Текст книги "Город на крови"

Глатоленков согласно кивнул.

–И нужно начать срочную эвакуацию оставшихся в Воронеже предприятий! – жёстко произнёс Голиков.

–Но у нас нет приказа из Москвы.

–готовьте эвакуацию заводов! Письменное указание от штаба фронта будет у вас сегодня.

–А что с эвакуацией жителей города?

–Нет. Такого решения без санкции из Москвы я принять не имею права. Поэтому в ближайшие дни никому ни слова о предстоящем наступлении. Нельзя, чтобы подготовке к обороне города помешала паника.

Голиков прекрасно понимал, что об усилении мер по защите города население узнает не позднее, чем через день. Тыловики, бойцы гарнизона, или побывавшие в городе порученцы из боевых частей расскажут обо всём своим женам и велят им собирать вещи. А те, конечно, бросятся делиться ужасной новостью с подругами. Но хотя бы ещё один более–менее спокойный день командующему был нужен.

–А наши семьи? – спросил Голикова командир 284-й стрелковой дивизии подполковник Батюк.

Его взгляд стал злым, неприязненным.

–Семьи? – Голиков успокаивающе поднял руку, всем своим видом показывая, что уже подумал об этом сам.

–Ваши семьи, если они находятся в Воронеже, должны быть эвакуированы под благовидным предлогом! Но не говорите им о наступлении немцев. Иначе, если все узнают, многие захотят сразу же уехать, и машины с вашими близкими попросту не проедут по дорогам.

Глава 5. Аристократ СС

Утром 20 июня к городу Рубежное, в окрестностях которого произошёл инцидент с самолётом майора Райхеля, подъехал новенький «Хорьх», в котором сидел одетый в парадный мундир штурмбаннфюрер СС.

В этот момент дорога от тракта в город была закрыта медленно выезжающей оттуда колонной грузовиков с венгерским гербом на кабинах. Видимо, это была колонна штаба 7-й венгерской пехотной дивизии, который, как было известно штурмбаннфюреру, этой ночью располагался в Рубежном. Поэтому эсесовец оставил свою машину на обочине тракта и пошёл пешком к окраине города, в ту сторону, где над крышами домов возвышался флагшток с красно–бело–зелёный венгерским флагом.

Проезжающие мимо грузовики штурмбаннфюрер не удостаивал вниманием, зато с большим интересом оглядывал город, стараясь рассмотреть лица людей, маячивших за пыльными оконными стёклами. Взгляд штурмбаннфюрера был полон хозяйского интереса. Ведь это был ещё один кусочек территории варваров, которая отныне стала неотъемлемой частью Германского Рейха.

Получив накануне ночью новое задание, штурбаннфюрер первым делом прочитал предоставленную ему справку об этом городке, расположенном у реки Северский Донец. В Рубежном жило всего около 20 тысяч человек, но в его черте находился химкомбинат, который теперь будет работать в интересах Германии. И сам город был весьма благоустроен – там имелись электроподстанции, водопровод, канализация, были проложены мостовые и обустроены тротуары, имелся стадион, парк отдыха. Место было неплохим. Когда вопрос с местными жителями будет решён, здесь можно с комфортом разместить немецких поселенцев.

Штурмбаннфюреру так понравились окружавшие город аккуратные сады, что он вдруг пожалел, что у него нет возможности немедленно заняться местным населением. Но поставленная ему задача была сверхважной.

Офицеру СС Вальдемару фон Радецкому было 32 года, он был худощав, изящен в движениях как настоящий немецкий аристократ, волосы имел светлые, зачёсывал их всегда назад. Его лицо с правильными чертами могло было бы быть обаятельным, если бы не слишком медлительный взгляд, выдающий склонность к жестокости. Звание штурмбаннфюрера СС соответствовало не слишком высокому званию майора Вермахта, но Радецкий привык к тому, что окружающие смотрят на него со страхом и уважением – ведь по другому нельзя было относиться к заместителю командира базировавшейся в Харькове зондеркоманды 4а айнзацгруппы «C».

