Текст книги "Городские легенды"

Архитектор Эрихсон

Адольф Эрнестович Эрихсон (1862 – после 1917) – известный архитектор, работавший в стиле модерн и эклектика. В 1883 году окончил МУЖВЗ. Практиковался в Европе. В 1896 году участвовал в подготовке Москвы к коронации Николая II, оформлял Гоголевский, Тверской и Никитский бульвары.

Автор проектов дома Голицына на Поварской, 40, который сделал в 26 лет; здания аптеки и дома Феррейна на Никольской улице; корпуса Музея русских древностей Щукина; Московского столичного аукционного зала на Большой Дмитровке, 32; издательства и типографии Сытина на Тверской, 18; торгового дома Михайлова, «Дома мод» на Кузнецком Мосту, 14; деталей внутренней отделки гостиницы «Метрополь» (1910-е); Банкирского дома «Юнкер И.В. И К°», Кузнецкий Мост, 16; усадьбы Прове на улице Лукьянова, 7; ресторанов «Яръ» (1910, перестройка) и «Прага» (1915, перестройка) и многих других изумительной красоты зданий.

Судьба табачных королей
(Старая Басманная, 20, стр. 15)

Этот скромный домик совершенно не заметен с улицы. И большинство прохожих идут мимо и совсем не обращают на него внимание.

Так, очередная контора. А между тем он и его прошлые жильцы и хозяева заслуживают гораздо большего.

Мануфактурная изба

Если со Старой Басманной улицы завернуть за массивный, времен конструктивизма 30-х годов прошлого века, дом № 20 – к которому мы еще обязательно вернемся в следующий раз, – то вдруг перед вами окажется небольшая двухэтажная усадьба. Она тоже значится под номером 20, только с дополнением – строение 8. Помните, в прошлый раз, когда мы прошлись по улице Лукьянова и вспомнили, что раньше это был Бабушкин переулок, то говорили, что на противоположной стороне Старой Басманной находилась шелковая ткацкая мануфактура купцов Бабушкиных, существовавшая с 1757 года. Вот здесь она и располагалась довольно длительное время (дом был построен годом раньше открытия фабрики). И тогда, конечно, никакого восьмиэтажного дома здесь и быть не могло.

Усадебное здание, о котором мы поговорим сегодня, носит довольно классический характер. Но стоит оно над более древними палатами. Наиболее древняя – левая часть дома. Несколько лет назад его ремонтировали и сбили штукатурку. На фасаде оказались хорошо видны следы барочных наличников и украшений времен его постройки.

Напомним, что именно на их деньги князь Ухтомский воздвиг на Старой же Басманной церковь Никиты Мученика. Кстати, Андрей Иванович Бабушкин не только продавал текстиль, но и имел производящие товар фабрики: на Ильинке и в Сыромятниках. Не гнушался он и питейным подрядом, а кроме того, вырабатывал шелк – причем одно предприятие, где уже в 1770-х насчитывалось свыше 100 станов, располагалось подле жилья, напротив переулка. Теперь этого дома (строение 11) уже нет. А ранее он носил название «мануфактурная каменная изба». После Бабушкиных этой усадьбой с 1787 года владел сенатор, генерал-поручик Иван Львович Чернышев.

17 ноября 1786 года ему было поручено отправиться в Москву из Костромского наместничества для присутствия в особом комитете по делу о разных беспорядках в комиссариате, и с этого времени Чернышев поселился в Москве. Умер он в 1791 году и похоронен был в Донском монастыре.

Его сын, Александр Иванович, сделал блестящую карьеру и был представителем императора при дворе Наполеона до самого начала Отечественной войны 1812 года. Наполеон уважал его и доверял ему. В царствование императора Николая Павловича А.И. Чернышев получил княжеское достоинство.

Табачный король

В 1859 году в домовладении № 20 по Старой Басманной разместилась табачно-гильзовая фабрика купца Михаила Ивановича Бостанжогло, для которой были построены производственный корпус (строение 13) и фабричная школа (строение 9, архитектор Н.Н. Кюлевейн).

Товарищество табачной фабрики «Бостанжогло М.И.» было основано в 1872 году с уставным капиталом в 650 тысяч рублей на паевой основе (650 паев по 1000 рублей). На фабрике насчитывалось 700 рабочих и существовала собственная реализационная сеть. Магазины располагались в Москве (на Кузнецком Мосту и Никольской улице) и других российских городах, а также в Берлине.

