Текст книги "Дети Империи"

Глава 6
Антоновка вступает в бой

Его накрыла волна света и морозного воздуха, ноги провалились в неглубокий наст. Впереди, за ветвями густого кустарника, виднелась малоезжая дорога. Виктор захлопнул дверь, которая снаружи была замаскирована как часть накрытой досками поленницы распиленного сухостоя, и начал продираться сквозь кусты. Сзади в лесу продолжала надрываться сирена. Было не очень холодно, сверху сияло солнце; с еловых лап на голову и за шиворот обильно сыпался снег, но на это он уже не обращал внимания. Оба конца извилистой, как змея, дороги терялись в лесу, вокруг не было видно ни души. Виктор прислушался, надеясь уловить с какой-нибудь стороны гудки машин или лай собак… Это оказалось бесполезным: сирена все заглушала своим нудным, уже опротивевшим ему воем. Он хотел уже бросить жребий, в какую сторону идти, но тут заметил что-то темное, мелькнувшее вдали за деревьями; бросившись прочь с дороги, он спрятался за стволом толстой, раздвоенной выше человеческого роста сосны и снял автомат с предохранителя.

Из-за поворота неспешно показалась старая, еще довоенная газовская полуторка сизо-зеленого цвета, казавшаяся на фоне снега почти черной. В кабине был виден один водитель, а в кузове на ухабах громыхали и побрякивали пустые алюминиевые бидоны.

«Блин, а если это уже тридцать восьмой? Ну и черт с ним!»

Виктор достал из кармана выданное вчера красное удостоверение, переложил его в левую руку и, когда неторопливая полуторка по звуку стала совсем близко, выскочил из-за дерева и замахал развернутым документом, держа автомат в правой руке стволом вверх:

– Стоять! Государственная безопасность!

Из дверцы вынырнула фигура водителя в шапке с завязанными сверху ушами.

– Стою. А в чем дело? Мне на ферму надо!

«Однако народ непуганый. И к чему это? Ладно, потом спросим, какой год».

– К ближайшему телефону, срочно!

– Ну так я туда еду, садитесь, что ли…

Виктор запрыгнул в кабину.

– Скорее! Дорога каждая минута! Диверсанты могут уйти! – Он взглянул в прыгавший сбоку квадратик зеркала, нет ли погони; впрочем, на этой таратайке даже от велосипедиста не оторвешься. – Если что-то увидите, не останавливайтесь! Если доберетесь до телефона один – звоните в госбезопасность майору Ковальчуку, передайте: на объект нападение, диверсантов двое или больше, используют новое, неизвестное нам оружие ближнего боя, имеем много потерь. Сообщил Еремин. Запомнили?

– А как же! Так вы сами сейчас и позвоните.

Полуторка въехала на улицу Антоновки, проскочила вдоль шеренги одноэтажных шлакоблочных домов, горбящихся мансардами, и свернула вдоль электролинии к беленому зданию фермы.

– Ка-ать! Ка-ать! – крикнул парень из открытой двери. – Телефон покажи товарищу!

На порог выскочила молодая женщина в фуфайке и сапогах.

– Сюда проходите! А ты разворачивай! – крикнула она уже на шофера. – Что мы тебе – будем фляги через кабину кидать?

– Да сейчас разверну, погоди ты! Видишь, дело какое! Диверсантов ловят!

– Да без тебя словят, непутевый, разворачивай! И так прождались!

– Не словят! Мне лично товарищ спецзадание дал, а ты кричишь. А на этой развалине куда успеешь, куда, видишь? Ну вот, опять заглохла…

Худощавая старушка крутила диск телефона.

– Але! Управление! Это с Антоновки говорят! Тут с Ковальчуком просят соединить срочно. Что? Передаю трубку.

– Алло! Говорите! Слушаю вас! – зазвучал в трубке знакомый голос.

– Это Еремин!

– Что? – В трубке защелкало, видимо, включили запись.

– Совершено нападение на объект. Нападавших не менее двух, – торопливо объяснял Виктор, держа автомат наготове и косясь на дверь, – применяют гипноз или иное неизвестное оружие, охрана не может оказывать сопротивления, много потерь, я бежал через третий ход…

– Где сейчас находитесь?

– Антоновка, молочная ферма на окраине села, где телефон.

– Оружие есть?

– Автомат… три рожка.

