Текст книги "Город на крови"

Около десяти часов вечера 27 июля, очевидно, чтобы ещё более подбодрить работников штаба, Парсегов приказал устроить для них в столовой читку передовицы нового номера газеты «Правда». Окончательно сбитый с толку майор Ермаков на читку не пошёл и остался с дежурными в оперативном отделе. Но всё равно через стеклянное окошко двери отдела ему было слышно, как в расположенной в конце коридора столовой начальник штаба торжественным голосом зачитывает статью.

Дежурные одну за другой получали новые телефонограммы и радиограммы; порученцы, посланные из частей, продолжали приносить запечатанные пакеты с донесениями – а сотрудники штаба вместо того, чтобы быстро обрабатывать оперативную информацию, продолжали высиживать на совершенно несвоевременном мероприятии.

«В чем состояла сущность первого этапа войны? Первый этап войны был характерен тем, что происходила отмобилизация нашей армии, планомерная подготовка к нанесению ударов по врагу, происходило приобретение необходимого опыта для разворота широких военных операций, постепенная ликвидация временных преимуществ немецкой армии. Это был период активной обороны со стороны Красной Армии, имевшей своей целью как можно больше измотать и истребить противника. Теперь военные действия на советско–германском фронте вступили в новый этап развития. Чем характерен новый этап великой отечественной войны советского народа, в который мы в настоящее время вступили? Новый этап отечественной войны характерен тем, что в самом ходе, в самом течении войны произошел серьезный перелом. Красная Армия переходит от обороны к наступлению против гитлеровской армии. Красная Армия успешно ликвидирует временные преимущества немецкой армии и в ходе ликвидации этих преимуществ немцев берет инициативу в свои руки…»

Не выдержав, Ермаков покинул помещение оперативного отдела и поспешил к выходу из здания.

Окрестные дома уже погрузились в темноту, лишь площадь возле штаба была освещена несколькими питаемыми от генератора фонарями. Вечернее небо было лишено туч, так что полная луна сияла на нём словно огромная лампа. Откуда-то слышалась глухая женская перебранка, слабый ветер перебирал листья деревьев в палисадниках, поскрипывал ворот находящегося на краю площади общественного колодца.

Двигатели стоявших у здания штаба рядом с «Виллисом» Ермакова двух легковых машин и мотоцикла были выключены, подрёмывали четверо автоматчиков, стоявших у дверей, даже проходившие каждые пять минут мимо здания патрульные двигались таким расслабленным шагом, словно спали на ходу. Лишь из ярко освещённых окон штаба доносились бодрые голоса, но Ермаков знал уже, что там, на самом деле происходит.

Он даже мечтательно подумал, что хорошо бы теперь взять да и вызвать к телефону командующего и сообщить ему, как здесь обстоят дела.

Из-за соседнего дома вышла дворняга и села делать свои дела прямо перед Ермаковым.

–Так. Значит, ты тоже мне советуешь к передовой отправиться? – с досадой произнёс Ермаков.

Он провёл рукой по карманам, заглянул в свою офицерскую сумку, чтобы убедиться, что все его документы с собой, затем проверил наличие патронов в ТТ и в запасном магазине и, решительно сунув оружие в кобуру, зашагал к своему «Виллису».

Траншея, в которой находился взвод новобранцев во главе с младшим лейтенантом Исой Мажиевым, была глубокой, узкой, с постоянно осыпающимися стенками и непрочными приступками стрелковых ячеек. Сильная жара предыдущих дней высушила землю, из-за чего воздух над бруствером был постоянно наполнен пылью. Новобранцы сидение в траншее переносили плохо – терпели, но всякий раз, обходя 300–метровую линию обороны взвода, Иса замечал на лицах многих солдат несколько преувеличенное страдание. Сильнее его беспокоило то, что в преддверии немецкого наступления, о котором знала вся дивизия, большинство его солдат, явно, испытывали страх. Новобранцы даже старались не смотреть через бруствер в ту сторону, где в километре находились немецкие позиции. Только ранее побывавшие в боях сержанты – командиры отделений, а также помощник командира взвода – старший сержант Крамаренко вели себя как настоящие мужчины.