Надо сказать, что это была не единственная табачная фабрика в городе. В 1891 году, когда строится новая табачная фабрика «Дукат» (название было образовано из сочетания двух фамилий: Дуван и Катык), в городе, помимо предприятия грека Бостанжогло, существовало еще два крупных табачных предприятия: купчихи А.Ю. Габай (современная «Ява») и папиросно-гильзовая фабрика Абрама Катык.

Владельцы многих русских табачных фабрик в те годы занимались благотворительностью, меценатством, вкладывали значительную часть своих капиталов в культуру, образование, медицину, религию.

По преданию, именно Михаил Бостанжогло первым познакомил москвичей с папиросами и нанес «жестокое поражение чубукам и трубкам, измыслив для замены их бумажные гильзы или патроны».

В 1920-е годы в усадьбе Бостанжогло располагался Бауманский райком, в котором работал мало кому известный тогда Никита Хрущев – будущий руководитель партии и правительства. Потом райком снесли и построили новый. На месте снесенного здания теперь стоит здание кооператива «Бауманский строитель».

Нынешний арендатор здания – бывшей усадьбы Чернышева-Бабушкина-Бостанжогло – «Газэкономика».

Семья Бостанжогло

Происходили табачные фабриканты Бостанжогло (хотя нередко встречается и другое написание их фамилии – Бостан Джогло) из нежинских греков.

Основателем династии был Михаил Иванович Бостанжогло (1789–1863). В знаменитых мемуарах «Моя жизнь в искусстве» Станиславский упоминает Михаила Ивановича как «старика Б». Жену свою – Елену (Йорганду) Яковлевну Милиоти (1802–1885) – тот похитил в гареме турецкого султана. «И было у него с „султаншей“ шестеро детей, греков и гречанок по отцу и турок и турчанок по матери, два сына и четыре дочери». Оба сына – Василий Михайлович и Николай Михайлович – соучредили с отцом табачную фабрику «М.И. Бостанжогло и сыновья». А две из четырех дочерей – Александра Михайловна и Елизавета Михайловна – удачно вышли замуж, связав через своих мужей роды Бостанжогло и Алексеевых, купцов первой гильдии.

Наиболее прославился в Москве сын основателя династии Василий Михайлович (1826–1876). Как писали современники, был он человек крайне тщеславный, и за это в купеческой среде его недолюбливали.

Известный предприниматель Найденов писал о Василии Михайловиче, что «он из-за какого-нибудь ордена не побережет отца родного». Регулярно можно было встретить его в приемной московского генерал-губернатора князя В.А. Долгорукова.

В 1875 году Василий Бостанжогло устроил празднование восьмилетия его службы в качестве купеческого старшины. По этому поводу была даже выпущена брошюра «Русское спасибо Василию Михайловичу Бостанжогло от Московского купеческого общества 1 января 1875 г.».

В том же году Василий Михайлович серьезно заболел и отправился для лечения за границу. А в это время Москву посетил император Александр II и по обычаю награждал орденами московских деятелей. Отсутствующего Бостанжогло орденом обнесли. Огорчение его было безгранично. Через князя Долгорукого он все же выхлопотал себе очередную звезду, которую ему и привезли за границу. Несмотря на плохое самочувствие, он тут же сфотографировался в мундире с новым орденом.

Василий Бостанжогло был женат на своей двоюродной сестре Любови Сергеевне Алексеевой (сестре Константина Станиславского).

Алексеевы – «текстильные фабриканты, выходцы из крепостных ярославских русаков, работали с хлопком, шерстью, золотой и серебряной канителью».

Дети основателя табачной династии

Александра Михайловна Бостанжогло вышла замуж за Василия Абрамовича Яковлева, владевшего каменоломнями в Финляндии и поставлявшего мрамор и гранит в Санкт-Петербург. Александровская колонна на Дворцовой площади (вырубленная из двух цельных глыб) – его (и архитектора Монферрана) детище, как и Исаакиевский собор, построенный из поставленного им гранита.

Яковлев к моменту женитьбы на Александре Михайловне уже имел двух дочерей от первого брака с актрисой Мари Варле. После крещения девочки из Мари и Адели Яковлевых превратились в Марию и Елизавету.

Елизавета Васильевна впоследствии вышла замуж за Сергея Владимировича Алексеева, и у них родился сын Костя, ставший великим Станиславским. Елизавета Васильевна родила девятерых детей и поднимала еще четырех – рано ушедшей сестры Марии Бостанжогло.

Младший брат Александры Николай Михайлович Бостанжогло (1826–1891) женился на Марии Васильевне Яковлевой (1838–1864). Другими словами, мачеха и муж Марии Васильевны были родными братом и сестрой.