В обязанности айнзацгрупп СС, подчинённых лично рейсхфюреру Гиммлеру, входило приведение населения оккупированных территорий к покорности Рейху, а также решение там еврейского вопроса. В отличие от входившей в состав Министерства внутренних дел Германии службы Гестапо – тайной государственной полиции, занимавшейся доказательным выявлением противников Рейха, айнзацгруппы работали по своим планам, имевшим целью освоение территорий Рейхом.

В СС, а затем в айнзацчасти, занимавшиеся восточными территориями, Радецкий пошёл добровольно, так как считал это своим долгом. Его семья принадлежала к ветви старинного австрийского военного рода, чешского происхождения. Написанный в 1848 году композитором Иоганном Штраусом–старшим «Марш Радецкого» был посвящён победоносным войскам фельдмаршала Иоганна Йозефа Венцеля Радецкого, подавившего восстания в Италии против власти Австрии. Отец Вальдемара фон Радецкого до 1917 года на правах концессии владел на Кавказе большими чайными плантации, которые были у него экспроприированы после революции. Это навсегда настроило его семью против России. Вальдемар был воспитан отцом как наследник прав семьи, попранных беззаконными русскими. Поэтому старший фон Радецкий поддержал сына в его решении вступить в айнзацгруппу «С», которая после захвата Кавказа должна была действовать там. Это давала реальный шанс на возврат семье «фамильных плантаций».

Служба в СС и в айнзацгруппе привлекала Вальдемара Радецкого и ещё по одной причине. Великолепное ощущение власти над многими людьми, возможность лично определять, каким людям жить, а каким пора умирать, увлекало его не меньше, чем возможность увеличить семейное богатство. Рейх, предоставивший ему такие права, был для Вальдемара тоже семьёй. И ему нравилось быть её аристократом. Именно поэтому Радецкий никогда не принимал широко распространённый в немецких войсках первитин, официально разрешённый и выдаваемый всем желающим солдатам СС и Вермахта. Психостимулятор мог нарушить его внутреннюю гармонию и притупить остроту ощущений.

Первый командир зондеркоманды 4а штандартенфюрер СС Пауль Блобель в июле 1941 года, когда зондеркоманда начала свою работу на восточных территориях с украинского Луцка, сразу же выделил Вальдемара фон Рацецкого за старание, ум и беспощадность. А после масштабной акции по массовому расстрелу евреев, цыган и военнопленных в урочище Бабий Яр под Киевом, Радецкий, проявивший себя тогда как хороший организатор, был назначен заместителем командира зондеркоманды.

В январе 1942 года Блобель за пьянство и нарушение дисциплины был снят с должности и отозван в Берлин. Но сменивший его оберштурмбаннфюрер СС Эрвин Вайнман также с уважением отнёсся к своему заместителю, тем более, что Радецкому тогда уже благоволил сам командир айнзацгруппы «C» бригадефюрер генерал-майор полиции Макс Томас.

На этот раз задание у Радецкого было в высшей степени ответственное. Вечером 19 июня в Харькове, в отсутствие Вайнмана, вызванного в Киев бригадефюрером, к командиру 40-го танкового корпуса генералу танковых войск Штумме был приглашён Радецкий, как старший из находившихся в городе офицеров айнзацгруппы. Едва штурмбаннфюрер вошёл в кабинет Штумме, тот отодвинул от себя документы, которые только что изучал, и с мрачно воззрился него.

–Возникла большая проблема, которую может решить только ваша служба, – сказал генерал, не удосужившись поздороваться. – Берлин требует принять меры в связи с ужасным происшествием. Вчера днём в лесу у городка Рубежное совершил аварийную посадку «Физелер–Шторх», на котором в Волчанск летел начальник оперативного отдела 23-й дивизии майор Рейхель. У Рейхеля с собой были особо важные карты и приказы. Нужно, соблюдая все меры секретности, срочно выяснить, не попали ли эти документы в руки русских!

–Как я понял, самолёт упал на нашей территории, – сказал удивлённый Радецкий. – В чём же трудность? Поисковая группа его не нашла?

–А вы не казались идиотом, штурмбаннфюрер! – прорычал Штумме. – Я же сказал: группа неизвестно откуда взявшихся диверсантов напала на Рейхеля и пилота! Поисковые отряды – венгерские, а также подразделений СС, наводящих порядок в Рубежном, нашли самолёт и трупы. И никакого портфеля с документами!