Сам Иса был уверен, что сумеет воевать хорошо, что уж он-то, воин из семьи воинов, покажет врагам, как нужно сражаться.

Его взвод был укомплектован по стрелковому штату – в нём было четыре стрелковых и одно миномётное отделение. В каждом стрелковом отделение было по 11 человек: командир, пулемётчик, помощник пулемётчика, 2 автоматчика и 6 стрелков; а миномётное отделение состояло из командира расчёта и 3 миномётчиков. Это была приличная боевая единица, поэтому Иса не роптал на то, что командует в основном необстрелянными юнцами. Отправься он на фронт без взвода, там бы он взвода не получил, так как в период затишья на передовой, командирских вакансий в войсках было мало.

Лишь в одном Исе не повезло сильно. В момент знакомства со взводом на плацу военкомата, он вдруг увидел среди своих бойцов Головача. Член шайки Черепкова стоял в строю со спокойным, уверенным видом; на командира он, однако, не смотрел. Среди собравшихся у военкомата родственников новобранцев, родителей Головача не было.

Когда взвод получил команду грузиться в машины, чтобы ехать на склады за оружием и снаряжением, Иса подошёл своему старому противнику, с которым неоднократно дрался в школе, и тихо спросил, какого чёрта тот забыл в Красной армии, где нет места шпане. Головач ткнул его взглядом и чётко отрапортовал, что бить фашистов – право каждого советского человека. При этом обычной кривой усмешки на лице черепковца не появилось.

На складах бойцам взвода сначала выдали форму, снаряжение, сухой паёк на два дня, а также ложки, кружки и котелки. Только после этого началась выдача оружия.

В отличие от Вермахта, где командир взвода был вооружён автоматом и пистолетом, в Красной армии взводному полагался лишь пистолет – чтобы он не отвлекался на стрельбу, а руководил действиями подчинённых. Но и полученный Исой ТТ порадовал его. Не обращая внимания на насмешливые взгляды складчиков, он рассмотрел пистолет со всех сторон, поиграл обоймой, затем с видимым сожалением убрал пистолет в кобуру и принялся прилаживать её на ремень. Кобура с пистолетом и запасной обоймой была тяжела, из-за чего ремень и портупея всё время съезжали вниз – но когда старшина, выдававший оружие, посоветовал сначала надеть пустую кобуру, а затем вложить в неё пистолет, Иса лишь отмахнулся.

Автоматы ППШ во взводе получили помощник командира – старший сержант Крамаренко и по двое бойцов из каждого стрелкового отделения; четверым бойцам, которых вооружили ручными пулемётами, выдали ещё и по Нагану; самозарядные винтовки Токарева достались сержантам – командирам отделений, а также посыльному при командире взвода и помощникам пулемётчиков; остальные бойцы получили по винтовке Мосина.

Миномётному отделению выдали положенный маленький 50–миллиметровый миномет, похожий на установленный на сошках отрезок водосточной труды. Это оружие было очень полезно на поле боя, но Исе 50–миллиметровый всегда казался слишком уродливым, поэтому под начало сержанта–миномётчика Самочинного он, в состав отделения из трёх бойцов включил Головача.

Боеприпасов взводу выдали столько, что одна из четырёх его машин оказалась полностью забита ящиками.

Утром 23 июня взвод Исы прибыл в 121-ю стрелковую дивизию генерал-майора Зыкова, проделав за сутки 144-километровый путь от Воронежа до реки Тим. Взвод являлся пополнением 1-й роты 383-го стрелкового полка подполковника Шабанова, которая зимой после Елецкой наступательной операции из-за больших потерь была переформирована на два взвода, и с тех пор подкреплений не получала.

Это было последнее штатное пополнение 121-й дивизии. Два других её стрелковых полка, 574-й и 705-й, были уже в комплекте.