Бабочка Бостанжогло

Сын Николая и Марии Василий Николаевич Бостанжогло родился в 1860 году. В сведениях о купеческом роде Алексеевых про него написано: «Он был очаровательный, душевный, умный человек, всегда веселый, остроумный, располагающе уютный и беззаботный. Окончил московский университет по юридическому отделению, ученый-естественник, всю жизнь изучавший бабочек и открывший бабочку, названную его именем. После национализации фабрики он работал делопроизводителем в Шаляпинской студии. Был расстрелян 9 июля 1920 года „за спекуляцию николаевскими рублями“».

Василий Николаевич – автор книги «Орнитологическая фауна Арало-Каспийских степей, материалы к познанию флоры и фауны Российской Империи», вышедшей в 1911 году.

Он собрал коллекцию из 1184 птиц. В коллекции Государственного дарвиновского музея и сегодня хранятся 17 тушек и 12 чучел из его сборов. Трагическая судьба постигла и его сына Василия Васильевича. Он тоже был осужден за хранение немецких журналов, а также обвинен в том, что помог продать за бесценок табачное дело иностранцам. Затем был сослан, где получил новое обвинение и «высшую меру».

Шахматный меценат

Его младший брат Михаил Николаевич родился двумя годами позже. Воспитывался вместе с Константином Станиславским.

Был «бонвиваном, балетоманом и картежником». Михаилу Бостанжогло принадлежит своеобразный рекорд России: за один вечер в Английском клубе он выиграл у купца Михаила Морозова больше миллиона рублей! На почве карт и общего театрального круга сошелся с князем Сумбатовым-Южиным, знаменитым актером и драматургом, с которым разрабатывал систему игры в казино и даже собирался играть с ним на пару в Монако.

После смерти отца с 1891 по 1918 год возглавлял «Товарищество М.И. Бостанжогло и сыновья», занимая должность директора-распорядителя, владел 40 процентами паевого капитала (столько же было у брата Василия Николаевича). Одновременно Михаил Николаевич был попечителем Александро-Мариинского приюта для беззащитных детей, членом Московского губернского присутствия по квартирному налогу, старшиной Русского охотничьего клуба, старостой церкви Святого Никиты Великомученика, избирался гласным Московской городской Думы…

В 1918 году фабрика была национализирована, и Михаил Николаевич был принят на работу в сменившую название фабрику «Красная звезда» на должность кассира. Теперь рабочие получали зарплату из рук бывшего владельца.

После расстрела брата (ближайшие родственники тоже проходили по «делу»), Бостанжогло выгнали и с этого места работы. Помог кузен: Михаила Николаевича устроили кассиром Первой студии Художественного театра. К тому времени Бостанжонгло «неузнаваемо переменился, стал безропотным, болезненно тихим».

В 1929 году «бывшего потомственного почетного гражданина Москвы сначала арестовали, а затем наказали – при полном отсутствии улик, за „богатую фамилию“ – лишением прав проживания в Москве, Ленинграде и областях этих городов, Киеве, Харькове и Одессе. ОГПУ потребовало прикрепления лишенца к определенному месту жительства за пределами означенных точек».

Михаил Николаевич выбрал Воронеж, где в это время находилась его племянница с мужем (своей семьи и детей у Бостанжогло не было). 2 декабря 1929 года он прибыл в место ссылки. Очень скоро родственники переехали в Свердловск, а Михаил Николаевич так и остался один в Воронеже, где 17 августа 1931 года скончался в психиатрической городской больнице. Хоронить его было некому.

Надо отдать должное Константину Сергеевичу Станиславскому: как свидетельствуют документы, он в разные годы многократно обращался с письмами к Ягоде, Енукидзе, Вышинскому с просьбами о смягчении участи своих родственников. Иногда это давало результат: отправку вместе в один лагерь двух членов семьи можно было считать удачей.

Михаил Николаевич Бостанжогло также хорошо известен как шахматный меценат.

Он был почетным членом Московского шахматного кружка и Санкт-Петербургского шахматного собрания, а также главным спонсором крупнейших шахматных соревнований, проводимых в России на протяжении двадцати лет.

«Вишневый сад»

Лето 1902 года Чехов провел на подмосковной даче Константина Станиславского в сельце Любимовка по Ярославской железной дороге на берегу живописной речки Клязьмы.

Среди прототипов героев «Вишневого сада», который там и писался, были и члены семьи Станиславского. Например, Шарлотта Ивановна – это Лили Глассби, гувернантка детей Елены Николаевны Смирновой-Бостанжогло. Она была влюблена в Чехова и в шутку называла его братом. Он тоже флиртовал. Но после отъезда уже не писал ей.