–А русская разведгруппа?

Несколько секунд генерал молчал. Радецкий решил, что сейчас последует новый взрыв ярости. Но Штумме сбавил тон.

–Узнайте, узнайте, штурмбаннфюрер, где теперь эти документы! Одному из русских удалось улететь на самолёте У-2, который под обстрелом совершил рискованную посадку на лугу у Рубежного. Остальные диверсанты были убиты.

Радецкий едва удержался от радостного возгласа. Он сразу понял, что судьба, наконец, даёт ему особый шанс, благодаря которому можно обеспечить настоящий карьерный взлёт.

–то есть, захваченный пакет был увезён?

–Вот это предстоит выяснить вам! Немедленно отправляйтесь на место и всё выясните! Делайте что хотите, но в Берлине должны точно знать: похищен пакет или уничтожен Рейхелем на месте! Если пакет теперь у русских, это грозит роковыми последствиями. Начальника оперативного отдела штаба 40-го танкового корпуса подполковника Гессе – идиота, отправившего сверхсекретные документы на маленьком самолётике, я отдам под суд! Если же вы не сумеете определённо выяснить судьбу пакета – поплатитесь тоже. Фюрер уже в курсе этого дела!

«Первым поплатитесь вы, генерал!» – захотелось сказать Радецкому, но он сохранил на лице выражение готовности выполнить это важно поручение.

–Неделя русских всё равно не спасёт, – сказал он. – Им не хватит времени, чтобы подтянуть на участок прорыва нужное количество войск.

Генерал внимательно посмотрел на Радецкого.

–Вы, кажется, кое-что соображаете в военном деле, штурмбаннфюрер! Конечно, русские нас не остановят – операцию ждёт успех, в любом случае. Но, как вы сами понимаете, даже небольшое повышение обороноспособности русских на участке наступления грозит нам лишними потерями и затяжкой времени выполнения боевых задач.

–Все части в том районе будут обязаны оказывать мне содействие?

–Да. Документ на ваше имя уже лежит на столе моего офицера связи.

–А необходимая мне группа? Мне ведь, наверняка, понадобится провести показательную акцию, чтобы разговорить местных.

–Используете отряды СС, которые наводят порядок в Рубежном. Приказ о помощи будет им послан по линии СС.

–А если мне понадобится помощь находящихся там венгров?

–Можете, но не советую. С ними вы свидетелей из числа местных жителей не получите. Однажды в моём присутствии доктор Геббельс сказал о венгерских солдатах генерал-фельдмаршалу фон Боку: «Когда венгры докладывают, что они “умиротворили” ту или другую деревню, это, как правило, означает, что ни одного жителя там не осталось».

–Результаты моей поездки будут сообщены в Берлин?

Штумме хмыкнул.

–Амбиции, амбиции, штурмбанфюрер! Ни вы, ни я в Берлин по делу Райхеля докладывать не будем. Это сделает лично рейхсфюрер. Он проводит инспекционную поездку в Минске, но, узнав о происшествии с Райхелем, решил посетить Харьков. Мне сообщено, что он прилетит сюда около 23 часов. Так что поторопитесь. Сейчас 15.20, до Рубежного около 70 километров. Думаю, шести часов вам хватит, чтобы прибыть туда на машине, понять там ситуацию и вернуться.

Когда Радецкий подошёл к трёхэтажному каменному зданию на площади, на крыше которого развевался венгерский флаг, он с некоторым удивлением увидел, что перед зданием происходит нечто, похожее на концлагерную экзекуцию. На деревянном столбе громкоговорителя висело в петле мёртвое тело. Это был смуглый еврей в форменной венгерской рубахе без знаков различия. Он был повешен только что, потому что по его шее из-под верёвки капала кровь.

Высокий подполковник–венгр держал речь перед стоявшей у стены дома большой группой безоружных людей с семитскими лицами – в таких же как у повешенного форменных рубахах без знаков отличия. Выстроившиеся позади подполковника вооруженные венгерские солдаты, которых было около взвода, слушали речь, ухмыляясь. Однако солдаты, сидящие в кузовах проезжавших мимо грузовиков, глядели на повешенного без улыбок; лица этих также одетых в венгерскую форму людей, многие из которых были похожи на румын, выражали обречённость.