Комбат майор Аристов, ротный – капитан Мачихин и заместитель командира роты младший политрук Гречаный встретили новый взвод в двух километрах от реки Тим. Майор и капитан в отношении командира новобранцев повели себя снисходительно–вежливо, лишь улыбчивый Гречаный, ровесник 23-летнего Исы, разговаривал с ним вполне по-дружески.

Сказав новобранцам короткую подбадривающую речь, комбат в пешей колонне лично повёл взвод к понтонной переправе через неглубокую 25-метровую речку. За мостом взвод двинулся по одному из расходящихся от берега ходов сообщения.

383-й стрелковый полк занимал оборону к западу от реки Тим недалеко от села Ново-Алексеевское. Его позиция была неплохой – между холмами, ограничивающими возможность маневра для немецких танков. На воронежских 12–месячных курсах младших лейтенантов учили хорошо, и Иса сразу оценил особенности позиции полка, которая могла быть вполне устойчивой, если бы удалось избежать больших потерь во время немецкой артподготовки. Для этого, по приказу комполка, батальоны всё время находились на замаскированных основных позициях – в 150 метрах позади траншей передней линии. А впереди, в открытых траншеях находились только наблюдатели, которые должны были в случае артналёта или бомбардировки быстро отходить в основную траншею по ходам сообщения.

Новому взводу достался обустроенный участок в середине участка роты – каждое отделение получило по крепкому просторному блиндажу, примыкающему к основной траншее.

Сопроводив взвод на передний край, комбат и ротный, ушли, а младший политрук Гречаный остался с Исой. Он подождал, пока взводный раздаст приказания, касающиеся обустройства каждого из отделений, а затем провёл его по всей траншее 1-й роты, знакомя с офицерами, показывая сектора обстрела пулемётчиков и стрелков ПТР, направленных из батальонной противотанковой роты. Побывали они также на позициях зенитчиков и на батарее 297-го артиллерийского полка, шесть 45-мм орудий которой находились в 100 метрах позади основной траншеи.

Младший политрук, как бы между прочим задавал новичку самые разные вопросы, в свою очередь рассказывая ему смешные истории из жизни роты; при этом он всё время бросал на Ису внимательные взгляды, явно его оценивая. Иса, в свою очередь с любопытством присматривался к лицам солдат роты, большинство из которых уже успели повоевать. Ему понравилось, как уверенно, спокойно вели себя эти люди, каждый из которых уже знал, что должно было случиться 28 июня.

Нравился Исе и Гречаный. Единственое, что его смутило: заместитель командира взвода не смог ответить на вопрос о том, что взвод должен будет делать, если огневой налёт будет нанесён не по передней, а по основной траншее. Гречаный посмотрел с некоторым удивлением, почесал затылок, и ответил, стараясь говорить уверенно, что нужная команда обязательно последует.

Первые два дня взвод был в порядке. Солдаты продолжали осваиваться на позициях, чистили оружие, обустраивали стрелковые ячейки – и в основной траншее, и в траншее передней линии. Постоянные тренировки, организуемые Исой, согласно уставным требованиям: по быстрому продвижению по ходам сообщения, по занятию огневых позиций, по действиям в случае обстрела или воздушного нападения, его сержанты и солдаты выполняли охотно, несмотря на насмешливые покрикивания солдат других взводов. Но Ису эти насмешки не трогали, так как ему было необходимо, чтобы его бойцы обрели настоящую слаженность. Без этого – как учили в школе младших лейтенантов, подразделение является не боевой единицей, а просто группой вооружённых людей.

Иса жалел, что комроты, чтобы раньше времени не провоцировать немцев, запретил ему устраивать бойцам и стрельбы. Обращаться с оружием новобранцы умели – двухнедельные сборы с ними были проведены, но Иса не был уверен, что они не забудут все свои умения, когда начнётся бой.

26 июня нервы у новобранцев начали сдавать. Даже горячую кашу, которую, как всегда перед рассветом доставили во взвод с батальонной кухни, часть солдат Исы не стали есть, объясняя это просто: «Не лезет». Разговоры между бойцами стали нервными, шутки не смешными; некоторые начали время от времени смеяться без повода. Около полудня в траншее вдруг послышалась ругань – когда же Иса и помощник командира взвода старший сержант Крамаренко подбежали к ссорящимся, те даже не могли вспомнить, из-за чего возник конфликт.