После смерти хозяйки в 1912 году Лили взяла на себя заботу о детях. А вскоре стала Еленой Романовной Смирновой, мачехой «смирновских девиц», своих воспитанниц.

В 1920 году был расстрелян уже упомянутый Василий Николаевич Бостанжогло, родной брат покойной Елены Николаевны. И в том же году Лили-Елена овдовела. Обрусевшая англичанка, уплотненная подселенцами в бывшем роскошным особняке Бостанжогло на Старой Басманной в две комнатки, выгороженные из парадного зала, осталась в советской России одна. Через несколько долгих лет, потраченных на получение визы, ей удалось вернуться в Англию, где она и умерла под фамилией Смирнова в начале 1950-х.

Городской голова

Еще один представитель рода Бостанжогло по материнской линии – городской голова Николай Александрович Алексеев (1852–1893), сын Елизаветы Бостанжогло.

Первое крупное пожертвование Алексеев сделал в память о своем отце Александре – 71 807 рублей (в переводе на современные деньги около 72 миллионов) на строительство двух городских начальных училищ, каждое на 100 детей (1883). Всего за восемь лет службы Алексеева на посту городского головы было открыто более 30 школ.

В 27 лет он стал гласным (депутатом) Московского губернского земства от Москвы, а через год, в 1881-м, гласным Московской городской думы.

В течение семи дней Алексеев решил тянувшийся годами вопрос о больнице для душевнобольных. Журнал «Русское обозрение» писал, что он заявил гласным Московского губернского земского собрания, настаивавшим на предварительной переписи умалишенных: «Если бы взглянули на этих страдальцев, лишенных ума, из которых многие сидят на цепях в ожидании нашей помощи, вы не стали бы рассуждать ни о каких… переписях и прямо приступили бы к делу. Нужно найти помещение, сегодня его отопить, завтра наполнить койками, а послезавтра – больными!» В тот же день Алексеев нашел заем в 25 тысяч рублей, подходящий дом на Воробьевых горах, койки, постельное белье. Уже через десять дней 45 больных были переведены в новую больницу из мрачных сырых комнат Матросской богадельни, где самых буйных из них действительно приковывали цепями.

В 1880-е годы нехватка мест в больницах стала хронической. Поступок городского головы показал, что проблема решаема.

В 1889 году Алексеев обратился к гласным Московской думы и купечеству с призывом собрать деньги на расширение Преображенской психиатрической больницы. И первым внес 350 тысяч рублей. За год было собрано более 1,5 миллиона рублей. Было решено одновременно с обновлением Преображенской больницы устроить новую лечебницу на купленной городом «даче Канатчикова» (загородный участок купца Канатчикова). Больница, названная «Алексеевской», приняла первых пациентов в 1894 году.

При правлении Алексеева в Москве возникли и два крупнейших дома призрения. Один был создан на пожертвования братьев Бахрушиных, другой – на деньги Николая Боева.

В период руководства Алексеева была проведена муниципализация сферы здравоохранения и общественного призрения. Под опеку города в 1887 году были взяты ранее подведомственные Приказу общественного призрения больницы: Первая городская, Преображенская, Старо-Екатерининская, Яузская, Басманная и Мясницкая, Императорский Екатерининский богаделенный дом, Ахлебаевский странноприимный дом.

Москвич в седьмом поколении, Алексеев стремился преобразовать родной город в цивилизованную европейскую столицу. Два срока его пребывания на посту городского головы (1885–1893) стали переломными для городского бюджета и коммунального хозяйства. При нем были построены Верхние торговые ряды на Красной площади и здание Исторического музея, 110-километровый мытищинский водопровод и бойни, начато устройство канализации, замощены улицы и налажена их уборка, на местах свалок устроены скверы и бульвары. Строительство водонапорных башен у Крестовской заставы Алексеев оплатил из своего кармана. А жалованье городского головы – 12 тысяч рублей в год – отдавал на пособия малооплачиваемым служащим городской управы.

Традиции благотворительности были привиты ему в семье. Мать Елизавета, урожденная Бостанжогло, дочь крупнейшего московского табачного фабриканта, пожертвовала свыше 40 тысяч рублей на создание богадельни Пресненского попечительства о бедных.

Алексеевы владели крупнейшей в России золотоканительной фабрикой (основана в 1785 году), сдавали в аренду принадлежавшие им лавки в Старом Гостином дворе и в Верхних торговых рядах. После смерти отца купец первой гильдии и потомственный почетный гражданин Николай Алексеев стал одним из директоров товарищества «Владимир Алексеев» и прочих семейных предприятий.