Смысл этой сцены был Радецкому понятен. Венгры за какую-то провинность казнили одного из некомботантов своих рабочих батальонов. В эти батальоны на правах временно помилованных заключённых, для выполнения хозяйственных, строительных и других работ включались проживавшие в Венгрии евреи и цыгане. А румыны были, видимо, из Трансильвании. В 1940 году, по результатам Венского арбитража, Венгрия отняла у Румынии эту территорию, поэтому до 20–30% личного состава пехотных дивизий 2-й венгерской армии составляли трансильванцы.

–Это вам урок, негодяи! – вещал подполковник. – Чтоб вы знали, что своими жизнями отвечаете за жизнь мадьяр! Великий фюрер немецкого народа Адольф Гитлер был прав, когда приказал своим солдатам избавить мир от неполноценных рас – от таких, как вы! Но и наш вождь Хорти был прав, решив, что вы можете заработать себе немного жизни, если будете прилежно работать в интересах нашей армии! Помните: пока вы строите для нас окопы, колете дрова, стираете бельё, таскаете грузы, вы будете жить! Но когда вас, вместо казни, отправляли во фронтовые рабочие батальоны, никто не делал тайны из того, какая судьба вам уготована! Даже прилежно работающий еврей из рабочих батальонов не имеет право улыбаться в тот момент, когда погибают наши воины. Как улыбался этот, когда на дороге русские убивали венгров!

Сильный порыв ветра качнул тело повешенного, и оно начало медленно покачиваться на верёвке. Стоявшие рядом с подполковником венгерские солдаты дружно заулыбались.

Наконец, речь была закончена. По приказу подполковника, рабочий батальон начал грузиться находившиеся на площади грузовики. Венгры, являвшиеся, видимо, надсмотрщиками, грубыми окриками их погоняли.

Заметив, наконец, штурмбаннфюрера, подполковник приветственно кивнул.

–Вы, кажется, тот офицер, которого послали сюда по делу упавшего самолёта? – по-немецки сказал венгр. – Я – подполковник жандармерии Сабо. Меня уведомили, что в случае необходимости, я должен вам помогать.

По лицу Сабо был видно, что он уже не думал о том, что только что по его приказу был повешен человек. Этот венгр штурмбаннфюреру решительно нравился.

Радецкий показал своё удостоверение и спросил, указывая на повешенного.

–Скажите, господин подполковник, почему в проезжавших грузовиках не только румыны, но и явные венгры были не слишком довольны тем, что здесь происходило?

–Вам показалось, – в голосе Сабо звучала искренняя убеждённость. – Венгры – настоящие воины, они не могут жалеть всех этих жалких предателей!

Радецкий одобрительно кивнул.

–тогда к делу. У меня очень мало времени. Мне срочно нужно в местное подразделение СС, которое занималось поиском пропавшего самолёта.

–Отряд СС недалеко, на территории завода. Задержанные по этому делу местные тоже там. Мои люди помогали их собирать.

–Допрашивали задержанных?

–Согласно полученному распоряжению из Берлина, этот допрос может проводить только штурмбаннфюрер Радецкий.

Сабо сделал знак водителю итальянского «Фиата 508», стоявшего у дома, и тот немедленно подогнал машину к подполковнику.

Пока они ехали по неровной грунтовой дороге к возвышающимся неподалёку заводским корпусам, Сабо успел рассказать известные ему подробности происшедшего. Он утверждал, что никаких следов пакета, или пепла, если бы его успели сжечь, ни в самолете, но рядом найдено не было. У убитых вскоре диверсантов захваченных документов тоже не обнаружили. По поводу улетевшего на самолёте диверсанта подполковник сообщил, что издалека не было видно, нёс ли он портфель майора Райхеля. Но о документах что-то могут знать двое местных, которые были с русскими диверсантами, когда те напали на пост ПВО у дороги, чтобы прикрыть свой самолёт.