От отца, прошедшего Гражданскую, Иса слышал, что такое поведение людей перед боем было признаком того, что они чувствуют приближающуюся смерть.

Усилия командиров отделений, которые пытались привести солдат в чувство, объясняя, что бояться на фронте нельзя, так как страх – главный враг, мешающий действовать правильно, ни к чему не приводили.

А вскоре после полудня, старший сержант Крамаренко сообщил Исе, что один из солдат «оцепенел». Рядовой Вохряков в какой-то момент просто сел на дно траншеи и перестал реагировать на окружающее. Его толкали, пинали, даже окатили водой, но он продолжал сидеть словно статуя, глядя, не мигая, на земляную стенку.

Ротный санинструктор Иванов, тридцатилетний хмурый ворчун, сделал заключение, что Вохрякова нужно отправить в лазарет, откуда он, скорее всего, попадёт в психушку. Но Иса сделал иначе. Он приказал двум солдатам поставить Вохрякова на приступок стрелковой ячейки, лицом в сторону немецкой позиции и держать его так, не давая упасть. Затем Иса вынул пистолет и выстрелил над головой «оцепеневшего».

Немедленно со стороны далёкой немецкой позиции раздалась пулемётная очередь. Стоявшие рядом с Вохряковым солдаты дружно охнули, увидев, как сразу после того, как над траншеей понеслись пули, его тело вдруг дёрнулось, а рука ухватила за дуло прислоненную к стенке траншеи винтовку.

С этого момента сержанты взвода и даже строгий Крамаренко стали относится к командиру более уважительно. Иса не подавал виду, но ему это было приятно. Но особенно Исе понравилось то, что Головач вдруг перестал хмуриться, когда они встречались глазами.

Ближе к вечеру, зайдя в окоп миномётного отделения, оборудованный в нескольких метрах позади траншеи, Иса заметил синяки на лицах двух бойцов, сидевших рядом у стенки окопа. Сержант Самочинный и Головач, как ни в чём ни бывало, возились с миномётом.

–Что у вас тут? – спросил Иса сержанта и подозрительно покосился на Головача.

–Нормально с бойцами! – ответил сержант, хлопая Головача по плечу. – Так, веселим друг друга, чтобы не было страшно!

И странно: оба побитых бойца рассмеялись. В этот момент, в первый раз за эти дни, Иса увидел на лице Головача искреннюю улыбку.

27 июня во взвод был прислан противотанковый расчёт – двое стрелков с ПТР Дегтярёва. Сержант и второй номер – рядовой, представившись Исе, деловито расположились в основной траншее, без долгих церемоний «выселив» одного из бойцов из его ячейки. Разложив рядом брезентовые сумки с тяжёлыми 14,5-мм патронами, они принялись сапёрными лопатками переделывать ячейку, обустраивая её на два места. В передовой траншее они свою позицию оборудовать не стали, пояснив Исе, что у ПТРД дальность эффективной стрельбы 800 метров.

К концу дня сильно посмурнел старший сержант Крамаренко. Он начал уже излишне строго придираться к бойцам, зло ругая их за малейший непорядок, вроде валяющегося под ногами патрона или неровно прислоненного стенке траншеи оружия.

После того, как незадолго до заката по ротам прошёл общий приказ всем бойцам находиться на своих местах, при оружии, спать посменно, не раздеваясь и быть готовыми к началу немецкого наступления, солдаты взвода Исы зачастили к ходу сообщения прорытому от траншеи к отхожему месту.

Прислушиваясь к себе, Иса всё время ждал, боялся того, что и его вдруг начнёт ломать, что он, так уважающий себя, знающий как воевать и к этому готовый, вдруг тоже поддастся страху смерти, опозорит себя перед солдатами и перед самим собой. Но нет, страх не приходил. Мысль о том, что какая-нибудь пуля вдруг разрушит его крепкое тело, не заставляла сердце Исы биться быстрее. Помогали ему и воспоминания об Эльзе, никогда ничего не боявшейся.

