говорят, жил здесь первое время после избрания на царский трон.

Склеп исполнения желаний
Немецкое (Введенское) кладбище

Новый год – это не только праздник. Для большинства студентов это еще и очередная сессия. И хотя можно шутить, что сессия – тоже праздник, вряд ли с нами многие согласятся.

И когда подступает этот «долгожданный» «час икс», некоторые студенты используют все возможные средства и способы, чтобы получить заветные оценки и зачеты.

Так, китайские студенты вдруг вспоминают о наличии ближайших буддистских или ламаистских храмов и выставляют целые охапки свечек во славу Бога, чтобы он помог им на экзамене.

Студенты из немецкого Лейпцига обязательно заходят в самую известную в городе пивную «Фауст», чтобы потереть статую одноименного персонажа, потрогать его между рогов и привлечь удачу на свою сторону.

Многие наши юноши и девушки кладут под пятку заветный пятак…

В Москве тоже много мест, куда приходят просить о помощи студенты, да и не только они.

Одно из таких мест… Немецкое (оно же Введенское) кладбище, где расположен склеп семьи Эрлангеров. Именно сюда приходят многие жители столицы и ее гости, чтобы оставить записку с заветной мечтой или просто написать свое желание на стене.

Наверное, я бы и не вспомнил об этом месте, если бы на днях моему сыну не позвонила однокурсница, волнующаяся за исход важного экзамена. Зная, что мы живем недалеко и хорошо знаем этот район Москвы, девушка попросила проводить ее к склепу «сбычи мечт».

«Алена, может, ну его, и сама все сдашь», – пытался вяло сопротивляться сын.

Но девушка была непреклонна, и, взяв меня с собой в качестве проводника и дополнительной поддержки, наша группа отправилась на одно из самых старых столичных кладбищ, появившееся в моровом 1771 году, одновременно с Ваганьковским и Даниловским.

Надо заметить, что я и не особо сопротивлялся этому походу. Места-то вокруг исторические: Немецкая слобода, Лефортово… Воспоминания о петровском времени.

Да и архитектура здесь сохранилась, создавая иллюзию погружения в прошлое.

Разве что трамвай изредка прогрохочет, но это если идти проторенным путем…

По пути рассказываю сыну и его подруге об этих местах, потому что имею на это право. Ровно 25 лет назад вместе с друзьями и единомышленниками мы создали здесь эколого-культурное объединение «Слобода», спасавшее памятники архитектуры от, казалось, неминуемой гибели – тогда еще строящееся Третье автомобильное кольцо планировалось провести через Лефортово, варварски сломав все, что попадется на пути. Кое-что нам удалось спасти. А в ходе изысканий и сами мы значительно пополнили багаж знаний об этих местах. Кстати, многие сегодняшние лидеры «Архнадзора» тоже начинали в «Слободе» со спасения палат купца Щербакова. Но это уже другая история.

К тому Немецкому кладбищу я бегал на свидания… Здесь стояло здание филиала педагогического института, окна которого выходили на могилы. И будущие художники и учителя-дефектологи пополняли знания, глядя в окна на кладбищенских ворон.

Больше всего меня веселило, что дорога к кладбищу прямиком выходит с улицы под названием «Новая дорога». Большего несоответствия и представить нельзя.

Вот об этом я и рассказываю по пути.