Через десять минут машина уже въезжала на складскую площадку химического завода. Радецкий был доволен: пока что всё происходило достаточно быстро.

Два десятка крепких молодых парней в полевой форме с чёрными петлицами сидели на площадке у стены запертого деревянного склада. На лицах эсесовцев застыло выражение скуки. Винтовки стояли перед ними в «пирамидах», сцеплённые штыками.

При виде вышедшего из машины штурмбаннфюрера, командовавший отрядом оберштурмфюрер быстро пошёл ему навстречу. Судя по лихорадочно блестевшим глазам оберштурмфюрера, дозу психостимулятора первитина он принял совсем недавно.

–Радецкий, – представился штурмбаннфюрер и показал своё удостоверение. – Где задержанные?

–Оберштурмфюрер Пиле.

По команде оберштурмфюрера эсесовцы разобрали оружие, открыли склад и начали выводить оттуда людей.

–Вот, сразу повеселели мои ребята! – сказал Пиле. – А то из-за этой истории все наши дела пришлось прервать. У нас в здание электроподстанций вроде как тюрьма, там ещё две сотни местных своей очереди дожидаются. Коммунисты, комсомольцы и всё такое. Мы здесь на жаре уже измаялись, но пока мы тех не ликвидируем, отдыха нам не видать. Эх, полежать бы на берегу, с холодным пивом!

Эсесовец мечтательно вздохнул.

–Где тела офицеров? – спросил Радецкий.

–Вон, в грузовике, под тентом. Два гроба мы для них нашли. Но жара! Мне передали, что нужно будет их отправить в Берлин – тогда тянуть не стоит.

Мертвые тела Радецкий рассматривал недолго. Убедившись, что, судя по ранам, оба офицера погибли в бою, он приказал закрыть крышки и везти тела в Харьков на аэродром, где уже был приготовлен грузовой самолёт.

Затем настала очередь задержанных. Едва Радецкий повернулся к группе людей, которых вывели из помещения склада, он внезапно почувствовал, что теряет над собой контроль. Десять мужчин со связанными сзади руками, десять женщин и десять детей стояли перед ним под дулами винтовок. Их лица выражали такой страх, такую обречённую покорность, что Радецкому захотелось немедленно начать казнь.

–А вы аккуратный воин, Пиле! Вижу, вы любите круглые числа. В придачу к тем двоим, что были с диверсантами, вы прихватили ещё двадцать восемь.

–Так удобнее вести учёт, – серьёзно ответил оберштурмфюрер. – Остальные – родственники и соседи двоих местных диверсантов.

В этот момент Радецкий обратил внимание на взгляд Сабо. Лицо подполковника, следившего за действом, выражало огромный интерес.

–Диверсантов сюда! – приказал Радецкий.

Обоих пожилых мужчин, рывших канаву у поста ПВО в момент нападения группы Ермакова, отвели от группы задержанных на двадцать шагов и поставили на колени.

–Мне нужно знать только одно, где похищенные в самолёте документы, – сказал им Радецкий по-русски, стараясь говорить спокойно. – Если вы будет упорствовать, за это сначала заплатят ваши близкие.

–Не знаем же! Откуда? – пробормотал тот, что был постарше, с оспинами на лице. – Мы же просто работали там. В глаза диверсантов до этого не видели?

–Значит, только информацию им заранее передавали?

–Что вы, господин офицер? Какая–такая информация? – взвыл второй, невысокий.

И тут же получил от Пиле удар пистолетной рукояткой по спине. Мужчина упал, но двое эсесовцев снова поставили его на колени.

Радецкий показал Пиле четыре пальца и через несколько секунд по команде оберштурмфюрера четверо мужчин у стены склада были сметены на землю выстрелами эсесовцев.

Завизжали женщины, закричали дети. Стараясь заставить их замолчать, эсесовцы угрожающе подступили к ним с поднятыми штыками. Арестованные мужчины попытались закрыть собой женщин и детей.

–Нет? – спросил Радецкий, вытаскивая пистолет.

–Не видели мы ничего! Не понимаешь, что ли, фашист? – прорычал тот, что был меньше ростом.