Около двенадцати ночи Иса увидел идущего по траншее офицера, не относившегося к его роте. Высокий майор–пехотинец подошёл к Исе, оглядел его недобрыми внимательными глазами и вдруг улыбнулся.

–Вы, кажется, Иса Межиев? А я – майор Ермаков. Вам привет от Эльзы и ваших друзей.

–Ермаков? Эльза говорила. Вы – тот офицер, который помог ей у Сада Пионеров. Но… вы были капитаном.

–Был. Теперь – майор.

Ермаков покосился на солдат, с интересом прислушивавшихся к их разговору, и кивнул Исе на блиндаж.

–У меня мало времени. Я – помощник командующего фронтом, проверяю готовность обороны к наступлению немцев. Но к вам у меня небольшое личное дело, не терпящее отлагательств.

Когда они вошли в пустой блиндаж, Ермаков первым делом посмотрел на часы, затем сел на топчан, указав Исе на соседний.

–С некоторого времени я себя чувствую обязанным Эльзе, – сказал майор. – И поэтому считаю необходимым помогать людям, которые ей дороги. Вы, а также Иван и Сева ей дороги.

–Всё это из кино! – бросил Иса, которому не понравилось то, что этот чужой человек, каким-то образом считает себя связанным с Эльзой. – Мне нужно ко взводу, товарищ майор.

–я вас надолго задерживать не стану. Эльза говорила, что вы очень смелый. Но, так как вы ещё не были в реальном бою, я должен сообщить вам порядок правильных действий на случай отступления.

Иса хотел было гордо возразить, что отступать не собирается, но майор с таким сочувствием посмотрел на него, что Иса сдержался.

–121-я дивизии укрепилась хорошо, тыл её, у деревни Расховец, подпирает 111-я стрелковая бригада; недалеко находится 14-я танковая бригада. Однако с соседями 121-й не всё в порядке. В стоящей севернее 15-й стрелковой дивизии 13-й армии я ещё не побывал, но командующий фронтом считает, что 15-я может не выдержать концентрированного удара. Такое же у меня сложилось мнение о вашем соседе слева – 160-й стрелковой. Если 15-я или 160-я дивизии попятятся, вскоре придётся отходить и 121-й. В связи со всем этим, вам нужно кое-что знать. Надеюсь, приказы в вашу роту, в ваш взвод будут поступать чёткие, но я много раз слышал, ещё в 41–м году, как погибли подразделения, которые, получив приказ на отход, пошли не туда. Поэтому знайте: в случае отступления, чтобы не попасть в окружение, отсюда нужно двигаться на северо-восток, по дороге, ведущей от станции Черемисиново к селу Расховец, а далее к переправе через реку Кшень.

Ермаков умолк и встал. В этот момент Иса, наконец, решил для себя, что майор – хороший человек.

–Пойдёмте, товарищ майор! Мне, и правда, нужно к солдатам.

Ермаков дружески хлопнул Ису по плечу, с высоты своего роста чуть наклонился к его лицу.

–Эльза очень хочет, чтобы вы были осторожнее. Постарайтесь, младший лейтенант! Смелому человеку тоже не следует глупо погибать.

–Ничего. Разберёмся!

Ермаков снова внимательно посмотрел ему в лицо и шагнул к выходу из блиндажа.

Вокруг царила ночь, тихая, безветренная, наполненная ещё остаткам дневного тепла. Стоявшие в ячейках солдаты неотрывно смотрели на запад, в сторону немецких позиций.

–Тихо слишком. И осветительных ракет не запускают, – сказал командиру старший сержант Крамаренко. – Видно, на минных полях теперь возятся. Разминируют.

Не выдержав напряжения, кто-то из взвода Исы выстрелил в темноту. Тут же раздалась злая ругань одного из командиров отделений. Но и на выстрел немцы не ответили.

По траншее в который раз пробежал вестовой командира полка с увещеванием не спать и соблюдать бдительность.

–Быстрее бы пошли! – проворчал кто-то в траншее.