– Оставайтесь там, к вам подъедут! Будьте осторожны, не высовывайтесь! На рожон не лезть!

– Пусть ко мне подъедет тот, кто меня хорошо знает! Чтобы я мог проверить, что его сознание не под контролем, понимаете! Иначе я себя ликвидирую!

– Мы поняли! Подъедет человек, вам знакомый!

В окно Виктор увидел, что к ферме спешит чувак с двустволкой в руках. «Черт, это еще кто?»

Скрипнула дверь.

– Не входить! Оставайтесь на месте!

– Это Лужин Николай Павлович! Я насчет народ поднять на задержание диверсантов!

– Отставить народ! Всем укрыться в погребах и подпольях!

– Батюшки! – воскликнула старушка, продолжавшая стоять подле телефона; очевидно, она тут была за старшую. – Нешто атомная война началась!

На улице послышалось гудение двигателей. В окно Виктор увидел, что по улице промчались два длинных, похожих на крокодилов, бронетранспортера в зимнем камуфляже, и за ними, гремя гусеницами, прокатилась самоходная зенитка с задранным в небо шестиствольным орудием с вращающимися стволами – видать, и есть тот самый калашниковский «Кактус». «Еще паника начнется», – подумал Виктор.

– Нет, это временно! И с фермы народ пока отведите!

– Слышали, что говорят? – обратилась старушка к собравшимся вблизи женщинам в спецодежде. – В погребе спрячьтесь!

– Никитична, а скот как же? Милка не сегодня завтра отелится!

– Не уйдет твой скот! Сказали – временно! – отрезала старушка, продолжая, однако, сама стоять рядом.

– Вы тоже с ними, в погреб идите!

– А мне нельзя, я здесь ответственная! Я эту ферму сама строила, и поскольку жить мне осталось мало, то пусть я лучше на этой ферме умру, а коров своих в обиду не дам! Вон они, красавицы, каждая на моих руках росла!

«Ну что ты будешь делать… Ладно, будем надеяться, что и гипнозом такую не сразу скрутить».

По улице прогрохотал гусеничный арттягач с брезентовым кузовом и остановился на околице у водокачки. Из него выпрыгивали солдаты и растягивались в цепь вокруг фермы; еще три таких же проследовали мимо него, свернув с дороги, в обход леса. В лесу послышалось нестройное татаканье автоматов. Со стрекотом невысоко над лесом плавно проплыли один за одним два поджарых самолета с высоко поднятыми над фюзеляжем оранжевыми крыльями и широкими лыжами вместо шасси, необычайно напоминавшие немецкие «шторьхи»; видимо, с Бордович подняли авиацию ОСААФ. Еще через пару минут со стороны брянского аэропорта показались три звена легких вертолетов и один тяжелый, транспортный, с двумя винтами вдоль фюзеляжа, появился со стороны Сещи и завис высоко в воздухе. Один из легких вертолетов, судя по звуку, вернулся и стрекотал где-то над фермой, не видимый Виктору из окна.

На дороге показался знакомый серый «старт» и остановился поодаль от фермы. Из него вышел майор Ковальчук и помахал в воздухе руками.

– Внимание! – рявкнул кто-то из ручного мегафона, стоя позади машины. – Сейчас к вам подойдет наш сотрудник, у него нет оружия!

«Ну, это уже как в фильмах про террористов, – с некоторым недовольством констатировал про себя Виктор. – Еще подумают, что я эту бабку в заложники взял».

– Все, вы бы, бабушка, отошли сейчас на минуту.

– А зачем? Я тут не мешаю.

– Вы не поняли, товарищ…

– Колбенцева Мария Никитична я.

– Вам, товарищ Колбенцева, поручается задание выйти навстречу товарищу майору и сказать: «На вопрос отвечать не спешите, вопрос требует обдумывания». Как меня поняли?

– Значит, на вопрос отвечать, это, не спешите, он, вопрос то есть, требует обдумывания. Верно сказала-то?

– Верно. Далее следуете до машины и ждете дальнейших указаний. Понятен приказ?

– Понятен, сыночек, как не понять-то.

– Выполняйте.

Никитична выглянула из-за двери и крикнула:

– Не стреляйте, товарищи, свои! Это завфермой Колбенцева, мне с товарищем майором поговорить надо. Чего? Можно идти?