Радецкого охватила радостная дрожь. Чтобы Пиле и Сабо не заметили, как мелко затряслась его рука, державшая пистолет, он выстрелил в лицо невысокого и, быстро подойдя к группе задержанных, выстрелил снова, не выбирая цель. Под ноги ему упал светловолосый юноша с худыми руками. Затем Радецкий выстрелом в лицо убил плечистого мужчину, который был на вид самым сильным из арестованных.

–Эй ты, останови меня! – крикнул Радецкий стоявшему на коленях. – Ты, расскажешь мне правду о похищенных документах. Только это может сохранить жизни этим людям!

–Сволочь! – ответил рябой. – Гнида немецкая!

Несколько секунд Радецкий глядел на него, покачивая пистолетом. Затем перевёл взгляд на возвышающийся у склада дуб с ободранной внизу корой. По его приказу эсесовцы вывели из группы арестованных женщину и двух мальчиков, которых она держала за руки, и привязали их вокруг ствола дерева.

–А это лично тебе, за оскорбление немецкого офицера! – крикнул Радецкий рябому.

Тут вдруг ноги отказали штурмбаннфюреру, и он сел прямо на землю. Пиле почтительно склонился над ним, выслушал сбивчивый приказ и продолжил экзекуцию.

Вскоре младшему из привязанных к дереву мальчиков отрубили топором кисть руки, а другому отпилили руку по локоть пилой. И их матери Пиле облил ноги бензином и поджог.

–Я тоже попробую? – спросил Радецкого Сабо.

Не дожидаясь ответа, подполковник выстрелил рябому в голову.

В этот момент погружённый в какофонию криков штурмбаннфюрер понял, что сделал всё, что мог. Он чувствовал себя уставшим великаном, которому было подвластно сдвинуть гору. Сегодня он хорошо послужил великому Рейху, во славу германской нации.

И снова Пиле правильно отреагировали на его жест. Эсэсовцы быстро выровняли свой ряд и двинулись на оставшихся арестованных, быстро и чётко садя штыками.

Рейсхфюрер Гиммлер принял Радецкого один, в кабинете генерала Штумме.

Радецкий никогда не испытывал симпатии к этому человеку с лицом болезненного клерка, вознесённого судьбой на самый верх иерархии СС. В облике Гиммлера не было ничего от нордического человека; не отличался он и здоровьем – до Радецкого доходили слухи о том, что глава СС часто испытывает желудочные боли, от которых несколько раз даже терял сознание. Но Радецкий, конечно, умел вовремя выразить преданность и сердечное отношение к рейсхфюреру, когда в разговоре кто-либо упоминал его имя.

Лично Радецкий никогда ещё с Гиммлером не встречался. Но надеялся, что тот помнил имя заместителя командира зондеркоманды 4а айнзацгруппы C, так как в начале года был включён в список лиц, получивших особый знак отличия «За верную службу в СС».

Однако Гиммлер смотрел на вошедшего в кабинет и громко представившего ему штурмбаннфюрера без какой-либо симпатии. Собственно, у рейсхфюрера теперь не было ни времени, ни сил, чтобы быть любезным. Происшествие с самолётом незадачливого штабиста 40 танкового корпуса было лишь дополнительной причиной ухудшившегося настроения Гиммлера в этот день. Сначала был его утренний визит в один из концлагерей под Минском, где, судя по неоднократно поступавшим докладам, умертвщление заключённых и военнопленных было организовано из рук вон плохо. В этом Гиммлер убедился лично.

Процедура казни, за которой он наблюдал, ему совершенно не понравилась. Ударами прикладов приговорённых к казни принуждали спрыгивать в яму и там ложиться, затем стоявшие на краю ямы сотрудники вспомогательной полиции начинали расстрел. Понятно, что при стрельбе с некоторого расстояния в каждого расстреливаемого приходилось выпускать по несколько пуль. Всё это время из ямы слышались дикие крики. Затем на тела казнённых укладывались следующие приговорённые, и так повторялось до тех пор, пока тела не наполняли яму.