Его тут же изругали в два голоса, и нетерпеливый умолк.

–Прощайте, Иса! – сказал Ермаков. – Мне, пора уходить.

–Со мной повоевать, значит, не хотите?

–я должен ещё побывать в 15-й стрелковой дивизии, – ответил Ермаков, не реагируя на иронию. – Там оборона может посыпаться, и я об этом должен вовремя сообщить командующему фронтом. А вы уж постарайтесь здесь. Помните, что я вам сказал!

Он с силой пожал Исе руку и пошёл по траншее. Вскоре его высокая фигура растворилась в темноте.

Около трёх часов ночи, Иса, сам не зная почему, положил на земляную приступочку свою каску, встал на неё и словно охотник на шорох лап зверя, принялся всматриваться в южном направлении, где очень далеко, за позициями 160-й дивизии небо вдруг посветлело и, откуда послышался глухой гул.

–А ведь правда, командир: как бы гроза, – сказал стоявший рядом Крамаренко. – Но я такое слышал. Пушки там во всю палят.

И в этот момент сзади, со стороны НП комполка раздались два пистолетных выстрела – оговорённый сигнал о том, что где-то на ближнем участке фронта немец, наконец, двинулся за своей смертью.

Глава 8. Зверь двинулся

Первый снаряд разорвался в трёх метрах от основной траншеи роты. «Случайный перелёт, или они целят не в переднюю позицию, а сюда?» – мелькнуло в голове Исы. И тут же череда разрывов накрыла полк, вычертив огненную линию по всему участку его обороны.

Многоголосый отчаянный крик разнёсся по траншее, но сразу же был поглощён чудовищным грохотом взрывающихся повсюду снарядов.

Иса упал на дно траншеи, ткнулся лицом в землю и запоздалым суетливым движением прикрыл голову каской. Земля дрожала под ним, сверху на него что-то сыпалось, в воздухе стал чувствоваться запах крови.

Тяжёлое словно куль с камнями, на Ису упало тело. Он взвыл, пихаясь изо всех сил. И с ужасом увидел рядом мёртвое лицо Крамаренко.

–Нет, не так! Нет! – зарычал Иса, пытаясь встать.

Волны горячего воздуха носились по траншее, шевеля тела лежавших в ней людей. Иса подумал, что вокруг уже нет живых, но, подняв голову, увидел двух солдат, стоявших в метре от него на четвереньках. Они смотрели на своего взводного так, словно ждали, что он может остановить этот страшный обстрел.

Иса вдруг словно посмотрел на себя со стороны. Жалкий, измазанный землёй, привалившийся к стене, чтобы не упасть, уже мало похожий на командира. И всё-таки командиром он был, обязан быть.

–Взвод, встать! Быстро! – изо всех сил заорал он. – В переднюю траншею, мать вашу!!

Стараясь снова не упасть, Иса бросился по траншее, пиная лежащих солдат, поднимая их на ноги. Один за другим его бойцы ныряли в ход сообщения, ведущий к передней позиции. У многих на головах не было ни касок, ни даже пилоток, но все они были с оружием.

Пробежав весь участок своего взвода, Иса остановился, увидев, что до следующего изгиба траншеи в ней лежат только трупы. Соседний взвод был полностью уничтожен.

Осколки продолжали бить по брустверу, стенки траншеи быстро осыпались, её дно колебалось так, что, казалось, вот–вот в нём образуется провал.

Тут новая горячая волна снесла Ису с ног. На этот раз он поднялся быстрее, уже не хватаясь за стену. Иса понимал, что ведёт себя глупо, медля с уходом, но он снова встал на приступок и огляделся, пытаясь увидеть, что происходит на дальних участках позиции батальона. За густым дымом и непрерывно разлетающимися вокруг земляными брызгами трудно было что-либо разглядеть.

Кто-то ухватил его сзади за руку и потащил к ходу сообщения. Иса инстинктивно вырвал руку.

–Чего стоишь, командир? – злобно закричал ему в лицо Головач. – Сдохнуть здесь хочешь?