Никитична подошла к Ковальчуку и что-то пошептала ему на ухо, тот кивнул. И она засеменила к машине. Ковальчук, не спеша и держа руки на виду, подошел к дверям.

– Товарищ майор, вы насчет вопроса поняли?

– Да, Виктор Сергеевич. Мне передали. Отвечать, обдумав.

– Назовите дату смерти Сталина. Не спешите…

– Ответ готов. Можно говорить?

– Да.

– Тысяча девятьсот пятьдесят третий.

Виктор опустил автомат вниз стволом, поставил на предохранитель и аккуратно приставил к стене.

– Все, можно заходить. Вон там автомат, вот рожки.

Вошедший Ковальчук подобрал оружие и внимательно окинул Виктора взглядом.

– С вами все в порядке?

– Со мной – да, с остальными – не знаю. Комендант и начальник караула остались прикрывать, потом слышал падение двух тел.

– Давайте в машину, по дороге расскажете.

– А вы быстро поняли, в чем смысл вопроса, – заметил Виктор, когда они с майором уже спешили к «старту».

– Детский вопрос, – хмыкнул Ковальчук. – Сталин жив.

Глава 7
Время амазонок

Фразу о том, что «Сталин жив», Виктор воспринял как один из местных стереотипов. Бога нет. Сталин жив. Так принято.

В машине оказалось приличное зимнее пальто его размера, роста и полноты, шарф и черная каракулевая шапка пирожком, все очень хорошо подходило к фигуре, лицу и сочеталось друг с другом. Так быстро все подобрали? Или комплект местной одежды был подобран для него заранее? Странно… Впрочем, странного за эти дни здесь было очень много, например, та же система его охраны – как-то не так он себе ее представлял для подобных случаев. И не то чтобы те, кто ее создавал, не знали, как ее делать; скорее, они плохо представляли себе, от кого ее делать. Поэтому что-то было сделано с чрезмерным усердием, а что-то упустили или сознательно пренебрегли. То ли предполагалось, что на объект нагрянут какие-то необычные иностранные спецслужбы, то ли вообще что-то необычное в духе тех же «Секретных материалов». Инопланетян они ждали, что ли? Хотя, с другой стороны, а кто сказал, что нагрянули не инопланетяне?

«Старт» урчал двигателем, продвигаясь по извилистой дороге. Виктор старался как можно подробнее поведать Ковальчуку все, что он успел узнать об этом странном нашествии. Запищала рация; сидевший впереди сотрудник передал трубку майору.

– База-двенадцатая слушает. Заявку принял. Сколько разбили банок при перевозке? Записываю. Нет, капусту не отпускать. Дождитесь машины семьдесят два восемнадцать БРБ из промкооперации и грузчиков. Торгуйтесь с заготовителями о цене поставок. Бакалейный ларек опечатайте для ревизии, гири сдайте на склад, только чтобы без антисанитарии. Конец связи.

«Кодом пашет, – подумал Виктор. – Что-то примитивно для пятьдесят восьмого. Скремблер бы им. Наивно как-то про капусту. Впрочем… Если у них тут мобилами торгуют, то и на овощебазах может быть ведомственная радиосвязь. На железной-то дороге она уже есть!»

– Похоже, что наших гостей армейские подразделения блокировали на краю леса, – пояснил Ковальчук. – Как вы и говорили, двое, пытаются отстреливаться из снайперской винтовки и пулемета, видимо, захватили на чердаке. Среди солдат трое легко ранены. Армейцы их брать не будут, уговаривают через мегафон сдаться, сейчас высадят нашу спецгруппу – она займется. С этими феноменами есть о чем побеседовать в другом месте…

Машина скрипнула тормозами. На дороге наискось, загораживая весь путь, торчал знакомый Виктору крокодилистый транспортер. Сквозь все еще доносившийся из лаборатории вой сирены было слышно, как кто-то распекает водителя, – как понял Виктор из виртуозного сочетания слов, за заглохший двигатель. Элементы бардака в отдельно взятых частях, надо полагать, еще имели место.

Ковальчук с Виктором вышли из машины. Виктор внезапно узнал в окружающей среде то самое место, где совсем недавно он тормозил полуторку.

– А если через третий ход? – спросил он. – Тут недалеко.