В 1892 году было построено новое здание Московской городской думы (в советский период – музей Владимира Ленина, сейчас один из корпусов Исторического музея). В этом здании во время приема посетителей психически больной новохоперский мещанин Андрианов выстрелил в Алексеева. За его жизнь боролись лучшие хирурги во главе с Николаем Склифосовским, но операция не помогла из-за тяжести ранения. 14 марта 1893 года в последний путь городского голову провожали 200 тысяч москвичей (четверть городского населения), стоявших вдоль всего десятикилометрового пути траурного кортежа.

Газета «Московский листок» писала: «Погиб ЧЕЛОВЕК! – с какою же тоскою в голосе говорили все. – Молодой, счастливый, богатый, окруженный семьею, погиб от руки варвара, который ворвался к нему вооруженный!» Алексеев был похоронен на семейном участке в Новоспасском монастыре. Могила уничтожена в начале 1920-х годов.

Папиросы «Голубка»

Эти папиросы третьего сорта были одними из самых известных в царской России во втором десятилетии XX века. «Голубка» была одним из самых дешевых «горлодеров» с фабрики Бостанжогло. После революции фабрика братьев Бостанжогло была национализирована и стала называться «Красная звезда».

Фабричная школа

Старая Басманная, дом 20, строение 9 – деревянный дом 1859 года постройки. Он пережил несколько пожаров, но стоит и сегодня. В нем находится теперь жилищное управление. А построен домик по указанию Михаила Бостанжогло как школа. Чтобы можно было обучать детей работников табачно-гильзовочной фабрики. Архитектор Н.Н. Кюлевейн.

Красный дом шпионов и чекистов
(Старая Басманная, 20)

Этот дом бросается в глаза, с какой бы стороны вы к нему ни шли. И от станции метро «Бауманская», и от Земляного Вала.

Объясняется все просто – он самый высокий на Старой Басманной улице и служит прекрасным ориентиром, чтобы не заблудиться. Одно «но» – не вписывается он в концепцию старой московской улицы, коей до этого места она является (если идти от Садового кольца).

И все равно я его люблю. Он тоже своеобразный символ эпохи. Он впитал в себя ее дух, ее загадки и тайны, и продолжает возвышаться вопреки всему.

Кооператив «Бауманский строитель»

Когда-то на этом месте стояла усадьба табачного магната Бостанжогло. Но часть домов и пристроек в начале 30-х годов снесли. По указанию самого Сталина улицу хотели расширить, просто проведя карандашом красную линию на чертеже. По этой линии и должны были строить новые дома, а старые – купеческие и дворянские усадьбы приговорили к сносу. Хорошо, что до конца это дело так и не довели. Иначе многие из тех домов, про которые мы с вами беседуем, остались бы только в воспоминаниях да на старых фотографиях.

Дом этот почти вписывается в концепцию улицы, поскольку не выходит своими розовыми боками и фасадом прямо на улицу, а прячется за небольшим сквером, чуть в глубине.

Это дом № 20, корпус 1, по Старой Басманной улице. Изначально восьмиэтажный дом строился под нужды местных жителей. Но странное дело. Как минимум один подъезд в итоге оказался заселен семьями сотрудников НКВД. Многие из них еще недавно жили в этом доме и делились воспоминаниями с автором этих строк о прежних годах и о легендарном разведчике-диверсанте Николае Кузнецове. Здесь он прожил несколько лет. По воспоминаниям жильцов – на восьмом этаже пятого подъезда, что подтверждает мемориальная доска возле дверей подъезда.

Здание строилось несколько лет, с 1934 по 1938 год. Построено оно добротно, с учетом пожеланий будущих жильцов (а далеко не все из них жили в коммуналках). Высокие потолки, деревянные перекрытия, огромное бомбоубежище, в которое можно попасть через подвал. Оно во время войны было рассчитано на все окрестные дома. И очень странные воздухоотводы в квартирах, больше напоминающие шахты лифтов. Старые жильцы говорят, что через них слушали, о чем говорят чекисты и их семьи. Но это только легенда, которую нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть…

Дом кооператива в постконструктивистском стиле строило бюро «11 Моспроекта» – самое компактное и спокойное в те годы. А проект дома разработал архитектор А.А. Кесслер. По его проекту в 1934 году еще были построены дома по Земляному валу (бывшая улица Чкалова) № 14–16.

О жильцах дома ходит много легенд и сказок. Говорят, еще до начала 1990-х годов здесь с гордо поднятой головой жила одна из любовниц всесильного Берии – медсестра, с которой боялись связываться и в ее преклонном возрасте. А о секретах бомбоубежища и его объемах, похоже, даже сотрудники коммунальных служб не все знают. К тому же часть его завалена во время недавних коммуникационных работ во дворе.