–Руки убери! – прохрипел в ответ Иса, но за Головачом всё-таки побежал.

Недалеко от начала хода сообщения Иса увидел валявшееся на дне траншеи противотанковое ружьё. Двое мёртвых бронебойщиков лежали у развороченной взрывом стрелковой ячейки. Едва Иса шагнул туда, словно тонкая игла царапнула его по руке. Он ткнулся спиной в стенку окопа, завозился, повторяя:

–ПТР взять! ПТР взять!

Головач яростно выругался, сбросил с плеча винтовку, метнулся по траншее и через несколько секунд вернулся, волоча за собой одной рукой противотанковое ружьё, а в другой неся несколько сумок с патронами к нему.

Когда они появились в передовой траншее, со всех сторон понеслись радостные крики:

–Командир! Командир здесь!

Ротный санинструктор Иванов тут же подбежал к Исе и принялся обрабатывать спиртом глубокую царапину от осколка на его правом предплечье.

–Отделенных ко мне! – приказал Иса.

И только в этот момент он с радостью осознал, что передовая траншея обстрелу не подвергается.

–Семеро убитых во взводе, – доложил командир первого отделения Яговдик. – Пока по списку 43 человека. Оружие с собой, но ящики с запасом патронов там остались. Один пулемёт разбит, и миномёт немцы угробили. И петеэрщиков. Хорошо хоть ружье Головач принёс.

–Да, видно, нафотографировали «рамы» нашу основную позицию, – зло произнёс Иса. – Всё разглядели!

Он отнял у санинструктора свою перевязанную руку, болезненно поморщился, указал стоявшим рядом сержантам в сторону немцев.

–Скоро полетят бомбами нас добивать. Всем теперь здесь маскироваться, чтобы с воздуха в траншее людей видно не было! Пусть хоть землёй бойцы засыплются! А, как только обстрел закончиться, отправить в основную траншею половину бойцов, кто пошустрее. Чтобы перетащили сюда уцелевшие боеприпасы. Пусть выяснят ещё, что с другими взводами, и что там, на позициях артиллеристов. А посыльному Святкину, наконец, важное дело: пусть отыщет командира роты, если тот жив, или того, кто вместо него.

–Значит, воевать здесь будем? – спросил Яговдик.

–Как комроты прикажет. Но лучше бы здесь затаиться, – Иса говорил быстро, глотая слова. – Как бы: там почти все погибли, а здесь никого нет. Тогда мы немцам засаду устроим.

–А ну как самолёты решать и сюда ударить?

–Мы их к основной позиции подманим – десяток бойцов там выставим. Они на подлёте самолётов сделают по ним пару залпов трассерами.

Сержанты только покачали головами, снова удивившись сообразительности молодого комвзвода.

Через сорок минут артобстрел прекратился. И сразу же вдалеке стал слышен гул моторов.

–Пятнадцать минут, чтобы обернуться! – крикнул Иса посыльному Святкину, первым бросившемуся по ходу сообщения.

За посыльным к основной траншее поспешили назначенные бойцы. Среди них были десять солдат, вооружённых самозарядными винтовками Токарева.

«Надо было им «мосинки» взять! – запоздало подумал Иса. – СВТ, если в грязи побывала, ненадёжна».

Между тем вдалеке, за вражескими траншеями нарастал гул моторов. Одновременно высоко в небе в свете Луны стали видны вражеские самолёты. Около четырёх десятков чёрных точек плыли с запада ровными линиями.

Неожиданно в траншею стали быстро входить солдаты и сержанты из других взводов роты.

–К вам под команду, товарищ младший лейтенант! – сказал черноусый сержант. – Все как есть – двадцать два человека от двух взводов. А офицеров всех побило. Святкин сказал, что наши здесь – ну и мы сюда.

–Значит, комроты и Гречаный погибли?

–Как есть. Вы у нас в роте последний офицер.

Между тем, вражеские самолёты быстро приближались.

–Разбейте ваших солдат на две группы, и пусть идут на фланги! – приказал Иса. – Командиров выберите сами. Теперь нас всего пол роты, а держать придётся весь ротный участок!