– Нельзя. Неизвестно, что там гости использовали. Могли заминировать, применить отравляющие вещества, бактерии. База блокирована, туда только войдут для эвакуации раненых. Я предупредил, чтобы работали в химзащите. Так что, если все нормально, то, надеюсь, вашу верхнюю одежду вам вернут через пару-тройку дней. В этой нормально?

– Просто отлично. Как будто специально на меня шили.

Сзади по дороге подъехал армейский джип, внешне похожий на послевоенный «газик», но покрупнее, размером этак примерно с ленд-лизовский «додж», с колесами под стать небольшому грузовику. Хоть пушку на нем тягай, только, наверное, бензина много жрет. Задняя дверца приоткрылась, и оттуда показался плотный военный с жесткими чертами лица, в папахе, с погонами, на которых были два просвета и две звездочки. Интересно, в каком году здесь погоны обратно ввели?

– В чем дело? Почему гражданские машины в зоне операции?

– Подполковник Сумков? Я майор Ковальчук, министерство госбезопасности. Оперативно ваши орлы сработали, сразу блокировали район.

Тут Виктор убедился, что в данной реальности звания МГБ формально или неформально считаются выше армейских даже при отсутствии погон. Подполковник сразу позиционировал себя как по званию равный Ковальчуку или даже чуть ниже.

– Так против лома нет приема! Только услышали сирену и сигнальные ракеты увидели – сразу по тревоге поднялись. Тут вон у нас еще в этом году много китайцев служить прислали, они парни крепкие, неприхотливые. Правда, вот на новой технике их обучать трудно. Какое у них образование-то при японцах было?

Сирена в лесу смолкла, но тут же сзади по дороге послышался треск гоночного мотоцикла. Из-за поворота дороги вылетел мотоциклист без шлема; оглушительно вереща форсированным движком, оставляя за собой след сизого дыма и взметая задним колесом бурун спрессованного снега, он лихо проскочил мимо джипа по краю обочины дороги, тормознул с разворотом, зарывшись в облаке взметенной снежной пыли, так что чуть не лег набок, и остановился возле их «старта». И тут только Виктор узнал, что это Зина.

Зина сидела верхом на мотоцикле для ледовых гонок, с шипованными колесами, без фары, но с высоким мощным хромированным рулем, иметь который почел бы за честь любой байкер. Стальной конь был далек от форм дамских велосипедов, поэтому Зинино пальто было до половины снизу расстегнуто, а узкое платье завернулось кверху, обнажая бедра так, что были видны подвязки чулок. Платок на голове сполз назад, и волосы растрепаны ветром. Одним словом – амазонка двадцатого века. За спиной у нее болталась объемистая зеленая сумка с красным крестом, а на боку – еще одна сумка, поменьше, противогазная.

– Живой? – крикнула она Виктору.

– Гражданка! Кто вас провел через оцепление? – рявкнул Сумков.

– Мотоцикл, товарищ полковник!

– Кто?.. Да вы в своем уме, гражданка?

– Товарищ Нелинова – наш эксперт, – заметил Ковальчук.

– Что же вы, товарищ эксперт? Вас же подстрелить могли!

– Осназ бы подстрелил, товарищ полковник, – заметила Зина, слезая с мотоцикла, – а срочники – не успеют. Я врач, и мое место рядом с ранеными.

Подполковник, видимо, очень уважал врачей и поэтому ничего не ответил. В «старте» вновь запищала рация, и из машины донеслось: «Грузчики вызывают базу-двенадцать!» Ковальчук пошел к трубке.

– Не холодно? – спросил Виктор у подошедшей Зины.

– Жарко… Я, как увидела ракеты, медикаменты, пакеты в сумку – и до техшколы ВСО, она у нас рядом. Товарищ майор, – обратилась она к закончившему разговор Ковальчуку, – разрешите следовать на объект для оказания помощи? У меня есть противогаз.

– Следовать на объект не разрешаю, – сухо ответил Ковальчук. – На данный момент на объекте обнаружен весь личный состав подразделения… к сожалению, без признаков жизни. Легкораненым солдатам из оцепления оказана первая помощь, и они уже эвакуированы вертолетом.

– Как… все?.. – Зина как-то растерянно посмотрела на него.

– Да. Плюс водитель и трое ученых, которых он вез для опроса на машине, которой они и воспользовались.

Зина медленно повернулась к Виктору.