Эти отвратительные сцены шокировали Гиммлера. Он едва не снял с должности начальника лагеря и лишь с трудом заставил себя дать распоряжение «сделать процедуру казни более гуманной». Он привёл неразворотливому начальнику в пример другие лагеря, где немцы были избавлены от необходимости наблюдать живодёрские сцены, благодаря применению способа умертвщления газом. Причём «газовый» способ позволял пропускать через процедуру ликвидации намного больше заключённых.

–Мы должны вести дела со всем старанием, но при этом не забывать свой долг арийцев, – сказал затем Гиммлер. – Я, конечно, не задаюсь вопросом, как мы можем массово уничтожать наших врагов, которые иначе бы самым изуверскими способами убили всех нас вместе с нашими семьями. Но зачем немцам угнетать некрасивым сценами свои души?

По возвращении в Минск рейсхсфюрер для улучшения настроения отправился в местный детский дом, чтобы там, как он это часто делал на оккупированных территориях, поискать среди воспитанников детей с признаками принадлежности к арийской расе. На этот раз он нашёл сразу двоих юных арийцев, которых, явно, по ошибке причислили к славянам, велел дать им немецкие имена и отправить в германский детский дом. Правда, когда их уводили, эти двое, к удивлению Гиммлера отчего-то заплакали.

А потом рейхсфюреру доложили о пропавшем самолёт, в котором везли документы операции «Блау».

Доклад Радецкого о том, что потерпевший крушение самолёт найден в лесу, и что майор Райхель вместе с лётчиком убиты неизвестно откуда взявшейся разведгруппой русских, привёл Гиммлера в такой гнев, что штурмбаннфюрер под его взглядом втянул голову в плечи.

–Документы! – резко бросил Гиммлер.

–Судя по следам пепла в кабине, майор сжёг пакет, – солгал Радецкий. – Русские ушли ни с чем. Майор Райхель и пилот обер-лейтенант Дехант сражались как герои, уничтожив большую часть разведргруппы. Остальных венгерские солдаты убили в ходе преследования. Лишь одному русскому удалось подняться на прилетевшем за ним деревянном самолёте У-2. Но самолёт был обстрелян, лётчик ранен, и потому можно с уверенностью утверждать, что У-2 разбился.

–Но как русские узнали, где искать самолёт Райхеля? Вы провели расследование?

–Да, тщательно. Я выявил всех местных, которые помогали русским в нападении на Райхеля. Они уже ликвидированы.

Лицо Гиммлера начало проясняться.

–Что ж, вы, штурмбаннфюрер, умеете справляться с порученными делами. Пожалуй, я недаром наградил вас знаком отличия «За верную службу в СС».

–Счастлив, что вы знаете моё имя, рейхсфюрер! – отчеканил Радецкий. – Готов выполнить любой ваш приказ!

–На фронте нашей группы «Юг» никаких признаков того, что противник как-то реагирует на потерянный нами приказ, – сказал Гиммлер, обращаясь уже сам к себе. – Можно отправить сообщение фюреру из радиоцентра, а завтра, по возвращении в Берлин доложить обо всём лично. Как раз после встречи с финским фельдмаршалом Маннергеймом у фюрера будет хорошее настроение.

Гиммлер налил в стакан воды из стоявшего на столе графина, выпил её большими глотками и некоторое время сидел, глядя в стол, прислушиваясь к процессам в своём пищеводе. Наконец, он удовлетворённо хмыкнул и поднял глаза.

Радецкому показалось, что в этот момент рейсхфюрер словно не понял, что за человек перед ним стоит.

–Хорошо, штурмбаннфюрер, я вижу ваше старание, – сказал Гиммлер. – Какие у вас теперь планы?

–Служить Рейху! Я – заместитель командира Зондеркоманды 4а Айнзатцгруппы «C», отвечающей за район Харькова.

–Вы ведь у нас ещё и аристократ?

На лице «клерка» появилась усмешка.

–Да, мой рейхсфюрер! Но теперь просто солдат СС!

–Ничего, в СС можно состоять и будучи аристократом.

Радецкий глотнул воздух, открыл было рот, чтобы ответить, но Гиммлер благожелательно махнул рукой.