Со стороны основной позиции навстречу самолётам понеслись короткие прочерки трассирующих пуль. Одновременно в траншею начали один за другим возвращаться бойцы взвода с патронными и гранатными ящиками.

–По местам, и замерли! – закричал Иса, и голос его по-мальчишески истончился. – Начинаем! Начинаем воевать!

Пикирующие бомбардировщики летают только в светлое время суток, поэтому на рассвете 28 июня на советские дивизии обрушили бомбовый груз с высоты тяжёлые «Хейнкели–111». Цели они накрыли, окончательно разрушив большую часть советских траншей на участках прорыва. Другие группы «Хейнкелей» совершили налёты на выявленные авиаразведкой сосредоточения советских резервов, на командные пункты, узлы связи. В результате 15-я, 121-я и 160-я стрелковые дивизии понесли очень большие потери. Некоторые части потеряли до 80 процентов личного состава; было разгромлено не менее половины артиллерийских батарей. Сильный налёт был совершён и на находившуюся недалеко от реки Тим в полосе обороны 121 сд, станцию Черемисиново, где был разбомблен бронепоезд «Челябинский железнодорожник».

У Брянского фронта по-прежнему не было серьёзной авиационной поддержки, так как эшелоны с топливом для самолётов 2-й Воздушной армии, которая срочно перебазировалась на аэродромы фронта, туда ещё не прибыли. Действующих авиагрупп не хватало даже для прикрытия фронтовых аэродромов. Поэтому удары от них отводились в основном благодаря оперативно организованным ложным аэродромам. Уже 28 июня только на ложный аэродром у реки Кшень немцами было совершено двести двадцать семь самолетовылетов.

Немедленно после окончания авианалёта немецкие сапёры начали взрывать свои и советские минные поля, чтобы открыть путь для наступательных действий пехоты и танков.

4-я танковая армия Вермахта двинулась в наступление на участке Щигры–Тимское. Прорвать советскую оборону там было назначено её 48–му танковому корпусу, в который входили три танковые дивизии – 9-я, 11-я и 24-я, элитная моторизованная дивизия Вермахта «Великая Германия» и пять пехотных дивизий.

Той же ночью южнее 48-го немецкого танкового корпуса, на позиции 212-й стрелковой дивизии 40-й армии пошли в наступление передовые пехотные дивизии 2-й Венгерской армии – 6-я и 9-я.

121-я стрелковая дивизия оказалась на острие удара 9-й немецкой танковой дивизия, в которой было около 80 танков. Танковую дивизию поддерживала немецкая 377-я пехотная дивизия.

30 вражеских танков, появившихся из-за холмов напротив позиции роты, не произвели на Ису особо сильного впечатления. После только что пережитой чудовищной бомбёжки, это испытание показалось ему вполне посильным. Да, в роте, и, видимо, во всём полку стало меньше людей и орудий. Но воевать можно было и так. Посыльный Святкин сообщил, что противотанковая батарея 297-го артиллерийского полка из шести 45-мм орудий потеряла лишь два и готова нанести удар по вражеским танкам, когда они на сто метров подойдут к передовой траншее. В подкрепление батареи командир полка подполковник Шабанова прислал два 76,2-мм орудия и две 12,7-мм зенитные установки.

–Комбат майор Аристов назначил вас исполняющим обязанности командира нашей роты, – уважительным тоном сообщил Святкин. – Надеется на вас!

Иса холодно кивнул и снова приник биноклю, продолжив наблюдение за танками. Как он и ожидал, немцы применили свою обычную тактику прорыва, о которой говорили преподаватели в школе младших лейтенантов. Немецкие танки шли двумя линиями: в первой было десять средних танков PZ-III, за ними – два десятка лёгких PZ-II. Пехота же – около батальона, передвигалась перебежками в трёхстах позади. Расчёт был на то, что танки добьют оставшиеся советские огневые точки, отутюжат траншею, а затем туда ворвутся немецкие пехотинцы. Такая атака в учебниках называлась «крейсерской».