– Послушайте… – как-то глухо начала она. – Послушайте, да скажите же вы им наконец! Скажите!

– Эксперт Нелинова! – резко попытался оборвать ее Ковальчук.

– Как вы можете! – крикнула Зина, глядя в глаза Виктору. – Они же из-за вас погибли! Из-за вас! Чтобы вы жили! Чего вы ждете, скажите!

– Прекратите немедленно! – закричал Ковальчук. – Вы нарушаете! Немедленно удалитесь за оцепление! С вами будет разговор позже!

– Есть удалиться за оцепление… А вы, вы, – крикнула она Виктору, уже заведя мотоцикл и садясь на него, – никогда больше ко мне не подходите и не говорите со мной! Никогда! Никогда!

Зина газанула так, что мотоцикл стал на дыбы; на одном колесе она вырвала свою стальную машину из придорожного сугроба и через мгновение исчезла за поворотом.

– Под Харбином была у нас в войсковой разведке такая, – задумчиво произнес Сумков. – Маша Трофимова. Черт, а не баба. Ранило ее потом – и на гражданку комиссовали.

Крокодилистый бронетранспортер завелся, и они вернулись в машину. Ковальчук задернул занавески на боковых окнах, на заднем стекле и еще одну – перед стеклом, которое могло подыматься, отгораживая первый ряд сидений. Само стекло Ковальчук поднимать пока не стал.

– Пока вас повезут в энскую часть. Это, – он кивнул на занавески, – не для того, чтобы вы не видели, куда вас везут, а для того, чтобы вас не видели. Будем ждать решения.

– Николай Александрович, – Виктор решил идти напрямую, – может, действительно мне пора уже знать, что я должен сообщить? А то только друг друга путаем, а время идет.

– Вы же видели, что Нелинова была не в себе? И вообще она будет отстранена от исполнения обязанностей за нарушения режима секретности и дисциплинарные проступки.

– Ну тогда меня тоже надо отстранять. Это она из-за меня сюда бросилась.

– Это поняли.

– Прошу также учесть, что в моей реальности Зинаида Нелинова была партизанской разведчицей и пала смертью храбрых в сорок втором году.

– Действительно так?.. – Ковальчук минуту промолчал. – Я в сорок втором еще пацаном в школу бегал. И жили мы на Урале, там новый завод начинали строить… Ладно. Будет учтено.

– Так все-таки чего вы все от меня хотели? Я ведь не Буратино. Вы сами вначале спросили меня о каком-то заявлении.

Ответа не последовало. Гудел мотор, машина неспешно покачивалась на ухабах невидимой лесной дороги.

– Теперь-то мы чего ждем? Те, от кого вы меня охраняете, надо полагать, меня уже вычислили. Сегодня прислали двух монстров, а завтра сюда прилетят ядерные ракеты…

– Завтра?! – Ковальчук выпалил это так, что водитель даже машинально слегка тормознул.

– Ну не завтра, послезавтра, через неделю… Это я как пример говорю.

– Да… – заметил майор, вытирая разом вспотевший лоб и поднимая стекло перегородки салона. – Действительно, придется вам все рассказать, а то хорошо, если только до инфаркта окружающих доведете, ибо таких дров наломать можно…

Глава 8
Великая Отечественная термоядерная

– Как вы уже знаете, – начал свой рассказ Ковальчук, – в нашей реальности план «Барбаросса» не был приведен в исполнение и война не началась двадцать второго июня сорок первого года. Случилось что-то необычайно серьезное, что заставило Гитлера полностью – полностью! – пересмотреть все свои планы и ломать тут инерцию, которая сложилась к тому времени во всех слоях общества и толкала его к походу на восток. Точных причин такого шага до сих пор установить не удалось, известно лишь, что поступку фюрера предшествовала его встреча с Гиммлером и несколькими высшими чинами гестапо, детали которой до сих пор содержатся в глубокой тайне. В дальнейшем политика Гитлера имела даже отдельные черты той, которой следует ваша объединенная Германия, например, строительство нефте– и газопроводов из России в Европу. Официально поворот этой политики к новому витку конфронтации с СССР объясняется захватом рейхом ближневосточных нефтяных месторождений. Однако есть сведения о существовании некоей тайной директивы «Аттила». Это не тот план «Аттила» по захвату Южной Франции, который Гитлер то отменял в связи с «Барбароссой», то возвращался к нему. Смысл нынешней директивы состоит в том, чтобы подвести все четыре великие державы к ядерной войне, в ходе которой будет уничтожена нынешняя цивилизация на всем земном шаре и в значительной мере взаимно истреблено человечество, а оставшиеся в живых должны будут вымереть или одичать.