–Вот что, штурмбаннфюрер, я, пожалуй, поощрю вас новым интересным назначением. В ближайшее время мы возьмём русский город Воронеж, и вы отправитесь туда уже в качестве начальника айнзацгруппы воронежского района. Аристократы нынче довольно бедны, а на этой должности вы сможете поправить своё положение. Это – весьма выгодное дело, не так ли? Гоняясь за евреями и прочими злодеями, вы сможете в обход гестапо брать себе их золото и драгоценности.

Радецкий застыл, словно изваяние. Он понимал, что вырази он сейчас какую-либо эмоцию, скажи хоть слово, – это будет истолковано рейхсфюрером как наглость.

–Думаю, со временем, мне придётся включить в свою сферу и гестапо, – продолжил Гиммлер. – Но пока мне и с задачами СС забот хватает. Гестапо же будет помогать вам в любом деле и так. Никто не посмеет идти наперекор личному порученцу рейсхсфюрера СС – начальника айнзацгруппы.

–Благодарю, мой рейхсфюрер!

Гиммлер небрежно махнул рукой.

–Вот ещё что. У меня к вам, штурмбаннфюрер, в связи с вашим назначением будет небольшое поручение. Я просил бы вас взять на себя опеку над одним молодым человеком. Хочу помочь моему другу, тоже мюнхенцу, старому члену НСДАП. Недавно он пожаловался, что его отправляющийся на фронт племянник, верный солдат Германии, отчего-то вбил себе в голову, что служить в немецкой армии более почётно, чем в войсках СС. Ганс Ройнфельд, лейтенант, он получил назначение в 21-й панцергренадёрский полк, где много наших земляков. Это 24-я танковая дивизия 48-го танкового корпуса, который будет наносить главный удар при наступлении на Воронеж. Присмотрите за этим лейтенантом! Он искренне предан Рейху, но, видимо, нуждается в некотором внушении. Я хочу, чтобы он изменил своё представление о патриотизме. Помогите ему, чтобы я мог как-то отчитаться перед товарищем. 24-я танковая после взятия Воронежа уйдёт на юг. Сделаете так, что Ройнфельд остался в Воронеже под вашим присмотром! Всё ясно?

Радецкий быстро кивнул и снова преданно уставился на рейхсфюрера.

–я позвоню Готу, – продолжил Гиммлер. – Вы присоединитесь к штабу 24-й танковой как мой офицер связи. Как только Воронеж будет захвачен, вы там – начальник айнзацгруппы.

Радецкий ждал, но Гиммлер всё не подавал ему знак, что разговор окончен.

–И ещё. Даже если, тот русский, улетевший на У-2, увёз с собой пакет Райхеля, вы, штурмбаннфюрер, если вдруг вас вызовут с этим вопросом в Берлин, никоим образом такую возможность не подтвердите. Так фюреру будет спокойнее. А выводы из вашего сегодняшнего доклада последуют. За всю эту историю ответят и генерал Штумме, и его начальник штаба, и командир 23-й танковой дивизии генерал фон Бойнебург–Ленгсфельд. Ваш доклад будет способствовать тому, чтобы воспитание личного состава в Вермахте было поставлено лучше.

–А как ответят русские за смерть Рехеля? – спросил Радецкий, набравшись смелости.

Гиммлер одобрительно кивнул.

–Наказание последует. Это – неизменное правило Рейха. Я подскажу фюреру, что маршал Геринг мог бы отдать приказ в отместку за Райхеля разбомбить в Воронеже какое-нибудь значимое для русских место. Например, здание местного драмтеатра, архитектурой которого они, по словами Канариса, очень гордятся.

Глава 6. Прощание

Вот уже десятый день подряд начальник сектора технического контроля ходовой части установок «БМ» завода имени Тельмана Иван Савкин носил в дирекцию заявления с просьбой снять с него бронь и отпустить на фронт. Пехотинец Иса уже был на передовой, а Ивану, прошедшему ещё до войны, во время службы в армии обучение на танкиста, по-прежнему отказывали. Но он угрюмо продолжал добиваться своего, зная, что всё равно не сможет заставить себя жить прежней безопасной жизнью. Картины из разбомбленного Сада Пионеров всё время всплывали в его памяти, и чаще всего это было лицо мёртвой сестры, глядящей в небо неподвижными глазами.