– Странно, – заметил Виктор. – Какая же польза фюреру от войны, в которой никто не выиграет?

– Гитлер рассчитывает сохранить в подземных городах так называемую новую арийскую цивилизацию, которая, по мере того как поверхность Земли будет очищаться от радиоактивного заражения, начнет новое завоевание планеты с помощью современной техники. Директивой предусмотрено, что Земля будет заселена расой высших людей численностью примерно в миллиард, которая не будет нуждаться в рабочей силе представителей других рас – всю работу, недостойную юберменшей, должны будут выполнять машины. Строительство подземных городов ведется под пропагандистским предлогом защиты от «русско-еврейской угрозы», а нынешней милитаристской элите преподносится, во-первых, как средство держать нации рейха в повиновении и единстве, а во-вторых, как средство избежать безработицы и перепроизводства. Господствующие слои вполне устраивает мысль, что речь идет только об имитации подготовки к войне с целью гонки вооружений, ну и в какой-то мере в надежде измотать в этой гонке соперников экономически. Надо также учесть, что если к началу сороковых фюрер имел лишь ограниченную власть над военно-промышленными кругами, то за прошедшие почти два десятилетия бюрократия в рейхе укрепилась настолько, что роль частного капитала в экономике и политике стала почти символической. Так что останавливать вождя сегодня практически некому. Когда на директиве «Аттила» будет поставлена дата, никто не знает, в том числе этого пока для себя не знает и сам Гитлер.

– Если я правильно понял, сейчас – период перед началом Великой Отечественной, только ядерной?

– Можно сказать и так.

– Собственно, я догадывался, для чего нужны линейные города, но не знал, что все так серьезно… А в чем же тут, собственно, моя роль?

– Разъясняю. После того как Гитлер отказался от плана «Барбаросса», он подписал директиву, которая резко расширила планы развития спецслужб, специализирующихся на различных малоизученных методах, начиная с гипноза, попыток чтения мыслей, астрологии, иных способов предсказания и кончая откровенно мистическо-шарлатанскими направлениями. Проверка эффективности этих направлений велась и у нас и, надо сказать, решительного прорыва не дала, хотя есть процент отдельных удачных случаев, которые колеблются на грани между случайностью и закономерностью. В конце сороковых к нам попал некто Цванцигер, перебежавший на нашу сторону сотрудник такого подразделения, который предсказал изменение политики Гитлера и планы, подобные «Аттиле». Вначале к этому предсказанию относились весьма скептически, однако по мере изменений внешней политики рейха и появления косвенных агентурных данных о директиве «Аттила» отношение стало меняться. В частности, среди прогнозов, которые сделал Цванцигер, был следующий: «Году в пятьдесят восьмом в городе, именуемом лесной чащей, на реке, имя которой – правая сторона, в месте, прозванном укрытием или землей обетованной, появится странный человек и спрячет странные предметы. Он скажет, кто он, но не объяснит, как сюда попал, и предупредит о критической угрозе. Неведомые мне силы будут охотиться за ним».

– Понятненько… – протянул Виктор.

– Как вы понимаете, в конце концов пришли к выводу, что город-чаща – это Брянск, или, по-старинному, Дебрянск, река с правым названием – Десна, от слова «десница», место, куда бегут, где укрываются, – это Бежица, где селились беглые. Осталось только подготовить на всякий случай «лабораторию» и ждать. Дальше вам уже все ясно. Вы – странный человек и спрятали странные вещи, вы назвали себя, но не понимаете, как попали, наконец, за вами охотятся «неведомые силы». Остается только критическая угроза. На данный момент это предположительно дата или какие-то иные данные о директиве «Аттила».

– Логично, – согласился Виктор. – Только вот я не только в своей реальности ничего не знал об «Аттиле», но мне даже в голову не могло прийти ничего о подобных бредовых планах. Разве что в фантастических романах встречал. А может, я о какой-то другой угрозе должен сообщить? Про распад СССР или СПИД?

– Ну как вы понимаете, если человечество вымрет, остальное как-то мало будет интересовать.

– И это верно. Ну а такой вариант: Гитлер просто сам никогда не поставит даты на директиве «Аттила» и тогда критическая угроза будет совсем другой?

– Вероятность есть. Но, согласитесь, со всем остальным нам будет как-то проще справиться. Когда вы сказали, что заявлений у вас нет, была принята версия, что вы не знаете, что именно должны сказать, и сообщение об угрозе, скорее всего, окажется случайной фразой в разговоре. Отсюда и случайный характер расспросов; вы должны были или быть невольно наведены на мысль той или иной фразой, или же ваше заявление неосознанно для вас могло быть частью вашего ответа. Поэтому все сказанное вами так тщательно анализировалось. Была также проверена версия, что сообщение было передано вам в состоянии гипнотического внушения…

– Простите, кем?

– Ну мы откуда знаем кем? Если есть явление, то оно может быть кому-то известно и кем-то сознательно использовано для переброски вас в качестве курьера. Например, нами же в будущем.

– То есть вы подозреваете, что я – ваш связной?

– Почему мы должны это отбрасывать? С помощью прибора, который вы вчера видели, вы были незаметно введены в уровень сна, на котором мог быть установлен контакт с подсознательным элементом вашей памяти. Не беспокойтесь, никаких попыток узнать те сведения, по которым вы сознательно обязывались хранить тайну, не предпринималось, только чего же в вас могли заложить бессознательного…

– И что же нашли?

– К удивлению, ничего. Обычно в человеке бывает все-таки что-то кем-то заложено. Например, вы могли воспринять какие-то рекламные или пропагандистские стереотипы. Но ничего так и не обнаружили. То ли в отношении вас данные методы не работают, то ли в вашей истории у людей более развита критичность мышления.

– Не у всех.

– Не стану спорить. В общем, все уперлось в тупик. Смешно, но если бы вы от нас хотели что-то скрывать, было бы проще. Остается только одно – предложить вам вместе с нами искать, что же это за критическая угроза.

– Почему этого не сделали сразу?

– Видите ли… Человеку свойственно домысливать факты. В данном случае мы не можем до конца проверить, что является фактом, а что – плодом вашего неосознанного домысла, подспудного стремления выдать желаемое за действительное. Никогда не доводилось допрашивать свидетелей?

– Нет. Но приходилось говорить с эксплуатационниками по поводу недостатков и отказов продукции, они часто домысливают картину не в ту сторону. В общем, понятно.

– Ну и еще. Нам, так же как и вам, непонятно, почему вы прибыли из другого будущего и из другого СССР. Хотя при этом проще – изменения здесь не отразятся на изменениях у вас, и наоборот.

– Знаете, когда я об этом думал, то вспомнил одну интересную вещь. Ну я рассказывал, что сейчас можно по сети Интернет общаться, в том числе и с теми, кто уехал за рубеж. И вот когда начинают вспоминать СССР, то получается, что мы вроде как бы жили в разных СССР. Очень разных. Одни говорят, что органы их привлекали за рок-музыку и слушание радиоголосов, другие – что собирались спокойно компанией, отрывались под Джингис-хана, стриглись как хотели, носили что хотели, никто за это не напрягал. Одни говорят, что в Союзе есть нечего было, во всех магазинах пусто, одежды нет, обуви нет, а другие – что никогда голодными не сидели, холодильник доверху жратвой забит, шкаф шмотками – причем простые инженеры, а тем более слесаря! Одни говорят, что в Союзе нельзя было заработать, никакого роста, везде дураки, другие – что работа на каждом предприятии была, и подкалымить всегда можно, и начальство нормальное, и коллектив хороший. Одни говорят, что десятилетиями на квартиру стоять надо, другие – что завод сразу дал. Один говорит, что реформа уничтожила прекрасные производства, разработки, другой – что нечего было уничтожать, а был только бардак и пьяные слесаря… В общем, насчитал я, что Союзов у нас было примерно пять, и все разные. И все мы в нем параллельно жили и не только не соприкасались, но и даже смежных Союзов не замечали. Так, может, это еще один?

Машина остановилась. Послышался лязг и скрип открываемых металлических ворот. Водитель вновь дал газу, немного проехал и остановился.

– Ну все. – Ковальчук открыл дверцу. – Приехали.